О, разум, о, умы, о, выше сил

Дар нынешнего века проницать!

Какой урок познанья, как обширны

Исследованья в областях высоких

И в областях интимных, нашим веком

Разведанные для веков грядущих,

О Джино! С верностью какой во прах

Он в обожанье падает пред теми,

Кого вчера осмеивал, а завтра

Растопчет, чтоб еще чрез день собрать

Осколки, окурив их фимиамом!

Какое уваженье и доверье

Должно внушать единодушье чувств

Столетья этого, вернее, года!

Как тщательно нам надобно следить,

Чтоб наша мысль ни в чем не отклонилась

От моды года этого, которой

Придет пора смениться через год!

Какой рывок свершила наша мысль

В самопознанье, если современность

Античности в пример готовы ставить!

Один твой друг, о досточтимый Джино,

Маэстро опытный стихосложенья,

Знаток наук, искусства критик тонкий,

Талант, да и мыслитель из таких,

Что были, есть и будут, мне сказал:

"Забудь о чувстве. Никому в наш век,

Который интерес нашел лишь в том,

Что обществу полезно, и который

Лишь экономикой серьезно занят,

До чувства нету дела. Так зачем

Исследовать сердца свои? Не надо

В себе самом искать для песен тему!

Пой о заботах века своего

И о надежде зрелой!" Наставленье,

Столь памятное мне! Я засмеялся,

Когда комичный чем-то голос этот

Сказал мне слово странное "надежда"-

Похожее на звуки языка,

Забытого в младенчестве. Сейчас

Я возвращаюсь вспять, иду к былому

Иным путем - согласен я с сужденьем,

Что, если хочешь заслужить у века

Хвалу и славу - не противоречь

Ему, с ним не борись, а повинуйся,

Заискивая: так легко и просто

Окажешься средь звезд. И все же я,

Стремящийся со страстью к звездам, делать

Предметом песнопений нужды века

Не стану - ведь о них и так все больше

Заботятся заводы. Но сказать

Хочу я о надежде, той надежде,

Залог которой очевидный боги

Уже нам даровали: новым счастьем

Сияют губы юношей и щеки,

Покрытые густыми волосами.

Привет тебе, привет, о первый луч

Грядущего во славе века. Видишь,

Как радуются небо и земля,

Сверкают взоры женские, летает

По балам и пирам героев слава.

Расти, расти для родины, о племя

Могучее. В тени твоих бород

Италия заблещет и Европа

И наконец весь мир вздохнет спокойно,

И вы, смеясь, привет пошлете, дети,

Родителям колючим, и не бойтесь

Слегка при этом поцарапать щеки.

Ликуйте, милые потомки,- вам

Заветный уготован плод - о нем

Давно мечтали: суждено увидеть

Вам, как повсюду воцарится радость,

Как старость будет юности счастливей,

Как в локоны завьется борода,

Которая сейчас короче ногтя.

XXXIII

ЗАКАТ ЛУНЫ

Пустынной, тихой ночью

Над спящими полями

И серебром волны

Блуждает легкий ветер;

И тысячи видений

Обманчиво волшебных

Колышутся вдали:

Деревья и озера,

Руины и холмы...

Но вот - луна заходит

За Альпы, Апеннины

Иль, исчезая, тонет

В Тирренском море сонном,-

И обесцвечен мир!

С него сбегают тени;

Долины и холмы

Окутывает сумрак;

Осиротела ночь!

Один, унылой песней

Погонщик провожает

Последний отблеск лунный,

Ему сиявший нежно

И озарявший путь.

Так исчезает грустно

Мечтательная юность!

С ней исчезают тени,

Волшебные обманы,

Скрывается надежда -

И сиротеет жизнь!

Темна и одинока,

Она пустеет мрачно.

Напрасно путник ищет

Во мраке непроглядном

Конца пути глухому,

Сверкающих огней...

Одно он видит: стали

Ему чужими - люди,

И он - чужим земле!

Была бы слишком светлой

Людская наша доля,

Когда бы длилась юность

Всю жизнь... хотя и юность

Дарит крупицы счастья

Ценой больших страданий!

Но слишком был бы мягок

Закон судьбы и смерти,

Не будь поры унылой -

Пустой "средины жизни".

А там готовят боги

Венец мучений - старость,

Когда желанья живы,

А цели - безнадежны,

Страданья неизбежны

И впереди темно...

О, горы и долины!

Когда луна исчезнет

И ночи темный полог

Не серебрится больше

Мерцаньем голубым,-

Недолго остаетесь

Во тьме вы сиротами:

Заря блеснет с востока,

И просветлеет небо!

Блистающее солнце

Зажжет его лучами -

И все зальет сияньем!

Но жизнь, когда покинет

Ее богиня-юность,

Не загорится больше

Иным и ярким светом.

Она - вдова навеки.

Ночь старости уныла,

И небом ей положен

Предел один: могила.

XXXIV

ДРОК,

   ИЛИ ЦВЕТОК ПУСТЫНИ

    Но люди более возлюбили

    тьму, нежели свет.

          Евангелие от Иоанна, III, 19

Здесь, на хребте иссохшем

Немыслимой горы,

Везувия-злодея,

Где ни деревьев, ни цветов не видно,

Разбрасываешь редкие кусты

Лишь ты, душистый дрок.

Я видел: стебель твой, пустыни друг,