О том, как Ростеван увидел витязя в тигровой шкуре

Шота Руставели

Витязь в тигровой шкуре

 

Бессмертная поэма великого грузинского поэта Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» одно из замечательнейших произведений мировой литературы.

Еще задолго до нашей эры грузинский народ создал свою высокоразвитую материальную и духовную культуру. Об этом красноречиво говорят произведения писателей античной эпохи, арабских и армянских историков, грузинских летописцев. Уцелевшие до наших дней многочисленные памятники древней грузинской культуры поражают тонкостью мастерства, изощренностью вкуса, размахом творческой мысли.

Красота и богатство природы, исключительное географическое и стратегическое положение территории издавна привлекали к Грузии различных завоевателей: греков и римлян, персов и арабов, турок и монголов. Но свободолюбивый грузинский народ самоотверженно сопротивлялся иноземным поработителям. В беспрерывных кровопролитных боях за сохранение своей независимости он выковал собственную, глубоко самобытную культуру, пронизанную духом мужества и отваги, свободолюбия и патриотизма.

Своеобразные черты грузинской национальной культуры нашли особенно яркое выражение в художественной литературе. Древнейший период развития грузинской литературы ознаменовался рядом произведений, не утративших своего значения и интереса до наших дней. Несмотря на то что большинство из них носит религиозно-церковный характер, в них отражены события народной жизни.

В произведении писателя V века Якова Цуртавели изображается мученический подвиг грузинки Шушаник, которая предпочла смерть рабству и измене своему народу. Писатель VIII века Иоане Сабанисдзе описал жизнь тбилисского юноши Або, преданного своему народу и мужественно принявшего смерть от руки арабских завоевателей. Это замечательное произведение древнегрузинской литературы овеяно духом героической освободительной борьбы.

В XI-XII столетиях в Грузии мощно развивается светская художественная литература. Этому способствовал весь характер эпохи, ознаменовавшейся наибольшим расцветом государственной, экономической и культурной жизни древней Грузии.

Наиболее ярко самобытный характер грузинской культуры проявился в гениальной поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», являющейся вершиной грузинской классической поэзии.

Руставели жил и творил на рубеже XII и XIII столетий. Он был современником царицы Тамары, которой и посвятил свою поэму.

Руставели был для своего времени глубоко образованным человеком. Он впитал в себя все лучшие традиции предшествовавшей и современной ему грузинской культуры, в совершенстве овладел всеми достижениями философской и литературной мысли как восточного, так и западного мира.

Давно установлено, что в поэме Руставели отражена современная поэту жизнь грузинского народа. Предположение, что сюжет ее заимствован из персидской литературы, лишено всяких оснований, так как ни в персидской, ни в какой-либо другой литературе не оказалось произведения, имеющего подобный сюжет. В поэме повествуется о событиях, происшедших в Аравии, Индии, Хорезме и других странах Востока. Однако ученые с полной убедительностью доказали, что это обстоятельство объясняется лишь стремлением поэта завуалировать изображенные в произведении конкретные события, имевшие место в жизни Грузии эпохи Руставели. Некоторые сюжетные мотивы поэмы с предельной точностью совпадают с историческими событиями того времени. Например, «Витязь в тигровой шкуре» начинается сказанием о том, как царь Аравии Ростеван, не имевший сына-наследника, чувствуя приближение смерти, возвел на престол единственную дочь — прославленную красотой и умом Тинатину. Такое событие произошло в Грузии в конце XII столетия. Царь Георгий III, обеспокоенный тем обстоятельством, что у него не было сына-наследника, посоветовавшись с приближенными и заручившись их согласием, еще при жизни сделал царицей свою единственную дочь Тамару.

Этот факт имел место только в Грузии эпохи Руставели, и никогда ни в какой другой стране он не повторялся.

Больше семи с половиной столетий отделяют нас от времени создания «Витязя в тигровой шкуре». На протяжении всего этого времени поэма была любимейшей книгой грузинского народа. Не только в образованных кругах, но и в широких народных массах поэму заучивали, повторяли, распевали. Исключительную популярность и подлинную народность поэма сохранила и по сей день. Она стала достоянием не только грузинского народа. Не многие произведения мировой художественной литературы столь блистательно выдержали испытание временем.

В чем же залог бессмертия гениального творения средневекового грузинского поэта? В глубоко прогрессивном для своего времени идейном содержании произведения, воплощенном в блистательной художественной форме.

