Роберт Бриффо, «Грех и пол», 1931, с.132

Все обнаруженные Вейнингером моральные недостатки в викторианском обществе выдаются за целомудрие. Стоит отдать должное Вейнингеру за их точное описание. Однако его концепции эго, идентичности, логики и морали были сформированы на основе наблюдения за нежеланным положением женщин, и сейчас женщины вполне могут обнаружить, что то, что Вейнингер описывает как дефекты, может быть на самом деле независимостью, которую они могли бы поддерживать. Например:

«У женщин чувства и мысли идентичны, у мужчин они противоположны. У женщин переживания находятся еще в состоянии гениды (недифференцированное восприятие), а y мужчин давно уже наступило просветление».⁸

«Definitio est negatio». Мы можем утверждать, что разъяснение равноценно искажению: если ты хочешь узнать, что произошло в конкретной ситуации, тебе больше пригодится та, кто восприняла и запомнила всё это, а не какие-либо экстраполированные объяснения. Как грустно для мужчин противостояние мыслей и чувств! Элиот утверждал, что в семнадцатом веке имел место распад чувствительности, так что рассудок больше не служил прямым показателем интенсивности чувств, а скорее подрывал их.⁹ Может ли быть, что женщины пережили процесс, который истощил остальную часть западной культуры мужского доминирования? Если мы и можем что–то извлечь из такой соблазнительной возможности, то стоит думать, что большинство образованных женщин просто приняли мужскую академическую культуру и утратили способность к недифференцированному восприятию (генид). По словам Антонена Арто, Анаис Нин могла пережить даже это:

«Я привёл много людей, мужчин и женщин, чтобы они посмотрели на красивое полотно, и я впервые увидел, как эмоции от искусства заставляют человека испытывать сердцебиение, словно при влюблённости. Ваши ощущения трепетали, и я осознал, что соединение разума и тела, видимо, очень крепко внутри вас, ведь такое чистое духовное [творение] может вызвать в вас такую сильную бурю. Но в этом вселенском союзе разум управляет телом и доминирует над ним, и это должно окончиться доминированием разума во всех сферах. Я чувствую, что внутри вас готов родиться целый новый мир, стоит только найти того, кто его освободит».¹⁰

Большая часть этого полная чепуха. Следовало ожидать, что создатель театра жестокости увидит феномен единой чувственности и приведёт целый абзац, пытаясь доказать господство ума, и зайдёт в этом настолько далеко, что предположит, что женщине нужен экзорцист! Манихейство Арто не позволило ему увидеть, что возбуждающий фактор картины в первую очередь был чувственным. Нин отреагировала и разумом, и телом на осмысленный и понятный стимул. Картина была едина, и её реакция была едина.

Если женщины сохранят свой опыт в его первоначальной неклассифицированной форме, они могут избежать огромного ограничения конкретного мышления, на которое указывал А. Н. Уайтхед в «Приключениях идей».

При исследовании идей важно, что настаивание на строгом отделении вопросов интеллекта от сентиментальных чувств, будто это туман перед глазами, скрывает сложность факта. Требование ясности любой ценой основано на явном суеверии относительно метода функционирования человеческого интеллекта. Наши рассуждения хватаются за соломинки предпосылок и витают на паутинках выводов.¹¹

На банальном уровне данное функциональное различие в мужской и женской мысли легко демонстрируется: стоит только представить, как отец насмехается над матерью из–за того, что она хранит соль в коробке с надписью «саго», или подумать о знаменитой женской интуиции, которая, в конце концов, является лишь способностью наблюдать незначительные аспекты поведения и формировать вследствие этого эмпирический вывод, который не может быть силлогистически исследован. Теперь, когда большая часть информации распространяется не в аргументативной форме на печатной странице, а усваивается с помощью различных невербальных способов из визуальных и звуковых средств массовой информации, добродетельное прояснение ситуации с помощью диспутов всё более чётко видится просто альтернативным способом познания, а не единственным или главным. Захват компьютерами большей части вертикального мышления даёт место для большего внимания креативным способностям человеческого мышления. Внезапное усиление политического энтузиазма в последнем десятилетии, особенно среди поколения, которое впитало большую часть своего образования в недифференцированной форме, свидетельствует о широкой реинтеграции чувств и мыслей. В сложившейся ситуации любая подобная особенность женского разума вполне может стать силой.

