Глава 5. Как должны поступать христиане?

Дианиил очень переживал, что Джессика может быть подвержена нападкам своей мамы в любое время, когда он будет отсутствовать, когда его не будет рядом, чтобы защитить ее от любого дурного обращения.

Но в четверг, когда они вошли во двор, зоркие глаза Джессики увидели женскую фигуру, прислонившуюся к двери. На мгновение девочка остановилась как вкопанная, со страхом крепко сжала руку Даниила, но потом резко рванулась и побежала навстречу с распростертыми объятьями к матери. Девочка закричала: "Мама! Мама!"

Женщина громко и пронзительно захохотала. Потом, протянув дрожащие руки, она бросилась к Джессике. Она целовала и обнимала ее, плача и прося прощения, но опечаленная Джессика отринула назад и, приподнявшись на цыпочки, прошептала Даниилу на ухо:

— Вы знаете, она немного пьяна, но еще не слишком. Она не причинит зла. Что же нам делать?

Именно этот вопрос Даниил задавал себе, потому что он не мог согласиться с идеей привести пьяную женщину в свой приличный дом, но как он будет выглядеть в глазах Джессики, если прогонит ее маму? Он остановился на несколько минут, перед тем как открыть дверь, в то время как женщина продолжала обниматься со своим ребенком. Наконец он вынужден был открыть дверь и впустить ее в дом первой. Она заняла ту же позицию в кресле и швырнула свою старую оборванную шляпу в угол комнаты. Он взглянул беспомощно в страшном испуге.

— Мама, - сказала Джессика, разговаривая с ней нежным, но твердым голосом, - это не твой дом, и ты не можешь тут оставаться. Это дом мистера Даниила, но я осмелюсь сказать, что он позволит мне угостить тебя ужином, но потом тебе лучше уйти и прийти обратно, чтобы увидеть меня, когда ты будешь трезвой.

Женщина уставилась красными запавшими глазами на Джессику и внезапно разразилась рыданиями, ближе подвигаясь к ребенку.

— О! Как бы мне хотелось быть лучше! - всхлипнула она. - Я старалась исправиться, Джессика. Но я сейчас пришла, чтобы жить здесь, с тобой и быть скромной, как ты. Я собираюсь начать новую жизнь, и ты увидишь, насколько я изменюсь. Я не буду позором никому из вас.

— Но, мама, - сказала Джессика, - ты не можешь остаться здесь, потому что это дом мистера Даниила, и он взял меня только из милосердия, когда я была больна, а ты оставила меня. Мы не можем просить у него взять тебя.

— Если ты останешься, то и я останусь, - упрямо сказала ее мама, крепко устраивая свои руки на подлокотнике и располагая ноги на полу. - Или если я уйду, то и ты уйдешь. Я бы хотела знать, какая мама захочет быть отдельно от своего ребенка.

Джессика постояла минуту или две, глядя на мать глазами, полными жалости и печали, потом подошла к Даниилу и прошептала ему жалобным голосом:

— Я не думаю, что она знает, что Бог наш Отец.

Даниил растерялся. Он не знал, что делать. Жалкое создание, представшее перед ним, оскорбляло в нем чувство достоинства и приличия, в котором он был строго воспитан, а ее пьяный вид и буйный взгляд были ему отвратительны.

Закончив говорить, она заснула, постоянно вздрагивая и бессмысленно кивая головой. Джессика ушла наверх. Даниил не понимал, что ему дальше делать. Он оставался неподвижным, уставившись на жалкую женщину с чувством отвращения и негодования, которые увеличивались с каждой минутой.

Но некоторое время спустя он услышал легкие шаги Джессики, спускавшейся со ступеней, и, когда она вошла в комнату, вскочил от удивления. Она переоделась из чистого платья в самую бедную и старую одежду из ее гардероба и подошла к нему с печальным, но кротким выражением лица.

— Мистер Даниил, - сказал она, бессознательно возвращаясь к прежнему имени, которым раньше звала его, - вы не должны брать мою маму из милосердия, точно так же, как и меня. Так не должно быть. Поэтому я уйду вместе с ней сегодня вечером, и утром, когда она будет трезвой, я расскажу ей все о Боге, об Иисусе Христе и о небесах. Она еще не знает этого, но, может быть, когда услышит все, то станет другой женщиной, ну такой, как я, понимаете, и потом мы все сможем помочь ей стать хорошей. Но только я должна уйти с ней сегодня вечером, иначе она будет в страшной ярости, как раньше.

