Различные аспекты значения битвы под Брунете

 

Анализируя бесчисленные суж­дения историков и военных спе­циалистов о конечном результа­те сражения под Брунете, можно выделить две точки зрения.

Одни считают, что сражение под Брунете было не чем иным, как от­влекающим маневром, задуман­ным правительством Негрина, что­бы отсрочить окончательное завое­вание франкистскими войсками се­верных районов страны после потери республиканцами Страны Басков.

По мнению других, сражение под Брунете, напротив, было пер­вой крупной попыткой (в конеч­ном счете неудачной) изменить ход войны, сосредоточив значительные силы на центральном театре во­енных действий, с тем чтобы, с одной стороны, полностью отвести угрозу от Мадрида, находившегося в полукольце блокады с севера, за­пада и юга, а с другой — устроить гигантскую ловушку и уничтожить там франкистские части, обеспечи­вавшие этот фронт. И наконец, оно должно было показать, что Мад­рид восемь месяцев спустя после того, как он находился на грани ка­тастрофы, ныне, став символом ан­тифашизма, противостоящим аг­рессии держав «оси», способен бросить вызов Франко и его союз­никам.

Будучи очевидцем зарождения плана операции и его осуществле­ния, я убежден, что наступление под Брунете, хотя и не оправдало возлагавшихся на него надежд, бы­ло не отвлекающим маневром, а действительно первой серьезной попыткой республиканцев вырвать из рук Франко стратегическую ини­циативу на театре военных дей­ствий, избранном ими самими.

Доказательство этому, если не считать моих воспоминаний, дал

53

нам генерал Рохо, который, раз­мышляя об этих событиях после окончания войны в Испании, писал в своей книге «Героическая Испа­ния», что операция «имела своей целью в кратчайшие сроки покон­чить с мятежом».

Далее следовало самокритичное замечание:

«Без сомнения, такая цель была слишком дерзкой для наших войск, для которых это было первое на­ступление».

Фактически наступление под Брунете было задумано не только как «операция, имевшая своей целью покончить с мятежом», но и как ответ на очень серьезную си­туацию, сложившуюся по вине Лондонского комитета, который с 19 апреля 1937 года установил бло­каду франко-испанской границы (на дорогах и перевалах), тем самым лишив республиканский лагерь возможностей политики «гиб­кого» невмешательства, благодаря которой вплоть до февраля воен­ная техника из СССР и других стран транзитом провозилась че­рез территорию Франции в плом­бированных вагонах, следовавших в Каталонию (благодаря совмест­ным усилиям министров-социалис­тов, таких, как Венсан Ориоль, и левых радикалов, таких, как Пьер Кот).

В качестве такового этот ответ, чтобы иметь какой-то вес, не мог быть полумерой.

Битва под Брунете должна была дать понять всему миру что, несмо­тря на новые дискриминационные меры, предпринятые Лондонским комитетом, республика не сдалась. И что безоговорочная поддержка Франко державами «оси» им доро­го обойдется, даже если они уве­рены в победе мятежников.

Уже достаточно только осознать этот двойной политический аспект битвы под Брунете, затушевы­ваемый или намеренно игнори­руемый многими авторами, чтобы отказаться от мысли, что респуб­ликанское наступление в июле 1937 года было не более чем отвле­кающим маневром.

И если в конечном итоге это на­ступление стало лишь контруда­ром в битве за Страну Басков, то только потому, что, несмотря на первоначальный успех и неви­данный доселе размах операций на земле и в воздухе, ему не удалось полностью осуществить свои стра­тегические задачи.

Но как бы там ни было, чем дальше уходят в прошлое описы­ваемые события, тем очевиднее становится, что июльское насту­пление республиканцев стало первым важным поворотом в вой­не в Испании после победоносной битвы за Мадрид осенью 1936 и зи­мой 1937 года.

Поворотом, выявившим все до­стоинства и изъяны республикан­ского лагеря, которые нельзя пере­числить, не рассмотрев, хотя бы вкратце, как разворачивалась бит­ва в течение всех трех недель.

Сразу же следует отметить, что подготовка и проведение операции осуществлялись в обстановке ис­ключительной секретности.

Сосредоточение войск и техники происходило по ночам, причем соблюдалась такая строгая дис­циплина, что разведывательная служба мятежников вплоть до 5 июля даже не подозревала, что На­родный фронт начинает операцию таких масштабов, вводя в действие, как мы увидим впоследствии, вну­шительные массы людей и огром­ное количество боевой техники.

