Глава III: Ты помнишь рок-н-ролл радио?

Хэнк Лешер был заботливым человеком и любящим отцом – только не нашим. Он учился в колледже и получил степень, то есть в образовании у него было преимущество перед нашим отцом. Хэнк делал больший акцент на учебе, ему нравилось заставлять нас думать, периодически предлагая нам математические задачки и головоломки. Вместе со своим свояком Лу, он владел химчисткой на Манхеттене, которая обслуживала богатых клиентов, но Хэнк был намного образованнее, чем было нужно для карьеры в этой индустрии.

Он также сильно увлекался Hi-Fi аппаратурой, в гостиной у него стоял такой пульт, какой мы никогда не видели даже в магазинах бытовой техники. Он пытался объяснить нам как система работает, хотя мы и не очень-то понимали. Он также предупредил, что у нас будут большие неприятности, если мы к ней прикоснёмся, когда его не будет рядом. Это мы поняли.

Тем не менее, мы пытались её завести, пока Хэнк гулял с Дэйвом и Ребой. Конечно же, он узнал об этом по отпечаткам наших грязных маленьких пальцев. Но вместо того, чтобы разозлиться, Хэнк решил сделать нам ещё одну, более всестороннюю демонстрацию. Он был умный мужик и понимал, что такой жест позволит нам с Джеффом начать ощущать больший комфорт по отношению к нему. И это сработало.

«Это кроссовер «Marantz», — объяснял Хэнк, — с тюнером «Fisher», усилителем «McIntosh» и проигрывателем «Rek-O-Kut». Всё это — лучшее! Вот это посылает частоты в колонки или каналы, в какие вы пожелаете…»

Мы были просто зачарованы. Хэнк поставил пластинку, «Увертюру 1812» Чайковского, и запустил аппарат. Звук просто сбил нас с ног. Это поразило нас на долгие годы. Мы побежали на улицу, хвастаться перед остальной ребятней. Мы знали, что ни у кого дома нет ничего подобного, по крайней мере, в районе.

Мы жили в той части Ховард Бич, которая называется Линденвуд Вилледж, прямо на границе с Бруклином. Это был белый, рабочий, семейно-ориентированный квартал, как правило, с садовыми апартаментами. Там было несколько шестиэтажных домов в центре расползающейся «деревни», и ещё множество должно было быть построено вскоре.

Общество там не было однородным. Другими словами — не все были евреями. Ребята там были более хипповыми, более уличными, жесткими, и, в каком-то смысле, более искушенными и опытными, нежели в Форрест Хиллс. Они носили голубые джинсы с большими подворотами, и закатывали рукава своих белых маек.

Здесь и хулиганов было больше в каждом квартале. Братья Гарилло, Билли и Бобби, были ещё хуже, чем наш прежний мучитель в Форрест Хиллс, Джефф Сторч. Дэвид предупредил нас о них, и естественно, братья-задиры принялись весело гонять нас с Джеффом по всему кварталу.

Много ребят здесь имели причудливые клички. Были такие чуваки, как Виктор «Муди» Мутел, который, как мы видели, как-то шлёпнул Роя «Пимпл Тучас» 1 Брауна бейсбольной битой по башке (тот как-то неверно оценил его маму).

Были также другие культурные различия: детишки дробились на мелкие компашки, пели странные песни с иностранно-звучавшими словами, отщелкивая ритм пальцами. Неидентифицируемые слова звучали как «йип», «ша ла ла ла» или «уап ду уап».

Это напоминало «Ла Бамбу», только ещё чуднее. У этого был похожий дух, хотя (и это было так волнующе, осознавать, что дух никуда не делся) мы определенно потеряли след. Дэвид — вот кто привёл нас в чувство. Однажды, он вытащил что-то из кармана своей рубашки — прямоугольную коробочку с прикреплённым к ней проводом, другой конец которого шёл прямо ему в ухо.

Мы спросили его, что это он делает, и что это у него за хрень такая.

«Это — транзисторный приёмник», — просветил нас Дэвид.

«Чёт имеешь виду? — спросил Джефф, — И что оно делает?»

Дэвид вытащил проводок из коробки и внезапно мы услышали воющий звук толпы на стадионе «Yankee», аплодировавшей успеху Роджера Мариса, и сопровождавший голос: «Это первый хоум-ран 2 для девятого номера в этой Мировой серии 1961 года!»

«Ух ты! Ловко! — воскликнули мы в унисон. — А как насчёт чего-нибудь другого?»

Дэвид потер большим пальцем маленький кругляшок сбоку коробки, и… там было это! «Who put the bomp in the bomp sha bomp sha bomp? Who put the ram in the rama lama ding dong?» 3

Онповернулснова, имыуслышали «Sha da da da, sha da da da da, Yip, yip, yip, yip, yip, yip, yip, yip, Mum, mum, mum, mum, mum, mum. Get a job, sha da da da, sha da da da» 4, азатем «Привет, ребята! Это Мюррей Кей 5, оставайтесь со мной на 88-й шкале ваших приёмников, и будет ещё рок-н-ролл!»

