Фразеология как раздел науки о языке

 

Фразеология– это наука о фразеологических единицах (фразеологизмах), т. е. об устойчивых сочетаниях слов с осложненной семантикой, не образующихся по порождающим структурно-семантическим моделям переменных сочетаний [1].

Фразеологические единицы заполняют лакуны в лексической системе языка, которая не может полностью обеспечить наименование познанных человеком (новых) сторон действительности, и во многих случаях являются единственными обозначениями предметов, свойств, процессов, состояний, ситуаций и т. д. Образование фразеологизмов ослабляет противоречие между потребностями мышления и ограниченными лексическими ресурсами языка [2]. В тех же случаях, когда у фразеологизма имеется лексический синоним, они обычно различаются в стилистическом отношении [3]. Фразеология – это сокровищница языка. Во фразеологизмах находит отражение история народа, своеобразие его культуры и быта. Фразеологизмы часто носят ярко национальный характер. Наряду с чисто национальными фразеологизмами в английской фразеологии имеется много интернациональных фразеологизмов. Английский фразеологический фонд – сложный конгломерат исконных и заимствованных фразеологизмов с явным преобладанием первых. В некоторых фразеологизмах сохраняются архаические элементы – представители предшествующих эпох [4].

Во фразообразовании огромную роль играет человеческий фактор, так как подавляющее большинство фразеологизмов связано с человеком, с разнообразными сферами его деятельности. Фактор адресата является важнейшим элементом коммуникации. Кроме того, человек стремится наделить человеческими чертами объекты внешнего мира, в том числе и неодушевленные. Еще Ш. Балли утверждал: «Извечное несовершенство человеческого разума проявляется также и в том, что человек всегда стремится одухотворить все, что его окружает. Он не может представить себе, что природа мертва и бездушна; его воображение постоянно наделяет жизнью неодушевленные предметы, но это еще не все: человек постоянно приписывает всем предметам внешнего мира черты и стремления, свойственные его личности» [5].

В. Г. Гак вносит существенный корректив в высказывание Ш. Балли: «Поскольку в центре внимания человека находится он сам, то отсюда его постоянное стремление описывать окружающий мир по образу и подобию своему. Языковой антропоморфизм является не пережитком первобытного мышления, как это утверждают некоторые философы, но общим законом развития средств номинации в языке» [6]. Приводимый в данной книге материал подтверждает это положение. Под языковым антропоморфизмом обычно понимается наделение человеческими свойствами предметов и явлений неживой природы, небесных тел, животных и мифологических существ.

Фразеологизмы – высоко информативные единицы языка; они не могут рассматриваться как «украшения» или «излишества». Подобная трактовка фразеологизмов встречается в некоторых работах и в данное время является устаревшей. Фразеологизмы – одна из языковых универсалий, так как нет языков без фразеологизмов. Английская фразеология очень богата, и у нее многовековая история.

Современный английский язык является языком аналитическим. Повышенный аналитизм английского языка пронизывает всю английскую фразеологию, влияет на структуру фразеологизмов. Ср. the man of the hour и «герой дня», worship the golden calf и «поклоняться золотому тельцу» и т. п.

Аналитизмом английского языка объясняется широкое распространение в нем оборотов типа noun + noun, являющихся нестойкими сложными словами и легко распадающихся и превращающихся в словосочетания.

Эти обороты, допускающие раздельное написание, the Badger State (амер.) –«барсучий штат» (прозвище штата Висконсин), a girl Friday – помощница, правая рука, падежный работник(особ, о девушке-секретаре) и др. мы относим к периферии фразеологического состава.

Показателем аналитизма является также широко распространенное в английском языке атрибутивное использование фразеологизмов различных структурных типов.

Следует иметь в виду, что наряду с преобладающими элементами аналитизма в английской фразеологии имеются и элементы синтетизма, к которым можно отнести, например, широкое использование прилагательных в сравнительной степени в адъективных сравнениях.

Фразеология – чрезвычайно сложное явление, изучение которого требует своего метода исследования, а также использования данных других наук – лексикологии, грамматики, стилистики, фонетики, истории языка, истории, философии, логики и страноведения.

