Рен. День святой Юлианы и Всех Душ

 

Год двадцать пятый

Над морем восходит новая луна: это начался День святой Юлианы и Всех Душ.

В детстве я любила праздник святой Юлианы. Каждый из детей мастерил свой Космос из восторгнутых материалов. Потом мы обклеивали космосы блестящими штучками и подвешивали на веревочках. За трапезой в этот день подавалась круглая еда – тыквы, редиска, – и весь сад украшался нашими сверкающими вселенными. Один раз мы сделали космосы из проволоки и засунули внутрь по свечному огарку; это было очень красиво. В другой раз мы хотели изобразить руки Бога, держащие Космос, но желтые резиновые перчатки для хозяйственных работ, которые мы решили использовать, смотрелись очень странно, как руки зомби. И вообще трудно представить себе Бога в перчатках.

Мы сидим у костра – Тоби, Аманда и я. И Джимми. И два больболиста из «золотой» команды. Их тоже приходится считать. Отблески костра мерцают на наших лицах, делая их мягче и красивее, чем на самом деле. Но иногда – темнее и страшнее, когда лицо уходит в тень и глаз не видно, только глазницы. Колодцы, уходящие в глубь головы, – их переполняет, льется через край чернота.

У меня болит все тело, но в то же время я ужасно радуюсь. Нам повезло, думаю я. В том, что мы здесь. Всем нам, даже больболистам.

 

Когда прошла послеобеденная гроза и жара спала, я сходила на пляж за нашими рюкзаками и принесла их на поляну, а заодно и пучок листовой горчицы, найденной по дороге. Тоби вытащила котелок, чашки, нож и большую ложку. Сварила суп из останков скунота, остатков выданного Ребеккой мяса и каких‑то сушеных трав. Опуская кости скунота в воду, она ритуально испросила прощения.

– Но ты же его не убивала, – сказала я.

– Я знаю. Но мне было бы не по себе, если бы я этого не сделала.

Больболисты привязаны к соседнему дереву веревкой и плетеными полосами из некогда розовой накидки Тоби. Плела я: если у вертоградарей чему и учили крепко‑накрепко, это разным видам рукоделия с использованием вторичных материалов.

Больболисты в основном молчат. Наверняка им нехорошо, особенно после того, как Аманда их избила. И должно быть, они чувствуют себя полными идиотами. Я бы, во всяком случае, так чувствовала себя на их месте. Тупые, как рашпили – по выражению Зеба, – раз так подпустили нас к себе.

Аманда, похоже, все еще в шоке. Она тихо плачет время от времени и крутит концы неровных прядей. Первое, что сделала Тоби, когда мы надежно привязали больболистов, – дала ей чашку теплой воды с медом от обезвоживания, с добавкой порошка из Мари.

– Не пей все сразу, – сказала Тоби. – Маленькими глотками.

Она объяснила, что, когда у Аманды восстановится уровень электролитов, можно будет заняться лечением всего остального. Начиная с порезов и синяков.

Джимми совсем плох. У него температура, на ноге – гноящаяся рана. Тоби говорит, что, если только нам удастся дотащить его до саманного домика, она будет лечить его опарышами – может, они и сработают, если дать им достаточно времени. Но у Джимми может не оказаться этого времени.

Тоби уже помазала ему ногу медом и дала ложку меда внутрь. Она не может дать ему ни Ивы, ни Мака, потому что они остались в саманном домике. Мы укутали Джимми в накидку Тоби, но он все время раскрывается.

– Надо найти ему простыню или что‑нибудь такое, – говорит Тоби. – На завтра. И придумать, как ее на нем закрепить, иначе он до смерти изжарится на солнце.

Джимми совсем не узнаёт ни меня, ни Аманду. Он все время разговаривает с какой‑то другой женщиной, которая, как ему кажется, стоит у огня.

– Совиная музыка. Не улетай, – говорит он ей. В голосе – ужасная тоска.

Я начинаю ревновать, но как можно ревновать к женщине, которой тут нет?

– С кем ты разговариваешь? – спрашиваю я.

– Там сова, – отвечает он. – Кричит. Вон там.

Но я не слышу никакой совы.

– Джимми, посмотри на меня, – говорю я.

– Музыка встроена, – говорит он. – Ее не убьешь.

Он смотрит вверх, в кроны деревьев.

Ох, Джимми, думаю я. Где ты?

 

Луна движется на запад. Тоби говорит, что бульон из костей уже сварился. Она добавляет собранную мной листовую горчицу, ждет с минуту, потом начинает разливать. У нас только две чашки – Тоби говорит, что придется пить по очереди.

– Неужели ты и их собралась кормить? – спрашивает Аманда. Она не смотрит на двух больболистов.

– Да, – отвечает Тоби. – Их тоже. Сегодня – День святой Юлианы и Всех Душ.

– А что с ними будет потом? – спрашивает Аманда. – Завтра?

Хорошо, что она хоть чем‑то заинтересовалась.