В отличие от всех знаменитых художественных произведений средневекового Запада и Востока поэма Руставели свободна и от магометанского фанатизма и от христианской схоластики.

Опередив на целых полтора-два столетия европейский Ренессанс Руставели создал первое в средневековом мире глубоко гуманистическое произведение, пронизанное чувством любви и сострадания к человеку, воспевающее возвышенные человеческие чувства и утверждающее идею торжества свободы и правды над миром рабства, насилия и угнетения. Не мифологические персонажи и небесные силы стоят в центре поэмы Руставели, а живые люди с их человеческими чувствами, страстями, стремлениями. Герои поэмы — люди исключительной физической и духовной силы.

В основе поэмы лежит идея освобождения человека от царства тьмы, рабства и угнетения. Поэма повествует о победоносной борьбе трех друзей-витязей — Тариэла, Автандила и Фридона — за освобождение плененной каджами прекрасной Нестан-Дареджан, возлюбленной Тариэла, томившейся в суровой и мрачной крепости Каджети. Единоборство между двумя силами: воодушевленными высокими человеческими чувствами любви, дружбы и свободолюбия витязями, с одной стороны, и Каджети, являющейся символом рабства, тьмы и угнетения, — с другой, составляет главный конфликт, лежащий в основе сюжета поэмы. И эта неравная борьба между началами добра и зла, света и тьмы, свободы и рабства завершилась блистательной победой боровшихся за торжество свободы и справедливости витязей: они разгромили неприступную крепость Каджети и освободили прекрасную Нестан-Дареджан — воплощенный символ красоты, света и добра.

Таким образом, в эпоху средневекового рабства и угнетения Руставели воспел идеи свободы и справедливости, воспел победу вдохновенного возвышенными стремлениями человека над силами рабства и тьмы.

 

Зло мгновенно в этом мире,

Неизбывна доброта.

 

В этих словах поэта выражена основная жизнеутверждающая идея поэмы.

Нестан-Дареджан и Тариэл, Тинатина и Автандил любят друг друга искренней, чистой, возвышенной любовью, воодушевляющей человека на самые благородные подвиги. Герои поэмы Руставели связаны узами самоотверженной дружбы. Автандил и Фридон, узнав о великом горе, постигшем

Тариэла, присоединились к нему. Рискуя жизнью и благополучием, они остались неразлучными соратниками до победоносного завершения борьбы, до разгрома каджетской крепости и освобождения плененной красавицы.

Тариэл, Автандил и Фридон, главные действующие лица поэмы, — люди, не знающие страха в борьбе и презирающие смерть. Они твердо верят, что

 

Лучше славная кончина,

Чем позорное житье!

 

И, воодушевленные этим героическим девизом, бесстрашно борются за торжество своих возвышенных стремлений. Такое же мужество и стойкость духа характеризуют и главных героинь поэмы — Нестан-Дареджан и Тинатину. Они могут выдержать любое испытание и смело идут на самопожертвование во имя правды и добра.

Поэма Руставели вдохновлена священным чувством патриотизма, самоотверженной любви и преданности человека родине, своему народу. Герои этого произведения готовы без всякого колебания отдать жизнь за благо и счастье отечества.

Томившаяся в каджетской крепости Нестан-Дареджан получает возможность обратиться с письмом к своему любимому — витязю Тариэлу. О чем просит плененная красавица своего любимого? Не о том, чтобы он пришел и освободил ее от невыносимых страданий и мучений, а о том, чтобы Тариэл поехал на родину и боролся против врагов, посягнувших на свободу и честь отечества. Изображая такой моральный подвиг своей героини, великий поэт выразил ту мысль, что человек при любых обстоятельствах обязан все свои интересы и стремления подчинить долгу перед родиной, делу счастья и благополучия отечества. Таким высоким патриотическим сознанием воодушевлены герои поэмы Руставели. Этим священным чувством озарено все его бессмертное творение.

Тариэл, Автандил и Фридон — сыны разных народов, люди разных вероисповеданий. Это обстоятельство ни в какой мере не мешает им быть преданнейшими друзьями и самоотверженно отдавать жизнь друг за друга. Таким образом, в эпоху средневековой национальной и религиозной ограниченности Руставели воспел глубоко прогрессивную идею дружбы и солидарности народов.

