УБИЙСТВА НА ОБРАЗЦОВОЙ ДОРОГЕ

 

Главный полицейский агент Дубиндус и его помощник Дурке сидели друг против друга в канцелярии над ворохом мелких протоколов о краже собак и кошек, а также о голодных смертях в местах общественного пользования и других видах непорядков.

— Что бы вы там ни говорили, — произнес Дубиндус, ударив кулаком по столу, — а на Зузельском образцовом шоссе ни одного протокола! Я всегда утверждал, что это самая лучшая из всех дорог южной Германии. Ну-ка, попробуйте — найдите на ней корку хлеба, пуговицу, папиросный окурок!

— Дайте мне такое место в Германии, где все это можно найти, херр Дубиндус, — и я вам уступлю за него ваше шоссе с головой и с хвостом!

Дубиндус только что собрался достойно ответить своему помощнику, как зазвонил телефон.

— Allo! Банкир Вестингауз? Так… Так… Понимаю! Хорошо!

Он с досадой швырнул трубку и поворотился к Дурке:

— Живо! Автомобиль, жандармов! И чорт меня побери, если там не понадобится парочка кинематографщиков… Едем!

— Куда? — флегматично спросил Дурке.

— За социалистическим министром. Разве вы не знаете, что эта публика не может без покушений! А наш брат лети за ними среди ночи, чтоб сцапать какого-нибудь ловкача, который, уж поверьте, заработает на этом деле больше, чем мы с вами за его поимку!

Дурке, кряхтя, пошел исполнять приказ.

Автомобиль был подан. Жандармы вооружились. Дубиндус застегнул револьвер. Через минуту полицейский автомобиль катил по той же дороге в Зузель, по которой четверть часа назад проследовал Пфеффер.

Но за эти четверть часа погода разно изменилась. Ветер стал крепким и гнал на автомобиль целые тучи пыли. Тяжелые облака затянули небо. Деревья по обе стороны шоссе раскачивались со скрипом и стоном.

— Времена! — злобно бормотал Дубиндус. — Социалистические министры! Если б не шоссе, стал бы я служить новой власти… Ведь на этом самом шоссе тому четырнадцать с половиной лет я оштрафовал его величество, императора Вильгельма Миротворца!

История о том, как Дубиндус оштрафовал Вильгельма, была знакома в Мюльроке каждому мальчишке. Жандармы и Дурке потихоньку заткнули уши.

— Да, — продолжал Дубиндус, сверкнув в темноте очами, — в ту пору я был начинающим агентом. Я знал все статуты и параграфы городских положений. Я прочитал от доски до доски свод законов. Ни одна собака в Мюльроке не ходила у меня без намордника. То было время монархического порядка. Славное времечко! И вот еду я как-то по Зузельскому шоссе, и, вдруг, прямо передо мной, неподалеку от третьей версты, стоит автомобиль без номера, а возле него человек в каске, — Дубиндус торжественно откашлялся, — человек в каске…

Крак! Его собственный автомобиль стал, как вкопанный. Шофер нырнул вниз и через секунду крякнул профессиональным тоном, протягивая что-то на ладони:

— Шина лопнула! На-те!

Полицейский агент схватил острый осколок какого-то сине-серого камня, добытый шофером из-под колеса, и в бешенстве сунул его в карман. Камни под полицейским автомобилем! На образцовом Зузельском шоссе! По самой середине шоссе! И — что хуже всего — у них нет запасной шины, и оставшийся путь им придется сделать пешком!

Кряхтя и сутулясь полез из автомобиля Дурке. Бряцая ружьями, выпрыгнули жандармы. Изрыгая ругательства, вывалился Дубиндус. Он приказал шоферу провести машину в кусты и поспешно зашагал во главе своего отряда.

Над шоссе разыгрывалась сухая буря. Целые валы из щебня, пыли, песку, сухих листьев сбивали их с ног. На расстоянии шага не было слышно ничего, кроме ветра. Это имело, впрочем, свою хорошую сторону, скрадывая их приближение, — ибо не успел вынырнуть из темноты белый столбик с цифрой 3, как наш отряд наткнулся на какого-то человека, наклонившегося над дорогой. В ту же секунду человек вскочил и бросился от них в сторону. Жандармы помчались наперерез, один ударил его прикладом по спине, а другой схватил за рубаху.

— Стой! — злорадно изрек Дубиндус, засветив электрический фонарь: — поработал и баста!

Он направил фонарь на пойманного человека. Это был несомненный бродяга, — впрочем, довольно красивый, — в холстинковой рубахе, штанах и сандалиях на босу ногу. Лицо его было полно такой досады, что Дубиндус не без удовольствия надел бы на него намордник.

— Ничего, приятель, дома подождут! — продолжал он, обшаривая его карманы. — Кусок пирога, веревка, план местности, один, другой, третий, четвертый камень… целая дюжина камней…

И все они оказались точь-в-точь такими, какой подобрал шофер из-под лопнувшей шины.

