Источники мифологической традиции

 

Греческая мифология существовала в далеких тысячелетиях до нашей эры и закончила свое развитие вместе с концом общинно‑родового общества. Однако до нас дошло множество произведений античной письменной литературы, из которой можно извлечь и образы, и сюжеты, и факты, свидетельствующие о том, что мифологическая традиция была устойчива, закреплялась в памяти поколений, передавалась от предков к потомкам и с развитием письменной литературы стала фиксироваться и систематизироваться.

Почти вся античная литература – художественная (эпос героический и дидактический, драма, лирическая поэзия) и научная (философия, история, география как описание путешествий и земель) – изобилует мифологическими материалами, не говоря уже о том, что существовали специальные сборники мифов, которые дошли до нашего времени, пусть не целиком, а в отрывках и переложениях, но все‑таки дошли.

Среди главных источников для изучения всех периодов мифологического развития Греции в первую очередь назовем героические поэмы Гомера – "Илиаду" и "Одиссею", складывавшиеся несколько веков (первая треть I тысячелетия до н. э.) на границе родового и классового рабовладельческого общества, объединив тем самым в одно художественное целое мощные пласты мифологического и исторического бытия от примитивных до самых утонченных форм.

Первым систематизатором мифологии, и особенно мифов о создании мира, рождении богов, их генеалогии ("Теогония") и смене человеческих поколений ("Труды и дни"), является поэт Гесиод (VII в. до н. э.), ставший одним из зачинателей, как говорят иногда, предфилософии.

Фрагменты и изложение так называемых киклических поэм (VII‑VI вв. до н. э.) дают возможность представить в определенной последовательности мифы Троянского цикла.

Трагики V в. до н. э. Эсхил, Софокл, Еврипид использовали в своих сюжетах мифологию героизма во всей ее сложности и гибельной безысходности.

Традиция насыщать поэмы о героях мифологическими сведениями особенно процветала в эпоху эллинизма, ту, что пришла на смену греческой классике (VII‑IV вв. до н.э.), уже с конца IV в. до н. э., а затем переросла в эллинистически‑римский период (I‑V вв. до н. э.). Познание мира, открывшегося грекам в своей огромности и беспредельности после завоеваний Александра Македонского, способствовало возникновению интереса к экзотике дальних стран, к уединенным народам, хранителям древних таинств, чудес и магии, а также к собственному прошлому как незыблемой основе в быстро меняющемся мире. Поэтому большое значение для мифологии имеют поэма Аполлония Родосского "Аргонавтика" (III в. до н. э.) и огромная поэма в 48 песен Нонна Панополитанского о Дионисе (V в. н. э.).

 

1. Фестский диск. Середина II тысячелетия до н. э. Гераклеон на Крите. Музей

 

Гимническая поэзия (а гимн – одна из древнейших литературных форм, коренящаяся в религиозной практике), в том числе так называемые Гомеровские гимны (с VII в. до н. э. вплоть до византийского времени), гимны Каллимаха (III в. до н. э.), Орфические гимны (VI в. до н. э. – II в. н. э.), гимны Прокла (V в. н. э.), резюмирует многовековую традицию античной мифологии, воспевая подвиги богов, давая им интересные характеристики с помощью множества эпитетов, создавая своеобразные божественные биографии. Большой и разнообразный мифологический материал дают и латинские поэты I в. до н. э., такие, как Вергилий ("Энеида") и Овидий ("Метаморфозы").

Не меньший интерес проявляли к мифологии знатоки древних генеалогий – логографы Гекатей, Акусилай, Ферекид, Гелланик (VI в. до н. э.); философы – Эмпедокл, Парменид, Ксенофан, Платон; историки – Геродот (V в. до н. э.), Полибий (III‑II вв. до н. э.), Диодор Сицилийский (I в. до н. э.); географы, такие, как Страбон (I в. до н. э. – I в. н. э.); философ‑моралист и историк Плутарх (I‑II вв. н. э.); путешественник и любитель старины Павсаний (II в. н. э.); коллекционер редкостей Атеней (III в. н. э.); поздние философы‑неоплатоники, создавшие своеобразную диалектику мифологии и истолковавшие аллегорически и символически древние мифы, – Плотин и Порфирий (III в. н. э.), Прокл (V в. н. э.)