Одна из черт прогрессивности поэмы Руставели — ярко выраженная в ней идея равенства и равноправия мужчины и женщины. Героини поэмы — Нестан-Дареджан и Тинатина — наделены теми же высокими достоинствами, что и Тариэл, Автандил и Фридон, и ничем не уступают им. Об этом же говорит Руставели в известном изречении:

 

Дети льва равны друг другу,

Будь то львенок или львица.

 

В поэме Руставели рассыпаны многочисленные изречения — например, высказывания поэта о вредности лжи, его проповедь необходимости проявления стойкости и твердости в любой беде и многие другие. Большое значение для развития грузинской художественной культуры имело учение Руставели о поэзии как об отрасли мудрости, а также осуждение им пустого, развлекательного стихотворчества.

Поэма Руставели высоко поднялась над уровнем эпохи темного и мрачного средневековья, став первой предвестницей гуманизма в мировой литературе.

Но величие и бессмертие этого произведения — не только в его богатом идейном содержании. Оно является подлинным шедевром поэтического творчества, непревзойденным до сих пор образцом в искусстве слова. Написанная в жанре романа в стихах, поэма построена на основе остро драматизированной фабулы, развивающейся по законам нарастающего разворота сюжета. Стиль поэмы способствует ясному выражению глубоких мыслей, заложенных в ней. Словесная ткань этого большого философско-поэтического произведения изобилует замечательными метафорами и сравнениями, богата тщательно подобранными благозвучными рифмами. Мастерским чередованием двух основных стихотворных размеров (так называемых высокого и низкого «шаири») достигнута динамичность ритмической композиции поэмы. Руставели — гениальный художник слова, рисующий монументальные поэтические образы, наделенные яркими чертами характера.

Темные, реакционные силы злобно преследовали Руставели и старались уничтожить его поэму. Этим объясняется и то обстоятельство, что в официальных исторических документах эпохи Руставели мы не находим имени гениального автора «Витязя в тигровой шкуре».

С тридцатых годов XIII века Грузия подверглась опустошительным нашествиям монгольских орд, разоривших страну. Враги уничтожили большинство письменных памятников эпохи. Из всего литературного наследия эпохи Руставели до нас, кроме «Витязя в тигровой шкуре», дошли только два произведения славных одописцев этого времени — Шавтели и Чахрухадзе — и два памятника художественной прозы: «Висрамиани» и «Амиран-Дареджаниани». Рукопись поэмы Руставели не уцелела. До нас поэма дошла лишь в списках конца XVI и начала XVII столетия. Тираж первого печатного издания «Витязя в тигровой шкуре» был сожжен реакционным духовенством в XVIII веке.

Но народ бережно и любовно хранил преследуемое реакционными силами великое поэтическое творение. На протяжении веков поэма Руставели воспитывала грузинский народ в духе мужества и отваги, свободолюбия и гуманизма. Народ чертил на своих боевых знаменах бессмертные слова поэта:

 

Лучше славная кончина,

Чем позорное житье!

 

Шота Руставели оказал огромное влияние на все последующее развитие грузинской литературы. С начала XVII столетия, когда грузинская культура вновь стала возрождаться, поэма Руставели обрела значение подлинного образца поэтического творчества. Великие классики грузинской литературы прошлого века — Николай Бараташвили, Илья Чавчавадзе, Акакий Церетели, Важа Пшавела, Александр Казбеги и другие — многому учились у великого Руставели.

Героический дух поэмы Руставели созвучен нашей социалистической действительности — самой героической эпохе во всей истории человечества; он близок нашему советскому народу — самому героическому и свободолюбивому народу в мире. Гуманистические идеалы великого поэта, его благородные мечты о торжестве свободы и правды, о дружбе народов, о равенстве мужчины и женщины нашли осуществление в нашей Советской стране. Воспетое поэтом чувство беззаветного патриотизма, любовь и дружба, мужество и отвага составляют характерные черты морального облика советского человека. Вот почему это великое творение не теряет своей живости и актуальности в наши дни.

«Витязь в тигровой шкуре» стал достоянием всех народов нашей великой Родины. В светлый праздник всей многонациональной советской культуры вылился в 1937 году 750-летний юбилей поэмы. Сейчас «Витязь в тигровой шкуре» переведен на языки многих народов нашей Родины. На языке великого русского народа имеется пять полных переводов поэмы. «Витязь в тигровой шкуре» занял достойное место в сокровищнице классической культуры советских народов, в одном ряду с творческим наследием Пушкина и Шевченко, Низами и Навои, со «Словом о полку Игореве», «Давидом Сасунским» и другими шедеврами народного эпоса братских народов СССР. Поэма Руставели переведена и переводится на многие языки народов Запада и Востока; она занимает достойное место в духовной жизни всего прогрессивного человечества.