– Их нельзя просто так отпускать, – говорю я. – Они нас убьют. Они убили Оутса. И посмотри, что они сделали с Амандой!

– Я это всесторонне обдумаю, – говорит Тоби. – Позже. Сегодня мы празднуем.

Она разливает суп по чашкам, оглядывает кружок людей, сидящих вокруг костра.

– Тот еще праздник, – говорит она голосом Сухой ведьмы. И хихикает. – Но с нами не покончено! Верно ведь?

Последние слова обращены к Аманде.

– Капут, – отзывается Аманда. Очень тихо.

– Старайся об этом не думать, – говорю я, но она опять плачет, едва слышно: она впала в состояние «под паром». Я ее обнимаю.

– Я здесь, ты здесь, все хорошо, – шепчу я.

– Какой смысл? – говорит Аманда, но не мне, а Тоби.

– Сейчас не время размышлять о конечном целеполагании, – произносит Тоби прежним, Евиным голосом. – Давайте все забудем прошлое – самые худшие его части. Вознесем хвалы за ниспосланную нам пищу. Аманда. Рен. Джимми. И вы двое, если можете.

Последние слова обращены к больболистам.

Один из них бормочет что‑то похожее на «иди на хрен», но не очень громко. Он хочет супа.

Тоби продолжает, словно не слышала:

– И давайте вспомним тех, кого больше нет, – всех жителей Земли, но более всего – наших отсутствующих друзей. Милые Адамы, милые Евы, милые собратья‑млекопитающие и собратья‑создания, все те, кто ныне упокоился в Духе, – помяните нас и укрепите нас своей силой, ибо она нам несомненно понадобится.

Тоби отхлебывает из чашки и передает ее Аманде. Другую получает Джимми, но не может удержать и разливает половину супа в песок. Я сажусь рядом с Джимми на корточки, чтобы помочь ему пить. Может быть, он умирает, думаю я. Может быть, утром он будет уже мертв.

– Я знал, что ты вернешься, – говорит он, на этот раз мне. – Знал. Не превращайся в сову.

– Я не сова, – говорю я. – Ты с ума сошел. Я Рен – помнишь меня? Я только хотела тебе сказать, что ты разбил мое сердце; но все равно я рада, что ты жив.

Вот я это и сказала. С души словно сваливается удушающая тяжесть, и я по‑настоящему счастлива.

Он улыбается мне – или той, за кого меня принимает. Слабо, насколько позволяют обметанные губы.

– Вот опять, – говорит он своей больной ноге. – Слушай музыку.

Он склоняет голову набок; на лице – экстаз.

– Музыку не убьешь, – говорит он. – Не убьешь!

– Какую музыку? – спрашиваю я, потому что ничего не слышу.

– Тихо, – говорит Тоби.

Мы прислушиваемся. Джимми прав: звучит музыка. Слабо, далеко, но все ближе и ближе. Это поют люди, много людей. Вот уже их факелы мерцают, приближаются, лавируя в темноте меж деревьями.

 

 

 

Книга III. БЕЗЗУМНЫЙ АДДАМ

 

 

Рукотворная чума опустошила Землю. Выжила лишь небольшая группа людей, а также зеленоглазые Дети Коростеля – кроткие существа, созданные с помощью генетической инженерии и призванные занять на обновленной Земле место человечества.

Тоби, бывшая вертоградарша и специалистка по грибам и пчелам, по‑прежнему влюблена в уличного бойца Зеба, человека с интересным прошлым, которое подробно раскрывается нам в этой книге. Мы узнаем, что связывает между собой таких непохожих людей – неукротимого Зеба, кроткого Адама Первого и мудрую, спокойную Пилар.

Джимми, он же Снежный Человек, которого Дети Коростеля произвели в пророки против его воли, лежит в жару и бредит. Аманда, побывав в руках больболистов, находится «под паром» – то ли в кататонии, то ли в глубокой депрессии. Белоклювый Дятел заглядывается на Американскую Лисицу, которая отчаянно флиртует со всеми подряд, вплоть до Зеба и Детей Коростеля. В то же время поселению угрожают гигантские разумные свиноиды (тоже генетически модифицированные, с тканями мозга человека) которые сбежали из лабораторий и процветают на воле, и убежавшие из плена больболисты.

Выживет ли крохотная человеческая колония?

 

Яйцо

 

История про Яйцо, про Орикс и Коростеля, и про то, как они сотворили Людей и Животных; и про Хаос; и про Джимми‑Снежнычеловека; и про вонючую кость, и про пришествие двух Плохих Людей.

 

Вначале вы жили в Яйце. Там вас сотворил Коростель.

Да, хороший, добрый Коростель. Пожалуйста, не надо петь, или я не смогу рассказывать.

Яйцо было большое, белое и круглое, как половина пузыря, и у него внутри были деревья с листьями, и трава, и ягоды. Все, что вы любите есть.

Да, в Яйце шел дождь.

Нет, грома там не было.