Джефф и я грызли нашего папочку до тех пор, пока не получили каждый по маленькому приёмнику с личными наушниками в придачу! Мы больше не были так одиноки. Теперь у нас были Мюррей Кей, Кузен Брюси, Денди Дэн Дэниэлс, Гарри Гаррисон и все остальные ди-джеи, в качестве новых друзей и постоянной компании. Они снабжали нас таким количеством рок-н-ролла, которое мы хотели получить, а хотели мы настолько много, насколько это только было возможно!

Скоро мы снова встретились с нашим старым другом Ричи Валенсом, у которого появился новый хит «Come On, Let’s Go». На этот раз он пел не по-испански, а на нашем языке. Рок-н-ролл! И хотя это открытие было эмоциональным спасением, оно не заполнило пустоту, которую мы чувствовали. Мы по-прежнему хотели быть принятыми и включенными, как это было с нами раньше, с нашими прежними друзьями. Рок-н-ролл служил общим знаменателем, и мы надеялись, он поможет нам сойтись с нашими новыми одноклассниками.

Так как школ в Линденвуд Виллидж пока ещё не было, мы были определены в общеобразовательную школу в Озон Парк: Джефф в пятый класс, а я во второй.

Это был кошмарный опыт. Свинцово-серое здание с гниющим асбестом и кишащее паразитами. Учителя были злобными, классы — горохово-зелёными. Тут случились наши первые драки, день медленно тянулся во мраке. Мы не могли дождаться, чтобы сделать ноги. Через год мы оттуда свалили.

Последний звонок там стал счастливейшим моментом в нашей жизни, мы знали, что никогда больше не вернёмся туда. После лета мы начали ходить в только что построенную школу по соседству, шесть кварталов вниз по улице, прямо через болота.

На расстоянии одного квартала от школы было огромное болото, настолько широкое, что когда-нибудь там могла вполне разместиться целая дюжина шестиэтажных строений.

Джефф, Дэвид и я проводили всё наше свободное время, играя в тростнике трёхметровой высоты. Мы приходили домой грязные, с клещами в волосах. Мама вытаскивала их оттуда при помощи пинцета.

Когда мы прятались в этот тростник, всё что снаружи, кроме неба над нашими головами, исчезало. Мы становились солдатами, ковбоями, охотниками, монстрами, и созданиями из чёрной лагуны — всем, кем мы хотели быть, если оно было хоть сколько-нибудь опасным. Если мы не хотели быть найденными или пойманными — мы шли туда. Там были даже слухи о гангстерах, появляющихся среди тростника и сорняка. Мы были болотными крысами и знали все хорошие способы становиться невидимыми.

Однажды, комок грязи, кинутый Джеффом, приземлился прямо в спину пацана, пробиравшегося через эту трясину домой. На наше «счастье», он оказался другом братьев Гарилло. Весьма скоро они прослышали о «первом ударе». Клан Гарилло прибыл на болото, вооруженный против нас целыми ведрами с грязью, и бомбами из дерьма.

Виктор «Муди» Мутел, который стал нашим новым командиром эскадрона, предложил вкладывать камешки гальки в комья грязи. Галька вскоре была заменена на камни покрупнее и на третий день тотальная каменная война перекинулась через гнилой проток.

Это наконец закончилось, когда Джефф и я накрыли врагов целым снопом гальки, а Дэвид поднял над своей головой большой кусок камня размером с футбольный мяч, и чуть подав назад, угодил мне прямо в лицо.

Он с трудом перекинул камень через линию фронта, когда мой передний зуб пал в ручей, жертвой дружеского огня.

«Черт! У тебя кровь. Нам лучше пойти», — сказал Джефф.

Мы сложили наше оружие, и ретировались назад на улицу. Когда мы выбрались из болота, Джефф и Дэвид разглядев меня, принялись ржать надо мной и моим зубом. Затем мы услышали крики и узрели банду Гарилло. Они были в бешенстве. Один из наших камней явно достиг цели — на одном из пацанов краснела рана.

Мы припустились оттуда снова. Они хотели Джеффа, самого медленного из нас, но мы не могли оставить его позади.

«Давай! Беги, ты, педик!», — единственным доступным ему способом подбадривал Джеффа Муди. Враг приближался. Внезапно, на дороге показался едущий с работы домой Хэнк. Он остановил вэн, и заорал: «Что, чёрт возьми, здесь происходит? Ребята, вы чего наделали-то?»

Банда, гнавшаяся за нами, также остановилась неподалеку, завидев Хэнка. «Да мы тут просто играли поблизости», — ответил Дэвид, отмазывая всех нас.

Хэнк велел нам идти домой. «На двойной скорости!». Он подождал ещё немного, чтобыубедиться, что Гарилло не попытаются догнать нас снова, чтобы начать контратаку.

