Архаический анимизм. Переход от демона к божеству

 

При постепенном укреплении родовой общины, когда на смену присвоению готового продукта приходит производящая этот продукт деятельность, человек уже не просто инстинктивно пользуется предметами, необходимыми для жизни, но всматривается в них, осмысляет, разделяет их, учится рациональному их употреблению, сам их создает, демонстрируя определенные, пусть и простейшие конструктивные способности.

Производя даже самые примитивные орудия труда, человек невольно останавливался на их цели, строении, назначении. А такой мыслительный акт создавал предпосылки для осмысления любой вещи, ее составных частей, а значит, и ее разложения на части и соединения в одно целое. Если понять смысл вещи и есть умение ее расчленять, значит, можно и магическую силу демона этой вещи, даю‑щего ей смысл и жизнь, отделить от самого предмета, заставить демона жить независимо от предмета, извне действовать на него, не подвергаясь уже никакому ущербу вместе с гибнущей вещью, но сохраняя неизменность своего состояния или, как говорят, неподверженность смерти, бессмертие.

Таким‑то образом чистый фетишизм вступает на анимистический путь, признавая наличие независимого животворного источника для объективно существующего бытия, для любого порождения матери‑Земли.

Вся природа в таком случае обретает преображенный вид. Леса теперь полны таинственных невидимых существ, дающих жизнь цветам и деревьям, оберегающих и защищающих их. В лесных чащах обитают все те же древесные девы, но отныне они не гамадриады, живущие одной жизнью с деревом и гибнущие вместе с ним. Теперь это бессмертные нимфы, извне направляющие жизнь растительного мира.

Сокровища, хранимые в земле, тоже находятся под властью неких загадочных ковачей – дактилей ростом с палец (греч. dactylos – палец).

Поля и луга населяют косматые и козлоногие, с козьими рожками существа – паны, паниски, сатиры, – наблюдающие за благоденствием стад.

Ручьи, реки, озера, источники, болота полны вечно снующих там водяных дев, именующихся наядами или нимфами, так как греческое слово "нимфа" означает не только деву, но и родниковую воду. В горах прячутся горные девы – ореады (греч. oros – гора), охранительницы вершин, горных дорог, пещер и гротов; и этим девам путник ради своей безопасности должен принести жертву.

 

21. Протеиды. Слоновая кость с острова Самос. VI в. до н. э. (?). Нью‑Йорк. Музей Метрополитен

 

Эти горные нимфы характерным образом ни бессмертны, ни смертны. Они живут долго, питаясь амбросией, и с рождением каждой из них вырастают на высоких горах деревья – сосны или дубы, высокие, с пышной листвой. Никто не смеет прикоснуться к священным деревьям, но наступает час, предназначенный судьбой, и деревья засыхают на корню, "отмирает кора, отпадают зеленые ветви". В этот же миг души горных нимф расстаются с жизнью (Гом. гимн. IV 257‑272).

Глубь моря, – а греки морской народ и любят его, – так и кишит неисчислимыми причудливыми существами, теми, что придают морю его изменчивую окраску, его соленость; теми, что создают игру волн, их всплески, водовороты, быстроту движения, пенные гребни, бездонную глубину, песчаные отмели, скалистые берега.

 

22. Нереида, бегущая по волнам. Около 400 г. до н. э. Лондон. Британский музей

 

Стоит прочитать "Теогонию" Гесиода, где он перечисляет пятьдесят дочерей Нерея, рожденных в морской глубине (240‑264), или детей реки Океана, омывающей землю (337‑370), число которых достигает трех тысяч.

Их имена Кимо (Волна), Фоя (Быстрота), Феруса (Несущая волны), Понтонорея (Пролагающая морской путь), Динамина (Водоворот), Окироя (Быстрое течение), Каллороя (Прекрасное течение), Главконома (Зелено‑голубой цвет), Галия (Соленый вкус), Псамата (Песчаность) и Петрея (Скалистость моря).

Пока еще существа, отделившиеся от материального тела природы и получившие независимую от нее жизнь, достаточно неопределенны и неоформлены, как те стихии, которые они направляют и которыми они управляют.

На ступени перехода от фетишизма к чистому анимизму архаическая мифология не знает еще продуманно оформленной божественной силы, имеющей личное имя и свою особую божественную биографию. Перед нами мир пока еще не богов, но демонов, неизвестно как возникающих и неизвестно куда уходящих, скрытых от человека, который не может даже воззвать к ним по имени, вступить с ними в общение.