Но особенно была важна работа мифографов – собирателей мифов и составителей специальных сборников. Среди мифографов отличались своей ученостью александрийцы (III‑II вв. до н. э.). Широко известен Аполлодор Афинский (II в. до н. э.), которому принадлежало не дошедшее до нас сочинение "О богах" в 24 книгах. Ему же приписывается известная "Библиотека", дошедшая частично в компилятивном изложении (I в. до н. э. – II в. н. э.), где подробно излагаются теогония и главнейшие родословные героев, следуя Гомеру, эпическому циклу, Гесиоду, трагикам и другим источникам.

Мифограф Гигин, писавший на латинском языке (I в. до н. э. – I в. н. э.), несмотря на сухость и краткость изложения, очень полезен для изучения мифологии, так же как и сборник, известный под названием "Ватиканских мифографов" (VII в. н. э.) и включающий, собственно говоря, три мифографических сочинения, где в систематическом виде дается обзор всей античной мифологии.

Незаменимым источником мифологии являются комментаторы античной поэзии, такие, например, как римский комментатор Вергилия Сервий (III в. н. э.).

Христианские авторы первых веков нашей эры, например Афинагор, Климент Александрийский (III в. н. э.), также могут служить источником сведений о мифах, и притом вариантов очень древних и редких. Борясь с языческой религией, христианские авторы опровергали ее, используя факты греко‑римской мифологии, доказывающие, по их мнению, невежество, грубость, жестокость и несуразность язычества и его божественно‑героического пантеона.

Кроме письменных источников свидетельства о разных периодах мифологического развития составляют памятники античного искусства (архитектура, скульптура, керамика, вазопись, мелкая пластика, глиптика[6], торевтика[7]), особенно архаические; археологические находки, которыми особенно богаты XIX‑XX вв. (Крит, Кипр, Микенская Греция, Малая Азия, Северная Греция); этнографические изыскания, изучающие религиозно‑мифологические пережитки в обрядах, предметах быта, культовых постройках; устное народное творчество, сохранившее устойчивую мифологическую образность.

 

Художественно‑эстетическое значение мифологии

 

Перед нами немаловажный вопрос – имеет ли греческая мифология свою, присущую ей художественную ценность, определенную эстетическую значимость, если она ориентирована целиком на представления древнего и, казалось бы, достаточно примитивного человека о его собственном бытие, еще очень тесно связанном с простейшими функциями природы вообще – рождением, выкармливанием, выращиванием, удовлетворением элементарных потребностей, борьбой за существование, болезнями и, наконец, смертью, которой, однако, не завершается жизненный цикл, продолжаясь и повторяясь в неведомом, уже потустороннем крае.

Выше мы пришли к выводу, что греческая мифология отличается от ранних форм устного народного творчества – сказки, песни, легенды, басни, – где всегда ощущается сознательное стремление к фантазии и поучению. Но всякий, кто знакомился с греческими мифами, даже в разных пересказах, должен признать, что они вовсе не лишены творческого вымысла и своеобразной выразительности, впитавших к тому же жизненный опыт древнего человека.

В мифе живут особой жизнью "природа и сами общественные формы, уже переработанные бессознательно‑художественным образом народной фантазией", писал Маркс[8], почему в дальнейшей своей истории греческая мифология и составляла не только арсенал греческого искусства, но и его почву"[9]. Мифотворчество поражает нас буйством фантазии, непредвзятостью чувств, безудержностью страстей, столь же стихийных, как и сама природа, в изобилии чудес и красоты. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, являясь одной из древнейших форм освоения мира, греческая мифология имеет огромное самостоятельное эстетическое значение, если понимать под эстетическим максимальную выразительность внутреннего содержания предмета вовне.

 

2. Тиринф, сводчатая галерея. 1350‑1250 гг. до н. э

 

Наиболее отчетливо и завершенно эстетическая направленность греческой мифологии выявлена в гомеровском эпосе и в "Теогонии" Гесиода, где мифологическая картина всего космоса, богов и героев приняла законченно‑систематический вид.