Потому что Коростель не захотел, чтобы в Яйце был гром.

А вокруг Яйца был один только хаос и много‑много людей, не похожих на вас.

Потому что у них была лишняя кожа. Эта кожа называется «одежда». Да, как у меня.

И многие из этих людей были плохие – они делали плохо и больно друг другу и разным животным. Например, они… Сейчас мы не будем об этом говорить.

И Орикс была очень печальна, потому что животные – ее дети. И Коростель был печален, потому что Орикс была печальна.

И снаружи Яйца хаос был повсюду. Но внутри Яйца хаоса не было. Там все было тихо.

И Орикс каждый день приходила вас учить. Она учила вас, что можно есть, она учила вас разводить огонь, она учила вас всему, что вам нужно знать про животных – Детей Орикс. Она учила вас мурлыкать, если кому‑нибудь больно. А Коростель охранял вас.

Да, хороший, добрый Коростель. Пожалуйста, не надо петь. Не обязательно петь каждый раз. Конечно, Коростелю нравится, как вы поете, но еще ему нравится моя история, и он хочет дослушать ее до конца.

Однажды Коростель уничтожил хаос и людей, которые делали другим больно. Он сделал это, чтобы Орикс была счастлива и чтобы у вас было безопасное место для жизни.

Да, от этого вокруг какое‑то время очень плохо пахло.

А потом Коростель ушел в свой дом на небе, и Орикс ушла вместе с ним.

Я не знаю, почему они ушли. Наверняка у них была важная причина. И они оставили Джимми‑Снежнычеловека, чтобы он заботился о вас, и он привел вас на берег моря. И в рыбные дни вы ловили ему рыбу, и он съедал ее.

Я знаю, что вы никогда не едите рыбу, но Джимми‑Снежнычеловек не такой, как вы.

Потому что ему надо есть рыбу, иначе он очень сильно заболеет.

Потому что он так устроен.

И однажды Джимми‑Снежнычеловек пошел к Коростелю. А когда вернулся, у него на ноге было бо‑бо. И вы мурлыкали над ним, но ему не стало лучше.

А потом пришли два плохих человека. Они остались от хаоса.

Я не знаю, почему Коростель не убрал их. Может быть, они спрятались под кустом и он их не заметил. Но они схватили Аманду и стали делать ей плохо и больно.

Нет, сейчас мы не будем говорить о том, что они с ней делали.

И Джимми‑Снежнычеловек хотел их остановить. А потом пришла я, и Рен тоже пришла, и мы поймали двух плохих людей и привязали их к дереву веревкой. Потом мы сели вокруг костра и стали есть суп. Джимми‑Снежнычеловек ел суп, и Аманда ела суп, и Рен тоже ела суп. Даже два плохих человека ели суп.

Да, в супе была кость. Да, это была вонючая кость.

Я знаю, что вы не едите вонючую кость. Но многие Дети Орикс любят есть такие кости. Рыськи их едят, и скуноты их едят, и свиноиды их едят, и львагнцы тоже их едят. Они все едят вонючие кости. И медведи тоже их едят.

Что такое медведь, я расскажу вам потом.

Сейчас мы не будем больше говорить про вонючие кости.

И пока они все ели суп, вы пришли с факелами, потому что хотели помочь Джимми‑Снежнычеловеку, потому что у него была больная нога. И еще вы знали, что тут есть синие женщины, и хотели с ними спариться.

Вы не знали про плохих людей и про то, почему на них была веревка. Вы не виноваты, что они убежали в лес. Не плачьте.

Да, Коростель очень сердит на этих плохих людей. Может быть, он пошлет на них гром.

Да, хороший, добрый Коростель.

Пожалуйста, не надо петь.

 

Часть I. Веревка

 

Глава 1

 

 

Веревка

 

О событиях того вечера – событиях, вновь выпустивших в мир человеческую злобу, – Тоби потом сложила две истории. Первую – со счастливым концом (во всяком случае, настолько счастливым, насколько у Тоби хватило изворотливости), чтобы рассказывать ее вслух Детям Коростеля. Вторую – только для себя, менее лучезарную. Эта история повествовала частично об идиотизме самой Тоби, ее упущениях, но отчасти и о темпе. Все произошло слишком быстро.

Конечно, Тоби была уставшая; прилив адреналина сменился упадком. Это и понятно, ведь ей выпали очень трудные два дня, когда приходилось напрягать все силы и почти не пришлось есть.

Накануне она и Рен покинули убежище – саманный домик Беззумных Аддамов, где укрылась горстка выживших после пандемии. Тоби и Рен отправились на поиски Аманды, лучшей подруги Рен, и нашли ее как раз вовремя, потому что два больболиста, захватившие Аманду, уже использовали ее почти до конца. Тоби хорошо знала повадки больболистов: один из них чуть не убил ее перед тем, как она попала к вертоградарям. У любого, кто больше одного раза побывал в больболе, мозг атрофировался до рептильного. Если попадаешь в руки к больболисту, он пользуется тобой в сексуальном плане, пока от тебя не остается одна сухая шкурка; после этого ты становишься обедом. Больболисты особенно любили почки.

