Любимая жена Ян Гуйфэй и наложница Мэйфэй

 

Как мы уже отмечали, часто любимые наложницы императоров играли очень большую роль при дворце и в жизни страны. Характерным примером здесь может служить биография Ян Гуйфэй (719–756 гг.).

Уместно начать с того, как Ян Гуйфэй появилась во дворце императора.

Смерть императрицы, к тому же любимой жены, прекрасной Ухуэй, омрачила дни танского императора Сюань‑цзуна (Мин‑хуана). Нельзя сказать, чтобы Сын Неба был обделен женской лаской: несколько тысяч красавиц находились в его дворцах и гаремах, и среди них лучшие из красавиц. Но император считал, что ни одна из них не достигала подлинного совершенства «небожительницы». Император дал поручение главному евнуху найти именно такую красавицу. Евнух срочно взялся за дело. И вот в гареме восемнадцатого сына императора Шоу ему приглянулась одна девушка именно во вкусе Сюань‑цзуна. Затем он пригласил императора тайно посмотреть на нее во время купания в теплом источнике.

Когда Сын Неба, которому к этому времени было уже за шестьдесят лет, увидел Ян Гуйфэй, он пришел в неописуемый восторг. Она была так хороша, что, казалось, тело ее источало свет, и только черная шапка волос слегка затмевала его, в то же время еще ярче оттеняя белизну ее кожи. Ей было всего 22 года, она была в расцвете своей красоты, что и пленило Сюань‑цзуна. Теперь следовало разобраться с сыном. Ему была предложена другая девушка, чтобы компенсировать потерю. Учитывая, что сын воспитывался на конфуцианских ценностях в духе сыновней почтительности, ему ничего не оставалось, как подчиниться отцу. Чтобы как‑то оправдаться перед народом за то, что император отбирает жену у собственного сына, молодую сначала отправили «на очищение» в даосский монастырь, где та приняла новое имя «Великая Истина». Император пожаловал ей титул «Драгоценной супруги из семьи Ян» (именно под этим именем – Ян Гуйфэй – она и вошла в историю), а ее покойным к тому времени родителям – титулы владетельных князей.

 

^{Ян Гуйфэй. Художник Хосода Иши}

 

Ян Гуйфэй была умна, образованна, умела мило шутить, хорошо разбиралась в музыке и поэзии, сама сочиняла стихи. Вот одно из ее творений, которое она преподнесла танцовщице Чжан Юнжун.

 

Всплеснет рукой – и аромат на вас

Повеет через шелковый рукав…

Еще алеет лотос вдалеке,

Прозрачной дымкой осени повис.

Внезапно налетевший ветерок

Рассеял над горою облака.

Изнеженная ива у пруда

На воду уронила первый лист.

 

(Перевод М. Басманова)

Император вместе с Ян Гуйфэй наслаждался музыкой в «Грушевом саду», где были собраны лучшие артисты и певицы Поднебесной, совершал прогулки по парку, где по его указу развели пионы и стали выращивать апельсины – «почти такие же вкусные, как на Юге». Они почти не разлучались днем, а вечером красавица прислуживала ему в опочивальне, хотя Сын Неба не пропускал мимо и других наложниц. Так, по одной из версий, однажды император предложил Ян Гуйфэй попировать в Беседке Ста Цветов и велел ей прийти туда первой. Ян Гуй‑фэй пришла в беседку, приготовила все, что нужно для пира со своим повелителем, и села поджидать государя, а тот все не шел. Тогда Ян Гуйфэй велела придворной даме тайно разузнать, в чем дело. Вскоре дама вернулась и рассказала, что Сын Неба осчастливил наложницу Цзяньфэй в Западном Дворце. С досады Ян Гуйфэй принялась пить одна и не заметила, как опьянела. Этот сюжет изображен на одной из лубочных картин, где опьяневшую Ян Гуйфэй уводит евнух Гао Лиши, в это же время другой евнух держит чайник с вином, а в центре изображен сам государь.

 

^{Император Сюань‑цзун, бьющий в барабан, чтобы вызвать цветение растений. Художник Кано Санраку. XVII век. Шестистворчатая ширма, тушь, краски и золото по бумаге}

 

Сын Неба всячески баловал Ян Гуйфэй, угождая ей и выполняя все ее прихоти. Она изъявляла желание съесть несколько плодов личжи – и вот уже, загоняя лошадей, неслись на юг гонцы, чтобы свежими привезти в столицу ароматные и сочные в розово‑пурпурной кожуре экзотические плоды, богатые йодом и витаминами. Император подарил любимой жене дворец Пэнлай, где 700 мастериц без устали трудились над нарядами и украшениями любимицы государя.

