Эмоции и физиогномическое восприятие

Нам осталось рассмотреть еще один вид восприятия человека. Люди для нас не только некие типичные представители общества, но также и конкретные индивиды, наделенные меняющимися чувствами и эмоциями. Они приближаются к нам с дружественными или враждебными намерениями, выглядят то испуган­ными, то бодрыми, то сердитыми. Как отмечалось в одной из предыдущих глав, такие физиогномические признаки воспринимаются гораздо легче, чем соответствующие им физические движения. Я в буквальном смысле слова вижу, как вы себя чувствуете.

Для объяснения такого рода восприятия был предложен целый ряд гипотез, ни одна из которых, однако, не является достаточно удовлетворительной. Видим ли мы сначала движения, жесты и са­ми выражения и только затем догадываемся об их значении на основе прошлых случаев, когда мы наблюдали нечто аналогичное? Конечно, нет. Этот процесс слишком быстр и автоматичен, появляется в столь раннем детстве и слишком независим от мышления и способности к дедукции. Вызывает ли у нас вид эмоционально возбужденного человека в силу некой таинственной эмпатии идентичные чувства – чувства, которые мы простодушно приписываем воспринимаемому лицу? Такое представление порождает больше проблем, нежели разрешает их. Прежде всего отсутствует какая-либо теория восприятия, способная объяснить, каким образом мы получаем необходимую информацию; кроме того, такую теорию следовало бы дополнить указанием на механизмы, позволяющие нам распознавать наши собственные внутренние переживания, и объяснением того, почему мы приписываем их другим. Кроме того, это представление в принципе ложно: мы, несомненно, способны воспринимать враждебность другого человека, не испытывая при этом сами враждебности, равно как и воспринимать страсть другого, оставаясь при этом совершенно бесстрастными. Теория эмпатии имеет ту же логическую форму, что и моторная теория

 

восприятия речи, и страдает теми же основными недостатками.

Простейшим подходом к решению этой проблемы является предположение о том, что физиогномическое восприятие не отличается от других видов восприятия. Для него также необходимо наличие подготавливающей схемы, готовой вос­принять информацию и задать направление дальнейшему обследованию, в процессе которого осуществится сбор новой инфор­мации. Как и при обычном восприятии, эта информация специфицирует нечто действительно существующее. В данном случае этим «нечто» является эмоция или чувство другого человека. Почему эти состояния ока­зываются доступными для восприятия? Я думаю потому, что они сами – по крайней мере отчасти – представляют собой предвосхищения. Гнев – это внутренний аспект предвосхищенной агрессии в том же самом смысле, в котором образ является внутренним аспектом перцептивной схемы. В некотором смысле гнев есть интенция. Его можно отделить от обстоятельств, при которых действительно будет иметь место агрессия, точно так же как образ можно выделить из перцептивного цикла. В обоих случаях, однако, такое выделение требует достаточно высокого уровня когни­тивной зрелости.

За этим объяснением стоит нечто большее, чем просто гипотеза ¹ относительно природы эмоций. Оно требует еще двух допущений. Во-первых, люди действи­тельно должны предоставлять некоторую информацию, чтобы сигнализировать о своих намерениях; во-вторых, воспринимающий должен обладать схемами для сбора этой информации. Оба эти предположения не являются сколько-нибудь радикальными. Этологи обнаружили предвосхищающее сигнальное поведение и соответству­ющие способы реагирования на него на всех уровнях

 

______________

¹ Эта гипотеза не слишком оригинальна. Отметим, однако, что она существенно отличается от теории эмоций Джемса — Ланге. У нас возникает чувство страха не потому, что мы убежали, как предполагается в этой теории; действительно, бегство может ослабить страх точно так же, как реальная агрессия ослабляет или полностью снимает чувство гнева (по крайней мере на время). Эмоции, о которых я говорю здесь (и которыми, само собой разумеется, далеко не исчерпывается возможный диапазон чувств человека), связаны скорее с предвосхищением поведения, чем с его реализацией.

_____________ 200

 

животного мира. Рыбы демонстрируют свою готовность к спариванию или драке, изменяя окраску, позу или свои движения; другие рыбы, принадлежащие к этому же виду, реагируют соответствующим образом. Млекопитающие также принимают одни стандартизированные позы, когда они готовятся к борьбе, и другие, когда они намерены подчиниться. Эти позы служат их собратьям указанием на то, что они собираются делать, и должным образом учитываются. Поведенческие сигналы и ответы на них не являются столь высоко стереотипизированными, как иногда утверждается, однако нет никакого сомнения в их важности.

Я утверждаю, таким образом, что все мы располагаем схемами для физиогномического восприятия. Такие схемы не могут возникнуть из ничего, и трудно представить себе, как они могли бы сформироваться вне социального опыта. Вполне вероятно, что они даны нам от рождения. Подобно другим животным, мы рождаемся в какой-то мере готовыми к сбору экспрессивных сигналов, поступающих от других представителей нашего биологического вида. Младенцы от рождения готовы к восприятию улыбающегося или нахмуренного лица, ласковой интонации или отрывистых модуляций в качестве указаний на то, что сделают в ближайший момент значимые другие ¹. Разумеется, это не означает, что наша эмоциональная жизнь сводится к автоматическим ответам на запускающие их стимулы или что успехи генетики сделают скоро ненужной психологию ². Схемы, относящиеся к действиям и к физиогномическому восприятию, подвержены такому

 

_____________

¹ Некоторые виды патологии, в особенности детский аутизм, можно объяснить врожденной неадекватностью таких схем.