Мнения лингвистов по ряду проблем фразеологии расходятся, и это вполне естественно. Тем не менее важной задачей лингвистов, работающих в области фразеологии, является объединение усилий и нахождение точек соприкосновения в интересах как теории фразеологии, так и практики преподавания иностранных языков.

За последний промежуток времени в языкознании появилось много работ различных масштабов – диссертаций, статей, разделов в книгах по лексикологии, посвященных проблематике фразеологии различных языков, в том числе и английского.

Первые советские работы по английской фразеологии носили преимущественно описательный характер. Если же в них затрагивалась проблема сущности описываемых явлений, то в пределах небольшой статьи поверхностно решались такие сложные вопросы, как пути становления, синонимия, стилевое своеобразие, структурные типы фразеологизмов и т. п. [7].

Важным стимулом для самостоятельной разработки проблем английской фразеологии в советском языкознании послужило появление известных работ академика В. В. Виноградова по фразеологии русского языка. До недавнего времени ни одно исследование или популярное описание английского фразеологического фонда не выходило из русла его фразеологической концепции.

Некоторые из авторов видели свою задачу в том, чтобы просто-напросто механически применить идеи академика В. В. Виноградова к английскому материалу, используя эти идеи как безусловные истины, не нуждающиеся ни в проверке, ни в дальнейшем развитии. В других работах упоминалось о необходимости учитывать специфику языка при изучении фразеологических явлений, но конкретного применения эти общие соображения не находили.

Теоретической базой некоторых диссертаций по английской фразеологии явился простой пересказ концепции академика В. В. Виноградова. В других отдельные ее детали известным образом трансформировались или более развернуто конкретизировались, а некоторые частные ее пункты подвергались критике. Тем не менее, в целом все эти исследования не шли принципиально иными путями и не искали их.

Как известно, фразеологическая теория академика В. В. Виноградова исходит из следующих отправных идей:

а) Фразеологическими единицами являются «устойчивые» словесные комплексы, противопоставляемые «свободным» синтаксическим словосочетаниям как готовые языковые образования, не создаваемые, а лишь воспроизводимые в процессе речи.

б) Конституирующим свойством фразеологической единицы служит семантическая спаянность или неразложимость составляющих ее слов, выступающая либо как сквозная смысловая их взаимосвязанность, либо как односторонняя зависимость одного компонента от другого.

в) В любом из этих случаев результатом или формой проявления внутренней семантической спаянности фразеологических единиц служит определенное лексическое (а не грамматическое) значение целой единицы или ее компонента.

г) Семантическая спаянность компонентов предполагает стабильность их лексического состава, а в ряде случаев и их морфологического оформления и синтаксической организации.

д) Семантическая их спаянность имеет три степени, определяющие три типа фразеологических единиц:

1) сращения или идиомы – демотивированные единицы, выступающие как эквиваленты слова;

2) единства – мотивированные единицы, обнаруживающие способность либо к подмене отдельных компонентов, либо к раздвижению посредством подменного «упаковочного» материала, либо к перемещению компонентов и выступающие как «потенциальные эквиваленты» слова;

3) фразеологические сочетания, в которых один компонент семантически зависит от другого и потому получает в связи с этим последним несвободное, фразеологически связанное значение, причем оно проявляется в нем лишь в связи с определенным, ограниченным традиционным кругом слов; ввиду того, что каждый их компонент имеет раздельное значение, такие сочетания эквивалентами слов не являются.

Концепция академика В. В. Виноградова – это особая ступень в развитии теории «неразложимых сочетаний», более высокая по сравнению с тем, что было сделано в русском языкознании до него [8]. Основное ее значение заключается в том, что благодаря ей фразеологические единицы получили более обоснованное определение, именно как лексические комплексы с особым семантическим своеобразием. Хотя и до акадеvика В. В. Виноградова в советском языкознании контуры фразеологии намечались в аналогичном плане, именно в его работах трактовка фразеологической проблематики была переведена из описательного плана в теоретический. В. В. Виноградов убедительно показал неправомерность недифференцированного синтаксического подхода к проблеме «неразложимости» словосочетаний, характерного для А. А. Шахматова, и поставил задачу лингвистического анализа «слитных речений», о которых в трудах ряда русских лингвистов лишь упоминалось вскользь.