У Гомера красота есть божественная субстанция и главные художники – боги, создающие мир по законам искусства. Недаром красота мира создается богами в страшной борьбе, когда олимпийцы уничтожают архаических и дисгармонических чудовищ. Правда, эта дикая доолимпийская архаика тоже полна своеобразной красоты. Титаны прекрасны в своей безудержной стихийности, полудева‑полузмея Ехидна привлекает путников прекрасным ликом. Эта "быстроглазая нимфа" является одновременно чудовищем, кровожадным змеем, залегающим в пещере и несущим смерть. Тератоморфизм совмещает в себе чудовищность и чудесность, ужас и красоту. Однако красота архаической мифологии гибельна. Сирены привлекают моряков прекрасными голосами и умерщвляют их. Скалы, на которых обитают сирены, усеяны костями и высохшей кожей их несчастных жертв. Эти страшные полуптицы‑полуженщины (так называемые миксантропические, то есть "смешанные" существа) уже прекрасны своим искусством пения, но еще ужасны во всей своей дикости. Красота мифологической архаики достигает подлинного совершенства в удивительном безобразии причудливых форм таких чудовищ, как Тифон или Сторукие. Гесиод с упоением изображает стоголового Тифона, у которого пламенем горят змеиные глаза. Головы Тифона рычат львом, ревут яростным быком, заливаются собачьим лаем. Жуткий сторукий Котт именуется у Гесиода "безупречным". Он великолепен в своем совершенном безобразии. Ужас и красота царят в "Теогонии" Гесиода, где сама Земля‑великанша неустанно порождает чудовищных детей, "отдавшись объятиям Тартара страстным". Зевс, сражаясь с титанами, тоже прекрасен своим грозным видом. Он пускает в ход перуны, гром и молнии так, что дрожит сам Аид, а Земля‑великанша горестно стонет. Олимпийцы и титаны швыряют друг в друга скалы и горы, жар от Зевсовых молний опаляет мир, поднимается вихрь пламени, кипит почва, океан и море, жар охватывает Тартар и Хаос, солнце закрыто тучей камней и скал, которые мечут враги, ревет море, земля дрожит от топота великанов, а их дикие крики доносятся до звездного неба. Перед нами – космическая катастрофа, мучительная гибель мира доолимпийских владык. Так же когда‑то уступил новым властителям змеевидный Офион, по орфическому преданию, царивший еще до Кроноса на снежном Олимпе. Перед нами в муках рождается новое царство Зевса и великих героев, оружием и мудрой мыслью создающих новую красоту, ту, которая основывается не на ужасе и дисгармонии, а на строе, порядке, гармонии, которая освящена Музами, Харитами, Орами, Аполлоном в его светлом обличье, мудрой Афиной, искусником Гефестом и которая как бы разливается по всему миру, преображая его и украшая.

 

3. Поэт с маской трагического актера. 2‑я половина IV в. до н. э. Рим. Музеи Ватикана

 

Гомеровская мифология – это красота героических подвигов, почему она и выражена в свете и сиянии солнечных лучей, блеске золота и великолепии ору‑жия. В мире этой красоты мрачные хтонические силы заключены в Тартар или побеждены героями. Чудовища оказываются смертельными. Гибнут Медуза Горгона, Пифон, Ехидна, Химера, Лернейская гидра. Прекрасные олимпийские боги жестоко расправляются со всеми, кто покушается нарушить гармонию установленной ими власти, той разумной упорядоченности, которая выражена в самом слове "космос" (греч. cosmeo – украшаю). Однако побежденные древние боги вмешиваются в эту новую жизнь. Они дают, как, например, Земля, коварные советы Зевсу, они готовы возбудить вновь разрушающие силы. Да и сам героический мир становится настолько дерзким, что нуждается в обуздании. И боги посылают в этот мир красоту, воплощая ее в облике женщины, несущей с собой соблазны, смерти и самоуничтожение великих героев. Так появляется созданная богами прекрасная Пандора, в которую боги вкладывают лживую душу. Так рождается от Зевса и Немесиды, богини мести, Елена, из‑за красоты которой убивают друг друга ахейские и троянские герои. Прекрасные женщины – Даная, Семела или Алкмена, – соблазняют богов, изменяют им и даже презирают их, как Коронида или Кассандра.