Сюань‑цзун приблизил к себе и родню свей возлюбленной. Пять домов родни Ян вызывали зависть и восхищение всей столицы. Особо сильную неприязнь у окружения императора и чиновничества вызывал старший двоюродный брат Ян Гуй‑фэй (ближе родных у нее не было – она росла сиротой в доме дяди), которого Сын Неба удостоил почетного титула «Опора трона». Всесильный первый министр Ян Гочжун самовластно распоряжался делами государства и его казной, он не стеснялся даже своей противоестественной связи с родной сестрой Ян Гого, словно выставляя ее напоказ.

Однажды Ли Бо, уже знаменитого танского поэта, представили императору‑меценату Сюань‑цзуну как «небожителя, изгнанного с небес».

Император, который поощрял науку и культуру, собрав у себя прославленных ученых и эрудитов, создал академию Хань‑линь (Лес кистей), немедленно привлек его к себе, обязав писать стихи в честь дворцовых торжеств.

Похоже, предложенная работа оказалась не слишком обременительной, ибо у Ли Бо оказалось достаточно времени, чтобы предаваться винопитию.

В течение трех лет поэт наслаждался обществом друзей и благосклонностью Сюань‑цзуна, пока, в результате дворцовых интриг, не вынужден был покинуть Чанъань. Клевета и враждебность исходили как от завистников, так и от могущественного главного евнуха Гао Лиши.

 

^{Ян Гуйфэй – любимая наложница императора Сюань‑цзуна}

 

Рассказывают, что государь однажды вместе с Ян Гуйфэй любовался цветущими пионами подле беседки из дерева алоэ у Дворца расцвета и счастья. Он приказал позвать Ли Бо и дать ему бумагу с золотыми цветами, чтобы он написал стихи на мотив «Чистота и спокойствие». Ли Бо, однако, был пьян. Тогда император велел всемогущему евнуху Гао Лиши растереть тушь, расправить лист бумаги и стащить с пьяного поэта сапоги (на этот сюжет в Китае имеется лубочная картинка). После чего Ли Бо взмахнул кистью и в один миг сочинил такие строфы:

 

Что тучка в небе – милой одеяние,

Любимой лик – пион в благоуханье…

Не фея ль ты с Нефритовой горы,

Где льет луна волшебное сиянье?

Цветок блестит жемчужною росою,

Желанья – дождь и тучка под горою.

Красу такую знал ли Ханьский двор?–

Одну Фэйянь сравнить могу с тобою.

Цветы – и те «крушащей царства» рады,

Ей государь шлет ласковые взгляды;

Развеяла она его печаль.

Придя к беседке Грушевого сада.

 

(Перевод С. Торопцева)

Как гласит легенда, император стихами остался доволен, а вот евнух такое унижение простить не мог. И он задался целью извести поэта. Тем более что тот давал слишком много поводов для недовольства, часто представая перед императором совершенно пьяным.

Услышав как‑то раз, как Ян Гуйфэй декламировала посвященные ей новые стихи, евнух Гао Лиши решил действовать.

 

^{Лубочная картинка, изображающая пьяного Ли Бо, пишущего стихи}

 

Он подошел к любимой жене императора и, убедившись, что поблизости никого нет, воспользовался удобной минутой, чтобы обратиться к ней:

Ничтожный раб ваш сначала предполагал, что, как только вы услышите новые куплеты Ли Бо, обида и негодование переполнят ваши чувства. Почему же получилось наоборот?

Что же в них могло меня обидеть? – удивилась фаворитка.

«Одну Фэйянь сравнить могу с тобою», – процитировал Гао Лиши строчку из сочиненных стихов. – Ведь Летящая Ласточка, – продолжал он, – это Чжао, жена Чэн‑ди, императора династии Западная Хань. Теперь на картинах рисуют воина с золотым подносом в руках; на подносе изображена женщина – она танцует, и в танце развеваются ее рукава. Это и есть та самая Чжао, Летящая Ласточка. Любовь к ней Чэн‑ди, милости, которыми он ее удостаивал, были ни с чем не сравнимы. Но оказалось, что Летящая Ласточка тайно встречалась с неким Янь Чифэном и прятала его у себя в тайнике. Император хотел казнить и Летящую ласточку, но ее младшая сестра Хэдэ спасла ее жизнь. До конца своей жизни Летящая Ласточка больше не входила во дворец. И вот теперь Ли Бо сравнил Вас с Летящей Ласточкой – ведь это явное оскорбление. Как вы об этом не подумали?