Фразеологическая теория академика В. В.Виноградова представляет собой развитие или, лучше сказать, трансформацию учения Ш. Балли об устойчивых речениях. Ш. Балли предложил деление фразеологических единиц на два основных типа: «фразеологические единства» и «фразеологические ряды» (или «привычные сочетания») и один промежуточный тип – «глагольные сочетания» (т. е. перифразы глаголов типа decider-prendreunedecision). «Единства» Ш. Балли соответствуют «сращениям» и «единствам» В. В. Виноградова без разделения по степени мотивированности. Принцип же выделения «фразеологических рядов» у Ш. Балли диаметрально противоположен тому принципу, на основании которого В. В. Виноградов отделяет группу «фразеологических сочетаний». У Ш. Балли фиксированный компонент «ряда» семантически не зависим от сочетаемых с ним слов, каждое из которых, соединяясь с этим фиксированным элементом, усваивает особое, но общее для них всех значение (например, в ряду chaleursuffocante, accablante, tropicale, torride, senegnlienne любое из прилагательных приобретает просто усилительное значение, хотя буквально они означают 'удушающая, тягостная, тропическая, жгучая, сенегальская жара).

Таким образом, переменные компоненты «фразеологического ряда» («привычного сочетания») составляют группу контекстуально обусловленных синонимов; кроме того, Ш. Балли подводит под понятие «привычного сочетания» также и случаи стилистического распределения синонимов (например: gravement malade – тяжело больной, grievement blesse – серьезно раненый) и «стереотипные группы» (например: intimement lie – тесно связанный, dia- metralement oppose – диаметрально противоположный и т. п.). Во «фразеологических сочетаниях» В. В. Виноградова, наоборот, один фиксированный элемент имеет одно и то же фразеологически связанное значение, проявляющееся при его контакте с ограниченным рядом слов (например: страх, ужас, зависть берет и т. п.). Стилистический аспект в трактовке данной проблемы, характерный для теории Ш. Балли, у академика В. В. Виноградова оказывается преодоленным, а лингвистический анализ и систематизация материала – более детализированными.

Тем не менее, работы академика В. В. Виноградова по фразеологии имеют ряд особенностей, которые следовало бы учитывать, приступая к самостоятельному исследованию языкового материала.

Первая особенность – это их эскизный характер. Нельзя не согласиться с А. В. Кумачевой, что они вообще написаны скорее в плане постановки вопроса, а не его решения. Опорные положения в этих работах являются простыми постулатами. Таковы, например, утверждения о связи мотивированности и выводимости значений фразеологических единиц, о синтаксической их организации, о различиях в общем значении «сращений» и «единств», и многое другое.

Вторая их особенность – отсутствие классификации, построенной на едином принципе. Две первые группы – «сращения» и «единства» – отделяются друг от друга по признаку степени мотивированности фразеологической единицы; третья группа – «фразеологические сочетания» – по признаку ограниченной сочетаемости данного слова в данном (в иных случаях вообще единственном) своем значении. Первые два типа характеризуются стабильностью состава компонентов, третий – ограниченной сочетаемостью одного из компонентов. Характер семантической спаянности компонентов фразеологических единиц не служит классификационной основой этой трехчленной схемы, ибо семантическая спаянность единиц двух первых групп определяется степенью их мотивированности, а третьей группы – алогизмом ограничения сочетаемости членов, причем о мотивировке этой сочетаемости вопрос даже не ставится. Таким образом, приводимый В. В. Виноградовым перечень типов фразеологических единиц фактически не является их сущностной классификацией. Поэтому попытки ее усовершенствования остаются неубедительными.