Дело в том, что до сих пор мя­тежники всегда знали о наступа­тельных операциях республиканцев либо благодаря своим агентам раз­ведки, пробравшимся в республи­канские штабы, либо благодаря ти­пично испанской пагубной привыч­ке поверять некоему «надежному» другу сведения, которые необходи­мо хранить в строжайшей тайне.

Хуан Модесто, один из выдающихся полководцев Народной армии, в битве под Брунете командовал V армейским корпусом.

С другой стороны, если во всех предшествующих наступательных операциях республиканцы требова­ли подкреплений лишь по мере надобности и в спешке перебрасы­вали их с разных участков военных действий, то на сей раз они выдели­ли самостоятельные ударные силы еще до начала наступления.

Эти ударные силы — V армейский корпус — были сформированы после тщательного отбора среди войск, участвовавших в битве за Мадрид.

Военная подготовка этого корпу­са началась 15 апреля, причем театр военных действий, куда его собирались перебросить, держался в секрете. Командиром нового кор­пуса назначили Хуана Модесто Гильоте, вошедшего в историю просто под именем Модесто как яркий образец генерала, вышедше­го из простых солдат, из самой гу­щи народа, — образец, блестящие примеры которого полтора столе­тия назад явила Великая Француз­ская революция.

54

Модесто было в то время трид­цать один год. Он родился недале­ко от Кадиса, в небольшом андалусском порту Пуэрто-де-Санта-Мария, и происходил из многодет­ной семьи (восемь детей) очень скромного достатка. Окончив 5 классов начальной школы, Моде­сто пошел работать, сначала рас­сыльным, потом подручным меха­ника. С юных лет Модесто был зачарован русской революцией, эхо которой докатилось тогда до самых отдаленных уголков Анда­лусии.

Прошедший суровую школу экс­педиционных войск в Лараше (куда он был отправлен в наказание за стычку с пьяным сержантом), Мо­десто научился обращаться с авто­матическим оружием и познал же­стокую муштру в марокканских частях.

После 18 месяцев военной служ­бы Хуан Модесто возобновляет работу на одном из металлурги­ческих заводов Бадалоны.

С тех пор от забастовки к заба­стовке, он занимает все более от­ветственные посты в профсоюзном движении; он организует местное отделение МОПР, в 1930 году всту­пает в коммунистическую партию, насчитывавшую в то время самое большее тысячу членов на всю Испанию.

Классический путь революцио­нера, пройденный этим молодым рабочим-активистом, мужествен­ным и полным боевого задора, не предвещал тогда, что он станет блестящим полководцем, каким его сделала гражданская война.

Если бы не особые условия, сло­жившиеся в Испании в 1933 году, а именно натиск правых на Вторую республику, возникшую за два года до этого, и рост фашистской угрозы, Хуан Модесто так и остал­ся бы рядовым активистом испанского рабочего движения. Но судь­ба распорядилась иначе.

Модесто становится во главе АРКМ (Антифашистской рабоче-крестьянской милиции), организа­ции народной самозащиты, создан­ной КПИ для защиты партийных активистов и рабочих домов, где бойцов народной милиции обучали начаткам борьбы в городских усло­виях. На этом посту Модесто со­вершенствует знания, полученные им во время вынужденной службы в Марокко.

Он становится ведущим специа­листом коммунистической партии по военным вопросам.

Таким образом, в июльские дни 1936 года, когда вооруженные в последний момент мадридцы со­рвали государственный переворот, инспирированный генералами-за­говорщиками, ему было суждено сыграть первостепенную роль в во­оруженной борьбе, развернувшей­ся в Мадриде.

С этого момента его путь был предрешен.

Во время первых боев в районе Сьерры, к северу от Мадрида, Мо­десто командовал батальоном.

В самый тяжелый момент боев под Талавера-де-ла-Рейной (4 сен­тября 1936 года) хладнокровие, проявленное им при обороне вве­ренного ему участка, позволило из­бежать катастрофы.

Две недели спустя, 20 сентября, его назначают командиром Пятого полка, ставшего кузницей будущих кадров для Народной армии. На этом посту Модесто проявил орга­низаторский талант в обстановке, когда казалось, что хаос и развал уже приняли необратимый харак­тер.

Принадлежа к тем офицерам, ко­торые не отсиживаются по шта­бам, а предпочитают находиться в гуще боя, Модесто получил ране­ние в живот во время первых атак мятежников против столицы в но­ябре 1936 года, что вынудило его провести два месяца в госпитале.

