Франко-алжирский случай: необходимость в близком враге

Франко-германский случай часто упоминается при обсуждении франко-алжирских отношений. В 2001 году бывший президент Франции задавался вопросом, как подражать франко-германским отношениям, чтобы перевернуть страницу трудного прошлого: “Тяжесть прошлого, наконец, исчезает со временем. Тяжесть прошлого было гораздо труднее стереть между Германией и Францией (...). Спор был давним, значительным и привел к миллионам и миллионам погибших во время последовательных войн. Таким образом, я глубоко убежден, что отношения между Францией и Алжиром находятся в природе вещей (...) и что они могут развиваться” (Алжир, 1 декабря 2001 года). Два года спустя Жак Ширак вновь подчеркнул то же убеждение: “Я хочу, чтобы мы подчеркивали элементы, которые нас объединяют, не забывая о тех, которые могли бы естественным образом разделить нас, но они принадлежат истории - как мы могли бы сделать с Германией” (Париж, 1 марта 2003 года). С этой точки зрения неудивительно, что Жак Ширак прямо призвал к “Елисейскому договору во франко-алжирском стиле” (LePoint, 19 августа 2004 года).

PROCESS

Preliminary contacts. As in the Franco-German case, the first steps were taken by both the French and the Algerian Presidents. They undertook trips on each side of the Mediterranean. AbdelazizBouteflika was welcomed in Paris in 2000. Without trying to downplay the “wounds of history”, Jacques Chirac referred to the common heritage of both nations and recalled a legacy “that history has done and cannot undo” (14 June 2000). In 2003, Jacques Chirac paid a state visit to Algeria, the first by a French president since independence. Throughout his stay, the president spoke warmly of the “key moment in history” in which two nations “who loved each other and were torn apart, find themselves” at last. He called on the two countries to confront the “complex, yet painful past” from the conquest of 1830 to the years of a “murderous, sometimes unforgivable war”, to move on towards the future and organize a “community of destiny” (4 March 2003). In a joint declaration, both leaders undertook to draw up and finalize a Treaty re- flecting their willingness to establish an “exceptional partnership” (parte- nariatd’exception), respecting their history and their identity” (2 March 2003). This Algiers declaration can be seen as a precipitating factor, leading to the negotiations of the Friendship Treaty, which began a couple of months later.

In argumentation, none of the party was acting for side effects such as reputation, publicity or time. From April 2004 onwards, experts from both sides met regularly in order to prepare the document. Five main issues were to be discussed. The first concerned regional cooperation between the two sides of the Mediterranean in the framework of the Barcelona Process. The second related to an economic and financial partnership. The third referred to cultural and scientific cooperation between both countries, especially the establishment of the “Franco-Algerian High Council for university and research cooperation”. The fourth concerned the movement of people between France and Algeria. This issue was particularly sensitive in the eyes of all Algerians living in France, and above all those waiting for visas to become residents in France. The fifth and final issue was the nature of the “memory work” - or rather the work on memories in the plural – to be carried out by France and Algeria.

The endgame came as a fatal crisis before the deadline. Neither Bouteflika nor Chirac mentioned an explicit date for signature of the future Treaty. However, all observers expected an official closure – in all senses of the term (technically and symbolically) – before the end of the French president’s mandate in 2007. At the end of December 2004, most technical aspects of the projects were already settled. Several observers foresaw the signature of the Treaty in 2005. However, on February 23, 2005, French MPs passed a law that highlighted certain “positive effects of colonization” (Art. 4, para. 2). Initiated by a group of French settlers repatri- ated after Algerian independence, this unanticipated event was immediately perceived as a scandal in Algeria. The gulf between what Algerians consid- ered to be an unacceptable law and the “memory work” that they expected quickly jeopardized negotiation of the Friendship Treaty.

Two days after the voting through of this controversial law, the French Ambassador in Algiers pronounced a historic speech in Sétif, an average- size town in the Eastern part of Algeria, where the French committed a massacre on May 8, 19452. His words were unprecedented in the French official narrative: “I have to bring to mind a tragedy that plunged your region into mourning. I mean the massacres of May 8, 1945, almost 60 years ago: an unforgivable tragedy” (Sétif, 27 February 2005). In Algeria, this official acknowledgement was hailed as a historic event. However, it did not calm Algerian claims. The powerful victims’ association “8 May 1945 Foundation”, for instance, considered that it was not enough and insisted that France should not only acknowledge the inhuman acts committed from 1830 to 1962 (i.e. the colonial period) but should also ask for forgiveness, along the lines of the official acknowledgment made by Jacques Chirac in 1995 regarding French responsibility in the deportation of Jews during WWII.

