Изумление корреспондента Репортажика

 

Курсант Барьерчик хлопнул об стол учебником, который перечитал сто раз ещё в училище! Нашли кого заставить учить «Навигацию»! Пятёрочника, сдававшего экзамены досрочно! И кто усадил? Утёнок, которому он сам на каждом экзамене писал десятки шпаргалок.

– На каждом экзамене по десятку! – горько усмехнулся Барьерчик.

– Ну, вы, конечно, преувеличиваете, – мягко произнёс начальник: он любил мир между своими учениками, но возмущение курсанта ему пришлось по душе. Это уже проявлялся характер!

– Преувеличиваю? Да у него и сейчас из карманов торчат шпаргалки. Как вермишель! А меня заставляют учить «Навигацию»!

– Ну, повторить никогда не вредно, – сказал с улыбкой начальник.

– Не вредно! Ну ладно – меня! Так ведь и вы влетели сюда учить «Навигацию»! А Уточка выслуживается, – сказал Барьерчик. – И перед кем? – Он насмешливо вскинул голову, выпучил глаза и повёл руками по воздуху, будто поливал из шланга мачты. – Великий мореплаватель! А мы с вами – мы ему помогали.

– В чём? – спросил начальник.

– Ловить тузиков, – сказал Барьерчик с презрением.

Начальник промолчал. Тузиков он не ловил.

Но как композитор – что и говорить! – мог подсказать курсантам кое‑что толковое. Своей музыкой!

– Стыд! – произнёс Барьерчик. – Шуточки!

В это время открылась дверь и в кубрик вкатился с фотоаппаратом в руках Репортажик. Над ним сверкнула вспышка и щёлкнул объектив.

– Отлично! – крикнул корреспондент, сразу взявшись за дело. – Прижмите учебник к груди. Вот так.

– Учебник? – с усмешкой спросил курсант. – И покрепче?

– Покрепче, покрепче! – появляясь в кубрике, благодушно пророкотал Плавали‑Знаем. – По у чите и когда‑нибудь ещё напишете воспоминания…

– О том, как мы торчали во льду, когда была возможность вырваться из ледового плена? – спросил Барьерчик.

– А что, разве такая возможность есть? – Репортажику сразу представился заголовок в полгазеты – «Из ледового плена».

– Ещё какая возможность! – сказал Барьерчик и выложил корреспонденту свою идею.

– Чепуха! Непробиваемый лёд! – сказал капитан.

Но Репортажик ухватился за необычность идеи. Линза в кастрюле! И какая возможность прекрасного окончания эпопеи!

– Чудесно! – крикнул он. – Если получится, это может быть даже очень здорово!

– Здорово? Чудесно? – спросил Плавали‑Знаем.

– Конечно, – сказал Репортажик. – Я видел тонкий лёд своими глазами.

– Так‑так, – сказал капитан. – Так‑так. Тогда загляните в учебник, пожалуйста, и вы. Поучите для сведения! – И вышел, захлопнув перед изумлённым Репортажиком дверь так, что зацепил его по носу.

 

МЫ ЕЩЁ ПОСМОТРИМ!

 

Но и на самого Плавали‑Знаем неожиданно обрушился удар.

Споткнувшись на трапе, в него буквально врезался вылетевший из рубки курсант Упорный. Но это был первый удар, за которым обрушился второй:

– Радиограмма! – крикнул радист.

И, схватив крупно исписанный бланк, Плавали‑Знаем стал читать: «КАПИТАНУ ПАРОХОДА «ДАЕШЬ!». КАПИТАНУ ПАРОХОДА «СВЕТЛЯЧОК». ПРИКАЗЫВАЮ КОМАНДЕ ПАРОХОДА «ДАЕШЬ!» СЛЕДОВАТЬ НА ВЫРУЧКУ «СВЕТЛЯЧКА» ИЗ ЛЕДОВОГО ПЛЕНА. РУКОВОДИТЕЛЕМ ЭКСПЕДИЦИИ НАЗНАЧАЮ КАПИТАНА МОРЯКОВА».

Плавали‑Знаем вспыхнул, как ракета.

– Хотят отнять славу! Такую славу! И кто? Солнышкин, Перчиков, Челкашкин! – Лицо капитана перекосилось от презрения, и он усмехнулся: – Ну ничего! Мы ещё посмотрим.

В мерцающем от мороза пространстве раздалась команда:

– Васька! Уточка! Ко мне!

И скоро Васька и Уточка, перед которыми лежало расчерченное на шахматные квадраты поле, получили приказ: «Возводить укрепления!» – и, взяв ломики, принялись за срочную работу.

 

ТАКОЙ ЗНАКОМЫЙ ГОЛОС

 

Пароход «Даёшь!» выжимал последнюю скорость, по бортам вспыхивали разряды и дымилась вода.

