Октябрь 1913 года — 24 мая 1915 года

Нейтралов никто не любит.

В октябре 1913 года Муссолини баллотировался кандидатом от социалистов на выборах в Форли и выступал на предвыборных собраниях, обличая милитаризм, национализм и империализм. Он потерпел сокрушительное поражение. Хотя вскоре после этого он был избран членом муниципального совета Милана, ему приходилось объяснять свое поражение и неудачу экстремистов «буржуазным духом народа», у которого нет ни мужества, ни энергии отстаивать свои требования и который необходимо с помощью потрясений настраивать на понимание предначертанной ему судьбы. После памятного разрушения трамвайных путей в Форли Муссолини выступил в муниципальном парке перед более чем десятью тысячами рабочих, и когда его парни забрались на эстраду, стук их башмаков на деревянных подошвах многие приняли за топот лошадиных копыт. Выкрики: «Даешь революцию!» потонули в панических возгласах: «Кавалерия!», и толпа бросилась из парка «Это нация трусов, — с озлоблением говорил ранее Муссолини одному из друзей. — Они не будут бороться». Теперь они вновь разочаровали его. В начале 1914 года в Эмилии и Марке раздался призыв к всеобщей забастовке. Вскоре весь регион был охвачен волнениями. Были организованы бурные антиклерикальные и антивоенные демонстрации, и за одну ночь появились самопровозглашенные республики. Анкона объявила себя независимой коммуной, а над ратушей Болоньи взметнулся вверх красный флаг. В Милане, где социалисты и синдикалисты объединились для создания комитета действий, Муссолини вновь вывел людей на улицы; но на Пьяцца-дель-Дуомо он увидел, как они беспорядочно отступали под натиском кавалерии. Когда колонна националистов угрожала взять штурмом здание, где была расположена его редакция, призывы Муссолини «К оружию» были встречены без энтузиазма. Маргарита Сарфатти, в то время художественный редактор газеты, поддержала его призыв к отчаянному сопротивлению, пусть и редакторскими ножницами вместо кинжалов. Однако другие были настроены менее решительно и явно успокоились, когда националисты отменили штурм.

Спустя несколько недель Австрия объявила войну Сербии. Началась Великая война. «Долой войну! — гремел Муссолини из редакции „Аванти!“, повторяя лозунги, использованные им против националистов Трента. — Долой оружие, да здравствует гуманизм!» Вступление в войну на стороне Австрии и Германии, партнеров Италии по формально несуществующему Тройственному союзу, повлекло бы за собой революцию рабочих. Столь же гибельными были бы последствия вступления в войну на стороне Франции. Долг социалистов состоял в том, чтобы бороться за проведение Италией политики «строгого нейтралитета». Муссолини предложил своим друзьям-социалистам провести референдум для подтверждения их согласия на такую бескомпромиссную позицию, и его восторженные сторонники тотчас же дали ему положительный ответ. Когда правительство объявило, что Италия фактически останется нейтральной, а синдикалисты заявили, что это решение ошибочно и страна должна вступить в войну, Муссолини обрушился на них, как на предателей, подрывающих единство рабочего класса.

Однако за фасадом резкого осуждения сторонников вступления в войну у Муссолини созревали другие идеи. В день убийства в Сараево он отдыхал в Каттолике со своим коллегой-журналистом Мишелем Кампана, и когда они вместе возвращались в Милан, Муссолини признался ему, что его все более разочаровывают коллеги-социалисты. «Я хочу руководить партией, — говорил он Кампана, — успешно проводить ее через великие события, которые нас ожидают». Но он сомневался, что партия проявит разум и последует за ним. «Ситуация ясна, — продолжал он. — Центральные державы, атакуя Сербию, нападают таким образом на Англию и Францию. Всеобщий конфликт неизбежен, и Франция станет его первой жертвой, если цивилизованные страны не объединятся ради ее спасения. Поражение Франции явилось бы смертельным ударом для свободы в Европе. Социалистическая партия не должна оставаться в стороне от возможного вступления в войну на стороне Франции, если последняя будет в нее втянута. Но смогут ли партийные лидеры понять эти истины?»

Мишель Кампана напомнил Муссолини о его выступлении на последнем съезде социалистов в Реджо-Эмилии, где он так убедительно высказывался против националистов и синдикалистов, которые поддерживали войну с Турцией в Ливии.

«Тогда ситуация была иной», — отпарировал Муссолини. Та война была агрессивная. Эта же война может оказаться для Италии спасением. Она может решить проблему Трентино и Триеста и избавить их от господства Австрии, той страны, которую ирредентист Чезаре Росси учил его считать врагом свободы и это может привести к революции. Помимо веры в то, что социалистам следует воспользоваться войной, чтобы спровоцировать беспорядки и в итоге сокрушить буржуазную систему, в голове у Муссолини вызревала еще одна идея. К синдикалистам, которых возглавляли выступившие за войну Альчесте Де Амбрис и крайний националист Филиппо Корридони, прислушивались с явным уважением и симпатией, и Муссолини опасался, что контроль над социалистическим движением перейдет от него к ним. Некоторые из них цитировали афоризм Карла Маркса, что за войной обычно следует социальная революция, и это, несомненно, оказало на позицию Муссолини огромное влияние.

Об этом высказывании Карла Маркса, несомненно, шла речь и во время важной беседы, которую Муссолини имел в Милане с Филиппо Нальди, владельцем издаваемой в Болонье газеты «Ресто дель Карлино», первоначально выступавшей за выгодный для Австрии и Германии нейтралитет Италии, а теперь пропагандировавшей вступление в войну на стороне Франции. Муссолини повторил Нальди то, что уже говорил Кампана, отметив неготовность своих коллег-социалистов поддержать вступление Италии в войну и невозможность для себя активно выступать за такую политику, оставаясь редактором «Аванти!». На это Нальди посоветовал ему уйти со своего поста и начать издавать собственную газету. Финансировать ее будет Нальди.

И вот 26 октября Муссолини ушел с поста редактора «Аванти!», а 14 ноября вышел в свет первый номер газеты «Пополо д'Италия» (II Popolo d ' ltalia). По обе стороны заглавия были помещены два афоризма, которые с полным основанием можно рассматривать как крики новорожденного фашизма: «У кого есть железо, есть и хлеб» — высказывание, заимствование у Бланки, и слова Наполеона: «Революция — это идея, нашедшая штыки». На первой странице газеты публиковалась статья, подписанная ее редактором Бенито Муссолини и озаглавленная «Дерзость».

«Я обращаю свое первое слово к вам, — писал он, — к молодым людям, принадлежащим к поколению, которому судьбою уготовано делать историю. Есть слово, пугающее и пленительное, которое в обычные времена я никогда бы не произнес, но сейчас, руководствуясь искренней верой, вынужден сделать это во всеуслышание — „Война“.

Спустя десять дней на собрании социалистической партии в Милане под возгласы: «Предатель! Изменник! Убийца!» было предложено исключить Муссолини из партии. Бледный и заметно нервничавший, он вышел на трибуну, чтобы ответить критикам. На нем был поношенный черный костюм, который он всегда надевал, и делегаты увидели, что его брюки были настолько коротки, что едва доходили до щиколоток. Было заметно, что он не брился ни в тот день, ни накануне. Когда он подошел к трибуне, крики и насмешки усилились. Он стал говорить, но его никто не слышал. На сцену полетели монеты, скомканная бумага, даже стулья, когда он в свою очередь начал кричать на возмущенных делегатов, не оправдываясь, а обвиняя их в мелкобуржуазных настроениях, что для него всегда было высшим оскорблением. «Зря стараетесь, — кричал он. — Все равно вам придется вступить в войну… Вам не удастся от меня отделаться, потому что я социалист и всегда им буду… Ваши голоса против меня ничего не значат». Эти слова он выкрикивал делегатам, будучи близок к истерике, и некоторые из них потом говорили, что его глаза были полны слез. «Вы ненавидите меня, — в отчаянии произносил он, высказывая, казалось бы, парадоксальную, но отчасти верную мысль, которую он без устали повторял впоследствии. — Вы ненавидите меня, потому что все еще любите!»

Но ничто не могло помочь ему. Как он сам признал, его судьба уже решена, и не было смысла пытаться быть услышанным людьми, которые были полны решимости отвергнуть все, что он говорил. С небольшой группой своих сторонников он покинул Народный театр и вернулся в редакцию «Пополо д'Италия».

Социалисты были возмущены до предела. Бывшие друзья и почитатели чувствовали разочарование, граничившее с ненавистью. С одним из них — Чиккотти — который ранее говорил, что Муссолини «по уму настоящий потомок Сократа», он дрался на дуэли. Другие, включая Анжелику Балабанову, считали его самым коварным предателем социализма. Они обвиняли его не только в измене социализму, но и в том, что за это он получил деньги от находящегося в Милане Французского института [4]. Однако к началу 1915 года благодаря такой резкой перемене взглядов он приобрел больше сторонников, чем противников. Он перетянул на свою сторону большинство, состоявшее из тех, кто поддержал его заявления о необходимости в конечном счете руководствоваться прежде всего интересами своей страны, и о немецких социалистах, поддержавших кайзера и способствовавших краху Интернационала, что поставило под угрозу свободу. Он также добился поддержки синдикалистов в лице Корридони, анархистов в лице Либеро Танкреди, ирредентистов в лице Чезаре Баттисти и даже правого социалиста Биссолати, исключению которого из партии он содействовал после нападения на Триполи. Позицию Муссолини одобряли патриотически настроенные рабочие, националисты, тысячи молодых людей, для которых война по-прежнему представлялась полным драматизма приключением, многие интеллектуалы и писатели, как, например, Габриэле д'Аннунцио, считавший, что участие Италии в войне поможет ей добиться окончательного объединения, установить законный суверенитет над Адриатикой и поднять ее авторитет в Европе.

Поощряемый все возрастающими успехами, отставкой Джолитти и назначением на пост премьера оппортуниста Антонио Саландры, что способствовало реализации его планов, Муссолини стал все более шумно требовать войны, становясь все непримиримее. Он дрался на дуэли с реформистски настроенным социалистом Клаудио Тревесом, бывшим редактором «Аванти!», был арестован после вышедшего из-под контроля в Риме митинга сторонников вступления в войну, сражался с полицейскими, разогнавшими один из митингов с его участием в Милане. Наконец, 24 мая 1915 года, к удовлетворению короля, ирредентистов, футуристов, масонов, а также Муссолини, Италия вступила в войну. Однако сторонники войны, приветствовавшие ее объявление с таким шумным энтузиазмом, не выражали мнения страны в целом, и позднее Муссолини с удовольствием отмечал, что они наглядно продемонстрировали, как активное меньшинство может навязывать свою точку зрения массам. Это был урок, которого он не забыл.

«Начиная с сегодняшнего дня, — торжествующе писал он в „Пополо д'Италия“, — все мы итальянцы и только итальянцы. Теперь, когда сталь должна находить на сталь, наши сердца издают единый возглас — да здравствует Италия!»

Семена фашизма были посеяны.

Глава третья

СТАНОВЛЕНИЕ ФАШИСТА