Бесо Жгенти

 

Сказание первое.

О Ростеване, арабском царе

 

 

Жил в Аравии когда-то

Царь от Бога, царь счастливый —

Ростеван, бесстрашный воин

И владыка справедливый.

Снисходительный и щедрый,

Окруженный громкой славой,

Он до старости глубокой

Управлял своей державой.

 

 

И была у Ростевана

Дочь — царевна Тинатина.

И краса ее сияла,

Безмятежна и невинна.

 

 

Словно звезды в ясном небе,

Очи юные сверкали.

Увидав красу такую,

Люди разум свой теряли.

 

 

Вот сзывает царь могучий

Мудрых визирей своих.

Величавый и спокойный,

Он усаживает их.

Говорит: «О, как непрочно

Все устроено на свете!

Сядем, други, я нуждаюсь

В вашем дружеском совете.

 

 

Вот в саду моем прекрасном

Сохнет роза, увядая,

Но, смотрите, ей на смену

Появляется другая.

Долго жил я в этом мире,

Ныне смерть ко мне стучится, —

Дочь моя пускай отныне

Правит вами как царица».

 

 

Но вельможи отвечали:

«Царь, с ущербною луной,

Как бы звезды ни сияли,

Не сравниться ни одной.

Пусть в саду твоем прекрасном

Роза тихо увядает —

Увядающая роза

Слаще всех благоухает.

 

 

Но с тобою мы согласны.

Вот тебе решенье наше:

Пусть страной отныне правит

Та, которой нету краше.

И умом и благородством

Отличается девица.

Дети льва равны друг другу,

Будь то львенок или львица».

 

 

Во дворце среди придворных

Был красавец Автандил,

Молодой военачальник,

Юный воин, полный сил.

Он давно любил царевну

И теперь был рад всех боле,

Услыхав, что Тинатина

Воцарится на престоле.

 

 

Вместе с визирем Согратом

Он воздвиг ей пышный трон,

И толпа арабов знатных

Собралась со всех сторон.

И привел военачальник

Всю арабскую дружину,

Чтоб приветствовать царицу —

Молодую Тинатину.

 

 

Вот царевну Тинатину

Усадил на трон отец,

Дал ей в руки царский скипетр,

На главу надел венец.

Трубы грянули, кимвалы

Загремели пред девицей,

Весь народ ей поклонился

И назвал ее царицей.

 

 

Плачет, плачет Тинатина,

Из очей струятся слезы,

Рдеют нежные ланиты

И пылают, словно розы.

«О, не плачь! — отец ей шепчет.

Ты — царица, будь спокойна:

Перед войском и народом

Сокрушаться недостойно.

 

 

Как бурьяну, так и розам

Солнце светит круглый год.

Будь и ты таким же солнцем

Для рабов и для господ.

Справедливой будь и щедрой,

Как душа тебе подскажет:

Щедрость славу приумножит

И сердца к тебе привяжет».

 

 

Поучениям отцовским

Дочь послушная внимала

И казну из подземелий

Тотчас вынуть приказала.

Принесли в больших кувшинах

Сотни яхонтов, жемчужин,

И коней ее арабских

Вывел конюх из конюшен.

 

 

Улыбнулась Тинатина,

Поднялась из-за стола,

Всё народу раздарила,

Все богатства раздала.

Славных воинов царица

Наделить велела златом.

Тот, кто был доселе беден,

Из дворца ушел богатым.

 

 

Солнце близилось к закату.

День померкнул золотой.

Царь задумался, и долу

Он поникнул головой.

Автандил сказал Сограту:

«Царь, как видно, утомился.

Нужно нам придумать шутку,

Чтобы он развеселился».

 

 

Вот встают они, пируя,

Наливают по стакану,

Улыбаются друг Другу

И подходят к Ростевану.

Говорит Сограт с улыбкой:

«О владыка, что с тобою?

Почему твой лик прекрасный

Затуманился тоскою?

 

 

Ты, наверно, вспоминаешь

О сокровищах своих, —

Дочь твоя, не зная меры,

Раздала народу их.

Лучше было бы, пожалуй,

Не сажать ее на царство,

Чем казну пускать на ветер,

Разоряя государство».

 

 

«Смел ты, визирь! — отвечая,

Засмеялся царь-отец. —

Клеветник и тот не скажет,

Что арабский царь — скупец.