Третья особенность работ академика В. В. Виноградова – это опущение ряда вопросов общей теории фразеологии. Некоторые из них не затронуты автором потому, что для русского языка они не имеют первостепенного значения. Такова, скажем, проблема внутренней раздельнооформленности фразеологических единиц и отличие фразообразования от словосложения. Иные вопросы, например, о составе членов, о различных типах строения фразеологических единиц, остались за пределами внимания исследователя, по-видимому, в связи с тем, что исходным пунктом его рассуждений на темы фразеологии послужила его полемика с А. А. Шахматовым, естественно ограничившая рассматриваемый материал синтаксическими словосочетаниями непредикативной структуры. Однако оперирование понятием устойчивости словесного комплекса в виде аксиомы, не требующей ни определения, ни уточнения характерное для работ академика В. В. Виноградова, нельзя объяснить спецификой русского материала. Без разрешения проблемы устойчивости, без уяснения самой сущности устойчивости словесных сочетаний, границы фразеологии и понятия фразеологической связи слов остаются неопределенными. Поэтому всякий другой исследователь, даже полностью принимающий теорию В. В. Виноградова, неизбежно должен был бы заняться этими кардинальными вопросами, чего не сделал пока почти никто из лингвистов, работающих в области фразеологии.

Четвертая особенность работ академика В. В. Виноградова – это недостаточно объективная методика исследования языковых явлений. Так, например, важное для системы идей автора понятие мотивированности фразеологических единиц не опирается в eго изложении на какие-либо конкретные, объективно устанавливаемые признаки. Критерии степени мотивированности не определяются, и из трактовки приводимых языковых иллюстраций эти критерии вывести не удается. Так, автор утверждает, что «если есть хотя бы глухой намек на мотивировку общего значения, то о сращении говорить уже трудно». Однако сам он квалифицирует как «сращения» те сочетания, которые содержат грамматические архаизмы (например, «ничтоже сумняшеся», «и вся недолга»), хотя «глухой намек» на мотивировку (и даже просто на прямой смысл речения) в них, несомненно, имеется, он просвечивает сквозь изолированную форму компонентов. Так, степень мотивированности, как дифференциальный признак «сращений» и «единств», перебивается чисто структурным признаком.

Демотивация фразеологизма фактически приравнивается в рассуждениях В. В. Виноградова к невыводимости его общего значения из значений его компонентов.

Если под выводимостью подразумевается возможность понимания значения фразеологизма на основе осмысления его мотивировки, то такая «выводимость» в большинстве случаев есть чистейшая иллюзия. Если не знать значения фразеологизмов «выносить сор из избы» или «стреляный воробей», которые, по В. В. Виноградову, являются «единствами», то, в условиях их изоляции от речи, мы можем, отталкиваясь от одного и того же мотивирующего образа, с одинаковым основанием расшифровать первый из них как «наводить порядок» или «облегчить душу тяжелым признанием», или «отделаться от чего-либо лишнего, ненужного» и т. п., а второй – как «запуганный» или, может быть, «много претерпевший человек». Их расшифровка, соответственно, как «разглашать внутренние дрязги» и «опытный человек», вовсе не является единственно возможной. Если в условиях речи или определенной речевой ситуации можно понять смысл неизвестного ранее идиоматического сочетания, то действующей силой тут является не столько прозрачность его мотивировки, сколько внешние указания, идущие от контекста или ситуации.

Если же выводимость значения целого из значений его частей подразумевает объяснимость самой связи между опорным образом и смыслом сочетания, то остается совершенно неясным, чем определяется порог демотивации: непониманием мотивировки речения со стороны говорящих или необъяснимостью ее даже с помощью исторических и этимологических разысканий. Первое условие зависит от личных возможностей субъекта – от степени сложности его ассоциативного восприятия, от его общеобразовательной или специальной подготовки и даже просто от меры его внимания к языку. Поэтому второе условие представляется более объективным. Но этимологическое объяснение языкового явления в большинстве случаев нейтрально по отношению к его актуальной сущности. Во всяком случае, оно не может считаться его конституирующим свойством и не имеет прямого влияния на его функционирование в речи.

Для того чтобы степень мотивированности фразеологической единицы могла быть положена в основу типологического деления фразеологизмов, было бы важно, во-первых, доказать, что она действительно является самым существенным их признаком, а во-вторых, выработать строгие и точные объективные критерии ее определения. Никто из последователей теории В. В. Виноградова не счел нужным этим заняться. Поэтому во многих работах включение фразеологизма в ту или иную из двух первых рубрик схемы сплошь и рядом кажется случайным и произвольным. Даже у самого В. В. Виноградова некоторые примеры «единств» не обнаруживают ни «выводимости» значений, ни мотивированности (ср.: «намылить голову», «класть зубы на полку» и др.).