Назначенный, едва он оправился от ранения, командиром 4-й диви­зии и одновременно избранный в Центральный комитет КПИ, он принял участие в боях при Хараме и под Гвадалахарой, где вновь про­явил блестящий воинский талант. Поэтому когда встал вопрос о пре­вращении V корпуса в дисциплини­рованное, обученное маневренно­му искусству соединение, командо­вание корпусом было доверено именно ему.

В течение трех месяцев Модесто готовил и обучал этот корпус, ко­торому наряду с XVIII армейским корпусом предстояло сыграть главную роль в сражении под Брунете.

 

План операции, соотношение сил и ход сражения под Брунете

 

Генеральный план сражения предусматривал два наступления: на главном и вспомогательном на­правлениях.

Главное наступление имело сво­ей целью овладение территорией между реками Пералес и Гвадаррама и захват Брунете — важного узла коммуникаций.

Заняв Брунете, V армейский кор­пус должен был установить новый фронт обороны на линии Кихорна-Севилья-ла-Нуэва и продол­жать продвижение в направлении Мостолес.

Одновременно с ударом V кор­пуса XVIII армейский корпус под командованием кадрового офице­ра Энрике Хурадо должен был устремиться в направлении рубежа Вильянуэва — де-ла-Каньяда — Романильос — Боадилья-дель-Монте и соединиться с войсками, нанося­щими вспомогательный удар.

На вспомогательном направле­нии должен был действовать сфор­мированный из всех резервов Мад­ридского фронта II армейский кор­пус под командованием кадрового офицера, подполковника Ромеро.

Выступив из сектора Вальекас,

55

Наступление республиканских войск под Брунете (5 июля 1937 года)

1 - Наступление на главном направлении

2 - Наступление на вспомогательном направлении

3 - Направление франкистских контратак

4 - Демаркационная линия фронта

5 - Линия максимального продвижения республиканских войск на 24 июля 6 — Рубеж, на который отошли республиканские войска к 28 июля

56

он должен был прорвать фронт противника около Вильяверде, юж­нее Мадрида, и идти в направлении Аларкона на соединение с XVIII корпусом, чтобы затем стреми­тельно двинуться на юг.

Замысел операции и ее разработ­ка принадлежали Висенте Рохо, за­нявшему после министерского кри­зиса в мае 1937 года пост начальни­ка генерального штаба Народной армии.

Новый министр обороны Индалесио Прието возложил на Рохо, которому было присвоено звание полковника, особую ответствен­ность — контроль за осуществле­нием операции.

Но рядом с ним не было совет­ского генерала Горева, с которым Рохо совершил чудо во время битвы за Мадрид.

Его новый советник Григорий Михайлович Штерн, известный в Испании под псевдонимом Григо­рович, также был генералом и принадлежал, как и Горев (спешно переброшенный в мае на Баскский фронт), к плеяде блестящих страте­гов.

Григорий Штерн и Рохо глубоко уважали и понимали друг друга с полуслова. Этим двум единомыш­ленникам предстояло контролиро­вать проведение всей операции.

В чем же она состояла?

Ее целью было создание двух фронтов.

Один, к западу от Мадрида, дол­жен был уничтожить или прину­дить к капитуляции силы против­ника, загнав их в огромную ловуш­ку, образуемую республиканскими укреплениями на западном и юж­ном периметре Мадрида и двумя флангами республиканских войск, которые должны были замкнуть свои клещи на участке от Брунете до Толедского шоссе.

Второй фронт, к югу от столицы, должен был отбить предпола­гаемые контратаки противника и посланных ему подкреплений, а затем попытаться осуществить новый бросок к югу от линии Сьемпосуэлос — Торрехон — Гриньон.

Таким образом, очевидно, что операция была задумана крупно­масштабная.

Что касается введенных в бой средств с точки зрения как людских ресурсов, так и военной техники, то, взятые в целом, они являлись подлинным скачком и в количе­ственном, и в качественном отно­шении.

Новая группа войск, поставлен­ная под командование генерала Миахи (который был в данном слу­чае скорее символом сопротивле­ния Мадрида, чем мозгом этой смелой операции), в целом включа­ла 18 бригад, сведенных в 8 диви­зий, и резерв из 8 бригад, све­денных в 3 дивизии, кроме того, авиация и зенитная артиллерия.