Эта демоническая сила внезапно налетает, неся человеку горе, посылая зло‑вещие сны, вызывая у него неожиданные мысли и действия. Демон сопричастен рождению человека (ср. идентичное греческому демону латинское genius – гений, присущий от рождения) и его смерти, неожиданному благу и такому же неожиданному несчастью. В классической мифологии эти демоны, потеряв свое всемогущество, станут посредниками между богами и людьми, но в архаической мифологии все полно демонов – ив них древний человек осмысляет неразгаданность и таинственность нерасчлененного хаоса жизни, господство тех явлений, которые именуются случайными, до тех пор, пока для них еще не найдено объяснение.

Но, став на путь анимизма, древний человек не мог уже с него свернуть. И существа, рождаемые матерью‑Землей, получали в архаической мифологии независимую от их породительницы жизнь, имели свой образ и имя, а значит, и свою судьбу.

 

Земля и ее потомство

 

Для греческого стихийно‑материалистического мифомышления характерно, что Небо – Уран не является извечным, но само порождено Землей – Геей (Гес. Теог. 126‑128), будучи в свою очередь также порождающим началом и вместе с тем пространством, усеянным звездами, по своей протяженности равным Гее.

Независимо от Неба Земля производит на свет из своих недр горы и обитающих в них нимф, а затем и шумное море, Понт (там же 129‑132). Примечательно, что Понт в духе архаической магии является и морским простором (ср. др. – рус. пЖть – путь) и живым существом, дающим начало новому потомству.

Итак, оказывается, что мир, или по‑гречески "космос", получает свой привычный вид благодаря жизненной силе земли. Он, этот космос, простирается в равной мере между небом и землей, омываемой морем, покрытой горами и тенистыми горными лесами.

Однако не забудем, что наряду с землей среди первых четырех вселенских потенций нашел себе место Эрос, сила которого покоряет живую душу и лишает ее разума. Именно благодаря Эросу Небо – Уран и Земля – Гея, вступив в брачный союз, рождают ужасных видом детей – шесть сыновей и шесть дочерей (там же 132‑136), которые получают имя титанов.

Братья – Океан, Кой, Крий, Гиперион, Иапет, Кронос. Сестры – Тейя, Рея, Фемида, Мнемосина, Феба, Тефия.

 

23. Тритон, похищающий нимфу. II – I вв. до н. э. Рим. Музеи Ватикана

 

Дети Земли и Неба наделены неиссякаемой силой жизни – они бессмертны. Каждый из них имеет свое собственное имя, в котором слышны отзвуки каких‑то природных стихий и владычества над ними – воздуха, влаги, ветра, огненного жара, звездного света. Но уже среди буйства вихревых потоков и грозовых молний и ливней, освежающих землю, возникает робкое чувство о чем‑то дозволенном, а значит, и недозволенном (греч. themis – Фемида), о чем‑то остающемся в памяти, а значит, незабываемом (греч. mnemosyne – Мнемосина, память). Отсюда напоминание или память о праве перейдет к детям титанов (они получат имя Олимпийских богов), укрепится там и станет основой устроения их могущества.

А пока титаны и титаниды, братья и сестры, вступают друг с другом в брак (прекрасный пример кровнородственной семьи), смешав в одно целое круговорот космических стихий.

Но кого же еще, как не детей небесных грозовых просторов, готовых низринуться на черную землю, могли породить Уран и Гея? И вот среди их потомства еще трое – круглоглазые киклопы: Бронт – Гром, Стероп – Молния и Apг – Ослепительный блеск молний (там же 139 – 146).

 

24. Ритон с протеидами. I в. н. э. Берлин. Шарлоттенбург

 

Рядом с ними тоже трое, по словам Гесиода, "несказанно ужасных" Сторуких – Котт, Бриарей и Гиес. У каждого – пятьдесят голов и сотня рук (там же 147 – 153).

Дальнейшую историю титанов, по Гесиоду, можно себе представить следующим образом (там же 154 – 210).

Весь этот чудовищный род стал ненавистен даже их отцу – Урану, и тот немедленно отправлял своих детей при появлении на свет в недра матери‑Земли. Но тогда великанша Земля начала испытывать тяжкие муки и задумала отомстить Урану, переполнившему ее утробу.