Недостаточная отсылка к логике, к сожалению, дала моим собственным аргументам только худшее, и никаких плюсов, в этом так называемый штраф за декартово образование. Такие привилегии. Теперь я негр, который не может исполнять линди-поп и петь блюз! Образование сейчас меняется, и творческое мышление не исчезает с внедрением ментальных дисциплин, которые теперь подаются не как цели, но как средство для достижения целей. К сожалению, главным результатом изменений, по-видимому, станет нежелание детей исследовать науку, но в конечном итоге сама наука станет полноценным исследованием.Хотя у Вейнингера есть более серьёзные обвинения:

«Женщина не может осознать, что нужно действовать исходя из принципа, так как у неё нет преемственности, она не испытывает необходимости в логической поддержке своих ментальных процессов... Её можно считать «логически безумной».¹²

Женщины часто отказываются рассуждать логически. Во многих случаях они просто не знают, как это делать, и мужчины могут ослепить их немного напыщенной софистикой. Во многих случаях ещё перед тем, как начнётся процесс рационализации, женщина уже запугана и расстроена. Но также верно и то, что в большинстве ситуаций логика–это просто рационализация инфралогической цели. Женщины знают это; даже самые образованные из них знают, что споры с мужчинами являются замаскированной реальной политикой. Это не соревнование умственных способностей, а соперничество между разными волями. Правила логического дискурса так же актуальны, как и маркиза Куинсберри в пьяной драке. Женская рассудительность отвергает ошибочное мужское представление о том, что мужчины–рациональные животные.

Мужская логика справляется только с простыми вопросами: женщины же, поскольку они пассивны и обречены наблюдать и реагировать, а не инициировать, лучше осознают сложность. Мужчины были вынуждены подавить свою восприимчивость в интересах господства. Одним из возможных преимуществ инфантилизации женщин является то, что они, в конце концов, могут стать, по словам Лао-Цзы «руслом, по которому течёт весь мир», чтобы они «были неотделимы от вечной добродетели» и «могли снова вернуться в младенчество».¹³

Если бы только состоянием женщины было так называемое младенчество, а не то, к чему мы его свели, мы были бы ближе, чем кажется, к реализации новых возможностей. Когда Шопенгауэр описывал положение женщин как моральное младенчество, он отражал не только свои предубеждения против женщин, но и против детей. Неспособность женщин серьёзно относиться к логике имеет серьёзные последствия для их морали. Фрейд добавляет глянец к тексту Вейнингера:

«Черты характера, которые критики всех эпох вменяли в вину женщинам–что женщины демонстрируют меньшее чувство справедливости, что женщины меньше готовы смиряться с великими жизненными ситуациями, что женщины чаще в своих суждениях основываются на чувствах привязанности либо враждебности–всё это было бы в достаточной мере учтено при изменениях в формировании их суперэго... Мы не должны допустить отвлечения от таких выводов под влиянием отрицания со стороны феминисток, которые стремятся заставить нас считать два пола абсолютно равными по положению и ценности».¹⁴

Замкнутость этого высказывания пугает. Равны ли в итоге женщины и мужчины по ценности и положению? Что есть положение? Что есть ценность? Он обещает объяснить необоснованные недостатки женского характера необоснованным изменением необоснованной сущности, суперэго: если физиология–это судьба, Фрейд стремится изобрести физиологию ума. Если бы суждения не были так неестественно отделены от чувств, нацистские офицеры, по-видимому, так чётко не выполняли бы приказы. Что это за критицизм, говорящий, что женщины менее стоичны, чем мужчины? После двух мировых войн стоицизм, похоже, изжил свою ценность. Если мужская «справедливость» отказала женщинам в моральной ответственности, если их называли ангелами, в то время как относились к ним с презрением, вполне вероятно, что женщина сформировали свои собственные выводы о чудовищном суперэго и иллюзорной морали мужчин. Протестантская Европа установила для себя недостижимую мораль чистоты вопреки небесному состраданию, сознания, лишённого помощи, искривлённого полной и нескончаемой ответственностью за все действия, несмотря на пристрастность знания и немощность воли, которые характеризуют человеческие действия.

Фрейд видел результаты в обществе, но не мог предложить альтернативы чувству вины и неврозу. Главной опорой такой религии является способность подавлять собственное «я». Женщины, возможно, плохо поддерживают цикл самонаказания, и это тоже может быть преимуществом, и в этом меньше заблуждений, чем в противоположном утверждении.

Чувство идентичности при любых обстоятельствах совершенно не нужно истинной женщине, потому что её память, даже если она исключительно хороша, лишена преемственности… Женщины, если они оглядываются на свои прежние жизни, никогда не понимают себя.¹⁵

Мой коллега Натан Лейтес, доктор философии, после обзора литературы пришел к выводу, что термин «идентичность»почти не может использоваться иначе, чем маскарадный костюм, в котором можно скрыть неопределенность, двусмысленность, тавтологию, отсутствие клинических данных и бедность объяснения.