Тоби и Рен притаились в кустах, слушая, как больболисты спорят о скуноте, которого едят, о том, следует ли атаковать Детей Коростеля, и о том, что дальше делать с Амандой. Рен была испугана до потери рассудка; Тоби надеялась, что Рен не упадет в обморок, но не могла слишком долго о ней думать, потому что набиралась храбрости для выстрела. Которого застрелить первым, бородатого или стриженого? Успеет ли второй схватиться за пистолет‑распылитель? Аманда не поможет и даже сбежать не сумеет: у нее на шее веревка, а другой конец веревки привязан к ноге бородатого. Стоит Тоби сделать неверное движение, и Аманда погибнет.

Тут из кустов вывалился незнакомый мужчина, обожженный солнцем, покрытый болячками, голый, с пистолетом‑распылителем в руке, и чуть не перестрелял всех, в том числе Аманду. Но Рен закричала и выбежала на поляну, и это отвлекло больболистов. Тоби шагнула из кустов с нацеленным ружьем, Аманда вырвалась от того, кто ее держал, и больболистов скрутили, пнув несколько раз в пах и треснув камнем, и связали их собственной веревкой и полосками, оторванными от розовой накидки с логотипом «НоваТы», которую Тоби носила для защиты от солнца.

Рен тут же занялась Амандой, которая, кажется, впала в шок, и голым в болячках, которого называла Джимми. Она завернула его в остаток накидки, тихо приговаривая что‑то; по‑видимому, этот Джимми когда‑то был ее бойфрендом.

Когда все более или менее улеглось, Тоби решила, что можно расслабиться. Она успокаивалась с помощью дыхательного упражнения вертоградарей, приспособленного к ритму шуршащих рядом волн – шшш‑шшш, шшш‑шшш, – пока пульс не снизился до нормы. Потом она сварила суп.

А потом взошла луна.

Восход луны означал, что по календарю вертоградарей начался праздник святой Юлианы и Всех Душ: праздник нежности и сострадания Бога ко всем живым существам. «Он держит вселенную в Своей ладони, как было открыто в мистическом видении много столетий назад святой Юлиане Нориджской, которая поведала об этом нам. Мы должны прощать, наши поступки должны быть исполнены любви и доброты, и никакой круг не должен быть разорван. «Все души» – значит, все без исключения, что бы они ни совершили. По крайней мере, от восхода луны до ее захода».

Если уж Адамы и Евы у вертоградарей тебя чему‑нибудь научили, это остается с тобой навсегда. У Тоби просто не поднялась бы рука убить больболистов – хладнокровно убить беспомощных людей, поскольку те были уже крепко привязаны к дереву.

Привязывали их Аманда и Рен. Они вместе учились в школе у вертоградарей, в программе которой много времени уделялось созданию разных поделок из вторичных материалов, и превосходно умели вязать узлы. Больболисты стали похожи на макраме.

 

В тот благословенный вечер святой Юлианы Тоби отложила оружие в сторону – свой собственный старинный карабин, и пистолет‑распылитель больболистов, и пистолет‑распылитель Джимми тоже. Потом стала изображать добрую фею‑крестную, разливая суп, деля питательные вещества по справедливости на всех.

Должно быть, ее заворожило ощущение собственной доброты и благородства. Она рассадила всех в кружок у уютного вечернего костра и всем налила супу – даже Аманде, которая была настолько истерзана, что почти впала в кататонию; даже Джимми, которого трепала лихорадка, – он разговаривал вслух с давно умершей женщиной, стоящей посреди костра. Даже двум больболистам; неужели Тоби действительно думала, что они раскаются, обратятся и станут белыми и пушистыми? Удивительно, что, разливая суп, она не начала говорить проповедь по случаю праздника. «Ешьте все – и ты, и ты, и ты! Отбросьте злобу и ненависть! Войдите в круг света!»

Но злоба и ненависть – как наркотик. Они опьяняют. И, попробовав раз, ты хочешь еще, а если не получаешь, у тебя начинается ломка.

 

Пока они ели суп, из‑за деревьев послышались голоса – кто‑то приближался по берегу. Это были Дети Коростеля – странные существа, продукты генной инженерии, живущие на побережье. Они цепочкой шли по лесу, неся факелы из смолистой сосны и распевая свои хрустальные песни.

Раньше Тоби видела этих людей лишь недолго и при дневном свете. В свете луны и факелов их красота сверкала еще ярче. Дети Коростеля были самых разных цветов – коричневые, желтые, черные, белые – и разного роста, но каждый – совершенство. Женщины безмятежно улыбались; мужчины, готовые к спариванию, несли в руках букеты цветов; обнаженные тела – словно из комикса для подростков, где тела изображены в соответствии с идеалом, где каждый мускул и каждая ложбинка четко очерчены и блестят. Мужчины виляли из стороны в сторону ярко‑синими, неестественно огромными пенисами, словно дружелюбные собаки хвостами.

