Онтологические параметры права: пространство, время и каузальность в праве.

Рассмотренные определения сущности и понятия права в его различении и совпадении с законом позволяют охарактеризовать право под углом зрения онтологии (учения о бытии), гносеологии (учения о познании) и аксиологии (учения о ценностях).

В контексте развиваемого нами юридического правопонимания в общем виде можно сказать, что учение (концепция) о праве в его различении с законом это и есть онтология права.

Бытие права (его объективная природа и собственная сущность) представлено в принципе формального равенства, включает в себя и выражает всю совокупность внутренне взаимосвязанных и предполагающих друг друга объективных свойств и сущностных характеристик права как всеобщей и необходимой формы равенства, свободы и справедливости в общественной жизни людей.

Право исторично. Этот историзм относится как к бытию права, так и формам его проявлений. Право опосредовано социально-историческим опытом, и в этом смысле оно апостериорно, а не априорно.

Поэтому природу права (социально-исторический смысл и содержание бытия права, его сущности и существования) не следует смешивать ни с правом природы (с природной данностью права), ни с природой разума (с априорной данностью права из чистого разума), хотя и разум, и природа играют существенную роль в историческом процессе генезиса и развития права.

Конечно, по аналогии с аристотелевским положением о том, что "человек, по природе своей, — существо политическое" (Аристотель. Политика. I, 1, 9, 1253а 16), можно сказать, что человек, по природе своей, — существо правовое. Но подобные суждения вовсе не означают априорности, природной данности, прирожденности человеку политической или правовой сущности, политических или правовых свойств и качеств.

Если бы человек, как считал Руссо, рождался уже свободным[23] (и уже от природы люди были бы свободными и равными), то он нигде не был бы в оковах, и со свободой, равенством, правом, справедливостью у человечества вообще не было бы никаких проблем.

В том-то и дело, что вектор движения прямо противоположный: человек и человечество развиваются к свободе, праву, равенству, справедливости из ситуации их отсутствия. И речь должна идти лишь о том, что человек (и целые народы) по своей природе (интеллектуальной и волевой), в отличие от других живых существ, может, потенциально способен путем своего совершенствования и развития прийти к политическим и правовым формам организации социальной жизни.

Такого завершения генезиса человеческой природы, отмечал для своего времени (IV в. до и. э.) Аристотель, достигли лишь греки; другие же народы (варвары) как люди с неразвитой (нравственно и умственно) природой живут в дополитических и доправовых условиях деспотизма и рабства. Поэтому, согласно Аристотелю, "варвар и раб, по природе своей, — понятия тождественные" (Аристотель. Политика, I, 1, 5, 1252b 17).

И спустя два с половиной тысячелетия приходится констатировать, что многие люди и образуемые ими народы еще так и не завершили, говоря словами Аристотеля, генезис своей политической и правовой природы, не достигли высот того политического и правового общения, которое на современном языке называется правовым государством, господством права, правами и свободами человека и гражданина. И из прошлого и современного опыта нашей страны мы хорошо знаем о тех трудностях и огромных усилиях, которые требуются даже для минимального продвижения вперед на пути от рабства, деспотизма и тоталитаризма к свободе, праву и справедливости.

Генезис права как социально-исторический процессов частности, означает, что становление сущности права и возникновение правовых явлений и отношений происходят одновременно и в рамках одного процесса. Дело, следовательно, обстоит не так, что сперва откуда-то (от природы или свыше) дана некая готовая сущность права (принцип права, идея права, умопостигаемое бытие права) и лишь из нее затем появляются эмпирические правовые явления, правовая реальность. Такова, например, логика соотношения чистых идей (истинного бытия) и эмпирической реальности как их отражения в философии Платона. Как ни парадоксально, но примерно по такой же схеме изображают легисты связь между законом и жизнью.

Но неверно представлять себе дело и так, будто сперва какое-то время существовала правовая жизнь и функционировали правовые отношения между свободными субъектами и лишь затем появились сущность, принцип, бытие права. Такой подход, внешне кажущийся весьма реалистичным, при ближайшем рассмотрении оказывается внутренне противоречивым: он отрывает существование права от сущности права и в то же время некое неопределенное существование (без правовой сущности) характеризует как правовое. Что же в таком случае дает основание вообще говорить о правовом характере соответствующих эмпирических феноменов, лишенных правовой сущности, правового качества? Этот напрашивающийся здесь вопрос остается без ответа.

Между тем ясно, что, если мы применительно к праву говорим о сущности и существовании, это значит, что сущность права проявляется в формах его существования, а в последних присутствует правовая сущность.