Наконец, пятая особенность работ академика В. В. Виноградова по фразеологии – это их ориентация именно и только на русский языковой материал. Использовать их положения в качестве обобщающей теории фразеологии можно было бы только после тщательной проверки их на материале другого языка. Но и этого мало. Необходимо при этом иметь в виду, что приложимость теории, предложенной для одного языка, к материалу другого языка иногда может доказывать не ее плодотворность, а ее неконкретность. Однако это простое соображение оставляется большинством англистов без внимания.

Единственная работа по английской фразеологии, построенная на совершенно иных и оригинальных принципах и имеющая обобщающий характер, – это глава VI в книге А. И. Смирницкого по английской лексикологии. Несмотря на лаконизм этой главы, в ней содержится много интересных, хотя нередко и спорных положений.

В основу своей теории А. И. Смирницкий кладет сопоставление фразеологической единицы и слова, выясняя черты сходства и различия между ними по линии содержания, функции и структуры. Общим для них свойством, по мысли автора, является то, что и фразеологизм, и слово являются готовой единицей языка; кардинальное различие между ними лежит в характере оформления: цельнооформленности слова и раздельнооформленности фразеологизма. Нужно только пожалеть, что интереснейшая идея этого ученого относительно цельнооформленности как релевантного признака слова, хорошо проиллюстрированная им наматериале русского языка, менее разработана им применительно к английскому языку.

Большой заслугой А. И. Смирницкого явилось то, что он поставил вопрос о структурных типах фразеологических единиц, о различиях в составе их компонентов, о разнообразии их функциональных типов. В структурном отношении он делит фразеологизмы на «одновершинные» и «двухвершинные» (или «многовершинные»), т. е. состоящие либо из соединения служебного слова с одним знаменательным, либо из соединения двух или более знаменательных слов. Тем самым признаются возможными очень большие различия в синтаксическом строении фразеологических единиц. По функциональному признаку А. И. Смирницкий различает «фразеологические единицы» [9], т. е. стилистически нейтральные и потерявшие (или никогда не имевшие) метафоричность «устойчивые» сочетания (например: to get up– вставать с постели, to fall in love – влюбиться), и «собственно идиомы», т. е. экспрессивные средства языка, основанные на метафоре. От тех и других А. И. Смирницкий отделяет «традиционные словосочетания», не обладающие идиоматичностью и не входящие поэтому в фразеологический материал языка.

Однако и тут основное свойство фразеологической единицы – устойчивость – осталось не раскрытым, и не были проанализированы объективные признаки отличия устойчивости от простой повторяемости сочетания, так же как не была показана и сущность идиоматичности.

Как можно видеть, лингвистами проведена большая работа в области исследования английского фразеологического фонда. Не имея возможности детально разобрать и пересказать все существующие работы на интересующую нас тему, мы были вынуждены основное внимание сосредоточить на тех их чертах, которые до сих пор не позволяют считать теоретические основы английской фразеологии разработанными до конца. Именно эти черты – недоработанность ряда важнейших фундаментальных понятий фразеологии, отсутствие развернутых обобщающих трудов в этой области, спорный или непоследовательный характермногих положений и т. п. – могут оправдать предпринимаемую здесь попытку обсуждения целесообразных принципов фразеологического исследования.

Однако, критически подходя ко всему сделанному в этой области языковедами, мы ни в коей мере не хотим сказать, что этими последними не было добыто никаких ценных результатов. Наоборот, необходимо всячески подчеркнуть, что во многих их работах содержится большое количество интересных, важных, иногда очень тонких наблюдений и выводов, которые не могут не учитываться в каждом новом исследовании в данной области.