— Мошенник! Кто ты такой?

— Прохожий, — ответил бродяга на скверном немецком языке.

— Иностранец?

— Прохожий.

— А вот я тебе покажу прохожего, бестия! — зарычал полицейский агент, подступая к нему поближе. Но в эту минуту Дурке дотронулся до его руки. Он был бледен и трясся, как в лихорадке.

— Херр Дубиндус, — прошептал он, указывая куда-то пальцем!

Агент обернулся. Полукруг фонаря освещал скалистую часть шоссе за белым столбиком. Там лежал человек, раскинув ноги и руки. Это был министр Пфеффер собственной особой, министр Пфеффер, элегантно одетый, с азалией в петлице, в чудесных лакированных ботинках. Цилиндр скатился у него с головы, палка упала к ногам, затылок был плотно прижат к земле.

— Как вы себя чувствуете, господин министр? — почтительно осведомился Дубиндус.

Никакого ответа.

— Мы изловили вашего злоумышленника.

Молчание.

Дубиндус наклоняется вниз и вскрикивает от ужаса. Министр холоден — но это бы ничего, министр мертв — но и это еще ничего. Оба глаза министра выпучены прямо на Дубиндуса с выражением такого безумия, что у полицейского агента подкосились ноги.

— Убийство! — прошептал он: — убийство на Зузельском шоссе!

Бродяга уставился туда же, куда был обращен фонарь. При слове «министр» он вздрогнул. Досада на его лице сменилась изумлением и интересом. Между тем Дубиндус и Дурке медленно обошли убитого, всюду водя фонарем; они внимательно шарили в траве и кустах, подвигаясь вперед по шоссе, пока не наткнулись на кузов автомобиля. Это был автомобиль министра Пфеффера, в полном порядке и исправности. Он стоял вкось, уткнувшись в скалу, с сильно поцарапанным лаком. Шофер лежал головой вниз, ногами вверх между двумя сидениями. Дубиндус немедленно схватил его за ноги.

К его удивлению, ноги слабо брыкнули. Он прислушался — шофер храпел. Вытащив его с большими усилиями наружу, Дурке и Дубиндус увидели здоровенного малого с налитым кровью лицом и плотно стиснутыми ресницами. Он спал, несмотря на все толчки, щипки и оклики.

— Шофер усыплен. Убитого надо оставить, как есть, до приезда врача. Дурке, вы останетесь при нем с жандармом, а я отвезу преступника в город!

С этими словами Дубиндус сделал знак, и бродягу за шиворот втащили в автомобиль. Несчастный Дурке проводил их глазами, побелевшими от страха, и, проклиная себя, Дубиндуса и министра, залез под прикрытие скалы с оставленным жандармом. Как раз вовремя! Не успел автомобиль отъехать, как сухая буря явно превратилась в мокрую, бросив на Зузельское шоссе целый водопад грязного сильного сплошного дождя.

 

Глава третья

ФОКУСЫ ПОД ДОЖДЕМ

 

— Служба! — сплюнул Дубиндус, залезая головой в капюшон: — и мокни, и дрогни, и сохни, и все это за какой-нибудь республиканский орден, который от стыда заткнешь в плевательницу, а не в петлицу. Куда ты, чорт?!

Последнее восклицание относилось к автомобилю. Управляемый его собственной рукой, он то и дело приподымал передние колеса, как какой-нибудь кенгуру.

Агент круто поворотил рычаг. В ту же минуту автомобиль ринулся вперед, делая молниеносные зигзаги направо и налево и шмыгая кузовом, как хвостом. На лице жандарма выдавилась ироническая гримаса. Дубиндус вытаращил глаза.

— Всю жизнь ездил… — бормотал он, борясь с темнотой, ветром, дождем и игривостью машины: — а этакого, этакого… Не подсунули ль в него какого-нибудь пойла вместо бензина! Поло-жи-тель-но не автомобиль, а мартовский кот.

Не успел он договорить, как его собственный сапог, бряцая шпорой, стал выделывать те же самые зигзаги. Напрасно он налегал на ногу всем своим корпусом, — никакой груз не мог образумить этой подставки, отплясывавшей вместе с автомобилем дикую пляску. Сдавленный хохот жандарма дошел до его слуха. Дубиндус рявкнул, сбросил капюшон и затормозил. Но не тут-то было! Лакированное животное точно взбесилось. Оно немедленно уткнуло нос в землю, а задние колеса вместе с сидением задрало на неприличную высоту. Дождь между тем лил и хлестал сплошными канатами. Не прошло и минуты, как главный агент, полезший под машину с фонарем, был вымочен до последней нитки. Вода текла у него по лицу, за воротник, в сапоги, в карманы. Портфель, где лежали бумаги и отобранные у преступника вещи, превратился в тыкву.

— Тут все в полном порядке! — проревел он и вылез из-под автомобиля. — Надо думать, это атмосфера. Давление осадков. Держи убийцу за шиворот и следи, чтоб он не фокусничал!

Жандарм, мокрый, как белый медведь в бассейне, давно уже стискивал свою жертву, плавая с ней вместе по сиденью. Дубиндус тронул рычаг. На этот раз машина грациозно лягнула и пошла вперед нервной, женской походкой, пошевеливая кузовом направо и налево. Это все же было поступательным движением, хотя и малоцелесообразным, и через несколько минут впереди, сквозь тьму и влагу, заблестели первые огни Мюльрока. Здесь шоссе делало крутой спуск. Автомобиль слетел вниз мячиком. Слева стояла отвесная скала, кой-где опушенная дубом, справа начинались дачи. Через минуту они будут на городской площади…

— Стой! Держи! — завопил вдруг жандарм неистовым голосом.

В ту же секунду на плечи Дубиндуса вскочили чьи-то ловкие пятки, мазнули его по голове и взвились в пространство. Он затормозил и повернулся. Перед ним было искаженное лицо жандарма. Пленник исчез.

— Что это значит? — заревел Дубиндус. — Да куда ты глядишь, собачий насморк, куда ты глядишь?!

Жандарм глядел не по сторонам, не вслед пленнику, а на дуло собственного револьвера. Глаза его были перекошены от ужаса. Дубиндус увидел, как из револьверного дула с птичьим чириканьем одна за другой тихонько выползали пули и падали вниз. Он вытащил свой собственный, тупо уставившись на смертоносную штучку. Чорт возьми, револьвер был разряжен. А пули? Он сунул руку за пояс и вытащил несколько шариков, еще трепетавших у него на ладони.

— Дур-рак! Осел! — процедил он, налегая изо всех сил на согласные буквы, как если б они могли изгнать из мыслей жандарма всю метафизику: — только и было тебе дела, что держать его за шиворот. Струсил… К чорту фокусы! Дай прожектор.

Яркая полоса света взвилась над скалой. Прямо против них шевелились огромные ветви дуба. Преступник полз по ним, даже не делая попыток спрятаться. Дубиндус вытолкнул жандарма на шоссе:

— Стой тут, как истукан! Это пансион Рюклинг, видишь балкон над скалой? Ему отсюда никуда не удрать. Я оцеплю дом. Смотри, если проворонишь его вторично!

С этими словами он выхватил свисток и помчался к полицейскому участку.

 

Голубая спальня жены банкира, несмотря на поздний час, была освещена полным светом. За маленьким мраморным столом сидело трое людей, изучавших какие-то бумаги. Один из них был банкиром, другой виконтом Луи де Монморанси, третий высоким седым человеком военного вида. Неподалеку от них, в кресле, лежала Грэс Вестингауз, щуря глаза и борясь с желанием уснуть. Был второй час ночи, когда со стороны балкона послышался шум, прервавший однообразный шум дождя. Балконная дверь распахнулась, обдав их водой и ветром, и в комнату ввалился мокрый, полуголый, до крови ободранный человек.

Военный выхватил револьвер. Мокрый человек поднял обе руки, но в ту же минуту зашатался и упал на пол. Он был в обмороке. Трое людей переглянулись в изумлении. Грэс встала с места. Внизу, между тем, послышалась суетня и хлопание дверей. Пансион Рюклинг был разбужен в необычное время.

— Я узнаю, в чем дело… Спрячьте бумаги! Разойдитесь по комнатам! — прошептал банкир, сбрасывая смокинг и натягивая ночной халат. Монморанси и военный подбежали к стенному зеркалу, перевернули его вокруг оси и исчезли в потайной двери. Банкир потушил свет и, оставив жену и упавшего человека в полной темноте, осторожно выбрался из комнаты.

Спальня его жены была единственным помещением третьего этажа. Коридор, обтянутый ковром, вел на винтовую лестницу, спускавшуюся во второй этаж. Здесь, в плетеном кресле, всю ночь дежурила сестра милосердия. Сейчас она стояла, нагнув голову через перила, и прислушивалась к шуму, доносившемуся снизу.

— В чем дело, сестра?

— Не могу понять, херр Вестингауз! Внизу полиция!

Перескакивая через ступеньки, к ним со всех ног летела горничная Августа. Лицо ее горело от возбуждения, глаза так и сияли. Наткнувшись на банкира, она затараторила что есть мочи:

— Убийство, херр Вестингауз! Убит министр Пфеффер! Убийца в комнате вашей жены… Не пугайтесь, не пугайтесь! Сейчас к вам придут жандармы. Он не успеет ничего сделать…

— Какой убийца? — с тревогой спросил банкир.

— Поймали на шоссе! Простой бродяжка, херр Вестингауз. Министр-то ограблен до самой что ни на есть ни-точ-ки!

Последнюю фразу Августа произнесла от чистого сердца, поддавшись полету воображения и всплеснув обеими руками. Но именно эта фраза имела самые неожиданные последствия. Банкир вздрогнул, лицо его исказилось, он схватил полы халата и помчался к жене.

 

Глава четвертая