 

Позже Тоби никак не могла вспомнить точной последовательности событий, если какая‑то последовательность вообще была. Это скорее походило на стычку банд в плебсвилле: стремительные броски, сплетение тел, какофония голосов.

Дети Коростеля: Где синие женщины? Мы слышим синий запах! Смотрите, это Снежный Человек! Он худой! Он очень больной!

Рен: О черт, это Дети Коростеля! А если они захотят… Поглядите на их… Блин!

Женщина из Детей Коростеля, заметив Джимми: Давайте поможем Снежному Человеку! Нужно над ним помурлыкать!

Мужчины из Детей Коростеля, заметив Аманду: Вот синяя! Она пахнет синим! Она хочет с нами спариться! Дайте ей цветы! Она будет рада!

Аманда, испуганно: Отойдите! Я не хочу… Рен, помоги! (Аманду берут в кольцо четверо больших красивых обнаженных мужчин с цветами в руках.) Тоби! Прогони их! Стреляй!

Женщина из Детей Коростеля: Она больна. Сначала мы должны над ней помурлыкать. Чтобы она выздоровела. И, может быть, дать ей рыбу?

Мужчины из Детей Коростеля: Она синяя! Она синяя! Мы рады! Пойте ей! Другая тоже синяя! Эта рыба для Снежного Человека. Мы должны ее сберечь.

Рен: Аманда, может, лучше взять цветы, а то вдруг они разозлятся или что‑нибудь…

Тоби (тонким голосом, безо всякого эффекта): Пожалуйста, послушайте, отойдите, вы пугаете…

Дети Коростеля: Что это? Это кость?

Несколько женщин, заглядывая в котелок с супом: Вы едите эту кость? Она плохо пахнет.

Дети Коростеля: Мы не едим кость. Снежный Человек не ест кость, он ест рыбу. Почему вы едите вонючую кость? Это нога Снежного Человека пахнет как кость! Как кость, которую бросили грифы! О Снежный Человек, мы должны помурлыкать над твоей ногой!

Джимми, в бреду. Кто ты? Орикс? Но ты же умерла. Все умерли. Все люди, во всем мире, умерли… (Начинает плакать.)

Дети Коростеля: Не плачь, о Снежный Человек! Мы пришли тебе помочь!

Тоби: Может быть, лучше не трогать… Это инфекция… Ему нужно…

Джимми: Ой! Бля!

Дети Коростеля: О Снежный Человек, не лягайся. Ты сделаешь своей ноге хуже. (Несколько Детей Коростеля начинают мурлыкать – получается звук, словно работает кухонный миксер.)

Рен, зовя на помощь: Тоби! Тоби! Эй, а ну‑ка отпустите ее!

Тоби оглядывается, смотрит через костер: Аманда исчезла в мерцающей куче обнаженных мужских конечностей и спин. Рен бросается в гущу сражения и почти сразу исчезает из виду.

Тоби: Стойте! Не надо… Прекратите! (Что делать? Это капитальное недоразумение, обусловленное разницей культур. О, будь у нее ведро холодной воды!)

Сдавленные крики. Тоби бросается на помощь, но вдруг…

Один из больболистов: Эй, вы! Подите сюда!

Дети Коростеля. Эти люди пахнут очень плохо. Они пахнут грязной кровью. Где кровь? Что это такое? Это веревка. Почему они привязаны веревкой? Снежный Человек показывал нам веревку, раньше, когда жил на дереве. Веревка – это для того, чтобы делать его дом. О Снежный Человек, почему веревка привязана к этим людям? Она делает им больно. Мы должны убрать ее.

Второй больболист: Да, да, так и есть. Мы ужасно мучаемся, бля. (Стонет.)

Тоби: Нет! Не отвязывайте… Эти люди вас…

Больболист: Бля! Шевелись, синий хер, а то эта сука…

Тоби: Не трогайте их, они…

Но было уже поздно. Кто знал, что Дети Коростеля умеют так ловко развязывать узлы?

 

Глава 2

 

 

Шествие

 

Больболисты исчезли в темноте, оставив спутанную веревку и рассыпанные угли. Идиотка, думала Тоби. Надо было не поддаваться жалости. Проломить им головы камнем, перерезать горло ножом, даже пулю на них не тратить. Ты повела себя как дебилка, твое бездействие – преступная халатность.

Видно было плохо – костер угасал, – но она быстро подвела итоги: хотя бы ее карабин был на месте – небольшая милость судьбы. Но пистолет‑распылитель больболистов исчез. Кретинка. Вот тебе твоя святая Юлиана и любовная забота вселенной.