Вспоминая о минувшем,

Потому я огорчился,

Что никто науке ратной

От меня не научился.

 

 

Слушай, визирь мой отважный,

Слушай, дочка Тинатина:

Все имел я в этом мире,

Только не дал Бог мне сына.

Сын сравнялся бы со мною,

А теперь по воле Бога

Лишь один военачальник

На меня похож немного».

 

 

Слово царское услышав,

Улыбнулся Автандил.

«Ты чему смеешься, витязь?» —

Царь, нахмурившись, спросил.

«Царь, — ответил юный витязь,

Дай сперва мне обещанье,

Что меня ты не осудишь

За обидное признанье.

 

 

Царь, напрасно ты кичишься

Перед целою страной,

Что никто в науке ратной

Не сравняется с тобой.

Мне известна в совершенстве

Вся военная наука.

Если хочешь, будем спорить,

Кто вернее бьет из лука».

 

 

Ростеван, смеясь, воскликнул:

«Принимаю вызов смелый!

Пусть устроят состязанье,

А уж там что хочешь делай.

Повинись, пока не поздно,

А не то, побитый мною,

Трое суток ты проходишь

С непокрытой головою».

 

 

Снова царь развеселился,

И смеялся, и шутил.

Вместе с ним смеялся визирь

И отважный Автандил.

Увидав царя веселым,

Гости вмиг повеселели,

Снова яства задымились,

Снова кубки зашипели.

 

 

И как только на востоке

Разлилось сиянье дня,

Автандил-военачальник

Сел на белого коня.

Золотой чалмой увито

Было снежное чело,

И оружие гремело,

Ударяясь о седло.

 

 

Окруженное стрелками,

Перед ним открылось поле

Меж кустами по оврагам

Звери прыгали на воле.

Вдалеке отряды ловчих

И загонщиков лихих

В трубы звонкие трубили

И навстречу гнали их.

 

 

Вот и царь явился тоже

На коне своем арабском,

И охотники склонились

Перед ним в почтенье рабском.

И помощников искусных

Вкруг него скакала рать,

Чтоб считать зверей убитых

Или стрелы подавать.

 

 

«Ну, задело! — царь воскликнул.

Будем бить легко и верно!»

Две стрелы взвились из луков

Пали враз козел и серна.

Пыль столбами заклубилась,

Понеслись, как ветер, кони,

И животные помчались

Врассыпную от погони.

 

 

Но все чаще били стрелы,

Звери падали во мгле,

Дикий рев стоял на поле,

Кровь струилась по земле.

Два охотника летели

И, стреляя на скаку,

Вдруг коней остановили

На скалистом берегу.

 

 

Позади лежало поле,

Впереди — река и лес.

Из зверей кто жив остался,

Тот теперь в лесу исчез.

Царь сказал: «Моя победа!

Эй, рабы, возьмите стрелы». —

«Государь, моя победа!» —

Возразил охотник смелый.

 

 

Так, шутя и препираясь,

Над рекой они стояли.

Между тем зверей убитых

Слуги царские считали.

«Ну, рабы, откройте правду, —

Приказал им повелитель, —

Кто из нас на состязанье

Оказался победитель?»

 

 

«Государь, — рабы сказали, —

Хоть убей ты нас на месте,

Автандилу ты не ровня,

Это скажем мы без лести:

Много стрел твоих сегодня

В землю воткнуты торчат,

Автандил же полководец

Бил без промаха подряд».

 

 

Царь, услышав эти вести,

Обнял славного бойца,

И уныние слетело

С утомленного лица.

Затрубили громко трубы,

И веселая охота

Под деревьями уселась,

Отдыхая от похода.

 

 

Сказание второе.

Сказание третье.

Сказание четвертое.

Сказание пятое.

Сказание шестое.

Сказание седьмое.

Сказание восьмое.

Сказание девятое.

Сказание десятое.

Сказание одиннадцатое.

Сказание двенадцатое.

Сказание тринадцатое.

Сказание четырнадцатое.

Сказание пятнадцатое.

Сказание шестнадцатое.

Моление Автандила светилам

 

 

О печальный мир, скажи мне,

В чем твоя сокрыта тайна?

Что ты гонишь человека

И гнетешь необычайно?

Ты ведешь его откуда

И смешаешь где с землею?

Только Бог один заступник

Всем, отвергнутым тобою!