Ян Гуйфэй возмутилась и потребовала изгнать поэта из дворца. Ли Бо был вынужден покинуть Чанъань и отправиться в Шаньдун.

В то же время в императорской свите появился новый приближенный – некий полководец Ань Лушань. Он родился в Ляодуне за Великой китайской стеной и, как считалось, был китайцем только наполовину. В раннем возрасте он был взят в плен или продан в рабство китайскому генералу одного из северных гарнизонов. Проявив военные способности, он со временем получил офицерский чин и даже стал генералом.

Невероятно тучный, погружаясь в сон после обильного обеда, Ань издавал мощный храп. Он часто веселил двор грубыми остротами и шутками. Его показное, грубое и неприкрытое варварство и пренебрежение этикетом стали для праздного двора постоянным поводом для веселья, особенно прийдясь по вкусу Ян Гуйфэй. Согдийские предки, обитавшие в Средней Азии, оставили ему в наследство пышную растительность на лице и теле и большой мясистый нос, которые поражали китайцев. Ань был сметлив, находчив и наблюдателен, образован и, хотя не писал стихов и не цитировал наизусть классиков, знал шесть «варварских» языков и видел столько зарубежных стран, что беседовать с ним для императора оказалось куда интереснее, чем с китайскими эрудитами.

 

^{Ян Гуйфэй, седлающая лошадь. Художник Цянь Сюань}

 

Красавица Ян не имела детей от императора. И не слишком юный полководец был провозглашен «приемным сыном» государя и его «драгоценной супруги». После этого Ань Лушань получил законное право бывать с императором в его внутренних покоях и чаще видеться с Ян Гуйфэй. Ему было разрешено посещать наложницу во внутреннем дворце, что было неслыханной привилегией.

Многие современники полагали, что между красавицей Ян и мужественным варваром существовала предосудительная связь: молва говорила, как грубо и смело домогался он ее, как однажды застал их главный евнух, который, однако, почел за лучшее, видимо, не бескорыстно, обещать любимице государя свое молчание.

Старший двоюродный брат красавицы невзлюбил Ань Лушаня сразу и усердно убеждал императора, что последний – изменник. Увы, он оказался прав. Посланный на войну с кочевниками, Ань Лушань возглавил целых три генерал‑губернаторства, собрал большое войско, одержал победу и поднял мятеж. Он пересек Хуанхэ, захватил Лоян, вторую столицу империи, и двинулся на первую. Императорский двор, в котором царила паника и испуг, не веря в возможность защиты огромного города малочисленными и плохо подготовленными войсками, направился по направлению к Сычуани. Ань вошел в Чанъань без сопротивления.

 

^{Роковая красавица Ян Гуйфэй}

 

Когда императорский кортеж из тысячи придворных и слуг, сотен повозок и паланкинов, в спешке даже не захвативший еду, добрался до маленького поста Мавэй в западной Шэньси, солдаты, голодные и сломленные, взбунтовались. Первой жертвой их гнева стал министр Ян Гочжун. Кинувшись на министра, толпа убила его и сына.

Однако взбунтовавшееся войско не думало на этом останавливаться. «Да и как солдаты могут разойтись, когда корень зла еще цел?» – прошептал главный евнух императору, с ужасом наблюдавшему за бушующей и неуправляемой толпой. Намек был ясен, ибо каждый понимал, кто привел к власти старшего Яна. «Умоляем Ваше величество забыть о личных привязанностях ради благополучия страны и трона», – поддержали евнуха другие вельможи.

Императору нелегко было принять решение, но крики голодных бунтовщиков все усиливались, и он понимал, что более ничто не сможет их остановить, а отказ может стоить жизни ему самому. Тогда семидесятидвухлетний Сын Неба сам вывел свою красавицу‑супругу из царских покоев. Главный евнух Гао Лиши отвел Ян Гуйфэй в деревенский буддийский храм и там задушил ее под грушевым деревом, затянув шелковый шнурок на грациозной шейке красавицы. Когда все было кончено, тело выставили на обозрение в окне постоялого двора, завернув его в лилово‑розовую пелену.

Это событие подробно описал в новелле «Ян Гуйфэй» Лэ Ши.

Многие поэты и писатели обращались к образу Ян Гуйфэй, воспевая ее в своих произведениях. Так, поэт Бай Пу (1226–?) написал пьесу, посвященную истории любви Сюань‑цзуна и Ян Гуйфэй, а также стихи «Красавица с родинками на лице».

 

Может быть, предо мной

Появилась Янфэй?

Как же смерти она

Избежала на склонах Мавэй?