Когда мы показались в дверях, у мамы отвисла челюсть, и она ахнула в ужасе.

«Ладно, закрывай! — сказала она, после того как осмотрела мой окровавленный рот. — Итак, кто-нибудь из вас ответит мне, что происходит?»

«Кто-то кинул камень», — сказал Джефф в момент просветления сознания.

«Бой камнями?! — завопила мама. — Вы, ребята, чокнутые, или что?»

Солнце садилось над полем боя, и это была большая победа для бродячих псов.

Когда мы легли в кровать этой жаркой ночью поздним летом, Джефф обратился ко мне с несколькими философскими вопросами: «Как думаешь, что хуже – убить кого-нибудь, или быть убитым?»

«Ну, если ты убьешь кого-то», — рассуждал я, — тебя ждет смертная казнь, так? Так что ты умрешь в любом случае».

«Ну, а что если тебя не поймают?» — спросил Джефф.

Я не мог ответить, мой язык был занят изучением новой щели между передними зубами.

«Почему этот пацан, Муди, обозвал меня педиком?» — продолжал Джефф.

«Потому что педик — он сам, — попытался объяснить я. — Этот парень просто вонючка. Помнишь, мы видели, что он сделал с Роем, когда мы только переехали сюда?»

«Ты имеешь в виду Роя «Пимпл Тучас»? Да. Он ударил его стикбольной битой», — вспомнил Джефф.

 «Но, может быть, это произошло потому, что Рой сказал, будто у его собаки примерно столько же шерсти на лапах, сколько на ногах матери Муди!» — предположил я, пытаясь сгладить путь к установлению дружеских отношений с нашим новым союзником.

«Да, может быть», — сказал Джефф. — Но я слышал, что он обзывает меня по-всякому всё время. И когда я встречаю тех, других пацанов в школе, они тоже начинают. У меня появился один друг в прошлом году», — продолжил он, — Митчел Беккер, но он живёт по ту сторону болота. У него есть проигрыватель, и много отличных пластинок. Тебе стоить пойти к нему со мной. У него есть новинки: «The Dovells» — «You Can’t Sit Down» 6, и ещё одна вот этого парня, «The Duke of Earl» 7. Люблю эту песню».

«По-моему он будет участвовать в «The Clay Cole Show» вечером в эту субботу. Мы должны посмотреть это! Надеюсь, они нам разрешат. А ещё «Four Seasons» будут в «American Bandstand».

«Знаешь, — продолжил Джефф, — я сегодня думал о той песне, «Walk Like a Man» 8, когда Виктор обозвал меня. Он говорил, что я бегу как девчонка. Я не знаю, почему я не могу бегать также быстро, как и он. Мама говорит, что это не имеет значения, в любом случае, и то, что им не нужны очки, не делает их лучше меня. Они просто большие идиоты. Когда-нибудь, кто-нибудь покажет этим ребятам…»

Ветерок, игравший шторой, донес на несколько секунд звуки девчачьих голосов.

Это был звук, который производят маленькие девочки: наполовину смех, наполовину визг. Мы обычно слышим такой звук, когда ребята гоняются за девчонками, и когда девчонки оказываются почти пойманными. Или, намного чаще, они позволяют себе быть пойманными, но при этом все равно визжат.

«Тебе нравятся девчонки?», — спросил я своего старшего брата.

«Ну, мне нравится Карен Клейн, из нашего старого квартала», — признался Джефф. — Мы с ней дружили…»

«Она была твоей девушкой?», — спросил я

«Не, — быстро ответил Джефф. — Я теперь с девчонками не очень разговариваю».

«Девчонки нравятся только неженкам, так? — продолжил тему я. — Ходить за ручку, собирать цветы, быть чистенькими и всё такое. И танцевать с ними в школе, знаешь? Эти дебильные танцы».

«Ненавижу эти танцы, — сказал Джефф, и тут же предупредил меня, — девчонки всегда хотят, чтобы с ними танцевали. И они всегда хотят, чтобы ты им говорил, как они тебе нравятся, и затем они целуют тебя. Брррр!»

«Я думаю, это становится другим, когда взрослеешь», — добавил он.

«Полагаю, да» — ответил я, прежде чем закрыл глаза, ожидая, когда сон поглотит меня целиком.

Под нашим окном, в переулке между двумя домами, пара подростков пели а капелла песню группы «Tokens» «The Lion Sleeps Tonight» 9. Звук, отталкиваясь от кирпичных стен, давал отличное эхо.

«Очень круто, когда они так делают», — прошептал Джефф.

 «Ага», — прошептал я в ответ.

Такие штуки заставляли нас задуматься и помечтать. У меня не было сомнения в том, что там и тогда Джефф был переполнен огромным количеством детских фантазий. Я-то уж точно. Cмогли бы и мы так же когда-нибудь как эти ребята?

Это было волнующе. Сама песня и дух, который был у этих парней, были заразительными. И мы заразились этой лихорадкой, и теперь эта болезнь затаилась и горела где-то глубоко внутри нас.