Аманда и Рен плакали, вцепившись друг в друга, а несколько прекрасных Дочерей Коростеля обеспокоенно поглаживали их. Джимми упал на бок и разговаривал с догорающими углями. Чем скорее они все доберутся до саманного домика, тем лучше – здесь, в темноте, они просто неподвижные мишени. Больболисты вернутся за оставшимся оружием, и Тоби уже понимала, что в этом случае от Детей Коростеля толку не будет никакого. «Почему ты меня ударил? Коростель рассердится! Он пошлет гром!» Если она свалит больболиста выстрелом, Дети Коростеля бросятся между ними и не дадут нанести завершающий удар. «О, ты сделала бабах, человек упал, в нем дырка, течет кровь! Он ранен, мы должны ему помочь!»

Но даже если больболисты вернутся не сразу – в лесу есть и другие хищники. Рыськи, волкопсы, львагнцы; и огромные дикие свиньи, они гораздо хуже. И еще: теперь, когда в городах и на дорогах нет людей – кто знает, как скоро с севера начнут приходить медведи?

 

– Нам надо идти, – сказала она Детям Коростеля. К ней повернулись головы, на нее уставилось несколько пар зеленых глаз. – Снежный Человек должен идти с нами.

Дети Коростеля заговорили все разом.

– Снежный Человек должен оставаться с нами! Мы должны вернуть его на его дерево.

– Да, это то, что он любит. Он любит дерево.

– Да, только он может говорить с Коростелем.

– Только он может поведать нам слова Коростеля, слова о Яйце.

– О хаосе.

– Об Орикс, которая сотворила всех животных.

– О том, как Коростель прогнал хаос.

– Хороший, добрый Коростель.

Они запели.

– Нам нужно достать лекарство, – в отчаянии сказала Тоби. – Иначе Джимми… иначе Снежный Человек умрет.

Непонимающие взгляды. Может, они вообще не знают, что такое смерть?

Дети Коростеля удивленно сморщили лбы:

– Что такое «джимми»?

Ошибка: неправильное имя.

– Джимми – это другое имя Снежного Человека.

– Почему? Почему у него другое имя? Что значит «джимми»?

Кажется, это было им гораздо интересней, чем смерть.

– Это розовая кожа Снежного Человека так называется?

– Я тоже хочу джимми! – пропищал маленький мальчик.

Как им объяснить?

– Джимми – это имя. У Снежного Человека два имени.

– Его зовут Джимми‑Снежнычеловек?

– Да, – сказала Тоби, потому что теперь его именно так и звали.

– Джимми‑Снежнычеловек, Джимми‑Снежнычеловек, – понеслось по кругу.

– Почему у него два имени? – спросил кто‑то, но другие уже переключились на следующее непонятное слово: – Что такое «лекарство»?

– Лекарство – это такая вещь, которая поможет Джимми‑Снежнычеловеку выздороветь, – рискнула Тоби. Дети Коростеля заулыбались: эта мысль им понравилась.

– Тогда мы тоже пойдем, – сказал один из Детей Коростеля, кажется, главный среди них – высокий желтовато‑смуглый мужчина с римским носом. – Мы понесем Джимми‑Снежнычеловека.

Двое Сыновей Коростеля легко подняли Джимми. Тоби совершенно не нравились его глаза: они превратились в белые щелки меж полузакрытых век.

– Я лечу, – пробормотал он, когда Дети Коростеля подняли его.

Тоби нашла пистолет‑распылитель Джимми и вручила его Рен, сначала отщелкнув предохранитель: Рен, конечно, не сможет выстрелить, куда ей, но в случае чего лучше быть начеку.

Тоби думала, что к саманному домику с ними пойдут только двое добровольцев из Детей Коростеля, но за ними увязалась вся толпа, даже малыши. Они все хотели быть поближе к Снежному Человеку. Мужчины несли его по очереди; остальные высоко держали факелы и время от времени пели странными голосами, похожими на жидкое стекло.

Четыре женщины шли с Рен и Амандой, поглаживая их и касаясь их рук.

– Орикс поможет тебе, – сказали они Аманде.

– Не смейте больше подпускать к ней этих, с синими херами, бля, – сердито сказала Рен.

– Что значит «синими херами»? – растерянно спросили женщины. – Что такое «бля»?

– Не смейте, поняли? А то смотрите у меня!

– Орикс сделает ее счастливой, – отозвались женщины, хотя и без особой уверенности. – Куда нам смотреть?

– Ничего, – слабо сказала Аманда, обращаясь к Рен. – Ты‑то как?

– Нет, бля, не «ничего»! Надо скорее доставить тебя к «Беззумным Аддамам». У них есть кровати, и водяная скважина, и все прочее. Мы тебя отмоем, и Джимми тоже.

– Джимми? – переспросила Аманда. – Это Джимми? А я думала, он умер, как все остальные.

– Я тоже думала. Но многие выжили. Ну, некоторые. Зеб жив, и Ребекка, и мы с тобой, и Тоби, и…

– А куда свалили эти двое? В смысле, больболисты. Жалко, я не вышибла им мозги, когда была возможность, – она коротко засмеялась, отмахиваясь от боли, совсем как в былые плебсвилльские годы. – Далеко еще?