 

4. 'Арфист' – кикладский идол. XXIV – XXIII вв. до н. э. Афины. Национальный археологический музей

 

Ушедший в прошлое мир матриархальной архаики мстит новому героизму, используя женскую красоту, столь воспеваемую в эпоху классического олимпийства. Прекрасные, гордые женщины вносят зависть, раздор и смерть в целые поколения славных героев, заставляя богов наложить проклятие на своих же потомков.

Прекрасное в мифе оказывается активным, беспокойным началом. Оно, воплощаясь в олимпийских богах, является принципом космической жизни. Сами боги могут управлять этой красотой и даже изливать ее на людей, преображая их. Так, мудрая Афина у Гомера одним прикосновением своей волшебной палочки сделала Одиссея выше, прекраснее и завила ему кудри наподобие гиацинта (Од. VI 229‑231). Та же Афина преобразила Пенелопу накануне встречи ее с супругом. Она сделала Пенелопу выше, белее и пролила на нее амвросийную мазь, которой пользуется сама Афродита (там же XVIII 190‑196). Здесь красота представляет собою некую материальную тончайшую субстанцию, обладающую небывалой силой. Древняя фетишистская магия, на которой основана вся практика оборотничества, здесь преобразована в благодетельное воздействие мудрого божества на любимого им героя.

Но еще важнее та внутренняя красота, которой наделяют олимпийские боги певцов и музыкантов. Это красота поэтического мудрого вдохновения. Мифический поэт и певец вдохновляется Музами или Аполлоном. Но Музы и Аполлон – дети Зевса, так что в конечном счете красота поэтического таланта освещается отцом людей и богов. Поэт, певец и музыкант обладает пророческим даром, ведая не только прошлое, но и будущее. Вся греческая мифология пронизана преклонением и восхищением перед этой внутренней вдохновенной красотой, обладавшей великой колдовской силой. Орфей заставлял своей игрой на лире двигаться скалы и деревья и очаровал Аида с Персефоной. Амфион, играя на лире, заставлял огромные камни складываться в фиванские стены.

Представление о красоте в греческой мифологии прошло долгий путь развития – от губительных функций к благодетельным, от совмещения с безобразным к воплощению ее в чистейшем виде, от фетишистской магии до милых и мудрых Олимпийских Муз.

Греческая мифология в историческом развитии дает нам неисчерпаемый материал для освоения ее в плане эстетическом и для раскрытия ее художественного воздействия в литературе и искусстве античности.

 

Краткая периодизация

 

Греческая мифология развивалась вместе с историей общинно‑родовой формации, поэтому она никак не может быть представлена в виде раз навсегда данной, застывшей картины, прекрасной в своей неизменности, где вне времени и пространства находят себе место вечно пирующие на Олимпе бессмертные боги, а смертные люди призваны совершать героические подвиги на земле. Чтобы такая картина появилась в представлении древнего человека, должно было пройти немало времени, измеряемого тысячелетиями. И начинается греческая мифология не с прекрасных богов и героев, а с мира смутного и страшного, где ни о богах, ни о героях нет еще и помину. Греческая мифология имеет периоды своего развития, которые в кратчайшем виде можно назвать доклассическим, или архаическим, и классическим, или героическим.

 

5. Муза с лирой на горе Геликон. Лекиф Мастера Ахилла. Около 440 г. до н. э. Лугано. Части, колл

 

Первый из них, тоже говоря кратко, начинается в сумраке тысячелетий и завершается ко II тысячелетию до н. э., о чем свидетельствуют главным образом археологические данные, подкрепляющие исторические выкладки.

 

6. Музы слушают Терпсихору. Амфора Мастера Пелея. Около 440 г. до н. э. Лондон. Британский музей

 

Второй падает в основном на II тысячелетие до н. э., достигая расцвета в середине этого тысячелетия и завершаясь в его конце мифами о гибели героических поколений. Старая наивная мифология уходит в небытие вместе с родовым строем, когда в первой трети I тысячелетия возникают предпосылки классового рабовладельческого общества и создаются принципиально новые формы жизни.