 Джефф мог услышать трансляцию седьмой игры «Yankees» в Мировой серии и уйти незаинтересованным, но эта музыка будоражила его воображение. Он мог затеряться в мире песен текущих из маленьких радиоприёмников, из телевизора, из кинофильмов или доносимых ночным бризом. Там он мог бы быть собой. Он мог быть непобедимым. Он мог бы влюбиться. Он мог бы быть Бродягой или Герцогом (отсылка к песням «The Wanderer» Диона ДиМуччи и «The Duke of Earl» Джина Чендлера – прим. пер.) — и ничто бы его не остановило.

Примечания:

1 Тучас (более корректное произношение «тухас») — еврейское сленговое определение задницы. Иначе говоря, прозвище было «Прыщавый зад» ↑

2 Home Run — бейсбольный термин, один из наиболее эффективных приёмов добычи очков. Выбив мяч за пределы поля, игрок беспрепятственно оббегает все базы, возвращаясь в исходную точку («домой») ↑

3 «Who Put the Bomp (In the Bomp, Bomp, Bomp)» — песняБарриМанна 1961 года. Многимможетбытьзнакомапокавер - версии «Me First and the Gimme Gimmes» сальбома «Blow in the Wind» ↑

4 «Get a Job» — песнягруппы «The Silhouettes» 1957 года ↑

5 Мюррей Кей (наст.имя Мюррей Кауфман) — легендарный американский радиоведущий. Самопровозглашённый «Пятый Биттл» ↑

6 The Dovells — You Can't Sit Down (1963)↑

7 «The Duke of Earl» — песня Джина Чендлера 1962 года. Кавер-версия Джоуи Рамоуна включена в предварительный треклист его второго студийного альбома ↑

8 «Walk Like a Man» — песнягруппы «The Four Seasons» 1963 года ↑

9 «The Lion Sleeps Tonight» — песнягруппы «The Tokens» 1961 года. Наиболее известна по саундтреку к мультфильму «Король лев». Оригинальная африканская версия под названием «Mbube» была написана в 1939 году ↑

Глава IV: Wipeout!

 

В дополнение к изящному пульту Хэнка, для нас, для детей, был небольшой фонограф, но у нас пока не было рок-н-ролльных пластинок. Я скопил кое-какие деньги с Хэллоуина и не покупал бейсбольные карточки на протяжении недели. Как только накопленных денег стало достаточно — примерно 58 центов — мы с Джеффом направились на своих великах в магазин, чтобы выбрать первую пластинку для нашей коллекции.

На кассе висел текущий хит-парад: список десяти лучших песен. И мы любили их все. Поскольку это были мои деньги для нашей первой пластинки, я сказал: «Давай возьмём то, что на первом месте!». Это была Лесли Гор с песней «It's My Party» 1.

Коллекция росла быстрыми темпами: «The Crystals» «He's a Rebel» 2, Дион и его «The Wanderer» 3, и Борис Пикетт с «Monster Mash» 4.

Когда мы не слушали наши пластинки, мы слушали радиоприёмники, даже брали их с собой в кровать, вооружившись наушниками. Джефф потерял интерес практически ко всему, кроме рок-н-ролла. Даже когда он вырос из своей первой бейсбольной ловушки, он не побежал в магазин за новой.

Довольно скоро и я стал отходить от спорта, почти полностью фокусируясь на музыке. По выходным, если мы не гуляли с нашим папой, то круглосуточно слушали рок-н-ролл. Ну, почти круглосуточно.

Суббота начиналась с утренних мультфильмов, затем роллер-дерби 5, за которыми следовали «Рин Тин Тин» 6, «Небесный король» 7 и «American Bandstand». Дождливые субботы были самыми лучшими. Целый день мы могли играть и доставать синглы из защитного футляра для сорокопяток, который быстро наполнялся.

Иногда, около пяти часов вечера, из родительской спальни исходил аромат духов и свежей чисто выстиранной одежды, тем самым создавая особую субботнюю ауру. Так мы всегда мы могли определить, когда наши родители идут куда-нибудь вдвоём. В любую минуту мама могла выйти в шикарном платье, а за ней следовал Хэнк распространяющий запах лосьона после бритья и крема для обуви.

Пока мама ставила ужин на стол, они говорили, чтобы мы вели себя хорошо и слушали нашу няню. Нам везло, когда ею была молодая девушка, которая любила рок-н-ролл. Джефф, Дэвид, Реба и я уже вскоре врубали музыку и швыряли друг друга по гостиной готовясь к встрече с Киллером Ковальски, Хейстексом Колхауном, Бобо Брэйзилом и другими дикарями из «Субботней ночи реслинга» по 9 каналу.

Мы делали друг другу захваты шеи и рук, полунельсоны и полные нельсоны 8. Никто не мог победить Джеффа из-за его длинных и сильных ног. Особенно если он ими захватывал кого-то в ножницы.