Поражая придворных своей красотой,

Разве кисти и тушь

Не она поднесла Мин‑хуану,

Чтоб посланье свое написать

Согласился Ли Бо полупьяный?

Я смотрю на нее – как прелестна она!

А на алых как персик щеках‑лепестках

Пятна – словно сосны семена.

 

(Перевод Л. Меньшикова)

^{Бегство императора Сюань‑цзуна в Сычуань}

 

История с Ян Гуйфэй стала сюжетом для известной поэмы Бо Цзюйи (772–846 гг.). В ней говорится о тоске монарха до тех пор, пока он не встречает красавицу, о буйном разгуле Сына Неба с молодой женой и, наконец, об ужасах бегства. В поэме рассказывается, как император спас Ян Гуйфэй от расправы толпы лишь приказом «покончить с собой», хотя кони воинов все же растоптали ее тело.

 

…Но никто никогда не бывал так жесток,

Чтоб копытами втаптывать женщин в песок!

 

(Перевод С. Ботвинника)

Бо Цзюйи рассказывает о невзгодах Сына Неба после смерти его красавицы, о воспоминаниях, которые наплывают на императора, когда он находится в доме, где они вместе проводили время, и, наконец, о стране духов, где пытаются найти Ян Гуйфэй.

Однако, как мы уже говорили, у этого императора были и другие наложницы, которых он любил и ценил. Причем они часто боролись за влияние на императора, ревнуя друг друга к Сыну Неба. Об одной из них, которая соперничала с уже упоминавшейся Ян Гуйфэй, имеется новелла неизвестного автора эпохи Сун под названием «Наложница Мэй». Вот ее содержание.

Мэй, наложница императора, носила фамилию Цзян, а родом была из уезда Путянь. Отец ее, Чжунсунь, лечил людей; искусство врачевания было в их семье потомственным занятием. Когда девочке исполнилось девять лет, она уже умела читать на память стихи из «Эрнань» (краткое название двух первых разделов «Шицзина»). Она говорила отцу: «Хоть я и мала, но мечтаю о таких поступках, за которые людей прославляют в стихах». Отец только дивился и прозвал ее «Цайпинь» (так называется одна из песен «Шицзина).

 

^{Памятник Ян Гуйфэй в Сиане. До сих пор китаянки мечтают быть похожими на легендарную красавицу}

 

Когда Гао Лиши был отправлен в Минь и Юэ на поиск новых наложниц, юная Цзян уже закалывала волосы шпильками. Оценив ее молодость и красоту, Гао Лиши выбрал ее в наложницы императору и с тем возвратился в столицу. Она вошла в свиту Сына Неба, и все уже видели ее любимой наложницей.

В трех чанъаньских дворцах и двух дворцах Восточной столицы было в ту пору примерно сорок тысяч прислужниц, но когда новой наложнице был дарован титул фэй (наложница первого ранга», все остальные сделались в глазах двора словно пыль. Да и сами они понимали, что Цзян – не чета им, признавая ее превосходство.

Новая наложница была весьма искусна в писании стихов, красилась умеренно, одевалась изыскано, изящество же и прелесть ее стана невозможно описать никакой кистью.

Мэй очень любила цветы дикой сливы. Перед ее покоями высадили несколько сливовых деревьев, и император собственноручно начертал на дощечке: «Сливовая беседка». В пору цветения Мэй сочиняла стихотворения в прозе, воспевая любимые цветы. Часто любовалась ими до темной ночи, не в силах уйти, и император – в шутку – прозвал ее Мэйфэй.

В те годы в стране было все спокойно, никаких важных событий не происходило. Между императором и его братьями царила дружба, дни проходили в пирах, на которых неизменно прислуживала Мэйфэй.

Однажды император приказал ей очистить апельсины и поднести князьям. Когда Мэйфэй подошла к князю Ханю, тот тихонько наступил на ее башмачок. Наложница сразу ушла в свои покои. Сюань‑цзун послал узнать, в чем дело. Мэй передала: «От башмачка оторвалась жемчужина. Как прикреплю ее, так и вернусь». Прошло много времени, наконец, император сам пошел к Мэйфэй. Наложница оделась и вышла ему навстречу. Она пожаловалась, что у нее болит грудь и живот, потому она не может выйти к гостям. Так и не вышла больше. Вот в какой милости она была.

 

^{Цветущая слива в снегу}

 

В другой раз император состязался с наложницей в приготовлении чая. Обращаясь к князьям, он сказал с улыбкой:

– Мэй – великая искусница. Как‑то раз она плясала танец Испуганного лебедя, подыгрывая себе на флейте из белого нефрита, и все присутствующие были поражены. Уверен, что и в приготовлении чая она выкажет немалое искусство и одолеет меня!

