Тройден Романович, ятвяжский, подляшский и дайнавский князь, возведен на великое княжение литовское, жмудское и русское.

1281 году, как только паны и бояре литовские и жмудские воздали последние почести своему великому князю Наримунту и исполнили погребальные обряды на Вильнинских жеглищах, они съехались в Кернов, где, по обычаю, рядили, которого из трех братьев наследников Великого княжества Литовского избрать монархом. И после долгих совещаний все единогласно сошлись на Тройдене, князе ятвяжском и подляшском, младшем брате Гедруса, Гольши и умершего Наримунта, который еще в молодых летах, в правление отца Ромунта, и потом, будучи на своем удельном княжении ятвяжском, показал в себе явные признаки врожденной рыцарской доблести, когда вел непрерывные войны с русскими, с поляками, с мазурами и с прусскими орденскими рыцарями, частыми победами приумножая литовские границы.

А старшие братья, князья Гедрус и Гольша, были уже в пожилых (zeszli) летах и для домашних советов годились больше, чем для военной схватки, которую литовцы всегда любили. Тогда единодушно выбрали Тройдена и, после потверждения прав первородства, добровольно уступленных ему братьями Гедрусом и Гольшей, возвели его на великое княжение Литовское, Жмудское, Новогрудское, Подляшское и Ятвяжское с великой радостью и (по обычаю) с рукоплесканиями (klesktaniem) всего народа.

Довмонт (который сбежал из Утены во Псков, где был избран на псковское княжение), узнав, что его младший брат Тройден возглавил Великое княжество Литовское, не учитывая при этом его, старшего, собрал войско из Псковской и Новгородской Руси, желая войной добиться своего первородного права от младшего брата.

Довмонт взял Полоцк. Двинувшись из Пскова на Полоцк, [Довмонт] осадил его и взял замок и город Полоцк из-за доброжелательности руссаков, русского рыцарства и народа Полоцкого княжества, которые добровольно сдали ему эту твердыню и все [остальное]. Итак, широко распространив свою власть на Псков и на Полоцк, Довмонт распустил войско, задумав сгубить брата Тройдена не явной войной, но тайной уловкой, и потом ему было бы легче заполучить отчий литовский престол, уже имея под своей властью Полоцк.

О поражении литовцев и ятвягов от поляков в году 1282  

Литва воюет Польшу . С началом нового правления в Литве Тройдена литовцы, собравшись с остатками ятвягов, стремительно и нагло вторглись [в Польшу], разделили войско на три загона и жестоко разорили Люблинскую землю. А в то время польский монарх Лешек Черный судил в Кракове земские дела, и узнал тогда о вторжении литовцев в польские края. И без какого-либо промедления, оставив все другие дела, [Лешек] сразу же приказал вооружиться всем, кто был около него, и тем, кого мог собрать по дороге, и велел им скакать за собой будто бы на пожар (jako na gwalt). И так двинулся в дальний путь на Люблин, собирая по дороге рыцарство. Но литовцы, отягощенные добычей, уже убежали было за Нарев. Огорчился тогда бедный Лешко, и защемило у него на сердце, что не может ни врагу отомстить, ни своих, плененных и уведенных в неволю, спасти, ибо с малым войском, которого было едва шесть тысяч, не смел далеко гнаться за намного большими полками неприятеля, которого было более четырнадцати тысяч, уходящего через незнакомые полякам, а им уже хорошо известные лесные тропинки и болотные топи.

Архангельское видение Лешека. Во время этих переживаний, когда от дорожных трудов и от недосыпания крепко заснул, явилось ему во сне видение ангельское, бывшее Михаилом Архангелом. Увещевая его, [видение] поведало, чтобы он отбросил все сомнения и промедления (zabawki) и гнался за своим неприятелем, обещая ему полную победу.

На следующее утро, весело вставши, Лешко созвал все рыцарство на общий сбор и рассказал о своем видении.