– Давай они тебя понесут.

– Не надо. Я могу идти.

 

Вокруг факелов порхали мотыльки, листья шелестели над головой на ночном ветерке. Сколько времени они шли? Тоби казалось, что прошло много часов, но при лунном свете время определять трудно. Они направлялись на запад, через Парк Наследия; шум волн за спиной становился все тише. Они шли по тропе; Тоби совсем не узнавала дорогу, но, кажется, Дети Коростеля знали, куда идут.

Тоби с ружьем наготове замыкала шествие, напрягая слух – не послышатся ли шаги меж деревьев, не треснет ли ветка, не засопит ли кто‑нибудь. Но слышала лишь кваканье и редкое чириканье – лягушки или проснулась ночная птица. Тоби спиной ощущала огромную темноту; великанская тень падала от ее ног, смешиваясь с еще более темными тенями позади.

 

Глава 3

 

 

Мак

 

Наконец они дошли до ограды саманного домика. В ограде горела единственная лампочка и стояли на часах Крозье, Дюгонь и Майна, с пистолетами‑распылителями наготове. У них были головные лампы на ремнях, восторгнутые из магазина для велосипедистов.

Рен выбежала вперед.

– Это мы! Все в порядке! Мы нашли Аманду!

Головная лампа Крозье запрыгала вверх‑вниз: он открывал ворота.

– Молодцы! – крикнул он.

– Отлично! Я скажу остальным! – Майна ушла в дом.

– Кроз! Мы победили! – Рен бросилась ему на шею, уронив распылитель. Крозье поднял ее, закружил и поцеловал. Потом поставил на землю.

– Эй, а где ты взяла распылитель?

Рен заплакала.

– Я думала, они нас убьют! Эти двое. Но ты бы видел Тоби! Она такая крутая! У нее было ее старое ружье, и мы треснули их камнями, а потом привязали, но…

– Ух ты, – сказал Дюгонь, разглядывая Детей Коростеля, которые валили в ворота, переговариваясь между собой. – Да это же наш цирк из «Пародиза»!

– Так это они, да? – спросил Крозье. – Те голые уроды, которых сделал Коростель? Которые живут на берегу?

– Не надо называть их уродами, – сказала Рен. – Они могут услышать.

– Не один Коростель, – поправил Дюгонь. – Мы все над ними работали в проекте «Пародиз». Я, Американская Лисица, Белоклювый Дятел…

– Зачем они пришли с вами? – спросил Крозье. – Чего им надо?

– Они просто хотели помочь, – сказала Тоби. Она вдруг почувствовала, что ужасно устала; ей уже ничего не нужно было – только упасть у себя в закутке и отключиться. – Кто‑нибудь еще приходил?

Зеб ушел из саманного домика одновременно с ними – на поиски Адама Первого и всех остальных выживших вертоградарей. Тоби жаждала узнать, не вернулся ли он, но расспрашивать в открытую не желала: согласно присказке вертоградарей, кто по другому сохнет, тот к общему благу глохнет, тем более Тоби никогда не любила афишировать свои чувства.

– Только эти свиньи опять, – ответил Крозье. – Хотели подкопаться под забор в огороде. Мы направили на них прожекторы, и они убежали. Они знают, что такое пистолет‑распылитель.

– Особенно после того, как одна‑две пошли на бекон, – заметил Дюгонь. – Монстробекон, учитывая, что они – сплайсы. Мне все еще не по себе, когда я их ем. У них в неокортексе ткани человеческого мозга.

– Надеюсь, монстролюди Коростеля не намерены поселиться у нас, – сказала светловолосая женщина, вышедшая из саманного домика вместе с Майной. Тоби успела запомнить ее за то недолгое время, что пробыла здесь до начала похода за Амандой: женщину звали Американская Лисица. Она явно разменяла четвертый десяток, но сейчас на ней была ночная рубашка с кружавчиками по подолу, которая скорее подошла бы двенадцатилетке. Где она такую взяла? Наверное, утащила из магазина «Аппетитные голопопки» или какой‑нибудь лавчонки «Все по сто долларов».

– Вы, должно быть, ужасно устали, – сказала Майна, обращаясь к Тоби.

– Не знаю, зачем вы их привели, – сказала Американская Лисица. – Такую толпу. Мы их не прокормим.

– Их и не надо кормить, – сказал Дюгонь. – Они питаются листьями, ты разве не помнишь? Так их спроектировал Коростель. Чтобы им не нужно было сельское хозяйство.

– Точно, – ответила Американская Лисица. – Ты работал над этим модулем. Я‑то занималась мозгами. Лобными долями, модификацией сенсорного ввода. Я пробовала сделать их не такими скучными, но Коростель велел убрать агрессию, и даже юмор запретил. Ходячие картофелины.

– Они очень хорошие, – сказала Рен. – Женщины, во всяком случае.