Нужно иметь в виду, что как бы ни были еще не доработаны понятия и методы в области фразеологии, в английском и американском языкознании вообще такая лингвистическая дисциплина полностью отсутствует. Нет поэтому и словесного обозначения такой или хотя бы подобной ей отрасли науки о языке. Понятие о фразеологической единице, или идиоме, или речении, также остается совершенно расплывчатым. Это ясно видно даже по материалу английских и американских словарей так называемых «идиом» или «выражений» (phrases). Под «выражением» понимаются и фразеологические словосочетания, и пословицы, и случаи образной антономасии (например: an Appollo, a Boswell), и одиночные слова с закрепленным фигуральным значением (например: dittoes, backfish), и даже просто слова с интересной внутренней формой или историей (например: banjo, lady, lord и т. п.). В иных словарях приводятся даже рифмованные прибаутки, от включения которых большая часть словарей воздерживается (например, у Хезлита: Rain, rain, goaway, and come again another day, и др.). Ясно, что специфика и границы фразеологического фонда языка английскими лексикологами и лексикографами трактуются чрезвычайно широко.

Научная разработка проблем идиоматики в английском и американском языкознании сводится фактически лишь к кратким вводным замечаниям, высказываемым в предисловии к некоторым словарям «выражений» или практическим пособиям по языку. Поиски общей формулы «идиоматичное» как речевой аномалии, нарушающей либо законы грамматики, либо законы логики (Л. П. Смит), или как употребления «обычных слов и словоформ в необычном смысле» (У. Дж. Болл) заслоняют собой в этих кратких очерках существенные различия в конкретной специфике грамматического и лексического уровней языка. Смешение этих уровней привело к объединению разноплановых явлений, которое не могло составить содержание какой-то особой, единой области языкознания. В идиоматику включаются как неподдающееся точному моделированию употребление грамматических средств языка, так и более или менее регулярно повторяющиеся речевые отклонения от грамматической нормы. Нетрудно видеть, что, поскольку логическая основа языковых форм и конструкций лишь в редчайших случаях может быть определена с достаточной наглядностью, вообще весь или почти весь грамматический строй языка в его регулярных и нерегулярных проявлениях должен был бы быть признан идиоматичным по самому своему существу.

Если принять подобную концепцию идиоматики, предметом лингвистической дисциплины, ее изучающей, должно стать формальное и функциональное своеобразие конкретного языка в целом. Границы этой дисциплины останутся открытыми для грамматических фактов, для случаев стабилизации словесных сочетаний, для явлений переосмысления и переоформления слов, для капризов стилистической валентности слов, определяемой причудливым языковым обычаем. Предмет исследования потеряет единства признаков и четкость контуров, вобрав в себя объекты стилистики, грамматики и лексикологии.

Ясно проступает связь этой концепции с теорией изоляции Г. Пауля. Но если для Пауля изоляция есть явление, прослеживаемое в своих психологических основаниях и общезначимых результатах, то, например, Л. П. Смита интересуют только ее результаты.

Любопытно, однако, что в основном Л. П. Смит уделяет внимание только лексическим «идиомам», т. е. идиоматическим сочетаниям слов экспрессивного характера. Он дает в своем труде описание некоторых структурных их особенностей (замеченных, между прочим, еще в XVII в. Дж. Рэем в его фразеологическом словаре). Однако семантическое своеобразие этих сочетаний, структурно-семантическая типология, соотношение их со словом и со «свободным» словосочетанием – все эти вопросы, наиболее существенные для теории фразеологии, остались вне пределов внимания автора. Роль «лексических идиом» в языке Л. П. Смит сводит к роли добавочных выразительных средствязыка. Примечательно, что в хвалебной рецензии на книгу Л. П. Смита американский филолог Р. Литтелл счел нужным возразить только против слишком высокой, по его мнению, оценки «лексических идиом», которые не обогащают, а засоряют речь, лишая ее индивидуального своеобразия.

Группировка «лексических идиом», представленная в книге Л. П. Смита, не является их классификацией и не претендует на это. Их группы выделяются на основании самых различных признаков. Иногда это признак какой-либо структурной особенности (аллитерации, рифмовки, тавтологического повтора, контрастного сочетания и т. п.), в других группах – это признак характера содержания сочетаний (пословицы, привычные сравнения); в основу многих групп положен признак источника происхождения идиом (морские, солдатские, охотничьи выражения, шекспиризмы, библеизмы и т. п.). В некоторых случаях идиомы объединяются по признаку типового значения какого-либо компонента (например, выражения, в которых говорится о домашних животных, о змеях, насекомых и т. п.). Есть группы, основой которых служит понятийная сфера мотивировки идиом (идиомы, содержащие метафорическое переосмысление обозначения явлений природы или отражающие старые суеверия, обряды и т. п.).