— Нет, нет, нет! - громко вскрикнул Даниил. - Я не позволю тебе уйти, дорогая. Почему ты должна уходить, Джессика, ведь я люблю тебя больше всего на свете? Бог знает, как я тебя люблю. Я бы лучше потерял все свои деньги и мое место сторожа церкви, чем потерять тебя.

— Вы не потеряете меня, - сказала Джессика с таким же кротким видом, но с печальными глазами. - Я ухожу только ненадолго с моей матерью. Она моя мама, и я хочу ей все рассказать, что я знаю, так чтобы она смогла пойти на небо так же, как и мы. Я вернусь завтра.

— Она может остаться тут, - нерешительно сказал Даниил.

— Нет, нет, - ответила Джессика, - этого никогда не будет. Если вы разрешите один раз, то она потом будет постоянно оставаться тут. Вы бы лучше позволили мне уйти на одну ночь с ней, и завтра утром, когда она будет в порядке, я ей все расскажу. Мама! Я готова пойти с тобой.

Женщина подняла опухшие веки и, шатаясь, встала на ноги, положив тяжелую руку на плечо Джессики. Девочка смотрела то на нее, то на Даниила с чистой, печальной и смелой улыбкой, согнувшись под тяжестью маминой руки, как будто она ясно понимала, какое тяжелое бремя выпало на ее долю. Для Даниила это был тяжелый момент, он все еще не мог решить, следует ли ему отпустить их двоих или оставить обеих, но Джессика повела маму к двери, и ее рука уже коснулась замка.

— Остановись на минутку, Джессика, - сказал он, - я разрешаю тебе уйти только один раз. Тут недалеко сдается комната, я пойду с вами и заплачу за жилье. Так я буду уверен, что вы в безопасности.

— Хорошо! - ответила Джессика, быстро и понимающе кивнув.

Через несколько минут они шли вдоль улиц - Джессика между мамой и Даниилом - в полном безмолвии; иногда женщина выкрикивала старые, давно забытые песни. Они дошли до дома, где сдавалась комната, о которой говорил Даниил, и он убедился, что они в безопасности в маленьком, темном чулане, который стал их спальней.

— Спокойной ночи, - сказал Даниил, целуя Джессику с большей нежностью, чем обычно, - не хочешь ли ты вернуться со мной, ведь твоя мама сейчас уютно устроена?

— Нет, - ответила Джессика, переводя задумчивый взгляд с него на мать, которая упала на кровать и уже спала, - думаю, я делаю то, что Бог хочет, чтобы я сделала, не так ли? Он знает, что она моя мама.

— Конечно, Бог да благословит тебя, моя дорогая, - сказал Даниил и быстро повернулся и закрыл за собой дверь.

Он пошел, спотыкаясь, вниз по лестнице, в темноте, на улицу и вернулся в свой опустевший дом, говоря сам себе: "Конечно, я не знаю, как христианин должен вести себя в такой ситуации, и у меня нет никого, у кого бы я мог спросить".

Глава 6. Молитва Даниила

Следующие два дня, в пятницу и субботу, в церкви постоянно кипела работа: готовясь к предстоящему воскресенью, в помещении подметали и вытирали пыль. Даниил еще никогда не был таким подавленным и унылым, как в то раннее утро, когда он один зашел в холодную церковь, потому что Джессика ушла со своей мамой, которая вернулась из своего старого притона.

Всего лишь неделю назад он и Джессика весело трудились здесь. Веселый, чистый голос юной Джессики раздавался повсюду: она пела сама себе или звала Даниила с дальней скамьи или снизу из коридора. Но сейчас все его раздражало, все было в беспорядке. Он поднялся по ступеням кафедры, встряхнул подушки, вытер пыль с каждой рейки и щели, затем выпрямился, задумался, глядя на пустые скамьи, которые обычно по воскресеньям были заполнены.

Что будет с церковью, если пастору станет хуже? Даниил не мог даже в мыслях допустить это страшное слово - "смерть". Он положил руку на малиновую подушечку, на которую в тот вечер внезапно склонилась седая голова пастора, и в безмолвии стоял перед Богом. Две крупные слезы заблестели в глазах Даниила и медленно скатились по щекам.

