Категория героического в древнегреческой эстетике. Проблема вины в трагедии Софокла «Эдип-царь». Или: Соотношение государственной власти и нравственного закона в трагедии Софокла «Антигона».

Проблема ответственности человека и правителя в трагедии Софокла «Эдип-царь». Аристотель о трагедии «Эдип-царь»

 

Аристотель: вестник, пришедший с целью обрадовать Эдипа и избавить его перед матерью, произвел противоположное действие. Узнавание здесь соединено с перипетиями, и в этом плюс. Фабула составлена так, что читающий о происходящих событиях, и не видя их, трепещет и чувствует сострадание от того, что совершается. В событиях не должно быть ничего нелогичного, или, по крайней мере, оно должно быть вне трагедии, как в «Эдипе» Софокла. Узнавание, вытекающее из самих событий – зрители поражены правдоподобностью.

 

Изображая величие человека, богатство его умственных и нравственных сил, Софокл вместе с тем рисует его бессилие, ограниченность человеческих возможностей. С наибольшей яркостью эта проблема разработана в трагедии "Царь Эдип", которая во все времена признавалась, наряду с "Антигоной", шедевром драматургического мастерства Софокла. Миф об Эдипе (стр. 70) в свое время уже послужил материалом для фиванокой трилогии Эсхила (стр. 119), построенной на "родовом проклятии". Софокл, по своему обыкновению, отказался от идеи наследственной вины; его интерес сосредоточен на личной судьбе Эдипа.

 

В той редакции, которую миф получил у Софокла, фиванский царь Лай, устрашенный предсказанием, сулившим ему смерть от руки "сына, приказал проколоть ноги новорожденному сыну и бросить его

 

на горе Кифероне. Мальчика усыновил коринфский царь Полиб и назвал Эдипом.[1] О своем происхождении Эдип ничего не знал, но, когда один коринфянин в пьяном виде назвал его мнимым сыном Полиба, он обратился за разъяснением к дельфийскому оракулу. Оракул не дал прямого ответа, но сообщил, что Эдипу суждено убить отца и жениться на матери. Для того чтобы не иметь возможности совершить эти преступления, Эдип решил не возвращаться в Коринф и направился в Фивы. По дороге у него вышла ссора с повстречавшимся ему неизвестным стариком, которого он и убил; старик этот был Лай. Затем Эдип освободил Фивы от притеснявшего их крылатого чудовища Сфинкса и в награду получил от граждан фиванский престол, свободный после смерти Лая, женился на вдове Лая Иокасте, т. е. на собственной матери, имел от нее детей и в течение многих лет спокойно правил Фивами. Таким образом, у Софокла те меры, которые Эдип принимает для того, чтобы избежать предсказанной ему судьбы, в действительности приводят лишь к осуществлению этой судьбы. Это противоречие между субъективным замыслом человеческих слов и действований и их объективным смыслом пронизывает всю трагедию Софокла. Ее непосредственной темой служат не преступления героя, а его последующее саморазоблачение. Художественное действие трагедии в значительной мере основано на том, что истина, лишь постепенно раскрывающаяся перед самим Эдипом, уже заранее известна греческому зрителю, знакомому с мифом.

 

Трагедия открывается торжественной процессией. Фиванские юноши и старцы молят Эдипа, прославленного победой над Сфинксом, вторично спасти город, избавить его от свирепствующей моровой язвы. Мудрый царь, оказывается, уже сам послал своего шурина Креонта в Дельфы с вопросом к оракулу, и возвращающийся Креонт передает ответ: причиной язвы является "скверна", пребывание в Фивах убийцы Лая. Убийца этот никому неизвестен; из свиты Лая остался в живых только один человек, который в свое время возвестил гражданам, что царь и прочие его слуги были убиты отрядом разбойников. Эдип энергично берется за розыски неведомого убийцы и предает его торжественному проклятию.