На что Мэй ответила:

– В какой‑нибудь пустяковой забаве вроде заваривания чая, посадки цветов или деревьев я еще могу случайно одолеть Ваше величество. Но когда дело касается мира и благополучия страны, или жертвоприношений на священных треножниках, или походов тысяч и тысяч колесниц, могу ли я, ничтожная, сравнивать себя с Вами, решающим судьбу сражений?

Эти слова привели императора в восторг.

Но вот в императорской свите появилась Ян Гуйфэй. С каждым днем она все более и более овладевала благосклонностью и любовью государя. Впрочем, и к Мэй император до поры не охладевал. Обе женщины страдали от ревности и избегали встреч…

Ян Гуйфэй была завистлива и умна, Мэй же очень нежна и мягкосердечна от природы, а потому не могла соперничать с Гуйфэй. В конце концов, по настоянию Гуйфэй, ее удалили от двора и поместили в Восточном дворце Шанъян.

Однажды император вспомнил о ней, приказал евнуху погасить ночью фонари во дворце и тайком доставить Мэй в Западные покои. Здесь они вспоминали о былой любви и оба горько вздыхали.

 

^{Девушка в лодке среди лотосов. Художники Чжао Гуйджин и Ван Вэйфан}

 

На другое утро император проспал больше обычного. Вдруг придворный испуганно доложил:

– Ян Гуйфэй перед вашими покоями. Как прикажете распорядиться?

Император быстро накинул на себя одежду и спрятал Мэй за занавесом.

Войдя в покои императора, Ян Гуйфэй тотчас спросила:

– А где же эта искусница Мэй?

– В восточном дворце, – ответил император.

– Велите послать за ней, сегодня я еду на Теплые источники купаться и беру ее с собой.

– Я расстался с этой женщиной, – сказал император. – Нет нужды ехать с нею вместе.

Однако Гуйфэй стояла на своем. Император смотрел по сторонам и не отвечал. Тогда в сильном гневе она воскликнула:

– На столе бокалы и тарелки в беспорядке, косточки от плодов, а под кроватью Вашего величества – женские туфельки! Кто прислуживал Вам ночью? Рассвет застал вас за удовольствиями и вином. Но разве нынче вы не намерены выйти к придворным? Хотя бы взглянуть на своих сановников? Я же останусь здесь и буду ждать вашего возвращения.

Император смутился, натянул на себя одеяло и, отвернувшись к ширме, сделал вид, будто хочет спать.

– Сегодня мне нездоровится. Выхода не будет, – сказал он.

Взбешенная Гуйфэй вернулась в свои покои.

Император стал искать Мэй, но оказалось, что она, в сопровождении евнуха, уже вернулась пешком в восточный дворец. Император разгневался и обезглавил евнуха. Туфельки и бирюзовые украшения для волос, оставленные наложницей, он приказал отослать ей обратно.

Мэй спросила у посланца:

– Значит, император совсем отвергает меня?

– Отнюдь нет, но он боится рассердить Ян Гуйфэй.

 

^{Придворные дамы царства Шу. Художник Тан Инь}

 

– Если жалостью ко мне он боится вызвать раздражение этой служанки, разве это не значит, что он меня отвергает? – спросила Мэй с улыбкой.

После этого она поднесла Гао Лиши тысячу золотых и попросила его найти поэта, который помог бы ей вернуть расположение императора – как некогда Сыма Сянжу, сложивший оду «Там, где длинные ворота». Однако Гао Лиши всегда держал сторону Ян Гуйфэй, да к тому же и боялся ее. Он ответил:

– Человека, который смог сложить подобное произведение, в наши дни не сыскать.

 

Пыль на зеркале осела.

Я волос не убирала,

Умащать и холить тело,

Тонкий шелк носить – устала.

Мой Чанмэнь заполнен тоскою,

Плача, орхидеи вспоминаю.

Будто слива, лепестки роняю.

Птицы жалобно щебечут,

Плача, сникли ветки ивы,

Что‑то ветерок лепечет –

И душе моей тоскливо…

Солнце скрылось за горою,

В небе диск луны недвижен.

Иногда ночной порою

Голос феникса мне слышен…

Уж давно молчит мой милый,

А дворец пустой и гулкий.

Только память сохранила

На Источники прогулки,

Помню блики на волнах,

Озера с прозрачною водой,

Звуки флейты на пирах,

Выезд императора со мной.

Песни, полные страстей,

Пела я на расписном челне;

О глубокой нежности своей,

О любви вы говорили мне.

