Порой с ней поступают так, Как

Разин поступил с княжною...

Некоторое время Николай сидел неподвижно, точно забыв, что рядом Наталка. Потом невесело проговорил:

- Вдумайтесь хорошенько в смысл этих трех строк, и вы многое поймете.

Наталка тихо, с какой-то еще не осознанной ею самой затаенной надеждой спросила:

- Со своей любовью вы поступили так же, как Разин с княжной?

Николай вздохнул:

- Нет, пока еще нет. Пока не хватает духу. Вот когда наберусь сил, тогда подниму ее высоко над головой и выброшу за борт. Может быть, тогда станет легче. А сейчас… Сейчас не могу. — Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.— Понимаете, как-то душно, будто наваливается на грудь что-то тяжелое, и все кажется, что не туда иду. Словно что-то забыл, а что — не знаю... — Он неожиданно умолк и спустя минуту продолжал: — Простите, что я разоткровенничался. После такой исповеди станет легче. Кроме вас, я никому не могу сказать об этом.

Наталке неудержимо захотелось броситься на грудь Николаю и, не стыдясь, рассказать ему, что и ей не легче. Даже наоборот, в тысячу раз труднее. О, если б он мог догадаться, как тяжелы для нее эти его признания!

- А есть, есть такие люди, у которых хватает силы поступить со своей любовью так, как это сделал Разин, — задумчиво проговорил Николай и затянулся папиросой. — Я сам встречал такого человека. Сильный, красивый! Мне далеко до него.

- Расскажите об этом человеке, — попросила Наталка.

- Могу. Только это будет долго. Если о нем рассказывать, то нельзя обойтись без некоторых деталей. Запал мне в душу этот человек, и вряд ли я когда-нибудь его забуду. Хватит у вас терпения выслушать о нем все?

Наталка была готова слушать хоть целый вечер.

- Его зовут Остапом. Где он сейчас — не знаю. Это было два года назад. Я частенько бывал в студенческом общежитии на Стромынке, хоть и не жил там. Иногда во время экзаменов пропадал в студгородке целыми сутками. Остап тогда учился на первом курсе юридического факультета. Однажды мы с ним разговорились и сразу же пришлись друг другу по душе. Чтобы вы могли яснее представить этого человека, вообразите себе двадцатичетырехлетнего парня среднего роста, крепкого, вся грудь в орденах — с войны он пришел капитаном, служил в разведке, сам из Рязани,— Николай затушил папиросу и положил ее на портсигар, — Остап подружился с одной девушкой. Ее звали Светланой. Тоже видная, красивая, дочь известного изобретателя. Я не хочу называть его имени, он здесь ни при чем.

Такой трогательной и нежной дружбы я не встречал даже в романах. Все мы, кто знал Остапа, по-хорошему завидовали ему. Светлана была на пять лет моложе его и училась на втором курсе пединститута. У нее были большие синие глаза, косы до колен, а талия, кажется, подует ветерок, того и гляди, переломится. Бывало, смотришь на эту пару— не наглядишься. Вот, думаешь, судьба свела двух таких людей. Как тут не быть счастью?

Друзья уже приставали к Остапу: когда свадьба, в шутку стали напрашиваться в крестные отцы, а кое-кто по-товарищески шутил: «Смотри, Остап, прозеваешь свою Светлану!», «Я своими глазами видел, как она кокетничала с физиком на танцах». Остап только улыбался и дружески отвечал: «Ничего, ничего. Festinalente»(торопись медленно (лат.)).

Так прошел год. Наступили летние каникулы. Остап повез свою невесту в Рязань. Пробыли они там больше месяца. Вернулись веселые, загорелые. А в сентябре Остап сделал Светлане предложение. Она приняла его с радостью и обещала поговорить с родителями. Остапу даже и в голову не могло прийти, что дальше обернется все так нелепо и обидно. Целую неделю не приходила Светлана в общежитие. Раньше такого с ней никогда не случалось. Не было дня, чтоб она не забегала хоть на минутку проведать своего друга. А тут как в воду канула. Дома у нее был телефон. Остап позвонил раз, позвонил два — Светлану не подзывают. То она, видите ли, спит, то плохо себя чувствует, то ее вообще нет дома. Неладное что-то почувствовал Остап. Однажды, отойдя от автомата, он попросил позвонить знакомую девушку. На женский голос Светлану позвали к телефону. Я стоял в это время рядом с Остапом. Нужно было видеть его лицо!.. Оказалось, мать Светланы узнавала Остапа по голосу и всячески ограждала свою дочь от разговоров с ним.