 

 

Разлученный с Тариэлом,

Автандил в дороге плачет:

«Горе мне! В тоске и муке

Снова путь далекий начат.

Так же нам трудна разлука,

Как свиданье после смерти.

Человеческие души

Равной мерою не мерьте!»

 

 

Звери вкруг него толпились,

Слезы горестные пили.

Душу, полную печали,

Он сжигал в своем горниле.

Образ нежный Тинатины

Вспоминал он, полон муки, —

Розы губ полуоткрытых

Были скорбны от разлуки.

 

 

Вяла роза, увядала

Ветвь прекрасного алоэ,

Потемнел кристалл точеный,

И рубин померк от зноя,

Но шептал он сам с собою,

Чтобы сердце укрепилось:

«Что дивишься, сердце, мраку,

Если солнце закатилось?»

 

 

И воззвал тогда он к солнцу:

«Солнце! Образ Тинатины!

Оба вы с моей царицей

Освещаете долины.

Я, безумный, я, влюбленный,

Упиваюсь вашим светом.

Ах, зачем мое вы сердце

Оттолкнули несогретым!

 

 

Если солнце угасает,

Людям холодно зимою.

Не одно, но два светила

Ныне гаснут надо мною, —

Как же мне в беде не плакать?

Лишь утес не знает боли.

Нож — плохой больному лекарь:

Ранит тело поневоле».

 

 

И опять, взглянув на солнце,

Витязь жаловался бедный:

«Солнце, Солнце! В дальнем небе

Ты свершаешь путь победный,

Ты смиренных возвышаешь,

Счастье им даешь и силу.

Возврати меня к царице,

Будь защитой Автандилу!

 

 

О Зуал [[8]], планета скорби!

Ты умножь мои стенанья,

Положи на сердце траур,

Тьмой окутай мирозданья,

Бремя тяжкое унынья

Возложи ты мне на плечи,

Но скажи ей: «Твой любимый

О тебе грустит далече».

 

 

О Муштари! [[9]] Над Землею

Ты судья благочестивый.

Вот пришли на суд два сердца —

Рассуди их, справедливый!

Не губи души, владыка,

Бессердечным приговором, —

Прав я, прав! Но ранен в сердце

И пронзен прекрасным взором.

 

 

О Марих [[10]], звезда сражений!

Бей меня копьем могучим,

Грудь мою без сожаленья

Обагри потоком жгучим,

Но, молю тебя, царице

О моих скажи страданьях —

Видишь, как томлюсь я ныне,

Обезумевший в скитаньях!

 

 

Аспироз [[11]], звезда любови,

На мои склонись моленья!

Помоги мне: я сгораю

От любовного томленья!

Украшаешь ты красавиц

Беспримерной красотою, —

Я красавицей погублен,

Сжалься, сжалься надо мною!

 

 

Отарид [[12]], с твоей судьбою

Я судьбу свою равняю:

Солнце властвует тобою,

От него и я сгораю.

Опиши мои мученья!

Вот из слез моих чернила,

Пусть пером тебе послужит

Стан иссохший Автандила.

 

 

О Луна, твой лик прекрасный

То в ущербе, то в расцвете.

Так и я, по воле Солнца,

То сильнее всех на свете,

То слабее самых слабых.

Не покинь меня, молю я,

Расскажи моей царице,

Как скитаюсь я, тоскуя.

 

 

Вот свидетельствуют звезды,

Наклоняясь надо мною,

Солнце, Отарид, Муштари

И Зуал полны тоскою,

Аспироз, Марих с Луною

На мои взирает муки, —

Не покинь меня, царица,

В день печали и разлуки».

 

 

И опять сказал он сердцу:

«Сердце, полно убиваться!

Дьявол нас подстерегает.

Чтоб над нами надругаться.

Над челом моей царицы

Реют вороновы крылья.

Чтобы радость к нам вернулась,

Собери свои усилья.

 

 

Если я в живых останусь,

Если мужественным буду, —

Может быть, увижу солнце

И о муках позабуду».

Сладко пел прекрасный витязь,

Слез поток струился, дробен.

Соловей пред Автандилом

Был сове лесной подобен.

 

 

Слыша пенье Автандила,

Звери плакали лесные,

Из реки на берег камни

Выходили, как живые,

И внимали, и дивились,

И напев его печальный

Заставлял их горько плакать

Над душой многострадальной.

 

 

Сказание семнадцатое.

Сказание восемнадцатое.

Битва Автандила с пиратами

 

 

День за днем сто дней проходят.