Предполагая бытие онтологически многоуровневым, но единым, следует задуматься и о связях разных онтологических уровней, о механизмах «схождения» сверху вниз, от бестелесности к полной телесности, об онтологическом «утяжелении», о процессах воплощаемости, ведь именно с обретением субстрата связаны процессы реализации виртуального. Это тоже непростая проблема, но она может быть решена с помощью пространственно-временных представлений, и мы покажем это. Несомненно одно: существование виртуальностей ломает классическую онтологическую схему, связывает полюс идеального с полюсом материального онтологической осью, на которой расположены всевозможные виртуальные объекты с различными степенями телесности; дополняет онтологическую двойственность материального и идеального до единого в своей онтологической множественности мира. Субстратность и ее отсутствие утрачивают абсолютность, дихотомия материального и идеального снимается, бытие предстает полионтичным.

Обратимся теперь к постнеклассическим представлениям о пространстве и времени. Пространство и время эпистемически неисчерпаемы, а за последние полвека естествознание узнало так много нового о них, что нам придется остановиться лишь на результатах, радикально меняющих традиционные взгляды и необходимых для нашего построения. Теория относительности доказала единство пространства и времени, однако они настолько сильно различаются в своей онтологии, так по-разному сложны, что мы вынуждены, постоянно помня об их необходимой связи, разделять их в своем анализе хотя бы в первом приближении. Для начала следует констатировать: являясь важнейшими природными феноменами, фундаментальными онтологическими и физическими категориями, пространство и время все еще недостаточно определены. Так, в теоретической физике сегодня существуют многочисленные концепции пространства и времени, по-разному описывающие их генезис и существенные свойства. Достаточно сказать обо всем известной теории Большого взрыва, описывающей появление мирового пространства-времени как оригинального физического объекта, и гораздо менее известной теории Большого отскока, объясняющей нынешние свойства пространства-времени результатом метаморфозы вселенской топологии [Bojowald 2007]. Существует множество теорий, в том числе сотни различных модификаций теории струн, приписывающие пространству разные характеристики [Smolin 2006$ Грин 2007]. Еще меньшая ясность представлений наблюдается в случае времени. Можно с уверенностью говорить лишь о том, что с точки зрения современной науки пространство и время являются гораздо более сложными физическими объектами, чем это казалось еще совсем недавно.

Мы полагаем, однако, что навести хотя бы некоторый онтологический порядок в современных представлениях о пространстве и времени возможно с помощью постнеклассических концептов «виртуальность» и «фрактальность». О виртуальности мы достаточно сказали выше, коротко остановимся на фрактальности. Идея фрактальности, появившаяся в математике еще в конце ХIХ в., стала той революционной идеей, которая существенно изменила представления о пространственных и временных порядках и сегодня повсеместно применяется при описании сложнейших пространственных и временных объектов [Мандельброт 2002$ Федер 1991$ Эри 1990]. Напомним, что фракталом называется множество, обладающее самоподобием и дробной размерностью. Самоподобие фракталов предполагает существование масштабной инвариантности, наличие самоповторяющейся структуры: часть любого математического фрактала в точности равна целому, умноженному на некоторый коэффициент, однако существуют и многочисленные физические фракталы, самоподобие которых лишь приблизительно. Дробная размерность означает, что фрактал никогда полностью не заполняет того пространства, в котором помещается, и изобилует бесчисленными сингулярностями: он дырчатый, кружевной, извилистый, ломаный, пористый; произрастает изломами, изгибами, выпуклостями, пустотами, дырками и пр. Известно также, что фракталам свойственны особенности динамики, специфические законы роста и выделенные направления развития [Федер 1991; Шабетник 2000]. Это означает, что существуют и временные фракталы, фрактальная сеть событий во времени. Фрактальность приводит к необходимости переосмысления метрических и топологических характеристик для протяженных объектов и временных – для длящихся, поскольку для фракталов теряют смысл классические протяженность, площадь, объем и длительность. Последнее чрезвычайно важно: фракталы нельзя сравнивать традиционными методами, для них невозможно установление классических пространственных и временных взаимопорядков. Не менее важным является и то, что фрактальность относительна: классический гладкий объект может оказаться фрактальным при увеличении разрешения – фрактальность универсальна и практически все может оказаться фрактальным, если выбран подходящий масштаб. Онтологическая интерпретация позволяет отождествить фрактальность с предельной сложностью пространственной и (или) временной формы [Афанасьева 2002], а фрактал описать как синергию дискретного и непрерывного, части и целого, единого и множественного, как множество в единстве.

Следует признать, что существуют пространства с разными онтологическими свойствами. Во-первых, физическое (мировое), реально наблюдаемое пространство, единственное, согласно доминирующим на сегодняшний день в физике представлениям. Во-вторых, множество пространств, связанных с человеческой деятельностью. В это множество входят многочисленные пространства-эпистемы (например, математические или физические фазовые пространства); разнообразные IT-пространства (интернет, ТВ); социальные, экономические, политические, культурные пространства; личные, психологические, экзистенциальные и пр. Все они обычно интерпретируются в гуманитарном знании как особенные, отличающиеся своими качествами не только от физического, но и от всех прочих нефизических пространств.