Богословие притчей: Царство и Христос

Ч

то именно хочет Иисус сказать нам этими притчами? После того, как мы выделили содержание отдельных текстов, есте ственно будет перейти к синтезу. Для этого понадобится ответить на вопрос, каким образом мы будем классифицировать заложен­ное в притчах учение. Для синтеза содержащегося в притчах учения придется также учитывать и прямые высказывания Иису­са в других контекстах евангельской традиции. Один из наибо лее важных — и наиболее противоречивых — аспектов учения Иисуса, в том виде, в каком его донесли до нас евангелисты, зат­рагивает его учение о самом себе. Здесь напрашиваются два вопроса: каким образом притчи дополняют учение Иисуса в целом? Что притчи говорят нам о личности Человека, который их расска­зывает? Проблемы классификации притчей и распределения их по категориям с необходимостью вытекают из наблюдений, сделанных в главах 5-7, где мы рассматривали структуру притчей, так что этот вопрос мы можем теперь затронуть лишь вкратце. Два других воп­роса заслуживают более внимательного рассмотрения.

 

 

КЛАССИФИКАЦИЯ

 

/. Вероятно, наиболее привычный подход к классификации прит­чей по содержанию - тематический. Так, А. М. Хантер выделяет прит­чи, в которых описывается «приближение Царства», далее — прит­чи, в которых подчеркивается «благодать Царства», к третьей группе относит изображение «сынов Царства», а к четвертой, и последней, — «кризис Царства». Роберт Стейн предлагает рас­пределить тексты по трем категориям: «Царство как реальность настоящего», «Царство как призыв» и «Господь в притчах».

Иоахим Иеремиас насчитывал девять категорий с подзаголовка­ми: «День спасения наступил», «Вызов часа сего», «Неминуемая катастрофа», «Милость Божья к грешникам» и так далее³.

Даже если искать в каждой притче всего одну главную тему, подобные тематические рубрики не приносят особой пользы. Слишком часто одна и та же притча подпадает под несколько ка­тегорий. Так, Хантер включает притчу о пшенице и плевелах в рубрику «Приближение Царства», хотя происходящее в этом сюжете переплетение добрых и дурных «растений» вполне по­зволяет отнести эту притчу к числу метафор «сынов Царства», а мрачная судьба, постигшая плевелы при окончательном сборе урожая, предполагает еще одну рубрику — «Кризис Царства». Далее, Хантер объединяет притчи о строителе башни и о царе как примеры «детей Царства», хотя с тем же успехом можно видеть в них иллюстрацию приближения Царства или его кри­зиса⁴. У Иеремиаса рубрики накладываются одна на другую до та­кой степени, что их невозможно различить. Например, первые три заголовка, которые мы процитировали выше, вполне взаи-мозаменимы.

^s Joachim Jeremias The Parables of Jesus. London: SCM; Philadelphia: Westmin-ster, 1972.

* Hunter Parables, 45-46, 65. Аналогичную систематизацию по темам ср.: А, Т. Cadoux The Parables of Jesus: Their Art and Use. London: J. Clarke, 1930; New York: Macmillan, 1931; В. T. D. Smith The Parables of the Synoptic Gospels. Cam­bridge: Univ. Press, 1937; Peter R. Jones The Teaching of the Parables. Nashvillc: Broadman, 1982.

^B Stein Parables, 115-124.

Если же мы признаем наличие двух или трех основных тем в притчах, вся система тематической классификации попросту рухнет. В каждой притче обнаружится несколько тем, которые придется распределять по разным рубрикам. Так, история блуд­ного сына отражает милосердие и благодать Божью (тема отца) и напоминает всем заблудшим о том, что ныне настал день спасе­ния, и предупреждает жестокосердных о том, как неправильна их реакция на проповедь Иисуса и сколь греховно их отношение к отверженным, ради которых Он пришел. Хотя Стейн справед­ливо относит эту притчу к категории «Бэсподь Царства» (посколь­ку он сосредоточил все внимание на образе милостивого отца)^й,две другие темы притчи, связанные с образами двух сыновей, по­зволяют с тем же успехом отнести ее к «настоящей реальности» или «призыву Царства».

Хантер, Стейн, Иеремиас и многие другие исследователи со­гласны в одном: все притчи Иисуса строятся вокруг одной глав­ной темы — темы Царства Божьего. Многие притчи даже начина­ются с вводной формулы: «Царство Божье подобно...» — или с иного вступления в том же духе (например, Мк 4:26, Мф 13:44, 45, 47, Лк 13:18, 20). Некоторые комментаторы настаивают, что к числу притчей о Царстве следует относить лишь те, которые не­посредственно связаны с ним такого рода формулой'', но в таком случае придется отбросить целый ряд притчей, обнаруживающих близкое сходство (тематическое и структурное) с теми, в кото­рых речь эксплицитно идет о Царстве.

Например, из четырех притчей Мф 24:42 - 25:30 только в рас­сказе о десяти девах упомянуто Царство (25:1), но тематически эта притча столь тесно связана с тремя остальными — о хозяи­не и воре, о верном и неверном слуге и о талантах, — что при­ходится воспринимать их как единое целое. Поскольку в трех последних главах нашего исследования мы постоянно натыка­лись на эксплицитные притчи о Царстве, очевидно, что струк­турные параллели притчам, явно относящимся к Царству, мы найдем как среди триадических форм, так и среди диадических и монадических.

" Например, Т. W. Manson Tlie Teaching of Jesus. Cambridge: Univ. Press, 1935, 70-81; C. Lcslie Mitton Your Kingdom Come. London: Mowbray; Grand Rapids: Eerdmans, 1978, 52. Роберт Ф. Канон зашел еще дальше: он написал два отдельных тома о притчах Царства (The Parables of Kingdom. Grand Rapids: Zondervan, 1985) и о притчах благодати (The Parables of Graee. Grand Rap­ids: Eerdmans, 1988).

2. Большую пользу могла бы принести систематизация притчей по структурным признакам. Дан Виа предложил полезное разгра­ничение: «комические» и «трагические» сюжеты, в зависимости от итога — спасения или осуждения. Хотя мы и выделяем в ряде притчей обе темы — вечной жизни и вечной погибели, — мы го­товы согласиться с Виа в том, что одна из этих тем оказывается кульминационной. Так, в притче о непрощающем слуге говорит­ся как о милосердии, так и о суде, но тема суда выделяется с боль­шей силой.

С другой стороны, хотя обе темы вновь возникают в притче о сеятеле, «закон ударного конца» предполагает, что на этот раз Иисус делает акцент на последней в списке, то есть на хорошей почве, которая приносит изобильный урожай. Дж. Кроссан ис­следовал сюжеты притчей еще более детально и выделил три структуры, которые он обозначил как «адвент», «обратный ход» и «действие», в зависимости от последовательности трех элемен­тов — «кризиса», «реакции» и «развязки»⁸. Величайший вклад Кроссана в эту область исследований заключается в постоянном напоминании о том, как часто персонажи притчей Иисуса дей­ствуют неожиданным, неприемлемым с точки зрения современ­ной им культуры образом, потрясая и даже опрокидывая тради­ционные ожидания.

^к J. D. Crossan In Parables: The Challenge of the Historical Jesus. New York and Lon­don: Harper & Row, 1973. Ср.: Robert W. Funk Parables and Presence. Philadel­phia: Fortress, 1982, 35-54. Pheine Perkins Hearing the Parables. New York: Paulist, 1981, 10-13, определяет эти три поджанра следующим образом: притчи адвента показывают, как власть Бога преображает будущее, прит­чи действия описывают кризисные ситуации, которые требуют решитель­ных действий, а притчи обратного хода переворачивают с йог на голову традиционные воззрения на статус и привилегии.

К числу других категорий относят притчи о слугах (например. А.. Weiser Die Knechtgleichnisse der synoptischen Evangelien. München: Kösel, 1971), притчи о парусин (например, Gerhard Schneider Parusiegleichnisse im Lukasevangeli­um. Stuttgart: Katholisches Bibelwerk, 1975) и притчи типа Tic et, T)uuov [«кто из вас...?»] (например, Heinrich Greeven Wer unter euch...? Wort und Dienst 3, 1952, 86-101). В статье Parable в International Standard Bilde Encyclopedia, Re-vised, ed. Geoffrey W. Broiniley, vol. 3. Grand Rapids: Eerdrnans, 1986, 658, я провожу разграничение между природными притчами (Мк 4:1-9. 26-29, 30-32, Мф 13:33, Лк 1.3:6-9), притчами открытия (Мф 1.3:44, 45-46, 47-50), притчами afortion ^: (Лк 11:5-8, 18:1-8, 16:1-13, 17:7-10, 14:28-3.3, 11:11-13, 14:5) и контрастными притчами (большинство диадических и триадических форм, в которых противопоставляются два подчиненных персонажа).

3. Сколь бы ни были интересны эти и другие структурные исследо­вания', наиболее четкую и, пожалуй, наиболее эффективную класси­фикацию мы получаем, исходя из рассмотренных выше триадических и бинарных cmfjyKmyp. Если в притче насчитываются три темы, одна «мораль» неизменно затрагивает природу Бога, вторая —поведение подлинно верующих, а третья — поступки и/или судьбу неправедных. Диадическая структура представляет две из этих трех тем. Джон Винсент прекрасно передает пафос двойной и тройной структуры, вводя при этом принципиально важный христологиче-ский элемент: «Главная цель притчи — описать работу Бога в Иису­се, с той целью в особенности, чтобы люди либо уверовали в это и сделались учениками, либо возмутились против такого учения».

Большинство характеристик, которые притчи дают Богу и лю­дям, не покажутся неожиданными богословски подкованным христианам, и многое в проповеди Иисуса не было так уж про­тивно набожным евреям I века. Однако представители любой религиозной традиции охотнее твердят догму, нежели строят свою жизнь согласно ей, тем более если эта догма представляет собой крайность, хотя бы и вполне логически последовательную. Так, все приветствовали любовь Бога к грешникам, но ужасались и негодовали, когда Христос проявлял эту любовь по отношению к омерзительным париям".

" В трех сравнительно недавних работах выделяется эта функция притчей — шокировать: Frederick П. Borsch Мапу Things in Parables: Extravagant Stones of Neui Community. Philadelphia: Fortress, 1988; Tim Schramm and Katrin Iüwen-stein Unmoralische Helden: Anstössige Gleichnisse Jesu. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht. 1986; и Joseph A. Grassi God Makes Me Eaugh: A Ntmi Appmach to Luke. Wihnington: Glazier, 1986.

Имеет смысл систематизировать уроки притчей, иначе нам не избежать одного из двух заблуждений: может показаться, что либо притчи не содержат урока, который можно было бы пере дать с помощью пропозиций, либо они содержат неограничен­ное число не слишком определенных правил. Риторическаясила притчи, конечно же, утрачивается при пропозициональном пересказе вместе с некоторой долей значения. Вот почему нельзя считать догматические высказывания адекватной заменой нарра­тивного богословия. Всему свое место, и ни от той, ни от дру­гой формы нельзя отказываться (см. далее, а также выше).

Суть богословия притчей можно сформулировать следующим образом:

1. Учение о Боге. Бог суверенен. Он распоряжается своими слугами как пожелает (Лк 17:7-10) и сеет свое слово в ту почву, какую сам избирает (Мк 4:3-9 и пар.). Бог долготерпелив. Он мед­лит с наказанием грешников в надежде, что они все же принесут плоды послушания его воле (Мк 12:1-9 и пар.) и в конце времен Он найдет веру на земле (Лк 18:1-8). Он всячески старается не вы­палывать зло, чтобы не уничтожить вместе с ним и добро (Мф 13:24-30). Бог щедро дарует просящим Его (Лк 11:5-8; 18:1-8). Бог благ и милосерден сверх всякого ожидания. Он награждает не по заслугам (Мф 20:1-16). Он очень далеко заходит в поисках и попытках спасти погибающих и простирает свое попечение даже на отверженных (Лк 15: 7:41-43; 31-35; 14:16-24, Мф 18:23-35). Бог налагает на каждого человека обязанности домоправите­ля (Мф 21:28-32; 25:14-30, Лк 16:1-9) и будет судить каждого в зависимости от того, насколько этот человек был верен сво­ему долгу (Лк 13:6-9; 16:19-31, Мф 24:43-25:13 и пар.; 13:47-50).

2. Учение о народе Божьем. Те, кто хотят подлинно следовать за Христом, должны быть готовы отречься от всего, что может воспрепятствовать полноценному ученичеству (Лк 14:28-32, Мф 13:44-46). Тем самым люди признают, что сами по себе они абсолютно не способны заслужить Божью милость (Лк 17:7-10). Они начинают жить как слуги и управители (Мф 25:14-30), ис­полняя Божьи повеления, заботясь о нуждающихся и угнетен­ных (Лк 10:25-37; 16:19-31) и всячески избегая идолопоклонства, сопряженного с бессмысленным накапливанием имущества (Лк 12:13-21: 16:1-9, Мф 18:23-35). Не нужно гадать, сколько вре­мени отведено на такое служение: конец может наступить в любую минуту (Мф 24:43-25:30).

Народ Божий приносит Богу свои нужды в молитве, открыто и без стыда (Лк 11:5-8; 18:1-8). Он ожидает увидеть рост Царства, которое, невзирая на ничтожное начало и порой неощутимое присутствие, достигнет величайшей мощи (Мк 4:1-34 и пар.). Эти люди не должны завидовать, когда Бог проявляет щедрость по отношению к кому-то другому, не должны втискивать Его в про­крустово ложе предсказуемого поведения (Лк 15:11-32). Они обя­заны понимать, что непослушание, недостаток веры и верности приведет к тому, что они лишатся привилегий, предназначавших­ся им изначально (Мф 21:28-32, Мк 12:1-9 и пар., Лк 14:16-24, Мф 22:11-14). Кто устоит до конца, будет вознагражден вечным обще­нием с Богом и со всеми верующими (Мф 13:24-30; 47-50, Лк 16:19-31; 12:35-48).

3. Учение о тех, кто ие принадлежит к народу Божьему. Сама по себе присяга на верность Богу или Христу недостаточна. Из нее должны проистекать видимые перемены в жизни, «до­стойные плоды покаяния» (Мк 12:1-9; 4:3-9, Мф 21:28-32; 7:24-27). Высокое положение в официальной религиозной структуре не может заменить подлинное покаяние и акты милосердия (Лк 18:9-14; 10:25-37). Ныне пора принять решение и полностью вверить себя Богу, потому что суд недолго промедлит (Лк 13:6-9; 19:11-27). Нет такого греха, такой степени деградации, что­бы Бог отказал в прощении раскаявшемуся (Лк 15:11-32). Упор­ство в мятеже против Бога по сути своей лицемерие, ибо оно отвергает истинное блаженство и отрицает греховность чело­века (Лк 7:31-35 и пар.). Всяческие оправдания для остающего­ся вне Царства — лишь пустые отговорки (Лк 14:16-24). Насту­пит день, когда поздно будет каяться, и тогда те, кто восставал против Бога, не обретут ничего, кроме ужасной вечной кары — разлуки со всем, что можно назвать благом (Мф 13:24-30; 47-50; 18:23-35; 24:45-25:30).

Несомненно, самая шокирующая черта в учении Иисуса о на­роде Божьем — это стремление постоянно опрокидывать ожида­ния слушателей. Вновь и вновь Он повторяет: еврейские ду­ховные наставники, религиозная элита, окажутся недостойными, а Бог во Христе с распростертыми объятиями примет «по­донков» общества, женщин с испорченной репутацией, мытарей, самарян и язычников, нищих, прокаженных, ритуально нечи­стых, подпадавших под широкую категорию «грешников». Сегод­ня Церкви следовало бы всерьез призадуматься над тем, многие ли из ее членов пройдут тест подлинного ученичества в Судный день и сколько человек, отвергнутых церковниками как «неверу­ющие», обнаружат в итоге более подлинные отношения с Богом, чем думалось представителям официальной веры.

Но как соотносится учение, содержащееся в притчах, с цент­ральной темой проповеди Иисуса — с учением о Царстве? Каким образом притчи помогают нам лучше понять, что Иисус имел в виду, говоря о Царстве? Очевидно, что Царство имеет царя (Бога) и верных подданных (народ Божий), причем и царь, и под­данные регулярно вступают в какие-то отношения с другой груп­пой лиц, которые не принадлежат к Царству (не входят в народ Божий). Хотя некоторые притчи начинаются с формулы «Цар­ство подобно человеку, который...», в изначальном виде, на ара­мейском, то есть на языке, которым пользовался Иисус, такая формула означает: «Царство можно уподобить тому, что случи­лось с неким человеком, который сделал то-то и то-то». Иными словами, Иисус нигде не уподобляет Царство одному персонажу или конкретному объекту притчи, а только всей ситуации, опи­санной в контексте. Вот почему любая подробность сюжета может (потенциально) пролить свет на выстраиваемую Иисусом концепцию Царства.

 

БОГОСЛОВИЕ ЦАРСТВА

Говард Маршалл недавно наметил основные пункты, по кото­рым исследователи Царства пришли к согласию. Консенсус осно­ван на следующих основных положениях: 1) Царство составляетосновную тему проповеди Иисуса; 2) значительная часть учения на эту тему в том виде, в каком оно передано синоптиками, аутентично; 3) Иисус верил, что Царство в каком-то смысле при­сутствует в настоящем, а в каком-то — относится к будущему; 4) Цар ство означает правление Бога, а не какую-то земную территорию; 5) Царство обнаруживает себя в служении и вести Иисуса^1В.

"' Howard Marshall The Hope of a New Age: The Kingdom of God in the New Testa­ment. Ttiemelios 11, 1985, 5-15. Наиболее современный обзор прежних и ны­нешних истолкований Царства см. Wendell Willis, ed. The Kingdom of God in 20th-Ccnlury Inteipretation. Peabody, Mass.: Hendrickson, 1987. Подборку на­иболее интересных современных трактовок этой темы см.: Bruce D. Chil-ton. ed. The Kingdom of God in the Teaching of Jesus. London: SPCK; Philadel­phia: Fortress. 1984.

Из этих пяти утверждений наименее очевидны 3) и 5). Доволь­но заметное меньшинство исследователей упорствует в мнении, что Царство относится исключительно к будущему, хотя и столь близкому, что Иисус порой говорил о Царстве в настоящем, как об уже наступившей реальности. Четвертый пункт некоторые весьма выдающиеся диссиденты также подвергали сомнению¹⁸. Недавно Клейтон Салливан выступил против идеи о нынешней реальности Царства, выделив множество текстов, которые гово­рят о вхождении в Царство как о будущем¹⁴. Однако Джоэль Маркус весьма убедительно показал, что в других контекстах Писания таким же языком описывается участие людей в той дея­тельности Бога, которая осуществляется на земле непосредствен­но сейчас²". Вопрос о соотношении духовного и материального,мира сего и потустороннего в учении о Царстве остается пред­метом жарких дебатов. С последним вопросом тесно связана проблема отношений между Царством, Церковью и Израилем. Притчи Иисуса проливают свет на каждую из этих проблем.

 

Настоящее или будущее

Джордж Бизли-Мюррей в своем объемистом сочинении, посвя­щенном аспектам настоящего и будущего в учении Иисуса о Цар­стве, последовательно отстаивает концепцию «провозглашенной эсхатологии»: Христос своим земным служением положил на­чало Царству, но полностью Царство осуществится лишь по его возвращении. Перечислим кратко те образы из притчей, кото­рые подкрепляют учение о двойном наступлении Царства:

/. Аспекты настоящего в Царстве, согласно притчам. Принимаю­щие слова Иисуса к исполнению закладывают фундамент под сво­им духовным зданием (Мф 7:24-27 и пар.). Проповедь Благой вес­ти натыкается на различные реакции и прорастает незримо и таинственно (Мк 4:3-29 и пар.). Начало Царства кажется незначи­тельным (Лк 13:18-21 и пар.), и граждане его внешне вроде бы не отличаются от людей, признающих иных владык (Мф 13:24-30), но Бог объединит под своей властью самых разных людей (Мф 13:47-50), вопреки антагонизму и враждебности тех, кто вне Царства.

Царство обладает огромной ценностью: стоит пожертвовать чем угодно, лишь бы обрести его (Мф 13:44-46). Чтобы войти в Царство, нужно признать свою несостоятельность перед Богом; жизнь в Царстве основана на милосердии и прощении (Лк 7:4143, 17:7-10, 18:9-14; Мф 18:23-35, 20:1-16). Должное смирение и самоот­верженность питают любовь к врагам и желание отыскать и спа­сти всех погибающих (Лк 10:25-37, 15:1-32; Мф 21:28-32). Граждане Царства должны повиноваться царю, признавать верховное вла­дычество Бога и принимать Его вестников, и в первую очередь Сына (Лк 13:6-9, Мф 21:33-22:14 и пар.). Они должны с упованием ждать конца времен, разумно и честно распоряжаясь вверенны­ми им дарами и ресурсами (Мф 24:43 - 25:30 и пар.).