Из "седого железа" она сделала серп и печальными словами пыталась разжалобить своих детей, подбивая их отомстить отцу. Однако все молчали, объятые страхом, и лишь один Кронос, младший из титанов, обладавший хитрым умом, исполнился смелостью и осуществил замысленное Землею дело. Наученный матерью, он оскопил спавшего отца и тем самым пресек неиссякаемую плодовитость Урана, которая переполняла землю чудищами. (По версии Аполлодора (I 1, 4), все титаны, за исключением Океана, напали на отца.)

 

25. Протеида. Фрагмент ритона

 

Но даже из крови оскопленного Урана, пролитой в море, и из морской пены, смешавшейся с кровью, все еще появлялись существа, поражавшие или своим диким видом, или невиданной страстью.

Так Уран породил Эриний – седых окровавленных старух с собачьими головами и змеями в спутанных волосах, блюстительниц прав материнского рода. От него же – Гиганты и древесные нимфы Мелии – Ясеневые (из стволов ясеней древние герои делали древки копий). Но от него также и прекрасная Афродита – "пеннорожденная", всегда в сопровождении Эроса и Гимера‑страстного желания, вышедшая на берег острова Кипра вблизи приморских Кифер – почему она и Киприда и Киферея.

Так Земля отомстила Урану и пресекла избыток сил плодородия, поставив им некий предел, который мы можем оценить как достаточно раннюю и пока еще слабую попытку ограничить тератоморфную хаотичность земнородных. С этим актом уходило в небытие владычество Урана и наступало царство Кроноса. Однако деяние Кроноса (при молчаливом согласии его братьев‑титанов) было чревато возмездием, которому пока не пришел срок, но которое уже задумано в глубинах мифологической истории, начавшей различать и держать в памяти права, связующие отцов и детей, и нарушение этих прав.

 

26. Кекропс. Фрагмент росписи кратера Мастера Кекропса. Конец V в. до н. э. Кассель. Частн. колл

 

Тем временем, пока созревали условия будущего возмездия, не подозревавшие своей печальной участи дети Геи и Урана продолжали заселять землю новым потомством (Гее, Теог. 211 – 232).

Оказалось, что Ночь, рожденная некогда самим Хаосом, также вполне самостоятельно, вне всякого брачного союза, стала матерью Мора, Смерти, Сновидений и также породила брата и сестру – едко‑насмешливого Мома и Печаль. В черных глубинах Ночи зародилась сама Судьба в виде трех сестер – Клото (прядущая нить жизни), Лахезис (дающая человеку тот или иной жребий) и Атропос (бесповоротность, неотвратимость судьбы).

Месть – Немезида и Эрида – Раздор – тоже дети Ночи, причем Эрида дала начало тяжкому труду в сопутствии голода и скорби, а также стала матерью убийствам, битвам, ослеплениям и всяческим беззакониям.

Таким образом, те четыре первоначала, о которых мы говорили выше (Земля, Хаос, Эрос, Тартар), вполне закономерно начали проявлять свое могущество.

Земля оказалась всеобщей матерью, дающей начало жизни, пусть эта жизнь еще полна ужасов, спутанна, безобразна. Но, раз появившись, она несет в себе принцип совершенствования и чревата лучшим будущим. Хаос‑бездна из собственных глубин рождает антипод жизни – Ночь, а эта последняя породила Смерть и все те ужасы, которые будут преследовать в дальнейшем человека.

Древние греки, будучи великими жизнелюбцами, вполне справедливо еще в страшных глубинах архаики уравновесили царство Ночи ее же собственной дочерью, исполненной света Гемерой – Днем.

Эрос оказался движущей силой космического влечения, и без него немыслимо мифологическое развитие древних.

Что же касается Тартара, то именно в его объятиях породила Земля своего младшего сына, Тифона, или Тифоея. У Тифона не только сотня змеиных голов, но это головы, мечущие из глаз пламя, а глотки этого чудовищного дракона испускают "невыразимые голоса" – то рев быка, то львиный рык, то собачий лай или змеиный свист, а то вдруг внятный голос, доступный для понимания.

Однако свое подлинное предназначение Тартар выполнит на исходе архаики, когда он станет абсолютно необходимым в той картине космоса, которая постепенно станет вырисовываться во мгле тысячелетий, принимая все более и более совершенную конструкцию.

До этого времени, правда, еще далеко, почему и Земля и Море (а корни их переплетаются, залегая в Тартаре) все еще без устали порождают чудовищных детей и по своему усмотрению заселяют ими мировое пространство.