Дымилась вода, дымился утюг, которым дневальная Марина гладила простыни для пострадавших. Борщик колдовал над дымящимися котлами, и во все стороны, даже против ветра, разлетались такие ароматы, что, казалось, встречные льды поворачивали обратно, принюхиваясь, как собаки. Все торопились на помощь «Светлячку». Челкашкин раскладывал бинты, а боцман Бурун, сунув второпях под койку к горячим трубам свой дубовый бочонок, выбирал теперь на корме самый крепкий буксирный трос.

Солнышкин стоял у штурвала, вглядывался вперёд, и перед его глазами вспыхивали искорки.

Где‑то там, в жестоких льдах, замерзал «Светлячок». Солнышкину даже виделось, какой он крохотный и добрый: его хотелось взять в руки и прикрыть ладонями, как маленького пингвина в Антарктиде. На борту «Светлячка» люди ждали помощи. Что такое оказанная вовремя помощь, Солнышкин хорошо знал. И глаза его так и летели вперёд, как два спасательных круга.

Дверь рубки была приоткрыта, и за ней стремительно пролетали созвездия. Рядом с Солнышкиным стоял Морячок, а сбоку с лапы на лапу переступал подросший пингвин. Он тоже готовился к встрече со льдами.

Вдруг в рубку, странно моргая, порвался Перчиков.

– Ты ничего не видел? – спросил он у Солнышкина.

– Что было на пути, всё видел, – сказал Солнышкин.

– А вертолёт с козой видел?

– Мне не до шуток, – нахмурился Солнышкин, – постарался бы придумать что‑нибудь поумней.

– Так я видел! – вспыхнул Перчиков. – Как на экране. Впереди вертолёт, под ним коза и кто‑то на бобиках!

– Ну и ну!

Солнышкин дёрнулся. В открытую дверь влетело облачко каких‑то чёрных частиц и ужалило его.

Солнышкин хотел отмахнуться, но, вытянув шею, вместе с Перчиковым уставился на дверь: за бортом гигантскими скачками неслось стадо испуганных океанских крабов. Перчиков схватил кинокамеру, но стадо пронеслось с невероятной скоростью и скрылось за горизонтом…

Встревоженный Моряков выбежал из рубки с биноклем, посмотрел вперёд и сказал:

– Да, там явно неблагополучно. Прибавить ход!

– Быть может, цунами? – сказал Перчиков.

А Верный отчаянно залаял.

– Чует, – сказал Солнышкин.

И только Морячок был в каком‑то странном спокойствии. Солнышкин оглянулся и едва не выпустил штурвал – Морячок вдруг чётко сказал:

– Утечка полезного времени.

– Рехнулся ящик! – возмутился Перчиков и хотел похлопать его по бокам, но услышал:

– У ящика есть имя. Ящик в полном рассудке.

И Морячок ещё громче повторил:

– Утечка полезного времени.

– А вообще, – рассудительно сказал Солнышкин, – если изобретателю снятся козы, то почему изобретению не чокнуться?

– Не обижай Морячка, Солнышкин…

И Перчиков, который хотел сказать роботу что‑то обидное, смолчал, припомнив, что Морячок вёл себя всё время разумно. Прекрасно играл в шахматы. В радиорубку приносил от Борщика сухари, а боцман в нового матроса просто влюбился и приговаривал: «Ну и молоток! Не хуже медведиков!», потому что не умевший спать Морячок в свободное от вахты время брал швабру и начинал драить палубу.

Морячок то молчал, то к чему‑то прислушивался, поворачиваясь грудью к ветру. И вдруг, притопывая на месте, запел каким‑то чужим голосом:

 

Ровно в двадцать четыре часа

Совершим кругосветку, ребята…

 

Потом сказал: «Ах, я дурак!» – и попытался хлопнуть себя по лбу.

– Совсем рехнулся! – удивился Перчиков и хотел выпроводить его из рубки, но тут вдали что‑то засветилось, засверкало.

Наблюдавший в бинокль Моряков скомандовал:

– Малый ход! – И сказал: – Странно, очень странно…

– Смотри, смотри! – крикнул Солнышкин.

Но Перчиков и вся команда «Даёшь!» уже всматривались в ночную даль с тревожным недоумением: среди открывшегося ледяного поля возникала ледяная гора…

– Включить прожекторы! – приказал Моряков, и под вспыхнувшими лучами перед участниками экспедиции за ледяной стеной засверкало обросшее сосульками фантастическое судно, на борту которого горбился какой‑то мамонт.

Но еще удивительней было то, что стена – громадная ледовая стена – на глазах у всех продолжала расти, и не какие‑нибудь кристаллы, а целые куски льда всё поднимались и поднимались вверх, будто кто‑то возводил укрепления.

Моряков нахмурил брови. Ничего подобного полярный капитан не видел даже в Антарктиде. Последняя стадия обмерзания!

«Есть ли там кто‑нибудь живой?» – подумал он. А стоявший на баке боцман Бурун, не дожидаясь команды и опередив всех, крикнул:

– Эй, на «Светлячке», принимай буксир!

И в ответ донёсся давно забытый, но такой знакомый голос:

– Плавали! Знаем!