² Чрезмерные притязания некоторых биологов— например Вилсона (1975), к сожалению, крайне запутали этот вопрос. Тот факт, что когнитивные структуры человека имеют генетическую основу, не делает поведение предсказуемым, невозможно также вывести из него какие-либо окончательные моральные нормы. Поведение, подобно восприятию,— это непрерывное взаимодействие с социальной и природной средой. Понять его можно, только принимая во внимание эту среду, исторически формирующиеся свойства которой выходят за пределы как социобиологии, так и науки о поведении. Ни биология, ни какая-либо другая наука не снимет с нас ответственности за принимаемые нами решения.

_____________ 201

 

же значительному развитию, как и другие ког­нитивные структуры; действительно, они очень зависят от социального опыта. Чувства столь же предсказуемы, как образы или действия.

Мне кажется, что развитие физиогномического вос­приятия должно быть более идиосинкразическим и ин­дивидуальным, чем восприятие предметов или собы­тий. Резкая интонация отца мо­жет сигнализировать одно намерение в семье А и совсем другое в семье Б. Наш опыт общения с разными лицами различается гораздо больше, чем опыт взаимодействия с неоду­шевленными вещами. В результате наблюдаются зна­чительные различия в физиогномическом восприятии: два человека, наблюдавшие одного и того же третьего человека, могут резко расходиться в оценке того, что этот человек чувствовал или имел в виду.

Самопознание и общение

Мы воспринимаем не только других людей, но также и самих себя. Что касается наших физических свойств и движений, то это не порождает каких-либо особых теоретических проблем. Как отмечалось в главе 6, каж­дый движущийся организм имеет доступ к огромной массе информации, позволяющей ему специфицировать свое положение и движение. Одного только потока оптической информации в поле зрения достаточно для определения того, как он движется в среде, при этом в поле зрения наблюдателя почти постоянно присутствует та или иная часть его тела. Ни один объект невозможно спутать с самим собой, и никакое другое событие не содержит в себе такую же информацию, как событие, источником которого являешь­ся ты сам. Некоторые психологи говорили о том, что младенцы допускают ошибки в этом отношении и, например, не способны отличить мать от самого себя. Я уверен, что эта гипотеза неверна – различие слишком очевидно.

Хотя физическое «я» с самого начала доступно восприятию, для личного «я» этой возможности не существует. Младенец может увидеть, где он находится (по отношению к близлежащим объектам), но лишен возможности видеть, кто он такой или что он такое.

 

Когда он движется, он может видеть, куда он перемещается, но не может видеть, что он намеревается сделать. Если гипотеза о врожденном характере физиогномических схем верна, то ребенок, вероятно, воспринимает своих родителей, братьев и сестер как людей, имеющих определенные намерения и чувства, за­долго до того, как поймет, что и он такой же, как они. Их лица видны ему, а свое собственное лицо – нет. Он пока еще способен представить свои собственные действия только в самом непосредственном будущем; способность выделять образы из их контекста фор­мируется довольно медленно. Кто же он?

Вполне вероятно, что приобретение знаний о самом себе требует длительного времени. Как утверждали многие психологи, самопознание, вероятно, зависит от познания других; для самовосприятия необходимы схемы, впервые формирующиеся в физиогномическом восприятии. Ребенок в конце концов научается предвосхищать свои собственные действия и думать о себе как о конкретной личности, но только на основе общественно формирующихся представлений о том, чем может быть человек. По мере того как в непрерывном движении циклов предвосхищений и подтверждений определяются для него условия собственного существования, он буквально растет в собственных глазах.

Ему предстоит многое узнать. Он должен найти свой путь как в мире людей, так и в географическом мире: научиться предвосхищать последствия как социального, так и перцептивного исследования. Эти два типа исследования имеют много общего. Географическая среда открывает исследующему глазу огромное богатство текстурной информации, и благодаря разворачивающейся во времени перцептивной активности наблюдатель оказывается в достаточной степени подготовленным к ее восприятию. Успешное передвижение этой среде требует сбора информации и в то же время дает индивиду значительно больше информации по сравнению с тем, что он по­лучил бы, оставаясь на месте. В частности, оно специфицирует его собственные движения и его свойства, так же как свойства его мира. В ходе овладения этим навыком человек приобретает сложную

 

и гибкую когнитивную структуру, пригодную для употребления во многих других целях.

Социальная среда в известном смысле еще богаче. Она представляет собой разработку возможностей, предоставляемых физическим миром, созданных на протяжении культурной истории и постигаемых человеком через историю его собственной семьи и социальной группы, к которой он принадлежит. Многое об этом можно узнать, оставаясь относительно пассивным наблюдателем, однако гораздо больше можно открыть благодаря действию. И социальное действие, подобно простой локомоции, информирует нас как о нас самих, так и о том мире, применительно к которому это действие осуществляется. Оно тоже создает когнитивные структуры, пригодные для широкого использования в других целях.

Многое из того, что нам следует знать об обществе, о других людях и о самих себе, можно получить только из вторых рук. Будучи социальными существами, мы во многом зависим от чужой устной (или письменной) информации, относящейся ко всему, что невозможно наблюдать непосредственно, например отдаленным событиям, устойчивым личностным склон­ностям или гипотетическим когнитивным структурам. Такая информация адекватна для многих целей, но она никогда не бывает полной, как бы умело или эффективно ни была организована ее передача. Общение людей от­крывает ни с чем не сравнимые возможности для понимания, но также и для ошибок, непонимания и обмана. Наша зависимость от него означает, что наше понимание друг друга и самих себя – или даже таких пред­метов, как когнитивная психология, – никогда не бывает полным, а часто просто ошибочно. В то же время перцептивные циклы имеют тенденцию к автокоррекции, кроме того, вокруг всегда имеется значительно больше информации по сравнению с тем, что уже было использовано. Результат каждого единичного столкновения акта познания и реальности предсказать невозможно, однако в конечном счете такие столкновения обязательно должны приблизить нас к истине.