Процесс

Предварительные контакты. Как и в случае с франко-Германией, первые шаги были предприняты как французским, так и алжирским президентами. Они совершили поездки по обе стороны Средиземного моря. АбдельазизаБутефлику приветствовали в Париже в 2000 году. Не пытаясь преуменьшить “раны истории”, Жак Ширак сослался на общее наследие обеих наций и напомнил о наследии, “которое история сделала и не может отменить” (14 июня 2000 года). В 2003 году Жак Ширак совершил государственный визит в Алжир, первый визит президента Франции с момента обретения независимости. На протяжении всего своего пребывания президент тепло говорил о “ключевом моменте в истории”, в котором две нации, “которые любили друг друга и были разлучены, наконец-то нашли себя”. Он призвал обе страны противостоять “сложному, но болезненному прошлому” от завоевания 1830 года до лет “убийственной, иногда непростительной войны”, двигаться вперед в будущее и организовать “сообщество судьбы” (4 марта 2003 года). В совместном заявлении оба лидера обязались разработать и завершить Договор, отражающий их готовность установить “исключительное партнерство” (parte - nariatd ' exception), уважающее их историю и их самобытность” (2 марта 2003 года). Эту алжирскую декларацию можно рассматривать как ускоряющий фактор, приведший к переговорам по Договору о дружбе, которые начались пару месяцев спустя.

В аргументации ни одна из сторон не действовала из-за побочных эффектов, таких как репутация, публичность или время. Начиная с апреля 2004 года эксперты с обеих сторон регулярно встречались для подготовки этого документа.Предстояло обсудить пять основных вопросов. Первый касался регионального сотрудничества между двумя сторонами Средиземноморья в рамках Барселонского процесса. Второе касалось экономического и финансового партнерства. В третьем говорилось о культурном и научном сотрудничестве между обеими странами, особенно о создании “Франко-алжирского Высшего совета по университетскому и исследовательскому сотрудничеству”. Четвертое касалось перемещения людей между Францией и Алжиром. Этот вопрос был особенно чувствителен в глазах всех алжирцев, проживающих во Франции, и прежде всего тех, кто ждет виз, чтобы стать резидентами Франции. Пятым и последним вопросом был характер “работы с памятью” - или, скорее, работы над воспоминаниями во множественном числе, – которую должны были провести Франция и Алжир.

Финал наступил как фатальный кризис до истечения крайнего срока. Ни Бутефлика, ни Ширак не упомянули конкретную дату подписания будущего Договора. Однако все наблюдатели ожидали официального закрытия – во всех смыслах этого термина (технически и символически) – до истечения мандата президента Франции в 2007 году. В конце декабря 2004 года большинство технических аспектов проектов уже были урегулированы. Несколько наблюдателей предвидели подписание Договора в 2005 году. Однако 23 февраля 2005 года французские парламентарии приняли закон, в котором подчеркивались определенные “положительные последствия колонизации” (ст. пункт 4. 2). Инициированное группой французских поселенцев, вернувшихся после обретения Алжиром независимости, это непредвиденное событие сразу же было воспринято в Алжире как скандал. Пропасть между тем, что алжирцы считали неприемлемым законом, и “работой с памятью”, которую они ожидали, быстро поставила под угрозу переговоры по Договору о дружбе.

Через два дня после голосования по этому спорному закону посол Франции в Алжире произнес историческую речь в Сетифе, городе среднего размера в восточной части Алжира, где французы совершили массовое убийство 8 мая 19452 года. Его слова были беспрецедентными во французском официальном повествовании: “Я должен напомнить о трагедии, которая погрузила ваш регион в траур. Я имею в виду массовые убийства 8 мая 1945 года, почти 60 лет назад: непростительная трагедия” (Сетиф, 27 февраля 2005 года). В Алжире это официальное признание было воспринято как историческое событие. Однако это не успокоило алжирских претензий. Влиятельная ассоциация жертв “Фонд 8 мая 1945 года”, например, сочла, что этого недостаточно, и настаивала на том, чтобы Франция не только признала бесчеловечные акты, совершенные с 1830 по 1962 год (т. е. колониальный период), но и попросила прощения, в соответствии с официальным признанием, сделанным Жаком Шираком в 1995 году в отношении ответственности Франции за депортацию евреев во время Второй мировой войны.

“Any great country has to deal with
its history, with its glorious pages and with its dark times”

In July 2005, the two chambers of the Algerian Parliament condemned the French law. The French Minister of Foreign Affairs, Philippe Douste- Blazy, attempted to break the deadlock in the negotiations by demanding the establishment of a commission of historians. As shown by this develop- ment, the dynamic was then reduced to a strictly backward-looking ne- gotiation process (Zartman, 2005). In September, Bouteflika himself considered French repentance to be a condition for signing the Friendship Treaty (Batna, 20 September 2005). Under pressure from victims’ associa- tions and military circles, the Algerian President officially required the full acknowledgement by French repre- sentatives of the sufferings inflicted on the Algerian people during 132 years of occupation.