Вы клялись и небом, и землей,

И луной, и солнцем – быть со мной…

Как соперница хитра и зла!

Видно, ревность замутила кровь.

Во дворец пустынный изгнала

И разрушила мою любовь.

Я теперь печальна и грустна.

Дни туманны, словно сновиденья,

Ночь за ночью провожу одна

И стыжусь весеннего томленья.

Некому сегодня написать

Оду о печали во дворце…

Дальним гонгом плач звучит опять,

И не сохнут слезы на лице.

Вздох мой тяжек, шаг мой неуверен,

Тихо ухожу в свой дальний терем.

 

^{Китайская красавица. Художник Там Джен}

 

Тогда Мэй сама сочинила оду «Восточная башня»:

Узнав об этом, Ян Гуйфэй сказала Сюнь‑цзуну:

– Какая‑то Цзянфэй осмелилась говорить о своем недовольстве и своих надеждах в стихах, столь же ничтожных, как и она сама. Я желаю, чтобы ей была дарована смерть.

Император промолчал.

Как‑то раз Сын Неба принимал дары от чужеземных посланцев в башне цветов и приказал тайно передать Мэй нитку жемчуга. Наложница отказалась от подарка, а тому, кто его принес, передала стихи, промолвив:

– Вручи от моего имени государю. Стихи гласили:

 

Брови перестала подводить,

Платье мое смочено слезами,

Нет желанья за собой следить –

Мне ли украшаться жемчугами?!

 

^{Образ Ян Гуйфэй настолько популярен в Китае, что историю ее жизни неоднократно экранизировали}

 

Прочтя это, император загрустил, сердце его отяжелело. Он приказал музыкантам написать мелодию на эти слова и назвал песню «Нитка жемчуга».

Прошло некоторое время. Ань Лушань ворвался во дворец, император бежал в западные области, Ян Гуйфэй умерла.

После смерти Ян Гуйфэй государь повелел разыскать Мэй‑фэй, но ее не могли найти. Сюнь‑цзун был очень огорчен и решил, что она, верно, перебралась куда‑то в другое место, когда началась смута. По его приказу объявили: кто найдет Мэй, получит звание чиновника второго ранга и миллион монет. Увы, никто не мог указать, где она. Позже всякую красавицу, которую художник изображал с веткою дикой сливы в руке, стали называть Мэйфэй, в честь этой наложницы Сына Неба.

 

История императрицы Цыси

 

С середины 50‑х годов ХIХ века на политическом небосводе Поднебесной появилось новое «светило». Им стала императорская фаворитка Орхидея (китайское имя Ланьэр) (1835–1908 гг.), получившая в 1861 г. титул вдовствующей имератрицы Цыси. Ее домашнее имя Орхидея в императорском гареме оказалось под запретом, и после того как она стала наложницей, ее именовали только по‑маньчжурски – Ехэнара. Как она попала во дворец Сына Неба, мы уже писали раньше. Быстрому возвышению Орхидеи способствовало стечение обстоятельств: во‑первых, победа на «дворцовых смотринах» претенденток; во‑вторых, бесплодие главной жены Сына Неба Цыань, ставшей императрицей в 1855 г. – в год смерти матери будущего императора Ичжу. Сам Ичжу взошел на трон, будучи холостяком. Его жена – маньчжурка Сакота – умерла за месяц до этой торжественной церемонии. А к наложницам своего отца новый Сын Неба не имел права прикасаться. Свой гарем он набрал только после предписанного законами срока траура. Тогда же он смог с помощью матери избрать себе новую жену‑императрицу. Ею стала младшая сестра Сакоты – Нюхулу (Нюгуру) (1837–1881 гг.). Получив на «дворцовых смотринах» степень наложницы четвертого ранга, она вскоре стала женой императора. Ей был дарован титул императрицы Восточного двора и официальное тронное имя – Цыань, т. е. Милосердная и Ниспосылающая Покой. Скромная, добрая и порядочная женщина, по оценкам современников, она, однако, не смогла привязать к себе Ичжу. В основном он питал пристрастие к дворцовым служанкам – красавицам‑китаянкам.

 

^{Цыси – вдовствующая Великая императрица цинского Китая, с 1861 по 1908 гг. сосредоточившая в своих руках верховную власть. Наложница императора Ичжу, ставшая его второй женой}

 

Орхидея, как и многие другие наложницы, была «осчастливлена» Сыном Неба почти случайно, когда в императорской спальне летнего дворца Юаньминъюань подавала чай. Пресытившийся изнеженными красавицами‑китаянками император увлекся этой молодой и чувственной маньчжуркой.