Общая концепция идиоматики, содержащаяся в очерке Л. П. Смита, находит более полное выражение в ряде работ английских и американских авторов.

Так, например, во вводной статье к своему учебно-справочному пособию по идиоматике английской разговорной речи У. Дж. Болл отмечает семь типов языковых явлений, входящих в понятие идиоматики, которую он определяет как «употребление обычных слов в необычном смысле». Эти типы следующие:

а) Широкопринятое грамматическое употребление слов. Например, когда нужно спросить об имени, говорится: «Who is it?», когда откликаются на стук в дверь, говорится: «Who’sthere?». Сюда же относит Болл и формы глагола в конструкциях типа «It’s time we went home», «When you come tomorrow I’ll pay you back the money I owe you», ибо went– форма прошедшего времени, come – настоящего, но оба глагола в этих случаях «относятся к будущему времени». Несоответствие между приведенным выше определением идиомы и этими случаями заключается в том, что в определении речь идет об употреблении слов, а примеры показывают своеобразие словоформ. Но к приводимому далее примеру «Had you come earlier, you would have seen her» формула Болла приложима еще менее, ибо речь здесь может идти не об особом значении какого-то слова или словоформы, но об особом грамматическом содержании конструкции. Общие для всех этих примеров черты – их регулярный характер, подменимость их конкретного лексического наполнения и в связи с этим возможность их подведения под определенное грамматическое правило – делают неоправданным причисление их к идиоматическим явлениям языка. Впротивном случае, любые омоформы могут быть расценены как «идиомы», причем какое из их значений следует признавать «неидиоматическим», останется неизвестным, ибо каждое из них отделяется от других на основании определенных условий употребления данной словоформы. В результате указываемый Боллом первый тип явлений, входящих, по его мнению, в понятие идиоматики, делает это понятие равным понятию грамматической специфики языка. Странно, что Болл мирится с этим, когда одной страницей выше он сам критикует определение идиомы как «формы выражения, свойственной определенному языку» на том основании, что нельзя быть уверенным в том, что идиома, которую мы считаем типично английской, не может быть найдена в других языках.

б) Отклонения от строгих грамматических правил. Например: «It’s me (him, them); «Off to bed now, there’s good children»; It’s ages since we met»; «Between you and I (not me!); He is a friend of mine (not «of me») и т. п.

Так как все эти и подобные случаи характерны, как отмечает Болл, для разговорной речи, то, следовательно, все проявления свободного стиля речи и сам разговорный ее тип в целом должны рассматриваться как факт идиоматики данного языка. Примеры Болла неоднородны по своей сущности, между ними есть только то общее, что они содержат расхождение ожидаемой и употребляемой словоформы; но в одних случаях налицо подмена словоформы, в других – застывшее словосочетание, содержащее грамматическую деформацию. И в этой группе случаев идиоматика получает столь расширительное толкование, что теряет свою качественную определенность и незаметно для автора становится равнозначной грамматической стилистике.

в) Аллюзивные выражения, которые Болл определяет только как такие, которые «кажутся имеющими прямой смысл, но идиоматически означают нечто совсем иное, так что, как правило, их значение невозможно угадать». Например: That will do (= that is enough); What are they up to? (What – and I suspect it is something mischievous– are they doing?); You are for it if he catches you (= You’ll be punished...); We’re all at sea (= We can’t understand what is happening, or what is being said) и т. п.

В этом разделе у Болла случаи с конструктивно связанным значением (that will do) соседствуют со случаями семантически неделимых сочетаний (to be all at sea и др.). Кстати сказать, понятие «аллюзивного выражения мысли» не рядоположно с двумя предшествующими разновидностями идиоматики, выдвигаемыми Боллом, ибо оно фактически должно было бы вобрать их в себя. Если Болл считает, что «whenyou соте» подразумевает будущее время, а выражает настоящее, или что «It’s те» подразумевает не дополнение «те», а предикатив «I», то факт такого подразумевания вполне оправдывал бы определение подобных случаев как «аллюзивных выражений». Разница между всеми этими случаями лишь та, что в одних из них «подразумевается» грамматическое значение словоформы или конструкции, а в других – лексическое значение слова или словосочетания.