 

Кносский дворец

 

Мифологические сюжеты и образы приобретают в дальнейшем развитии греческой культуры вплоть до конца античности художественные и идеологические функции. Однако не они являются предметом нашей книги. Нас интересует живой мифологический процесс. Поэтому, принимая во внимание эти грандиозные сдвиги социально‑исторических и мифологических пластов, остановимся подробнее на указанных выше периодах.

 

 

I. Доклассический период

 

Главные определения

 

Доклассический период мифологического развития совпадает с периодом собирательско‑охотиичьего хозяйства и начальными ступенями хозяйства производящего, наиболее законченно выражая жизнь древнейшей, то есть материнской, общины, или, как принято говорить, он связан с матриархально‑родовым строем. В связи с этим доклассический период мифологии именуют также мифологией матриархата. Но так как это древнейший период, то он вполне может называться архаическим (греч. arche – начало, отсюда и греч. archaios – архаический, древний). Но и этого мало.

 

7. Сосуд с изображением осьминога с острова Крит. XVI в. до н. э. Гераклеон. Музей

 

Древнейшая ступень мифологии именуется к тому же доолимпийской или дофессалийской. А что же это такое? Неужели были времена, когда и горы Олимп на севере Греции, в Фессалии, не существовало? Нет, и Фессалия и Олимп существовали. Более того, Олимп не один, их несколько, и не только тот, самый главный – в Фессалии, но и в Малой Азии (Аикия и Мизия), на острове Кипр (целых два Олимпа), на юге Греции (в Лаконике и Аркадии), на западе Греции (в Элиде, вблизи Олимпии); да и само название "Олимп" относится к так называемому балканскому догреческому субстрату, то есть к древней языковой основе, существовавшей до более поздних напластований греческого языка. Ведь все вообще греческие географические названия (так называемая топонимика) уходят вглубь балканского субстрата, несут на себе печать большой древности, устойчиво сохраняясь на протяжении тысячелетий.

 

8. Архаический идол из Беотии. VIII в. до н. э. Терракота. Берлин. Государственные музеи

 

Однако представления о том, что боги обитают на Олимпе Фессалийском, еще не появилось в эти далекие времена. Отсюда с полным правом можно говорить о доолимпийском или дофессалийском периоде мифологического развития.

Ученые применяют к нему также название хтонического, от греческого слова "chthon" – "земля", так как в эти архаические времена земля мыслилась всеобщей матерью, которая всех порождает и вскармливает. Но тогда и вся природа, и все то, что есть на земле, оказывалось живым и даже одушевленным. Всякое же физическое тело и вообще любой предмет, понятый как нечто живое, является не чем иным, как фетишем, почему архаический период мифологии можно назвать также фетишистским. Однако и этого мало.

 

9. Богиня из святилища Двойного топора в Кносском дворце. XVI в. до н. э. Гераклеон. Музей

 

Древний человек, погруженный в стихию природы, воспринимает ее как нечто дисгармоничное, ужасное, страшное, чудовищное, что определяется термином "тератоморфизм" (греч. teras – чудовище, чудо), а сама мифология – тератоморфной, то есть имеющей дело с чудовищными образами, а значит, и с чудесами, подстерегающими человека на каждом шагу, вызывающими у него и ужас, и удивление.

Древнейшая мифология не знает человеческих форм, она доантропоморфна, дочеловечна, а будучи порождением природы, где все живет своей тайной и неведомой жизнью – и камень, и животное, и растение, – эта мифология с полным правом обозначается не только как фетишистская, но еще и как фетишистски‑анимистическая (лат. animus – дух, anima – душа), а детальнее как зооморфная (греч. dzoon – животное) и фитоморфная (греч. phyton – растение). А поскольку всеобщее одушевление, анимизм, предполагает наличие примитивных человеческих праформ, еще не отделенных от животного и растения, так же как не отделен от них и сам человек, то и архаическая мифология именуется миксантропической, то есть состоящей из смешения образов живой природы с человеческими формами.

 

10. Богиня с двумя двойными топорами из Ситейи. XVI в. до н. э. Лондон. Британский музей

 

Таким образом, перед нами возникает интереснейший комплекс наименований, зная смысл которых, уже можно сразу в целостном виде представить специфику доклассической мифологии.