Он даже не знал, кто будет стоять на кафедре в предстоящее воскресенье, но он понимал, что больше не сможет здесь оставаться, если не будет пастора. Ведь постепенно все прихожане перестанут посещать церковь, и останется несколько сонных посетителей, слушающих скучного проповедника. Нет! Нет! Его сердце этого не выдержит.

Ему очень хотелось спросить у пастора, что ему следует делать с мамой Джессики. Но теперь он не услышит ни наставления, ни совета от пастора - голос учителя смолк.

На сердце Даниила нисколько не стало легче, и поэтому он медленно и тяжело спустился по лестнице кафедры.

Был уже почти полдень, когда пришла Джессика и принесла обед в маленькой корзинке. Ее глаза были красными от слез. Она молчала, пока он без аппетита жевал еду, которую она поставила перед ним. Ему не хотелось расспрашивать о ее маме, но когда прием пищи был закончен, Джессика села ближе к нему и двумя руками взяла его руку.

— Мистер Даниил, - грустно начала она, - когда мама проснулась сегодня утром, я рассказала ей об Иисусе Христе, и о Боге, и о небесах. Она все уже знала до того, как я родилась. Это она так сказала!

— Ах! - воскликнул Даниил, но не от удивления, а только потому, что Джессика умолкла и печально посмотрела на него.

— Да, - продолжала Джессика, безнадежно качая головой, - она знала про это, но никогда ничего не говорила. Никогда! Она никогда не говорила о Боге вообще, она только богохульствовала. Я даже не знаю, что может сделать ее хорошей женщиной. Я думала, что когда она услышит то, что я хотела рассказать, то она полюбит Бога, но она только рассмеялась и заявила, что это старая история. Я даже не знаю, что можно сделать ей сейчас.

Слезы Джессики полились рекой, и Даниил не знал, как утешить ее. Оставалась совсем маленькая надежда: он знал от женщины, которая была в плену алкоголизма, что возможно вернуться обратно к религии и к Богу.

— Если бы только пастор смог увидеть ее! - воскликнула Джессика. - Он говорит так, как будто видит Бога и разговаривает с Ним иногда, и она, наверное, поверила бы ему. А я даже не знаю, как правильно говорить.

— Нет! Нет! - возразил Даниил. - Она видела его в воскресенье, перед тем как у него случился удар, и он разговаривал с ней долгое время. Нет! Она не изменится даже благодаря ему!

— Понимаете, она моя мама, - обеспокоенно повторила Джессика.

— Да! - сказал Даниил. - И это озадачивает меня, Джессика, я не знаю, что делать.

— Разве мы не можем помолиться Богу, - снова предложила Джессика, - сейчас, пока мы не совершили чего-то неправильного?

— Может быть, это будет самое лучшее, что мы можем сделать, - согласился Даниил, поднимаясь с кресла и опускаясь на колени рядом с Джессикой. Вначале он попробовал молиться, как молятся некоторые члены церкви на воскресных собраниях, повторяя заученные фразы, но почувствовал, что если он хочет получить любое благословение, то должен просить просто, как говорят дети, как будто разговаривают лицом к лицу со своим Небесным Отцом. И вот такой была его молитва, после того как он перестал молиться по установленным правилам на молитвенном собрании:

— Господь, Ты знаешь, что мама Джессики вернулась и что она пьет и ведет недостойный образ жизни! Мы не знаем, что нам с ней делать, а пастор не может дать нам совет. Иногда я думаю, что люблю мои деньги слишком сильно. Но, Господь, если это так или есть что-либо другое, что отягощает мое сердце и препятствует мне делать то, что сделал бы Спаситель Иисус Христос, если бы оказался на моем месте, я прошу Тебя, убери это от меня и помоги мне четко видеть, что должен делать христианин. Дорогой Господь, я умоляю Тебя, сохрани меня и Джессику от зла!

Даниил встал с колен с большим облегчением и просветленной душой. Он просто, с детским сердцем вознес молитву к Богу, и сейчас он чувствовал, что Бог должен руководить им. Джессике тоже, казалось, стало светлее на душе, так как ситуация была предана Богу, и она чувствовала, что в конце концов все наладится.

Они вернулись к своей работе в церкви. И хотя им было больно вспоминать, что их любимый пастор будет отсутствовать в церкви в предстоящее воскресенье, они были удовлетворены, думая, что Бог знает все и что Он все делает для тех, кого любит.