г) «Условные речения разного рода» (например:now then– ну, now and then – время от времени, How do you do – здравствуйте).

«Удвоенное выражение» одной и той же идеи (например:part and parcel – составная, неотъемлемая часть, to all intents and purposes – во всех отношениях, в сущности и т. п.).

д) «Фразовые» глаголы (to make out – понимать, to put up-with – мириться, ладить и т. п.).

е) Метафорические выражения (to be at about the bush – ходить вокруг да околоки т. п.). Все они «аллюзивны» и их смысл, по большей части, не может быть «угадан», если его не знать заранее. Поэтому, если и есть какое-то принципиальное, типологическое отличие всех этих идиоматических образований от je,_,которые Болл называет «аллюзивными выражениями», то оно осталось совершенно не раскрытым в этой статье.

ж) Наконец, к числу идиоматических явлений Болл относит и второстепенные (small) вариации словопорядка, вызывающие изменение смысла высказывания. Например: It may well be ahead of time (probably is); it may be well ahead of time (well in advance of the scheduled time). We’ve got to thank Mr. Jones for it (must thank him); We’ve got Mr. Jones to thank for it (hold him responsible for something, probably unpleasant,, that has happened) и др.

Эти явления относятся к разряду синтаксических стилистических средств языка и не имеют никакого соответствия с определением идиомы, выдвинутым самим Боллом.

Итак, в отмечаемых Боллом семи типах идиом нет однозначного соответствия его общей концепции идиомы. Он полностью игнорирует признак устойчивости конкретного лексического состава идиомы, не принимает во внимание характер языкового образования, признаваемого им за идиому, в плане его семантического результата, не выдерживает соответствия в объеме понятий, лежащих в основе каждого из типов идиом.

В дальнейшем рассуждении Болл допускает незамеченное им самим и поэтому никак не оговариваемое сужение значения термина «идиома». Болл указывает на четыре характерные особенности, «свойственные всем идиомам», но фактически имеет в виду только лексические идиомы.

а) Идиома не допускает знаменательных изменений в порядке и составе слов, за исключением нормальных грамматических изменений (обычно в категории лица и времени) или тех случаев, когда существуют определенные общеупотребительные ее вариации.

б) Идиомы не могут формироваться на основании ложной аналогии (на основе идиомы «to be partial to a glass of wine with one’s lunch» – любить пропустить рюмочку за завтраком нельзя образовать идиому «to be impartial to brandy» в смысле – не любить брэнди).

в) Идиома имеет раз навсегда установленный смысл.

г) За исключением тех случаев, когда контекст способен показать смысл идиомы, ее смысл обычно не может быть угадан.

Таким образом, поиски общей формулы идиоматичности заслонили как для Л. П. Смита, так и для Болла существенные различия в конкретной специфике грамматического и лексического уровней языка, привели их к объединению разноплановых явлений, которое не могло составить содержание какой-то особой, единой области языкознания. Как ни странно это звучит, объединение это привело к раздроблению, а не консолидации объекта описания или исследования. Для Смита, впрочем, эти краткие общие рассуждения об идиоматичности и идиоматике служили лишь подступом к описанию одних только лексических «идиом», а для Болла – теоретическим введением к практической демонстрации естественной разговорной стихии английской речи. Нетрудно видеть, что, несмотря на более тщательную детализацию проблемы по сравнению с Л. П. Смитом, Болл идет в ее постановке и решении в том же направлении, что и Смит.

Аналогичная идея лежит в основе теории «языковых формул», выдвинутой О. Есперсеном. Под языковыми формулами Есперсен понимает воспроизводимые механически в их конкретном материальном составе языковые единицы различной природы, отмеченные семантической или структурной изоляцией от какой-либо языковой модели. При этом Есперсен специально подчеркивает тот факт, что различие между формулами и свободными сочетаниями охватывает всю сферу языковой деятельности.

По мысли Есперсена, в морфологии формулами являются пережиточные формы множественного числа существительных; в слово