«Я сдаюсь! Я сдаюсь!» — всё, что мы могли сказать, если до этого не выпустили воздух из лёгких.

Джефф и я стали постепенно чувствовать себя как дома. Дэвид и Реба становились уже семьёй, а не просто друзьями.

Конечно, мы любили нашего папу, но мы все по-прежнему приспосабливались. Отец тяжело принял разрыв с мамой, и мы чувствовали его злость. Однажды, он взбесился, когда услышал, как Джефф обратился к Хэнку «папой».

С другой стороны, когда он не злился, наш настоящий папа был менее строгим, чем Хэнк, и мы с Джеффом отлично проводили с ним время, когда он забирал нас куда-нибудь на выходные. Папа часто брал с собой «друзей» — «бабы», как он их называл. Он воображал себя почётным членом легендарных «Rat Pack» 9 Фрэнка Синатры и часто его радио в машине было настроено на волну игравшую Тони Беннетта, Дино или Сэмми (Дин Мартин и Сэмми Дэвис мл. — прим. пер).

Папа водил большой Кадиллак с откидной крышей и всегда хотел, чтобы она была опущена. Джефф и я ненавидели это, потому что ветер постоянно бил в лицо и портил наши помпадуры, которые мы так старательно начёсывали. К тому же не было слышно радио!

Всякий раз, когда он выходил из машины, мы немедленно меняли радиостанцию с WABC на WMCA. Он давал нам её немного послушать, а затем пытался доказать, что наша музыка глупая. Он хлопал в ладоши, гримасничал и издевательски пародировал слова. Нам становилось за него стыдно, и мы умоляли его прекратить.

Папа часто брал нас на прогулки верхом на ранчо в стиле дикого запада. Нам очень нравилось. Самое лучшее на ранчо, помимо грязи, лошадей и собак то, что там были группы, которые играли по вечерам — рок-группы!

«Вы можете сыграть Wipeout?» 10 — это был наш постоянный вопрос к барабанщикам.

 «Это всё о чём вы просите, малышня, — ворчал барабанщик, — Wipeout. Wipeout!»

 «Ага, но вы же можете сыграть? — умоляли мы. — Пожалуйста!»

 «Могу, могу, давай попозже, пацан»

Мы поражались тому, что эти парни выкраивали время из настройки своих прибамбасов или из общения со своими подружками, чтобы поговорить с нами. Им было около 20 лет, и так же как те, что пели той ночью под нашим окном, они производили на нас впечатление. У них были вызывающие наряды, и они выглядели такими крутыми и играли наши любимые песни!

Даже когда папа отводил нас в номер и укладывал в кровать, мы всё равно слушали их – через стены.

Но больше всего на свете мы хотели увидеть настоящие группы, которые слышали по радио. Мы неустанно доканывали своего старика, чтобы он сводил нас на настоящие рок-н-ролльные концерты. Довольно скоро он сдался. Он повёл нас на шоу Мюррея Кея «Rock & Roll Extravaganza» в бруклинский «Fox Theatre» на невероятную программу включавшую Марвина Гэя, «The Supremes», «The Temptations», «Jay and the Americans», «The Shangri-Las» и «The Ronettes».

Ещё тысяча «ПОЖАЛУЙСТА, ПАПА» привели нас на «Good Guys Show» в бруклинский «Paramount Theatre», где «The Animals» были хедлайнерами другой потрясающей программы. Мы всегда хотели, чтобы папа высадил нас возле парадного входа и разрешил нам пойти одним – особенно тогда двенадцатилетний Джефф боялся, что старик станет смущать нас перед остальными ребятами.

Папа не всегда хотел оставаться на всё шоу целиком и иногда, пытаясь быть смешным, передразнивал артистов. Чем раскованнее был папа, тем больше зажимались мы. Типичное детское поведение, только мы знали, что папа не хотел, чтобы чрезмерно увлеклись сценой.

Он был в восторге, когда Джефф хотел поиграть в футбол или немного побоксировать, так как это делал он, когда был ребёнком. Отец исповедовал любовь к грубой силе, мачо-подход. Он знал чем нас унизить, например, когда мы убегали от соседних хулиганов. Если мы расстраивались, то он дразнил нас до слёз.

Он хотел, чтобы Джефф стал круче, ему не нравилось то, что он видел. Папа сказал нам, что Джеки Уилсон был «сладким». Он считал, что все эти рок-н-ролльщики, с их смешными причёсками и «сумасшедшим жаргоном», были непочтительны. Я думаю, мой отец находил весь феномен рок-н-ролла угрожающим всей его жизни.

«Посмотри на них, — говорил папа, — со всеми этими блёстками они выглядят как девки».

«СИНАТРА НОСИТ ПИДЖАК И ГАЛСТУК, ЧЁРТ ПОБЕРИ!»

 Он чувствовал бунтарство в исполнителях, в публике и в нас в том числе.