Солнце всходит и садится.

Вдоль по берегу морскому

Автандил с рабами мчится.

Вот блеснул в заливе парус.

Показалися верблюды.

На песке лежали кучей

Дорогих товаров груды.

 

 

Караванщики стояли,

Призадумавшись, над морем.

Лица были их печальны

И сердца объяты горем.

Автандил подъехал ближе,

Произнес слова привета

И спросил их: «Кто вы, люди?

Из какой вы части света?»

 

 

И сказал Усам премудрый,

Предводитель каравана:

«Мы торговцы из Багдада,

Исповедники Корана.

Люди веры Магомета,

Не берем мы в рот хмельного.

Ныне едем мы с товаром

В славный град царя морского.

 

 

Здесь какого-то беднягу

Полумертвого нашли мы.

Вел корабль он из Египта,

Но, к купцам неумолимы,

Кровожадные пираты

На него в пути напали,

Все разграбили товары

И людей поубивали.

 

 

Лишь один бедняга этот

Избежал огня и пыток…

Как нам быть? Обратно ехать —

Понесем в делах убыток.

Выйти в море тоже страшно —

Может больше быть потеря:

Трудно справиться с врагами,

Силам собственным не веря».

 

 

«Не горюйте, — молвил витязь, —

Что напрасно вам томиться!

Предназначенное Богом

Пусть над нами совершится.

Буду вашей я защитой

И залогом вашей крови.

Пусть приблизятся пираты —

Меч держу я наготове».

 

 

«Этот витязь крепок сердцем, —

Так Усам промолвил людям. —

Под его защитой храброй

В безопасности мы будем».

Все со старцем согласились

И, товары погрузив,

На корабль спокойно сели

И покинули залив.

 

 

Солнце яркое светило,

Ветер выдался попутный —

Путешественникам выпал

Путь приятный и нетрудный.

Вдруг вдали корабль пиратов

Показался с длинным флагом;

Был таран на нем поставлен,

Приготовленный к атакам.

 

 

Завывая громко в трубы,

Шли грабители навстречу,

Грозным голосом кричали,

Вызывая всех на сечу.

Корабельщики в испуге

Побелели, точно мел.

Только витязь был спокоен,

Только он не оробел.

 

 

«Вы, купцы, — сказал он, — трусы,

На войну вы не ходили.

Чтобы стрелами пираты

В битве вас не перебили,

Уходите все отсюда,

Дверь прикройте за собой —

Я один злодеев встречу

И приму смертельный бой».

 

 

И когда, крича и воя,

К ним приблизились пираты,

Взял он палицу большую,

Не спеша оделся в латы,

Шлем на голову надвинул

И поднялся на корму.

И корабль, грозя тараном,

Повернул свой нос к нему.

 

 

Вот таран взметнул навстречу

Наконечник свой лемешный.

Автандил, вооруженный

Крепкой палицей железной,

Вдруг ударил по тарану:

И, заломлен пополам,

Полетел таран в пучину

И понесся по волнам.

 

 

Образумились пираты,

Но бежать уж было поздно —

Прыгнул к ним бесстрашный витязь

И оружье поднял грозно.

Он иных кидал в пучину,

Друг о друга бил других;

Восьмерых схватил в охапку;

Ударял в девятерых.

 

 

И в ужасной этой битве

Нелегко пришлось пиратам…

Одержав победу, витязь

Корабли связал канатом

И позвал купцов трусливых…

Увидав, что кончен бой,

Те пришли в себя и мигом

Появились всей толпой.

 

 

И когда корабль пиратов

Мореходы осмотрели,

Столько там нашли сокровищ,

Сколь не видели доселе.

Перечли они добычу

И к себе перенесли;

И корабль, разбитый в щепки,

Покидая, подожгли.

 

 

И сказал Усам герою,

Мореходов предводитель:

«Витязь, ты защита наша,

Ты наш храбрый избавитель,

Спас ты нас от верной смерти,

Не щадил себя в борьбе, —

Ныне все товары наши

Мы приносим в дар тебе».

 

 

Автандил ответил: «Братья,

Если б я искал наживы,

Все, что лучшего есть в мире,

Все в казне б моей нашли вы.

Что сокровища мне ваши?

Не обидел Бог меня —

Самого себя имею

И отважного коня.

 

 

Об одном прошу вас, братья:

Собираясь у амбаров,

Про меня вы говорите:

«Вот хозяин всех товаров».