С этого дня Остапа словно подменили. Он осунулся, почернел, стыдился смотреть друзьям в глаза. Не находил себе места. Со мной он был откровенным и однажды чистосердечно признался — не знает, что делать дальше.

Я посоветовал терпеливо ждать. Он согласился. Прошло еще несколько дней. И вот в один из вечеров, помню, лил сильный дождь, в комнату постучала Светлана. Вошла в прозрачном голубом плаще. С него скатывается вода, на щеках не то слезы, не то капли дождя. Это было в субботу. Я приезжал в общежитие за конспектами по римскому праву. Все, кто был в комнате, вначале удивились, ну и, разумеется, обрадовались. Тут же под разными предлогами стали выходить.

Остап остался вдвоем со Светланой.

Целый час я стоял у раскрытого окна в коридоре. Над Москвой разразилась такая гроза, что казалось, где-то рядом трескаются и разваливаются целые дома. Молния слепила, от ее вспышек зеленые тополя под окнами казались бледно-серыми, перепуганные голуби жалобно стонали.

Через час я вошел в комнату Остапа, Светланы там уже не было. Остап лежал на койке и смотрел в потолок. Я спросил, как дела. Молчит. Я повторил вопрос. Он продолжает смотреть в потолок, потом спокойно говорит: «Конец». — «Почему?» Вначале я думал, что это шутка. Остап отвечает: «Отказала потому, что я инвалид! Понимаешь— калека, безногий человек!..» Я забыл вам сказать, что Остап вернулся с войны без ноги, ходил на протезе, с палочкой. Вначале я не поверил: как, такая умная, такая чуткая и нежная девушка — и вдруг... могла поступить так! В уме моем это не укладывалось. Остап был прямой и открытый парень. Он подробно передал разговор со Светланой. Оказалось, что мать и слушать не хотела, чтобы ее дочь, дочь знаменитого изобретателя Ветлугина — вот, видите, я и проговорился, — дочь знаменитого Ветлугина вышла замуж за калеку из Рязани. Поплакала Светлана, а потом смирилась. И когда горе немного улеглось, пришла сказать об этом Остапу. И, разумеется, попросить прощения.

Николай достал из портсигара папиросу и снова закурил.

Чувствуя, что конец этой печальной истории еще не наступил, Наталка торопила его:

- Неужели они так и расстались навсегда? Ведь они же любили друг друга?

И снова потек неторопливый рассказ:

- Дальше все шло своим чередом. Остап вначале сдал. Я бы даже сказал, опустился. Перестал следить за собой, протез забросил под кровать, стал ходить на костылях. Небритый, с тоскующими глазами, утром идетне в университет, а в пивную. Там просиживал до обеда, потом возвращался в общежитие, ложился на кровать и ни с кем не разговаривал. Вечером куда-то уходил и возвращался поздно ночью. Несколько раз мы пытались урезонить парня, помочь ему дружеским советом, но он раздраженно отмахивался и просил, чтобы его оставили в покое. Трудно было с ним в это время разговаривать. Он попал в глубокую воздушную яму. — Николай посмотрел на Наталку и спросил: — Вы когда-нибудь летали на самолете?

Наталка отрицательно покачала головой.

Николай продолжал:

— Когда летишь, все как будто хорошо... И вдруг, неожиданно как будто останавливается сердце, захватывает дух... Вначале даже не понимаешь отчего. И только спустя несколько секунд догадываешься: самолет попал в воздушную яму. — Николай на минуту зажмурил глаза. — В жизни человека тоже бывают воздушные ямы. У одного они мельче, у другого глубже. Но бывают и такие ямищи, из которых люди так и не выкарабкиваются. Вот взять хотя бы вчерашнего старика с удочкой. Этот человек однажды попал в такую яму, из которой вряд ли когда-нибудь выберется... Но это между прочим.

Продолжим об Остапе. Однажды я зашел в общежитие, вижу: по коридору идет он. Посмотрел ему вслед, и сердце у меня защемило. Костыли выбрасывает далеко впереди себя, шаг длинный, пряди волос спадают на глаза, он их откидывает взмахом головы — это его привычка, — а сам поет вполголоса: