Франко-германский случай: страх перед новым общим врагом

В опустошенной Европе решение в пользу сближения не было вопросом альтруизма, а скорее рассматривалось как отвечающее национальным интересам Франции и Германии. Полный и радикальный характер поражения Германии объясняет ее острую необходимость в политической реабилитации и возвращении суверенитета. Более того, для немецких лидеров экономическое будущее их страны было дополнительной причиной для того, чтобы как можно скорее способствовать нормализации отношений со своими соседями. В этом конкретном контексте сближение с Францией воспринималось как неизбежное. Для Франции это тоже был вопрос необходимости. После окончания войны величие Франции было поставлено под сомнение. Его экономика сократилась вдвое, его инфраструктура была разрушена, его демография была подорвана человеческими жертвами конфликта, а его колонии были близки к потере. Обе страны нуждались друг в друге.

В дополнение к этим внутренним проблемам конфигурация более широкой международной системы также способствовала сближению между бывшими врагами. Среди политических, экономических соображений и соображений безопасности, которые способствовали этому процессу, одно было особенно важным: существование общего врага - СССР - и, следовательно, внешняя, в основном американская, поддержка сближения.

Франко-германское сближение протекало тремя “волнами” (Гроссер, 1967: 6). Первым было небольшое меньшинство пионеров. Вторая состояла из “европеистов”. Третий произошел при Шарле де Голле и Конраде Аденауэре.

PROCESS

Preliminary contacts between 1958 and 1962 by de Gaulle and Adenauer involved considerable efforts to persuade the public of the necessity for a Franco-German rapprochement. They carried out frequent trips on both sides of the Rhine to help their populations overcome preconceived ideas and fears rooted in past events. Charles de Gaulle’s State visit on September 4-9, 1962 was an unprecedented success. Whether in Duisburg, Hamburg or Munich, CharlesdeGaulledidnothesitateto speak German to his audiences. He finished all his speeches by throwing his arms up in the air and shouting out in German: “Eslebe Deutschland! Eslebe die Deutsch-FranzösischeFreundschaft” (“Long live Germany! Long live Franco-German friend- ship!”). Each time, this vibrant exal- tation of Franco-German friendship brought cheers from the crowd.

This attitude of openness on the part of the officer who, in 1940, embodied resistance against the occupier aroused a great deal of emotion in Germany. The reactions of German officials confirmed the emotion expressed by the population. The president of the German parliament, Eugen Gerstenmaier, asserted: “It was the gesture the German people had expected the least, and his generosity touched deep layers of our history and our emotions that no other person had reached before. It not only put an end to the chapter from 1940 to 1945. More than that, a debt two centuries old was erased ” (Gerstenmaier, 1962: 2).

This trip can be considered as a precipitating factor leading to the Elysee Treaty. In a joint communi- qué on September 7, 1962, Charles de Gaulle and Konrad Adenauer announced that they wanted to take “practical measures” to strengthen the ties that already existed between the two countries. On September 19, 1962, the French President sent the German Chancellor a draft version of a protocol calling for closer coopera- tion between the two countries in two specific areas: foreign and defence policy on the one hand, youth and cultural issues on the other. Four months later, this initiative resulted in the Friendship Treaty, which was signed on January 22, 1962.

Argumentation between September 1962 and January 1963 focused the main discussion between French and German experts on the modalities of a new audacious linkage: the require- ments for regular official consultation and the promotion of interaction on a “people-to-people” level. (1) The insti- tutional mechanisms provided for by the Élysée Treaty created a structure of constant dialogue through biannual meetings of Heads of State, consulta- tions between foreign and technical ministers as well as joint councils in all fields. (2) The negotiations also led to the creation of the Franco-German Youth Office, set up to vitalize youth exchanges, conferences, and recipro- cal language teaching.

The endgame came as a provocative crisis before the deadline. At a famous press conference on 14 September 1963, Charles de Gaulle’s veto of British entry into the Common Market provoked a crisis in Franco-German circles. However, Konrad Adenauer’s determination was not shaken. His objective was to sign the Treaty before the end of his mandate. The symbolic deadline that both Charles de Gaulle and Konrad Adenauer had in mind was the changeover in Bonn. This eagerness to reach an agreement was not affected by the increasing opposition of the German people, who wanted to clearly set the Treaty within the general Atlantic framework. The Elysée Treaty was signed on January 22 as planned. On June 15, the Bundestag ratified the Treaty, adding a Preamble that stipulated “the maintenance and consolidation of understanding between free peoples, with particular close collaboration between Europe and the USA”, “joint defence within the framework of the North Atlantic Treaty Alliance”, and “the unification of Europe following the path traced by the creation of the European Community and including Great Britain and the other nations willing to accede” (quoted by Fackler, 1965: 30), suddenly extending an endgame to the negotiations that had been considered ended.

Процесс

Предварительные контакты между 1958 и 1962 годами де Голля и Аденауэра потребовали значительных усилий, чтобы убедить общественность в необходимости франко-германского сближения. Они совершали частые поездки по обе стороны Рейна, чтобы помочь своему населению преодолеть предвзятые представления и страхи, укоренившиеся в прошлых событиях. Государственный визит Шарля де Голля 4-9 сентября 1962 года имел беспрецедентный успех. Будь то в Дуйсбурге, Гамбурге или Мюнхене, Чарльз Де Голль не имел права говорить по-немецки со своей аудиторией. Он заканчивал все свои речи, вскидывая руки в воздух и выкрикивая по-немецки: “ EslebeDeutschland! EslebedieDeutsch - Franz ö sischeFreundschaft ” (“Да здравствует Германия! Да здравствует франко-германская дружба!”). Каждый раз это яркое восхваление франко-германской дружбы вызывало одобрительные возгласы толпы.

Такая открытость со стороны офицера, который в 1940 году олицетворял сопротивление оккупантам, вызвала в Германии много эмоций. Реакция немецких официальных лиц подтвердила эмоции, выраженные населением. Председатель немецкого парламента ОйгенГерстенмайер заявил: “Это был жест, которого немецкий народ ожидал меньше всего, и его щедрость затронула глубокие слои нашей истории и наших эмоций, которых раньше не достигал ни один другой человек. Это не только положило конец главе с 1940 по 1945 год. Более того, был погашен долг двухсотлетней давности” (Герстенмайер, 1962: 2).

Эту поездку можно рассматривать как фактор, способствующий заключению Елисейского договора. В совместном коммюнике 7 сентября 1962 года Шарль де Голль и Конрад Аденауэр объявили, что они хотят принять “практические меры” для укрепления связей, которые уже существовали между двумя странами. 19 сентября 1962 года президент Франции направил канцлеру Германии проект протокола, призывающего к более тесному сотрудничеству между двумя странами в двух конкретных областях: внешняя и оборонная политика, с одной стороны, вопросы молодежи и культуры - с другой.Четыре месяца спустя эта инициатива привела к заключению Договора о дружбе, который был подписан 22 января 1962 года.

Аргументация между сентябрем 1962 года и январем 1963 года сосредоточила основное обсуждение между французскими и немецкими экспертами на модальностях новой дерзкой связи: требованиях к регулярным официальным консультациям и содействии взаимодействию на уровне “от человека к человеку”. (1) Институциональные механизмы, предусмотренные Елисейским договором, создали структуру постоянного диалога посредством проводимых раз в два года встреч глав государств, консультаций между министрами иностранных дел и министрами технических дел, а также совместных советов во всех областях. (2) Переговоры также привели к созданию Франко-германского молодежного офиса, созданного для активизации молодежных обменов, конференций и взаимного преподавания языков.

Финал начался как провокационный кризис до истечения крайнего срока. На знаменитой пресс-конференции 14 сентября 1963 года вето Шарля де Голля на вступление Великобритании в Общий рынок спровоцировало кризис во франко-германских кругах. Однако решимость Конрада Аденауэра не поколебалась. Его цель состояла в том, чтобы подписать Договор до истечения срока действия его мандата.Символическим крайним сроком, который имели в виду и Шарль де Голль, и Конрад Аденауэр, была смена власти в Бонне.На это стремление достичь соглашения не повлияло растущее сопротивление немецкого народа, который хотел четко вписать Договор в общие атлантические рамки. Елисейский договор был подписан 22 января, как и планировалось. 15 июня Бундестаг ратифицировал Договор, добавив Преамбулу, в которой предусматривалось “поддержание и укрепление взаимопонимания между свободными народами, с особым тесным сотрудничеством между Европой и США”, “совместная оборона в рамках Альянса Североатлантического договора” и “объединение Европы по пути, проложенному созданием Европейского сообщества, включая Великобританию и другие страны, желающие присоединиться” (цитируется Факлером, 1965: 30), внезапно расширив финал переговоров, которые считались завершенными.

CONSEQUENCES

This addition of the Preamble was severely criticized by Charles de Gaulle. However, it did not prevent the Treaty acting as an impressive force to develop “habits on both governments to keep the relationship productive” (Wallace, 1986: 137). In the field of youth and culture, the outcomes of the Treaty were impressive. In 1964 alone, the Franco-German Youth Office contributed to meetings of 180,000 youths from both countries at 6,500 gatherings, seminars and study trips – a process that gradually affected all levels of society. In just a couple of decades, the Franco-German rela- tionship had reached an unmatched level of intensity. Each country is now the other’s most important trade partner. More than 2,500 towns are involved in twinning programmes and partnerships. Almost 75% of the French and German populations live in twinned cities or towns, while more than seven million young people have been involved in student exchange programmes.

Последствия

Это дополнение Преамбулы подверглось резкой критике со стороны Шарля де Голля. Однако это не помешало Договору, действующему как впечатляющая сила, выработать у обоих правительств “привычки поддерживать продуктивные отношения” (Уоллес, 1986: 137). В области молодежи и культуры результаты Договора были впечатляющими. Только в 1964 году Франко-германское молодежное бюро содействовало проведению встреч 180 000 молодых людей из обеих стран на 6500 собраниях, семинарах и учебных поездках – процесс, который постепенно затронул все слои общества. Всего за пару десятилетий франко-германские отношения достигли непревзойденного уровня интенсивности. Каждая страна в настоящее время является самым важным торговым партнером другой. Более 2500 городов участвуют в программах побратимства и партнерских отношениях. Почти 75 % населения Франции и Германии проживает в городах-побратимах, в то время как более семи миллионов молодых людей приняли участие в программах студенческого обмена.

THE FRANCO-ALGERIAN CASE: THE NEED FOR AN INTIMATE ENEMY

The Franco-German case is often referred to when discussing Franco- Algerian relations. In 2001, the former French President wondered how to emulate Franco-German relations, to turn the page on a difficult past: “The weight of the past finally fades with time. The weight of the past was much more difficult to erase between Germany and France (...). The dispute was age-old, considerable and added up to millions and millions of dead, during successive wars. Thus I am deeply convinced that the relation between France and Algeria is in the nature of things (...) and that it can develop” (Algiers, 1 December 2001). Two years later, Jacques Chirac again underlined the same belief: “What I wish is that we emphasize the elements that unify us, without forgetting those which could divide us naturally, but these belong to history - as we could do with Germany” (Paris, 1 March 2003). From that perspective, it was not surprising that Jacques Chirac explicitly called for an “Elysée Treaty in the Franco-Algerian style” (Le Point, 19 August 2004).

2 In Algeria on May 8, 1945, just as people were celebrating the allied victory over Germany (in which Algerian native troops participated), banned demonstrations of Algerian nationalists took place in several towns. In Sétif, the demonstration turned into a riot after the police forces inter- vened. Ninety French settlers were killed. The severe repression organized by the army left many thousands dead - between 10,000 and 45,000 victims, according to sources.