Став фавориткой, Орхидея прежде всего прибрала слабовольного Сына Неба к своим рукам. Превратившись в его любимую наложницу, она, благодаря уму и ловкости, приобрела большое влияние на Сына Неба. Как пишут некоторые историки, потакая его слабостям, новая фаворитка поощряла Сына Неба в курении опиума, став его напарницей в этом опасном занятии. Видимо, Орхидея курила опиум с юности, научившись этому у наложницы своего отца. По одной из версий, она умела пускать дым, придавая ему очертания различных животных. Замысловатость фигур якобы вызывала восторг у императора. Однако главная же причина была, по мнению известного китаиста В. Я. Сидихменова, совсем в другом. Сластолюбивый Сын Неба пристрастился к опиуму из‑за его особого воздействия на ощущения, получаемые во время плотских утех. Под влиянием этого наркотика сексуальное наслаждение, длящееся обычно всего несколько минут, в затуманенном опиумом сознании как бы растягивается на часы.

 

^{Айсиньгёро Ичжу – восьмой император маньчжурской династии Цин и седьмой император Цин. Девиз правления – «Сяньфэн» (Вселенское процветание)}

 

Опасаясь, что Сын Неба вновь может ускользнуть из ее рук и попасть в сети служанок‑китаянок, которые в любой момент, как было раньше, могут его «околдовать», Орхидея начала вести борьбу с китайскими прелестницами. Руками евнухов дворца Запретного города за малейшие проступки эти служанки подвергались допросам и избиениям. Их раздевали догола, били до крови, мучили и топили в пруду. Некоторые, доведенные до отчаяния, из страха пытались бежать из дворца, другие кончали жизнь самоубийством.

Орхидея постепенно пришла к мысли, что ей необходимо стать императрицей. Для этого ей надо было выполнить единственное условие – родить сына, законного наследника «драконового трона». Прошло уже почти три года со времени набора императором нового очередного гарема, а между тем ни его жена – императрица Цыань, ни 27 «законных» наложниц, ни многочисленные фрейлины‑маньчжурки и монголки не могли подарить Сыну Неба долгожданного наследника престола. Цы‑ань оказалась бесплодной. Лишь одна наложница родила императору дочь. В такой благоприятной для себя обстановке Орхидея вознамерилась подарить Китаю наследника престола.

Однако на этом пути встали серьезные преграды. Император к лету 1856 г. уже был физически не способен стать отцом. Здесь было несколько причин. Сын Неба изначально был слабым мужчиной и не отличался янными способностями. А венерическая болезнь, подцепленная им, и постоянное курение опиума все больше ухудшали его здоровье. Безудержное увлечение плотскими утехами в прежние годы истощило его организм. Обессилевший Сын Неба был вынужден постоянно прибегать к сильнодействующим снадобьям для возбуждения потенции. Физическое состояние его постоянно ухудшалось, и к лету 1856 г., по воспоминаниям современников, он был уже наполовину парализован, крайне исхудал и поражал своей бледностью.

 

^{Колибри. Художник Т. С. Чиу}

 

Орхидея должна была срочно забеременеть, пока император еще не был окончательно разбит параличом. И в этом ей помог счастливый случай. Одна из дворцовых служанок, красавица‑китаянка Чу Ин оказалась беременной от Сына Неба. «Осчастливив» эту красавицу, он вызывал ее затем к себе в спальные покои несколько раз. Орхидея забрала к себе в спальню носившую в себе «драконовое семя» Чу Ин, решив воспользоваться ее ребенком в том случае, если родится мальчик, и объявила императору о своей беременности. Со временем она сделала себе фальшивый живот и искусно выдавала себя за беременную, выказав недюжинные артистические способности. Как только стало известно, что Орхидея в «положении», ее возвели в наложницы второго ранга. Императрица Цыань, видя, что муж полностью попал под влияние наложницы, решила ее наказать и приказала привести Орхидею в свои покои. По приказу Цыань служанки начали раздевать фаворитку… Наступил критический момент в жизни Орхидеи – мог быть обнаружен накладной живот «беременной». Однако уведомленный об экзекуции евнухами Сын Неба вовремя вбежал в помещение и своим именем запретил раздевать любимую наложницу.

На счастье Орхидеи и на свое горе, Чу Ин родила весной 1856 г. мальчика и тут же была убита своей новой хозяйкой. Смертельно напугав придворного врача, убийца талантливо разыграла роль счастливой роженицы, вымазавшись кровью своей жертвы. Орхидее удалось убедить окружение, что это ее сын, рожденный от августейшего господина. Император был счастлив, что появился наследник, которого нарекли Цзай Чунь (Насаждающий чистоту).