На следующее утро, весело вставши, Лешко созвал все рыцарство на общий сбор и, рассказав о своем видении, обратился к ним с краткой и яркой речью, отчего все прежде боязливые тут же воспламенились желанной храбростью. Побросав все мешавшее вооружение и взяв только легкие доспехи и провизии на несколько дней, со своим монархом Лешеком [они] погнались за врагами и настигли их тринадцатого октября между реками Наревом (Narwia) и Неманом ¹⁶ . Литовцы не могли быстро двигаться, так как им мешала [обременительная] добыча, к тому же они не очень-то и спешили, ибо были уже, как говорится, на собственном дворе (na swoich smieciach). И хотя на своей земле они были гораздо смелее, однако встревожились, заметив поляков, настырно гнавшихся за ними и упорно напиравших. Тем не менее [они] быстро бросились к оружию, особенно ятвяги, бывшие [людьми] великой отваги.

Битва поляков с литовцами. И там ударили на них поляки одним просто построенным полком, ибо и место, окруженное лесами, было тесное, и войско, в котором было едва шесть тысяч поляков, было малое, так что формировать большее число полков и не требовалось. Литовцы, тоже смелые и сильные, без смущения выдержали первые наезды и стычки с поляками; и так с обеих сторон столкнулись с огромным криком, гиканьем, шумом и гамом.

Пленники  [бросаются] на помощь полякам . Но когда литовцы слишком увлеклись битвой, пленные, видя значки, знамена и хоругви своих, прихватили подвернувшееся оружие, а иные и без оружия, и тут же ударили на литовцев с тыла. И женщины, весело крича и в откровенной радости вознося свои голоса до самого неба, прибавляли своим смелости и приумножали страх неприятеля.

Верные псы помогают полякам . Напоследок и псы (которых язычники вели с собой из Польши вместе с другой добычей ¹⁷ , а иные увязались за своими хозяевами, думая, что бегут на обед, а не в неволю) показали свою свирепость врагу.

Литовцы и ятвяги, видя, что с тыла пленники, а спереди Лешко со своим рыцарством охватывают их со всех сторон, смешав ряды, отступили в ближние леса. В этой битве остатки ятвягов, отринувших принятую христианскую веру и упорно противившихся полякам, были окончательно стерты с лица земли; мало убежало также и литовцев, которых [сначала] было четырнадцать тысяч бойцов. Но и большинство из тех, которые было убежали, сами покончили с собой отчасти из-за стыда, отчасти боясь своих. А случилось это потому, что прежде в Литве великой и жестокой казни и позору подлежал тот, кто бежал из битвы (хотя бы и проигранной). Таких, которые вернулись домой, уцелев с помощью бегства вместо того, чтобы мужественно погибнуть на поле боя, дома карали жестокой смертью сами их господа. Поэтому немногие из тех, кто проиграл битву, возвращались домой, ибо иные с горя либо сами себя убивали, либо бились с врагом до упаду.

Костел святого Михала в Люблине.  А Лешко, отыскав и отбив весь полон, щедро вознаградил убытки своих подданных добром побитых врагов и с победой вернулся в Польшу, а в Люблине в память своей победы выстроил каменный костел, который посвятил святому Михаилу (явившемуся ему во сне, обещая победу). А когда Лешко укрепил таким образом польские границы от внешних врагов, дома над его чаяниями тут же нависла внутренняя угроза, ибо стараниями каштеляна Кристина и краковского епископа Павла Сандомирская земля чуть было не перешла от него к князю Конраду Мазовецкому. Но Лешко мудро избежал этого и вовремя усмирил начавшуюся внутреннюю смуту.

Страшный голод в Польше и в Чехии.  В том же году в Польше царил жестокий голод, и много людей с женами и детками бежали в Венгрию или на Русь, желая как-нибудь уберечь здоровье перед [лицом] этой несносной нужды; но на самом деле убежали из огня да в полымя, ибо русские отдали их татарам в неволю вместо дани, а венгры перепродали их в языческие страны. О чем Длугош и Меховский (кн. 3, гл. 58, стр. 175); Кромер (кн. 10) и другие. А в Чешской земле царствовал еще более жестокий голод; такой, что матери, утоляя голод, без всякого милосердия собственных своих детей резали и ели; а потом еще и свирепое моровое поветрие пришло на людей от [такого] корма: сорной травы и еще каких-нибудь сорняков.

Глава четвертая