Он хотел, чтобы мы уважали его авторитет и были послушными. Джефф понимал, что послушание не всегда в жизни приносило пользу.

«Встань прямо!» — орал папа на Джеффа, иногда добавляя к этому пинок под зад.

Джефф уже начал сутулиться, чтобы не слишком выделяться своим ростом.

«И прекрати играться с волосами!»

У Джеффа появилась нервическая привычка наматывать волосы на затылке вокруг своего указательного пальца.

Папе не нравились парни-неженки, ему нравились мужики, поэтому он и пытался сделать из нас мужиков, особенно усердно он работал с Джеффом. «Это для его же блага», — говорил он.

Вскрылась насущная проблема: когда дело касалось мачизма, Джефф оказывался просто психологически неприспособленным, и попадал в неудобное положение.

Безусловно, наш папа любил нас, но по-своему. Когда мы оставались ночевать в его квартире на пересечении 15-й улицы и 7-го авеню в Челси, он доставал для нас раскладную кровать из дивана в гостиной. Иногда он ложился с нами и обнимал нас очень крепко, чтобы показать, как сильно он нас любит.

Мы ёрзали и говорили: «Хватит, пап, мы устали — ты всю кровать занимаешь».

Иногда мы отлично проводили время, оставаясь с ним в городе. Он водил нас в кино на 42-ю улицу или в Чайнатаун. Ходили в боулинг или катались на коньках. Это был один из немногих видов спорта, в котором Джефф преуспел. Джефф и наш старик сцеплялись на катке, что ещё больше веселило нас всех, даже не смотря на то, что меня тошнило от запаха пережаренного масла, вони из прокатных коньков и никудышной органной музыки.

В прогулках на машине он выключал радио и просил нас с ним просто разговаривать. Мы стеснялись, поэтому требовалось на нас немного надавить.

«Ладно, а теперь поговорите со мной», — настаивал он.

Потом он прицеплялся к нам ещё сильнее, с чем мы с трудом справлялись. Он всё ещё спрашивал нас о маме и Хэнке. Когда он оставался доволен парой слов о школе и друзьях мы все могли расслабиться. Тогда он предлагал нам всем вместе попеть. Он научил нас «Show Me the Way to Go Home», которую мы с Джеффом любили, ведь исполняя её, можно было делать вид, как будто мы пьяные.

Это было немного странным в нашем папе: он мог дурачиться, словно в фильме Джерри Льюиса, а через минуту стать «тюремным надзирателем», как в «Полуночном экспрессе».

Когда он был «надзирателем», мы не могли дождаться, чтобы он нас высадил в Ховард Бич, где мы стали чувствовать себя всё комфортнее. Джефф и я были почти… дома.

И хотя мы постепенно осваивались в нашем новом районе, мы по-прежнему оставались аутсайдерами.

Однажды, мы заметили бродячую черно-белую кошку с розовым носом. Мы накормили её кусочком сэндвича с тунцом из наших коробок для завтрака и укрепили отношения небольшим пакетиком молока из школьной столовой. Она вернулась на следующий день, затем ещё и ещё. Мы назвали её Пинки. Так как нам не разрешали привести её в квартиру, мы брали её на лестничную клетку и кормили остатками ужина, которые мы собирали в салфетки.

Мы сажали её к себе на колени и жаловались на наши проблемы, как сильно мы переживаем за наших родителей и как мы ненавидим переезд. Если мы плакали, она начинала мурлыкать. Нам приходилось отпускать её на ночь, но она всегда возвращалась. Она провела нас через этот ужасный период в жизни лучше, чем любой психотерапевт. Пинки стала нашим лучшим другом и верным компаньоном — она была нашей Лесси 11.

Дела определённо шли на позитивный лад, как вдруг мама и «папа», как нам теперь приходилось называть Хэнка, объявили о том, что они ищут дом, и они были серьёзно настроены на переезд обратно в Форрест Хиллз. Мы с Джеффом просто обезумили от радости, предвещая радушный приём в нашем старом районе. Мама и Хэнк нашли большой дом на 76-й драйв, в одном квартале по зелёной улице от «Forest Hills High School». Мы планировали переехать, как только закончится учебный год.

Летом 1963 года мы упаковывали наши пластинки и журналы. В наш последний вечер в Ховард Бич, Дэвид, Джефф и я, находясь на безопасном расстоянии, дразнили братьев Гарилло как только возможно, при этом, не упоминая, что мы переезжаем. «Завтра вы покойники!» — предупреждали нас несведущие хулиганы.

На следующее утро мы с Джеффом выследили Пинки и все вместе, загрузившись к Хэнку в Ягуар, направились в Форест Хиллз.

Наш новый дом был в двенадцати кварталах от старого. Мы поехали туда на великах, но оказалось, что наш старый квартал не такой как был прежде. Неизменным остался лишь наш обидчик Джефф Сторч. Пребывая в отличной форме, он шлёпнул Джеффа по спине так, что тот чуть не свалился со своего велосипеда.