Граждане Царства упорствуют в молитве, настойчиво взывая о скорейшем и полном осуществлении Божьего плана построе­ния Царства (Лк 11:5-8; 18:1-8). Они избегают идологюклонниче ского отношения к имуществу, но при этом разумно распоряжа­ются деньгами (Лк 12:13-21; 16:1-31) и заранее подсчитывают цену ученичества (Лк 14:28-33). Нежелание соблюдать главнейшие за­поведи Бога приведет к утрате права главенствовать в Царстве, поскольку таким правом люди наделяются временно, а не окон­чательно (Лк 13:6-9, Мк 12:1-9 и пар., Лк 14:16-24).

2. Аспекты будущего в Царстве, согласно притчам. Практически все перечисленные выше действия имеют значения и для гряду­щего Дня 1осподнего, когда Царство осуществится во всей пол­ноте. Тогда все люди, когда-либо жившие на земле, подвергнут­ся суду, и критерием станет их реакция на личность и весть Иисуса. Те, кто строит на прочном фундаменте слов Христа, бу­дут спасены; остальные погибнут (Мф 7:24-27 и пар.). Царство Бо­жье, смутно различимое на ранних стадиях, теперь станет ясно видно миру как наиболее влиятельная сила, с которой всем при­дется считаться (Мк 4:1-34).

Те, кто принес достойные плоды покаяния, насладятся вечным общением с Богом, а все остальные будут страдать в вечной, му­чительной разлуке с Ним (Мф 13:24-30, 47-50). В этот день проще­ние будет зависеть от того, умел ли человек при жизни прощать других (Мф 18:23-35). С богословской точки зрения, точнее будет сформулировать так: если мы действительно ощутили любящее милосердие Бога, мы не сможем не относиться так же к другим людям (Лк 7:41-43). Другим испытанием подлинного ученичества станет правильное использование денег (Лк 12:13-21; 16).

Среди народа Божьего не будет дифференциации, кому какая полагается награда (Мф 20:1-16), — спасение дается одной лишь благодатью (Лк 17:7-10). Вечная жизнь с Христом — это полней­шее совершенство, к которому ничего невозможно прибавить. С другой стороны, наказание неверующим варьируется по степе­ни суровости, в зависимости от того, насколько им была извест­на Божья воля и насколько осознанным был их мятеж против нее (Лк 12:47-48). Исповедание веры или неверие в Бога сами по себе не засчитываются, если не проявляются на всем протяжении жизни человека. Главное — не первоначальная позиция челове­ка, а итог его отношений с Богом (Мф 21:28-31, Лк 15). Конец может наступить раньше, чем кто-либо ожидает, а может задер­жаться или наступит врасплох, но, когда бы это ни произошло, на том и кончатся шансы покаяться (Мф 24:43 - 25:13). Тогда-то и будет наказана любая несправедливость (Лк 18:1-8) и все неве­рующие будут осуждены.

Разумеется, многие комментаторы стараются затушевать либо учение об аспектах Царства в настоящем, либо об аспектах, от­несенных в будущее. Но для этого приходится отрицать присут­ствие аллегории в притчах и аутентичность множества ключевых строк в этих контекстах. Если в главах с первой по седьмую нам удалось добиться сколько-нибудь последовательных выводов, то есть доказать аутентичность притчей в их нынешнем виде вме­сте с предлагаемым истолкованием, из этого с неизбежностью вытекает тематический синтез, подобный предложенному здесь.

Более радикальные скептики вообще отрицают наличие вре­менной оси в Царстве. Вместо терминов «реализованная» (в на­стоящем), «осуществляемая» (в будущем) или «провозглашенная» (в настоящем и в будущем) эсхатология некоторые ученые срав­нительно недавно ввели понятие «перманентная эсхатология». По словам Кроссана, Иисус не проповедовал конец этого мира, но:

Проповедовал Бога как Того, кто потрясает мир, этот или другой, до него или после. Когда Иисус запрещал обращать внимание на знаме­ния и вычислять сроки, не знамения и не эти подсчеты Он осуждал, а саму концепцию конца света. Бог (в Царстве) — Единый, кто посто­янно и неустанно обращает мысли человека к самой важной цели и тем самым освобождает мир от идолопоклонства, сохраняет его от­крытым и живым, именно благодаря этой неуверенности.