The French President attempted to change things by disavowing the law of February 23, 2005. To him, the ac- centuation of the positive aspect of the colonial legacy was “unjustified”, if not “indecent” (Chirac, 2011: 435). In January 2006, he decided to abrogate the disputed article in the law. Nonetheless, he did not accept the principle of a Treaty Preamble based on formal repentance by France, as was required by Bouteflika. Chirac could not accept an “official recogni- tion of guilt” in the treaty (quoted by Pervillé, 2014: X). The concession that he was ready to make was a distinct declaration (separate from the Treaty) to highlight the “hardships and the torments that history had imposed on both countries” (ibidem). They had reached a total impasse. There was clearly no zone of potential agree- ments (ZOPA) between the parties. Heavily constrained by the wishes of their populations, both presi- dents were stuck in their respective positions somewhere between the requirement for full repentance on the one hand, and the recognition of the hardships imposed by history on the other.

В июле 2005 года две палаты алжирского парламента осудили французский закон. Министр иностранных дел Франции Филипп Дуст-Блази попытался выйти из тупика в переговорах, потребовав создания комиссии историков. Как показало это развитие, динамика затем была сведена к строго обратному процессу согласования (Zartman, 2005). В сентябре сам Бутефлика считал, что раскаяние Франции является условием для подписания Договора о дружбе (Батна, 20 сентября 2005 года). Под давлением ассоциаций жертв и военных кругов президент Алжира официально потребовал от французских представителей полного признания страданий, причиненных алжирскому народу за 132 года оккупации.

Президент Франции попытался изменить ситуацию, отрекшись от закона от 23 февраля 2005 года. По его мнению, усиление положительного аспекта колониального наследия было “неоправданным”, если не “неприличным” (Ширак, 2011: 435). В январе 2006 года он решил отменить спорную статью закона. Тем не менее, он не принял принцип преамбулы Договора, основанный на официальном раскаянии Франции, как того требовал Бутефлика. Ширак не мог согласиться с “официальным признанием вины” в договоре (цитируется по Pervill é, 2014: X). Уступка, на которую он был готов пойти, заключалась в отдельном заявлении (отдельно от Договора), чтобы подчеркнуть “трудности и муки, которые история навязала обеим странам” (там же). Они зашли в полный тупик. Между сторонами явно не существовало зоны потенциальных соглашений (ZOPA). Сильно стесненные желаниями своего населения, оба президента застряли на своих соответствующих позициях где-то между требованием полного раскаяния, с одной стороны, и признанием трудностей, налагаемых историей, с другой.

CONSEQUENCES

The French president tried several times to relaunch the project. For two years, French representatives went to Algeria in order to find an acceptable compromise. In January 2007, Jean-Louis Debré, who was then the President of the National Assembly, called upon French and Algerian citizens to undertake “essential memory work”: “Any great country has to deal with its history”, “with its glorious pages” and “with its dark times”. “France, like many other nations, will not fail to do so” (Le Monde, 20 January 2007). These initiatives could not prevent an escalation of the tensions between the two sides of the Mediterranean. Obviously disappointed, AbdelazizBouteflika gradually adopted a more aggressive attitude towards the former colonial power that had committed “a genocide against the innocent Algerian people”. At several times, he made clear that in such conditions Algeria was better off with no treaty.

This posture was followed by a drastic step backwards when Nicolas Sarkozy was elected. Refusing categorically to express guilt, he did not agree to consider memory issues as conditions

Последствия

Президент Франции несколько раз пытался возобновить проект. В течение двух лет французские представители ездили в Алжир, чтобы найти приемлемый компромисс. В январе 2007 года Жан-Луи Дебре, который в то время был председателем Национального собрания, призвал граждан Франции и Алжира провести “важную работу по запоминанию”: “Любая великая страна должна иметь дело со своей историей”, “с ее славными страницами” и “с ее темными временами”. “Франция, как и многие другие страны, не преминет сделать это” (LeMonde, 20 января 2007 года). Эти инициативы не смогли предотвратить эскалацию напряженности между двумя сторонами Средиземноморья. Явно разочарованный, АбдельазизБутефлика постепенно занял более агрессивную позицию по отношению к бывшей колониальной державе, которая совершила “геноцид против невинного алжирского народа”. Несколько раз он ясно давал понять, что в таких условиях Алжиру было бы лучше без договора.