Все офицеры, командовавшие дивизиями и бригадами, как вы­шедшие из простых солдат, так и кадровые военные, доказали свою воинскую доблесть во время битвы за Мадрид.

Следует отметить, что если V корпусом командовал Модесто, то во главе трех входивших в него ди­визий, а именно 11-й, 46-й и 35-й, стояли такие известные личности, как Энрике Листер, Валентин Гонсалес по прозвищу Кампесино и Вальтер (псевдоним популярного польского добровольца из интер­бригад Кароля Сверчевского).

Так же обстояло дело и в XVIII корпусе, где 34-й дивизией коман­довал X. Галан (кадровый офи­цер), 10- й — Энсисо, 15-й — Гал (из командного состава интернацио­нальных бригад). Во II корпусе ди­визиями командовали: 24-й — Галло и 4-й — Буэно.

Что касается резервных частей, то во главе их стояли такие блестя­щие командиры, как Клебер (45-я дивизия) и Дюран (69-я).

Для проведения операции респу­бликанцы сосредоточили группу армий, насчитывающую в общей сложности около 35 тысяч солдат и офицеров. Цифра, которая к сере­дине июля возросла до 125 тысяч, не считая войск мадридского гарнизона и армии Центра, которые нельзя было отвлекать от выполне­ния их задач.

Что касается боевой техники, на­ходившейся в распоряжении рес­публиканцев, то об ее значитель­ности говорят две цифры.

В начале наступления войска, по­мимо стрелкового оружия и пуле­метов, располагали 164 артилле­рийскими орудиями всех калибров (не считая зенитной артиллерии) и 130 танками и бронемашинами. Без учета резерва.

Располагали они и «всей налич­ной авиацией» (по дословному вы­ражению полковника Идальго де Сиснероса, командующего респуб­ликанскими военно-воздушными силами, помощником которого был советский генерал авиации Яков Смушкевич, или Дуглас).

Это выражение («вся наличная авиация») с тех пор, скажем так, удалось расшифровать.

Переведем его в цифры.

Оно означало, что там было со­средоточено более 200 советских самолетов всех типов: истребите­лей, штурмовиков и бомбардиров­щиков — тех самых, которых ис­панцы окрестили соответствующи­ми прозвищами: «москас», «чатос» («курносые»), «ратас», «наташас» («Наташа»), «катюшкас» («Катю­ша»).

Легко можно понять, что с по­мощью такой ударной силы выс­шее военное командование, на­чиная с Висенте Рохо, могло на­деяться на изменение хода самой войны в свою пользу.

Уверенность тем более окрепла в них, что во время битвы под Гвада­лахарой (март 1937 года), не распо­лагая ни столь многочисленным вооружением, ни маневренными

57

силами, республиканцы сумели при помощи простой контратаки обра­тить в бегство четыре итальянские моторизованные дивизии.

Если это удалось под Гвадалаха­рой стихийно и безо всякой подго­товки, то (как напишет потом Висенте Рохо в своей вышеупомяну­той книге) «почему не могли бы мы покончить с мятежом в кратчай­шие сроки?».

Если таково было настроение тех, кто планировал и должен был осуществлять эту беспрецедентную операцию, то на более высоком по­литическом уровне существовали, однако, разногласия, отражающие различие темпераментов, и то, что можно было бы назвать «зарядом веры», который руководители пар­тий, входивших в правительство Негрина, вкладывали в конечный успех этого предприятия.

Но министр национальной обо­роны Индалесио Прието не разде­лял в полной мере оптимизма большинства членов правитель­ства.

В одной из бесед с президентом республики Мануэлем Асаньей, о которой тот рассказал в своем дневнике ¹, Индалесио Прието за несколько дней до начала насту­пления поведал ему свои сокро­венные мысли:

«Прието сказал мне по поводу мадридской операции, что, по его мнению, она позволит нам уви­деть, какой ход примет для нас война. Прието считает, что в слу­чае поражения, нам больше не на что надеяться. Мадридская армия не может быть переброшена на другой фронт. Это лучшее из того, что мы имеем... Вся наличная авиа­ция, так же как и основные силы ар­тиллерии, будет введена в дей­ствие. Если с такими силами мы не добьемся существенного успеха, то его уже не удасться добиться нигде. В случае же победы значение этой операции в военном отношении и еще больше в плане моральном бу­дет огромным, и мы сможем пере­вести дух».