– Наверняка самцы захотели с тобой спариться; они все время пытаются это делать. Главное, не заставляйте меня с ними разговаривать. Я иду обратно в постель. Спокойной ночи всем, приятного общения с картошкой. – Американская Лисица зевнула, потянулась и неторопливо ушла.

– Чего она такая злая? – спросил Дюгонь. – Она весь день сегодня такая.

– Гормоны, наверное, – ответил Крозье. – А ночнушка‑то!

– Она ей явно мала, – прокомментировал Дюгонь.

– О, ты заметил!

– Может, у нее другие причины для плохого настроения, – вступилась Рен. – У женщин они иногда бывают.

– Извини, – сказал Крозье и обнял ее за плечи.

Четверо Сыновей Коростеля отделились от толпы и пошли за Американской Лисицей, раскачивая синими членами. В руках у них снова были цветы – видно, успели набрать где‑то по дороге. Они запели.

– Нет! – резко крикнула Тоби, словно отдавая команду собакам. – Стойте здесь! С Джимми‑Снежнычеловеком!

Как им объяснить, что они не могут наваливаться кучей на любую молодую женщину не из их племени, которая кажется им готовой к спариванию, – что икебаны, серенады и размахивание членами тут не помогут? Но мужчины уже исчезли за углом дома.

Двое Детей Коростеля, которые несли Джимми, опустили его на землю. Он обмяк, привалившись к их коленям.

– Где будет Джимми‑Снежнычеловек? – спросили они. – Где мы можем помурлыкать над ним?

– Ему нужна отдельная комната, – сказала Тоби. – Мы найдем ему кровать, а потом я принесу лекарство.

– Мы пойдем с тобой. Мы будем мурлыкать.

Дети Коростеля снова подобрали Джимми, сделав стульчик из рук. Остальные столпились кругом.

– Не все сразу, – сказала Тоби. – Ему нужно, чтобы было тихо.

– Он может занять комнату Кроза, – сказала Рен. – Правда, Кроз?

– Кто это? – спросил Крозье, разглядывая Джимми. Джимми свесил голову набок, пуская слюни себе в бороду, и самозабвенно чесался чудовищно грязной пятерней сквозь розовую ткань накидки. От него отчетливо разило. – Где вы его откопали? Почему он в розовом? Какая‑то балерина, бля.

– Это Джимми. Помнишь, я тебе рассказывала? Мой когдатошний бойфренд?

– Который попортил тебе жизнь? Еще в школе? Этот педофил?

– Не надо так, – заступилась Рен. – Я же не была ребенком. У него жар.

– Не уходи, не уходи! Вернись на дерево! – пробормотал Джимми.

– И ты еще за него заступаешься? После того как он тебя бросил?

– Да, это правда, но теперь он вроде как герой. Он помог спасти Аманду, ты знаешь, и чуть не погиб.

– Аманда! Я ее не вижу. Где она?

– Вон там, – Рен показала на кучку Дочерей Коростеля, окруживших Аманду – они гладили ее и тихо мурлыкали. Они расступились, чтобы пропустить Рен.

– Это Аманда? – уточнил Крозье. – Черт! Она похожа на…

– Не надо так говорить, – Рен обняла Аманду. – Завтра она будет выглядеть гораздо лучше. Через неделю уж точно.

Аманда заплакала.

– Ее нет, – пробормотал Джимми. – Она улетела. Свиноиды.

– Бр‑р‑р. Жуть какая, – сказал Крозье.

– Кроз, кругом вообще сплошная жуть.

– А, ну ладно, извини. Моя вахта почти кончилась. Давай мы с тобой…

– Я думаю, что должна помочь Тоби, – сказала Рен. – Во всяком случае, сейчас.

– Похоже, мне придется спать на земле, раз этот дебил занял мою кровать.

– Кроз, ну когда ты уже повзрослеешь?

«Только этого нам не хватало, – подумала Тоби. – Размолвки юных влюбленных».

 

Джимми внесли в отсек Кроза и положили на кровать. Тоби принесла с кухни фонарики и попросила Рен и двух Дочерей Коростеля их держать. Потом отыскала свою аптечку на полке, куда положила ее перед уходом на поиски Аманды.

Она сделала для Джимми все, что могла: обмыла его губкой, чтобы убрать основную грязь; помазала медом неглубокие порезы; дала выпить грибного эликсира, чтобы помочь организму бороться с инфекцией. Потом Ива и Мак – от боли и для сна, восстанавливающего силы. И маленькие серые опарыши на рану в ноге – чтобы сглодали гниющую плоть. Судя по запаху раны, для опарышей было самое время.

– Что это такое? – спросила одна из Дочерей Коростеля, та, что повыше. – Зачем ты кладешь этих маленьких животных на Джимми‑Снежнычеловека? Они его едят?

– Щекотно, – произнес Джимми. Глаза у него полузакрылись – Мак действовал.

– Их послала Орикс, – ответила Тоби. Похоже, это