Я купцом переоденусь

И, пока не минул срок,

Буду жить среди торговцев,

Отдыхая от тревог».

 

 

Услыхав такое слово,

Корабельщики сказали:

«Видим мы, отважный витязь,

Ты в заботе и печали.

Все, о чем ты ни попросишь,

Каждый сделает из нас,

Жизнь свою не пожалеет

И сокровища отдаст».

 

 

День кончался беспокойный,

Солнце тихо заходило.

Моряки втащили якорь

И поставили ветрило.

Море вдруг заволновалось,

Ветер в мачтах зашумел,

И корабль к царю морскому,

Словно птица, полетел.

 

 

Сказание девятнадцатое.

Сказание двадцатое.

Сказание двадцать первое.

Сказание двадцать второе.

Сказание двадцать третье.

Сказание двадцать пятое.

Сказание двадцать шестое.

Сказание двадцать седьмое.

Взятие Каджети

 

 

Царь Фридон сказал героям:

«Вот, друзья, мое решенье:

Если мы пойдем на приступ,

Будет страшное сраженье.

Обрекать себя на гибель

Было б слишком безрассудно:

Тут хоть сотню лет сражайся,

Взять ворота будет трудно.

 

 

С детства силу развивая,

Был я славным акробатом,

Перепрыгивал канавы,

Ловко бегал по канатам.

Кто из вас на выступ башни

Мой аркан закинуть может?

Пролетев над головами,

Он врагов не потревожит.

 

 

По натянутой веревке

Мне пройти — пустое дело.

Лишь миную я ворота,

Спрыгну на землю умело.

Налетев, подобно вихрю,

Перебью врагов без счета,

Проложу мечом дорогу

И открою вам ворота».

 

 

Автандил сказал Фридону:

«Ты, Фридон, известный воин,

Силой рук ты льву подобен

И похвал иных достоин.

Хороши твои советы

И заслуги боевые,

Но взгляни, как близко к башне

Ходят эти часовые.

 

 

Слыша звяканье оружья

И кольчуги легкий скрежет,

Стража вмиг тебя заметит

И веревку перережет.

Дело плохо обернется,

И погибнешь ты напрасно.

Принимать совет твой нынче

Безрассудно и опасно.

 

 

Если здесь плоха надежда

На военные успехи,

Под купеческим кафтаном

Лучше скрою я доспехи.

Погоняя веткой мула,

Нагруженного поклажей,

Я пройду через ворота

И пропущен буду стражей.

 

 

В это время вам с отрядом

Нужно в скалах притаиться.

Если в городе со мною

Ничего не приключится,

Перебью я эту стражу

И ворота вам открою.

Вы появитесь внезапно

И ворветесь вслед за мною».

 

 

Тариэл сказал: «Я знаю,

Вы готовы драться смело.

Одного меня оставить

Вы желаете без дела.

Нет, друзья, царевна с башни

Всех увидит нас в бою.

Если я не буду биться,

Потеряю честь свою.

 

 

Мой совет вернее ваших:

На три малые отряда,

По сто всадников на каждый,

Нам разбиться нынче надо.

Лишь заря займется в небе,

К трем воротам с трех концов

Подлетим мы и с собою

Приведем своих бойцов.

 

 

Увидав, что нас немного,

Каджи бросятся навстречу,

От ворот мы их отрежем

И затеем с ними сечу.

Кто успеет, тот в ворота

Пусть прорвется на коне —

Там пускай он погуляет

И потешится вдвойне».

 

 

Царь Фридон сказал с улыбкой:

«Понял я, что это значит:

Конь его подарен мною,

Он быстрее всех доскачет.

Знай об этом я пораньше,

Не расстался б я с конем,

В крепость первым бы ворвался

И оставил вас вдвоем».

 

 

Посмеявшись этой шутке,

Братья так и порешили

И отряд бойцов могучих

На три части разделили.

Уж светлело на востоке.

Приближался лютый бой,

Приближалось исполненье

Изреченного судьбой.

 

 

Видел этих я героев,

Видел я сраженье это.

Семь планет их покрывали

В эту ночь столпами света.

Тариэл, подобный солнцу,

На коне сидел могучем,

И твердыню пожирал он

Взором пламенным и жгучим.

 

 

Этих витязей отважных

С горным я сравню потоком.

Низвергаясь с гор высоких,

Мчит в ущелье он глубоком,

И ревет, и тяжко воет;

Наконец, впадая в море,

Успокоенный, смолкает

И н