И от себя лично Асанья добав­ляет:

«Что касается меня, то я пола­гаю, что эта операция, даже если она увенчается успехом, облегчит положение Мадрида, но, пожалуй, не повлияет на окончательный ис­ход войны в такой мере, как на это надеются».

Обратившись затем к Прието, он задал ему вопрос:

«А что нам делать, если ситуация примет неблагоприятный оборот и вы придете к убеждению, что мы не сможем выиграть войну?»

«В этом случае, — ответил При­ето, — придется проводить полити­ку, которая отвечает этому убежде­нию. Но для правительства будет трудно, даже невозможно, сказать людям, что мы проиграем войну».

Как же разворачивалось само наступление?

Не слишком вдаваясь в детали, заметим для начала, что оно нача­лось вечером 5 июля.

После полудня председатель со­вета министров Хуан Негрин в со­провождении министра националь­ной обороны Прието и лидера КПИ Долорес Ибаррури объехал на своей машине театр военных действий.

Это была не столько инспек­ционная поездка, сколько послед­нее одобрение, напутствие, послед­няя встреча с теми, кто собирался броситься в пекло боя, из которого многие наверняка не вернутся.

При этом присутствовало нес­колько журналистов.

В лесной зоне к северу от Мадри­да Негрин и Прието выступили перед войсками, устроившими им овацию.

Когда же Долорес Ибаррури, вся в черном, в свою очередь взяла слово и зазвучал ее гортан­ный, одновременно вибрирующий и хрипловатый голос, то вдруг по­казалось, будто заклинания возно­сятся от пламенеющих сосен к небу.

Я нигде не нашел следов этой ре­чи, но сами по себе слова значили мало. Слушателей заражал этот за­ряд надежды, который они излуча­ли и который доходил до сердца каждого.

Через несколько часов, когда на небе, уже усеянном звездами, еще догорала вечерняя заря, началось сражение.

10-я бригада 46-й дивизии (одной из трех, составляющих манев­ренный корпус), не возбуждая тре­воги, просочилась по оврагу за ли­нию фронта противника и двину­лась в направлении Кихорны и Вильянуэва — де-ла-Каньяды.

Через два часа, когда спустилась ночь, другая бригада 46-й дивизии повторила тот же маневр.

Еще до рассвета 6 июля 11 -я ди­визия направилась к Брунете и к утру овладела им.

План сражения предусматривал ограничиться охватом Брунете, ес­ли будет оказано хоть малейшее сопротивление, и продолжить на­ступление в направлении Вильявисьосы.

Короче говоря, вразрез с класси­ческой военной традицией V корпу­су было предписано оставлять за собой очаги сопротивления, кото­рые могли бы в известный момент нанести сокрушительный удар.

XVIII корпус, напротив, должен был двигаться на Боадилью, по­давляя попадавшиеся ему очаги сопротивления.

Эти два противоречащих друг другу типа наступательных дей­ствий затормозили выполнение об­щего плана операции.

Поскольку 3-й дивизии XVIII корпуса был запрещен охват Вилья­нуэва-де-ла-Каньяды, ей пришлось, чтобы овладеть этим пунктом, ввести в действие артиллерию и танки.

_________

¹ Azana M. Obras complétas, t. IV

58

Вильянуэва-де-ла-Каньяду уда­лось захватить лишь к вечеру 6 ию­ля, задержав на несколько часов запланированное общее наступление.

Но несмотря на эту задержку, результат первого дня битвы был впечатляющим: фронт противника был прорван на широком участке.

Еще до начала следующего дня командиры корпусов получили строгий приказ: ни в коем случае не допустить, чтобы наступление, задуманное как широкий стратеги­ческий маневр, свелось к тактиче­ским боям за опорные пункты.

С другой стороны, началось на­ступление на вспомогательном на­правлении с целью прорыва фронта неприятеля к югу от столицы.

Второй корпус, на который было возложено выполнение этой зада­чи, выступил к югу от Мадрида и к полудню 6 июля, углубившись, до­стиг Толедского шоссе.

Однако к концу дня в передовых частях республиканцев из-за опоз­дания второго эшелона войск нача­лась паника; в результате эти части отступили, сведя на нет первона­чальный успех, доставшийся столь дорогой ценой.

Это непредвиденное отступление имело пагубные последствия.

Поскольку эффект внезапности был быстро утрачен, II корпус так и не смог возобновить наступление из-за характера местности и непре­кращающегося перекрестного огня противника.

И сразу же мощь, размах и глубина наступления на вспомога­тельном направлении утратили свою эффективность.