После «рождения» сына наложница была вновь повышена в статусе и вскоре стала «драгоценной императорской наложницей» высшего ранга. Это открывало ей дорогу к титулу «императрица‑мать», а после смерти Сына Неба – к титулу «вдовствующая императрица». Итак, фактически Орхидея совершила государственное преступление, ибо сын китаянки не мог быть наследником маньчжурской династии.

 

^{Панда. Художник Ло Женьлинь}

 

Вспоминая о своей жизни с императором Сяньфэном, Цыси в 1903 г. рассказывала: «Когда я оказалась во дворце, покойный император сильно привязался ко мне и почти не обращал внимания на других наложниц. Я подарила ему сына Цзай Чуня, и это сделало меня самой близкой его фавориткой. Но затем на мою долю обрушилось несчастье. В последние годы царствования император неожиданно заболел. Ко всему этому иностранные солдаты сожгли Пекин, и мы вынуждены были бежать в провинцию Жэхэ. Тогда я была еще молодой женщиной с малолетним сыном и умирающим мужем на руках. Когда император лежал при смерти и находился в бессознательном состоянии, я привела к нему сына Цзай Чуня и спросила:

– Кто будет наследником престола?

Император не ответил, так как плохо себя чувствовал. Я проявила настойчивость и сказала:

– Здесь находится ваш сын.

Услышав мои слова, он быстро открыл глаза и ответил:

– Конечно, он должен наследовать трон.

Я почувствовала облегчение от таких слов. Это были последние слова императора. Вскоре он скончался».

Когда 22 августа 1861 г. Сын Неба испустил дух, развернулась закулисная борьба за престолонаследие. Цыань давно уже именовалась императрицей Восточного дворца, то есть главной женой. Поэтому в день смерти императора она автоматически получала титул вдовствующей императрицы (хуантай‑хоу). Однако уже через сутки после смерти Сына Неба Орхидея в ходе упорной закулисной борьбы добилась такого же титула. Для себя она выбрала «августейшее» имя Цыси (Милосердная и Ниспосылающая Счастье). Ее личные имена (Орхидея, Ниласы) и фамилию (Ехэнара) отныне запрещалось произносить – на них налагалось табу.

Кроме титула вдовствующей императрицы, Цыси получила и титул «императрица‑мать». Формально первенство принадлежало «старшей» императрице Цыань, которая сохранила титул императрицы Восточного дворца, а «младшая» Цыси стала императрицей Западного дворца. Но это явно не устраивало Цыси, и она стала добиваться установления совместного с Цы‑ань регентства.

 

^{Императрица Цыань}

 

А вот как удалось Цыси стать «вдовствующей императрицей».

Тяжелобольной император Сяньфэн в августе 1861 г., незадолго до смерти, собрал бежавших вместе с ним высших сановников, князей первой степени Цзай Юаня и Дуань Хуа, а также богатого и влиятельного Су Шуня, претендовавшего на роль главного регента после смерти императора. Маньчжур Су Шунь был фаворитом императора, возглавлял Налоговый приказ, практически в последние три года держал в своих руках все бразды правления. Он приобрел известность как один из первых взяточников и казнокрадов и являлся сторонником восстановления полной изоляции цинского Китая от внешнего мира. Он противился возвращению Сянфэна и его двора в Пекин из Жэхэ после подписания мирных договоров с Англией и Францией и эвакуации англо‑французских войск из столицы Китая. Он считал, что фактически переносом столицы Поднебесной в Жэхэ цинскому правительству удастся свести на нет многие условия Тяньцзиньского и Пекинского договоров и со временем силой закрыть империю от иностранцев.

Политика Су Шуня восстановила против него значительную часть маньчжурской аристократии, в первую очередь сторонников капитуляции перед капиталистическими державами, допускавших возможность новых уступок иностранцам ради быстрейшего завершения борьбы с восставшим китайским крестьянством. Особенно враждебно относилась к Су Шуню мать молодого императора, 25‑летняя императрица Ехэнара.

В присутствии вышеприведенных сановников и Су Шуня Сын Неба назначил своего шестилетнего сына Цзай Чуня наследником трона. Однако высшим сановникам удалось добиться ограничения власти Ниласы. Император согласился обнародовать два указа: один – о назначении их членами Регентского совета после его смерти, другой – запрещавший Ниласы контролировать действия сына как наследника трона. Пытаясь вообще избавиться от нее, члены Регентского совета (по свидетельству некоторых источников) уговорили императора обнародовать еще один указ, поручавший Су Шуню принудить Ниласы к самоубийству: пусть она на «том свете» прислуживает духу покойного <