Они глядели на меня круглыми глазами и, я уверен, думали, что я растерял последние остатки здравого смысла. Айзек Хит прочистил горло.

— Послушай‑ка меня, — урезонивающим тоном проговорил он, — ты в здешних краях справляешься неплохо. Замечательно стреляешь — для книжного червяка — и вообще держишь марку, но ты хоть когда‑нибудь смотрел на Рейфена Фолви как следует?

— Мужик что надо, — присоединился Казби. — Тяжелее тебя на сорок фунтов, парой дюймов выше, а зловредности на десяток таких, как ты, хватит, я считаю.

Лусинда пристально смотрела на меня, и меня задело, что в ее присутствии меня расценивают дешевле Фолви. Она ничего для меня не значила — просто девушка, которой я помогаю выпутаться из неприятностей, — все же уничижение мне не нравилось.

— Он выше, но я плотнее, чем выгляжу, и вряд ли он тяжелее меня больше, чем на двадцать фунтов. А насчет зловредности… вовсе в этом не уверен.

— Не связывайся с ним, — убеждал меня Казби. — Он из тебя душу вышибет. Двигается, как кошка. Ты же видел его в бою. Быстрый, точный, никогда не теряется. Стреляет без промаха, с ножом умеет обходиться. Как ты собираешься с ним сладить?

— Ножом, пистолетом или кулаком, — сказал я. — На» его выбор. — Я тронул нож, висящий у моего бока. — Это лучшая сталь, какую когда‑либо делали.

Они решили: раз я книжник, в физическом отношении я им не ровня. Но в действительности я всегда выделялся силой и ловкостью. Крепость тела передавалась в моей семье из поколения в поколение, с мальчишеских лет я вел активную жизнь. В Европе я путешествовал пешком, фехтовал, боролся и боксировал и считался не последним во владении мечом. Правильно, драться взаправду мне доводилось мало, но я происходил из рода бойцов: профессиональных воинов, забияк, авантюристов, моряков. Если судить по скаковым лошадям и охотничьим собакам, порода много значит.

— Что об этом говорить, — это Казби. — Даже если вы сойдетесь и ты его отлупишь, нет причины надеяться, что он будет держаться своих слов. Это опасный, подлый тип, и не учителю с ним мериться.

Я начал злиться.

— Многие ученые люди были людьми сильными, — досадливо заявил я. — Например Сократ. Однажды он повалил Алкивиада и удержал его, хотя молодой Алкивиад не только отличался силой и спортивными успехами, но и вкусом к хулиганству. Леонардо да Винчи гнул руками железные подковы, а Платон, перед тем как стать философом, являлся известным атлетом. Платон — это, собственно, прозвище, данное за широкие плечи.

— Мы не про них говорим, — отпарировал Казби. — Забудь эти глупости, и все. У Фолви расправа коротка. Боец до мозга костей.

Может, я и задумал глупость, но возражения только взвинчивали меня. Встретиться с Фолви и разгромить его казалось теперь единственным выходом.

Сколько мы пробыли под землей, я не понял; во всяком случае, утреннее солнце светило ярко, играя в струях потока далеко внизу. Невозможно представить сцены прекраснее и более мирной. Сердце радовалось при виде горных пиков в вышине.

— Идете вниз? — спросил ван Рункл.

— Да.

— Меня туда гнать нечего. Тех внизу я терпеть ненавижу, но без оружия к ним не пойду, не надейтесь.

— В пещерах у вас достаточно оружия, — сказал я. — Сходите и возьмите чего‑нибудь. У меня нет аппетита на заряд дроби в спину.

— Стрелять в вас я не стану, — запротестовал ван Рункл, — а вот ружье это очень уж ценю. Подлинный «Генри Нок». Лучше их и не делают.

— Вы правы. Мне посчастливилось увидеться с мистером Ноком в Англии в то время, когда он разрабатывал эту конструкцию. Я позабочусь о нем и, если повезет, верну. А теперь забирайтесь в свою нору, и до свидания.

«Фергюсона» я закинул за спину. В данный момент от дробовика может выйти больше толку. Мощное двуствольное ружье значительно превосходило длинноствольные ружья для охоты на птицу, предшествовавшие дробовикам, среди которых попадались экземпляры со стволами в шесть с половиной футов длины, очень неудобные в обращении.

Мы тронулись в путь. Красота, покой, тишина вокруг, но где‑то там, внизу, ждет смерть. Не исключено, моя.

Глава 20

Гордость может оказаться опасным спутником, и мыслящий человек должен ее остерегаться. Того гляди, заведет в рискованное или хлопотливое положение, в какое своей охотой ни за что не влезешь.

И мои друзья, и Лусинда сомневались, что я способен сразиться с Рейфеном Фолви в чем‑то, хоть отдаленно похожем на схватку равных. Думать об этом было неприятно.

До нынешнего времени я считал себя спокойным, рассудительным существом, и разум подсказывал: задача сейчас — отыскать сокровища, собрать своих друзей и улепетывать отсюда с максимально возможной скоростью. Доберемся до наших лошадей, и есть шанс, что наши неприятели останутся безнадежно в тылу. Будем у манданов задолго до того, как они смогут очутиться близко от нас. Трезвый рассудок заверял, что такой курс — наилучший, и, немного поостыв, я занялся его осуществлением. Однако раздражение внутри не исчезло.