Что же происходило в это время на главном направлении? Темп на­ступления замедлился в результате образования двух очагов вражеско­го сопротивления.

Одного — в деревне Кихорна.

Другого — в поселке Вильянуэва-дель-Пардильо.

Хотя дивизии авангарда манев­ренного корпуса форсировали Гва­дарраму и продвинулись к городам Романильос и Вильявисьоса, их ко­мандиры, обеспокоенные сопроти­влением, встреченным у Кихорны и Вильянуэва-дель-Пардильо, выде­лили часть сил для овладения эти­ми пунктами.

А это шло вразрез с полученны­ми инструкциями, предписывавши­ми, во всяком случае, V армейско­му корпусу, не задерживаться на возникающих очагах сопротивле­ния.

На четвертый день кровопро­литных боев, в которые были бро­шены все средства воздействия, на­чиная с танков и кончая кавале­рией, Кихорна пала.

В результате республиканцы по­несли большие потери, а общее на­ступление задержалось на сутки.

Вильянуэва-дель-Пардильо пала на пятый день.

И опять, решая второстепенную задачу в ущерб главной, республи­канцы потеряли 24 часа, что сказа­лось пагубным образом на даль­нейшем развитии операции.

Спешно передислоцировав вой­ска Северного фронта в район Центра, мятежники сосредоточили их на Навалагамельском направле­нии, откуда начали предпринимать мощные контратаки против право­го фланга республиканской армии.

Поддерживаемые непрерывными и массированными ударами с воз­духа, эти контратаки все учаща­лись и буквально косили ряды рес­публиканцев, прижатых к земле.

С конца шестого дня республи­канцами, если снова воспользо­ваться словами Висенте Рохо, ста­ло овладевать ощущение «превос­ходства противника и своей неспо­собности к наступлению», посколь­ку к мятежникам каждый час прибывали новые, все более многочис­ленные людские подкрепления и техника.

На седьмой день наступление ре­спубликанцев было приостановле­но.

Ситуация менялась с такой быст­ротой, что продвигаться вперед от­ныне стало рискованным и даже просто невозможным.

Рохо рассказывает:

«Отныне стало ясно, что мы ока­зались в худшем положении. Что касается авиации, это было очевид­но, ибо самолеты противника, пре­восходившие наши как в численно­сти, так и по боевым качествам, господствовали в воздухе над всей зоной боевых действий, которую они днем и ночью бомбардировали и обстреливали из пулеметов. Еще более разительным было превос­ходство в численности наземных войск. Согласно полученным нами сведениям, враг, сосредоточив на нашем правом фланге свои войска, мог (в случае если наши части у Вальдеморильо дрогнут) уничто­жить весь созданный нами новый фронт, поскольку брешь, проде­ланная во фронте мятежников, со­ставляла всего лишь двенадцать километров».

Далее Рохо добавляет: «К счастью, благодаря принятым на­ми мерам контратаки противника были отбиты. Наш фронт как по реке Пералес, так и на левом флан­ге держался стойко. Однако на цен­тральном участке, куда был на­правлен главный удар врага, на­ши части не выдержали, и после трехдневных боев, на 19-й день по­сле начала наступления, мы оставили Брунете».

В этот день, 24 июля, отме­ченный апогеем вражеских контр­атак, когда пришлось сменить на передовой несколько измотанных республиканских дивизий, итало-германская авиация действовала с такой неистовой силой, что в двух местах возникли очаги паники: один — на предмостном укреплении у реки Гвадаррама; другой — в Бру­нете.

Не дождавшись, когда прибыв­шие подкрепления займут пере­довые позиции, войска республиканцев 

59

в беспорядке отступили.

Создалась критическая ситуация. Если бы противник вовремя ее осознал, вся республиканская груп­пировка на Сьерра-де-Гвадарраме оказалась бы под угрозой.

Однако через несколько часов не­посредственная опасность была устранена благодаря мужеству не­которых частей, выстоявших под ураганным огнем авиации против­ника, а также действиям ударных групп, задачей которых было с ору­жием в руках воспрепятствовать бегству дезертиров.

Итогом битвы за Брунете, завер­шившейся в последнюю неделю июля, явилось установление новой линии фронта на рубеже Вильянуэва-дель-Пардильо — Кихорна — Вальдеморильо — линии фронта, уже не менявшейся вплоть до кон­ца войны, то есть до весны 1939 года.

 

Развал Северного фронта