«Ну, что, очкарик, увидимся в школе, — заверил его Сторч. — Уверен, тебе не терпится! Ха-ха!»

Но до школы было ещё далеко. Остаток лета мы провели в изучении нашего нового квартала и нового дома. У нас снова появился задний двор и подвал, где Хэнк установил свою Hi-Fi систему.

Дэвид, Джефф и я делили большую спальню наверху. У Ребы была собственная комната рядом с нашей. Наверху была также спальня для нашей бабушки Нану. Мама и Хэнк заняли комнату внизу рядом с кабинетом и сделали из неё спальню.

 В новом квартале было много детей, и мы тут же с ними подружились. Их родители были другая история. Там был большой контингент относительно богатых еврейских эмигрантов из Европы со снобистским отношением. Не помогало то, что наши родители были в разводе, а затем снова поженились. В 1963 году это было как клеймо.

Соседи смотрели на нас и перешептывались друг с другом, а мы широко улыбались им в ответ. Они отворачивались и мотали головой. Бог знает, что бы с нами произошло, если бы мы не были евреи. Помогало то, что в нашем квартале была одна итальянская и одна латиноамериканская семья.

На нашей улице было двое ребят моего возраста — Кенни Слевин и Майкл Гудрич, они будут учиться со мной в четвёртом классе. Государственная школа №3 — одна из старейших школ во всём городе, самая натуральная «маленькая красная школа» 12, построенная в 20-х годах, с одним кабинетом на каждый класс.

Сосед Майкла, Бернард Тайнтер, был возраста Джеффа. Мы все быстро подружились. Джефф и я больше вписывались в Форест Хиллз. Ребят там можно было охарактеризовать как выходцев из еврейских семей среднего класса, более интересующихся развлечениями и весельем, нежели атлетикой и физической силой. Джефф не очень ладил со своими одноклассниками в «Junior High School Stephen A. Halsey» в Рего Парке. Пару раз он приходил домой с чьим-то отпечатком ботинка на спине его белой рубашки. Из-за своего высокого роста и худобы он был весьма лёгкой добычей. Даже мы с Дэвидом были в ужасе от того, как быстро наш брат направлялся в верхние слои атмосферы.

И как будто этого было недостаточно для него, открылся новый магазин игрушек под названием «Toys 'R' Us». В их телерекламе использовался талисман Жираф Джеффри, и каждый раз, когда она шла по телеку, Дэвид и я выли от смеха, потому что он напоминал нам Джеффа.

Мы делали это добродушно, насколько такое вообще возможно в этом возрасте.

Каждый раз, когда мы смеялись, Джефф отвечал мне: «А ты Даффи Дак, — намекая на мои сросшиеся пальцы, — кря, кря!»

С новым фонографом в нашей комнате, мы все вчетвером отрывались с нашими сорокопятками, сходили с ума прыгая с кровати на кровать. Мы кривлялись во время «Surfin’ Bird» 13 группы «The Trashmen», вставали в сёрф-позы во время «Surf City» 14 Джина и Дина и прыгали до упаду под «Martian Hop» 15 «The Ran-Dells». Каждый звук, вытянутый нами из нашего ящика с музыкой, трансформировался в воображении в любые трюки.

Когда мы переводили дух, то ходили смотреть на Всемирную выставку 1964 года, которая проходила во Флашинг Мидоу Парк. Люди со всей планеты съезжались в наш район, чтобы стать свидетелями выдающихся технологических достижений.

Миру действительно была нужна эта ярмарка. Последние несколько лет были отмечены предчувствием неких событий.

 После Карибского кризиса 1962 года, когда мир был поставлен на грань ядерного уничтожения, президент Кеннеди инициировал 17-миллиардную ракетную программу, и посоветовал американцам строить бомбоубежища. Соединенные Штаты начали подземные ядерные испытания. Межрасовое напряжение также обострилось, и насильственная конфронтация между угнетёнными чёрными американцами и белыми расистами усилилась. Губернатор Джордж Уоллес произнес в Алабаме свою речь «сегрегация навсегда», тем самым побудив президента Кеннеди 11 июня 1963 года предложить Закон о гражданских правах. На следующий день на пороге своего дома был убит активист национальной ассоциации против дискриминации афроамериканцев Медгар Эверс. 22 ноября в Далласе был убит президент Кеннеди. 24 ноября президент Джонсон начал увеличивать влияние американских войск во Вьетнаме.

Проводились ядерные испытания, и было много разговоров об их запрете. Но на наш взгляд, самая большая бомба, попавшая на наш берег, упала прямо здесь в Квинсе, в аэропорту имени Джона Кеннеди: в США разразилась «Битломания»!

 На протяжении недель мы слышали, что они приезжают. Мюррей Кей, Кузен Брюси… все на радио говорили о них. «The Beatles»!