 

Расследование, предпринятое Эдипом, сперва идет по ложному пути, и на этот ложный путь его направляет открыто высказанная истина. Эдип обращается к прорицателю Тиресию с просьбой открыть убийцу; Тиресий сперва хочет пощадить царя, но, раздраженный упреками и подозрениями

Эдипа, гневно бросает ему обвинение: "убийца - ты". Эдип, разумеется, приходит в негодование; он полагает, что Креонт задумал с помощью Тиресия стать царем Фив и добыл подложный оракул. Креонт спокойно отводит обвинение, но вера в прорицателя подорвана.

 

Иокаста пытается подорвать веру и в самые оракулы. С целью успокоить Эдипа она рассказывает о несбывшемся, по ее мнению, оракуле, данном Лаю, но именно этот рассказ вселяет тревогу в Эдипа. Вся обстановка смерти Лая напоминает его былое приключение на пути из Дельфов; не сходится только одно: Лай, по словам очевидца, был убит не одним человеком, а целой группой. Эдип посылает за этим свидетелем.

 

Сцена с Иокастой знаменует перелом в (развитии действия. Однако катастрофе Софокл обычно предпосылает еще некоторую задержку ("ретардацию"), на мгновение сулящую более благополучный исход. Вестник из Коринфа сообщает о смерти царя Полиба; коринфяне приглашают Эдипа стать его преемником. Эдип торжествует: предсказание об отцеубийстве не исполнилось. Тем не менее его смущает вторая половина оракула, грозящая женитьбой на матери. Вестник, желая рассеять его опасения, открывает Эдипу, что он не сын Полиба и его жены; вестник много лет тому назад получил на Кифероне от одного из лаевых пастухов и передал Полибу младенца с проколотыми ногами - это и был Эдип. Перед Эдипом встает вопрос, чей же он сын в действительности. Иокаста, для которой все стало ясным, с горестным восклицанием покидает сцену.

 

Эдип продолжает свое расследование. Свидетель убийства Лая оказывается тем самым пастухом, который некогда отдал коринфянину младенца Эдипа, сжалившись над новорожденным. Выясняется также, что сообщение об отряде разбойников, напавшем на Лая, было ложным. Эдип узнает, что он сын Лая, убийца отца и муж матери. В песне, полной глубокого участия к былому избавителю Фив, хор подводит итог судьбе Эдипа, размышляя о непрочности человеческого счастья и о суде всевидящего времени.

 

В заключительной части трагедии, после сообщения вестника о самоубийстве Иокасты и самоослеплении Эдипа, еще раз появляется Эдип, проклинает свою злосчастную жизнь, требует для себя изгнания, прощается с дочерьми. Однако Креонт, в руки которого временно переходит власть, задерживает Эдипа, ожидая указаний оракула. Дальнейшая судьба Эдипа остается для зрителя не ясной. По ходу трагедии было бы последовательнее, если бы Эдип немедленно удалился в изгнание, но Софокл, вероятно, не хотел разойтись с мифологической традицией, согласно которой Эдип после своего ослепления оставался в Фивах.

 

О времени постановки "Царя Эдипа" точных сведений нет. Существует, однако, предположение, что описание моровой язвы в начале трагедии навеяно страшной эпидемией, которая имела место в Афинах в первые годы Пелопоннесской войны: в изображении катастрофы, постигшей Эдипа, усматривают намек на совершившееся в эти же годы падение Перикла. Если это верно, трагедию можно датировать примерно 429 - 425 гг.

 

Ни одно произведение античной драматургии не оставило столь значительных следов в истории европейской драмы, как "Царь Эдип". "Неогуманизм" XVIII - XIX вв. видел в нем образцовую античную трагедию и противополагал ее, как "трагедию рока", шекспировской "трагедии характеров". В связи с этим создалось распространенное представление, будто античная трагедия вообще является "трагедией рока". Это - большое преувеличение: в аттической трагедии проблема "рока" разрабатывается сравнительно редко. Но и в самом "Царе Эдипе", где эта проблема безусловно затронута, она отнюдь не выдвинута на первый план. Софокл подчеркивает не столько неотвратимость рока, сколько изменчивость счастья и недостаточность человеческой мудрости.

 

Горе, смертные роды, вам!

 

Сколь ничтожно в глазах моих

 

Вашей жизни величье!

 

поет хор. А сознательные действия людей, совершаемые с определенной целью, приводят в "Царе Эдиле" к результатам, диаметрально противоположным намерению действовавшего. Ограниченности человеческого знания противостоит у Софокла божественное

всеведение. Прославление дельфийского оракула, проходящее через всю трагедию, обращено против растущего свободомыслия. Об этой тенденции прямо свидетельствует второй стасим хора: хор скорбит о гибели древнего благочестия и о падении веры в оракулы.

 

То, как поступил Эдип – позиция образцового человека. Он вел себя, как мог, но никто не может бороться против рока.

 

Соотношение государственной власти и нравственного закона в трагедии «Антигона».

 

Ок. 422 г. Сюжет «Антигоны» относится к фиванскому циклу и является продолжением сказания о войне «Семерых против Фив» и о поединке Этеокла и Полиника. После гибели обоих братьев новый правитель Креонт похоронил Этеокла с почестями, а тело Полиника, пошедшего войной на Фивы, запретил предавать земле, угрожая ослушнику смертью. Антигона, сестра погибших, нарушила запрет и похоронила брата. Софокл разрабатывает этот конфликт с точки зрения конфликта между человеческими законами и «неписанными законами» морали и религии. Вопрос по тем временам был актуальным: защитники полисных традиций считали божественные законы установленными и неизменными, в отличие от человеческих законов. И консервативная афинская демократия требовала признания нравственного закона.

 

Драмы Софокла обычно строятся таким образом, что герой уже в первых сценах выступает с твердым решением, с планом д-я, который определяет весь дальнейший ход пьесы. Этой экспозиционной цели служат прологи (спор Антигоны с Исменой – противопоставление 2-х хар-ров). Антигона уверенно защищает правоту своего поступка, ссылаясь на кровный долг и нерушимость божественных законов. Активный героизм Антигоны оттеснен пассивным героизмом Исмены. Моральное сочувствие фиванского народа на стороне Антигоны, на что указывает Гемон – сын Креонта. Антигона исполняет похоронное причетание сама себе, но остается уверена, что поступила правильно. Это – высшая точка в развитии трагедии. Все, кроме Креонта, погибают – Антигона повесилась, Гемон пронзает себя, Эвридика самоубивается. Хор: боги не оставляют нечестия неотмщенными.

 

Божественная справедливость торжествует. Герои «Антигоны» - люди с ярко выраженной индивидуальностью, которая проявляется в поведении героев по отношению к основному конфликту полисной этики. Хор заканчивает предостережением: сила разума влечет человека как к добру, так и к злу, поэтому следует придерживаться традиционной этики. Эта песня хора, характерная для всего мировоззрения Софокла, представляет собой авторский комментарий к трагедии, разъясняя позицию поэта в вопросе о столкновении «божеского» и человеческого закона.

 

Существует мнение, что С показывает ошибочность позиции обоих противников, что каждый из них защищает правое дело, но «односторонне» - Креонт неправ, издавая в интересах гос-ва закон, противоречащий «неписаному», а Антигона не права, самовольно нарушая гос. Закнон. Гибель Антигоны и одиночество Креонта – следствие их подностороннего поведения; (Гегель). Согласно другому толкованию, Софокл целиком на стороне Антигоны – это более соответствует его мировоззренческим позициям.

 

Пытается восстановить форму полисного устройства, аппелирует к сознанию сограждан. Свою волю Креонт, достигший царской власти, возводит в ранг божественной. Антигоной, хрупким стебельном, но дочерью своего отца, руководит любовь к брату, любовь. Креонт же воспринимает ее д-я как посягательство на свою власть. Спор о гуманности, о праве личности. Нет богов, д-ют только люди, но боги доют свою резолюцию устами Тиресия. Гемон и Антигона – Ромео и Джульетта. Но нет безысходности, ибо есть бунт Антигоны, прекрасного, любящего существа.