Приклеившись к радио, мы не могли уснуть до тех пор, пока вместе со всеми не сосчитали сколько же дней осталось до их прибытия в Америку для участия в шоу Эда Салливана 16. Мы знали, что это станет самым большим событием в нашей жизни. Мы объединили наши деньги и купили все записи «The Beatles», какие только могли найти. Первойбылхит-сингл «I Want to Hold Your Hand». Потом мы купили альбом «Meet the Beatles».

Мгновенно, всё остальное показалось старым. За этими ребятами было будущее. Они не наряжались как прилежные школьнички, типа Пэта Буна, или в обтягивающие блестящие штаны.

«The Beatles» наконец-то прибыли в международный аэропорт Айдлуайлд, который позже будет переименован в честь президента Джона Кеннеди, всего в паре миль от нашего порога. Мы с Джеффом погнали на великах к эстакаде через Гранд Сентрал Парквэй. Мы знали, что они там поедут, возможно, в больших черных блестящих лимузинах, словно большие шишки, которых мы видели ранее.

До воскресного шоу Эда Салливана оставалось всего два дня.

Впервые в жизни мы были уверены на тысячу процентов, что сделали всю домашнюю работу до воскресного вечера. Ничто в мире не смогло бы помешать нам оказаться перед телевизором в восемь часов вечера. Мы сидели и смотрели с благоговением, смакую каждую секунду их коротенького выступления.

Волны «Британского вторжения» продолжали накатывать на американский берег такими группа как «The Rolling Stones», «Dave Clark Five» и «Herman's Hermits» — тем временем как доморощенные группы изо всех сил пытались держать головы над водой.

Мы не отказывались окончательно от «The Beach Boys» или Чабби Чеккера. Мы по-прежнему их всех любили: от «The Four Seasons» до «The Four Tops».

AM-радиостанции изобиловали великими песнями великих артистов, таких как Джеймс Браун, Арета Франклин, Маленький Стиви Уандер. Для нашего отца стало проблемой найти для себя радиостанцию в своём Кадиллаке. Станции, которые ставили Тони Бенетта, Синатру и остальных из «Bow Tie Brigade», стали расформировывать.

Рок-н-ролл и соул взяли контроль на себя. В том время, как «калифорнийский саунд» потихоньку сползал в Тихий океан, звук «Мотауна» распространялся из Детроита в направлении обоих побережий. У нас больше не оставалось денег на записи тех, у кого не было смешного акцента и стрижки «под горшок».

Примечания:

1 «It's My Party» — дебютный хит-сингл 1963 года 17-летней Лесли Гор (наст.имя Лесли Гольдштейн) ↑

2 «He's a Rebel» — песня женской поп-группы «The Crystals» 1962 года. Одна из ярчайших работ Фила Спетора. Занимает 263 позицию в списке «500 величайших хитов всех времён» журнала по версии «Rolling Stone» ↑

3 «The Wanderer» — песня Диона ДиМуччи 1961 года. Занимает 239 позицию в списке «500 величайших хитов всех времён» по версии журнала «Rolling Stone» ↑

4 «Monster Mash» — песня Бобби Пиккета 1962 года. Псевдоним «Борис» был взят в честь английского актёра Уильяма Пратта, более известного как Борис Карлофф ↑

5 Роллер-дерби — женский контактный вид спорта на роликовых коньках ↑

6 Рин-Тин-Тин — собака породы немецкая овчарка, герой телесериалов первой половины XX века. Удостоена персональной звезды на голливудской Аллее славы ↑

7 «Sky King» — американский телесериал 50-х годов ↑

8 Нельсон — приём в борьбе. Осуществляется путем просовывания руки через подмышки противника и нажима кистью руки на шею и затылок. Назван по имени борца, впервые его применившего. ↑

9 «Rat Pack» — сообщество голливудских друзей из шоу-бизнеса: актёров, музыкантов и пр. ↑

10 «Wipeout» — инструментальная сёрф-композиция группы «The Surfaris» 1962 года. По признанию Ричи Рамоуна он научился играть «Wipeout» в 5 лет. ↑

11 Лесси — вымышленный персонаж, собака породы колли, герой многих фильмов, сериалов и книг. Удостоена персональной звезды на голливудской Аллее славы ↑

12 Little Red Schoolhouse — отсылка к детскому американскому стишку середины XIX века «Mary Had a Little Lamb» ↑

13 «Surfin' Bird» — песня сёрф-рок группы «The Trashmen» 1963 года. Кавер-версия «Ramones» вышла на альбоме «Rocket to Russia» в 1977 году ↑

14 «Surf City» — песня рок-н-ролл дуэта Джин и Дин 1963 года. Кавер-версия «Ramones» вышла на альбоме «Acid Eaters» в 1993 году ↑

15 «Martian Hop» — песнягруппы «The Ran-Dells» 1963 года ↑

16 Эд Салливан — легендарный американский телеведущий. Его телепередача «The Ed Sullivan Show» находилась в эфире на протяжении 23 лет и состоит 1087 выпусков ↑