Другими словами, учение Иисуса предлагает новую форму подлинно человеческого существования, а не описывает деяния Бога в данные конкретные моменты истории. Но чтобы отсто­ять эту точку зрения, придется отказаться от огромного количе­ства данных, которые связывают учение Иисуса с апокалиптиче­скими идеями иудаизма. К началу христианской эры все евреи бурно обсуждали проблемы конца света и прихода Мессии, и хотя разные группы приходили к разным выводам, сама напряжен­ность этих дебатов превращает неисторическое, экзистенциаль­ное истолкование притчей в заведомый анахронизм.

Нужно прояснить еще три момента, связанные с временной природой Царства, как она отражена в притчах. Во-первых, прит­чи о тайно растущем зерне, о горчичном семени, о закваске, о сеятеле, о пшенице и плевелах обычно именуют «притчами ро­ста». Многие комментаторы высказывали мнение, что централь­ной задачей проповеди Иисуса о Царстве вообще и в этих прит­чах в особенности было описание постепенного, подчас скрытого, но неумолимого роста Царства — от невзрачного начала до куль­минационного торжества. В ахилиастических и гюстхилиастиче-ских кругах эти притчи часто цитируются для доказательства того, что возраст Царства совпадает с возрастом Церкви или, по край­ней мере, что речь идет о некоем золотом и славном веке христи­анства, предшествующем возвращению Господа²¹'.

Однако лишь притчи о тайно растущем зерне (Мк 4:26-29) и о пшенице и плевелах (Мф 13:24-30) уделяют внимание самому процессу роста, а не только моментам посадки и сбора урожая. Однако как раз в этих двух притчах из всей группы «природных» притчей нет и намека на то, что растения достигнут какого-то определенного размера или уровня плодородия. Вероятно, это означает, что нам следует вовсе отказаться от рубрики «притчей роста» и основанных на ней истолкований.

Во-вторых, большинству притчей Иисуса присущи двусмыс­ленные намеки на момент суда, который в них относится к буду­щему. Додд до такой степени выделял кульминационный харак­тер служения Иисуса, что полагал, будто Судный День наступает для каждого человека, когда тот так или иначе реаги­рует на Иисуса. Традиционное христианство чаще ударяется в другую крайность и относит суд исключительно к моменту вто­рого пришествия Христа.

Ср.: С. Н. Dodd Parables of the Kingdom. London: Nisbet, 1935; New York: Scrib-

Возможно, нам следует принять обе крайности (как это со всей очевидностью происходит в Евангелии от Иоанна) и дополнить их еще одним соображением. Ранняя Церковь, естественно, ин­терпретировала разрыв между уходом и возвращением хозяина в различных притчах о хозяине и слугах (например, Лк 12:35-48 пар., 19:11-27, Мф 25:1-13) как указание на интервал между пер­вым и вторым пришествием Христа, но для еврейской аудито­рии, внимавшей словам Иисуса, этот промежуток времени отсчи-тывался от той эпохи, несколькими столетиями ранее, когда ветхозаветные пророки начали предупреждать: «Близок День Гос­подень» (например, Соф 1:7; Иоил 1:15).

Последователи Иисуса не первыми столкнулись с этой пробле мой: представитель Бога сулит скорый конец света, а поколения людей продолжают сменять друг друга на земле. Вдумчивые ев­реи веками бились над этим парадоксом и даже применяли для его разрешения тот же самый текст (Пс 89:5), который Петр (2 Петр 3:8-10) позднее использует, пытаясь объяснить «промед­ление» Бога. Вот почему кажется невероятным, чтобы перво­начальная аудитория Иисуса сразу же соотнесла образы ухода и возвращения хозяина с уходом и возвращением самого Иису­са, и столь же очевидно, что эта ассоциация возникла у его пос­ледователей позднее, и этот разрыв эпох (так называемая отсроч­ка парусин) не был чем-то новым по сравнению с иудаистской концепцией. Вполне естественно, что Иисус предсказывал неиз­бежный конец мира и при этом готовил своих учеников к мыс­ли, что им еще долгое время после его смерти предстоит жить в повой общине.

В-третьих, хотя «полное учение» Иисуса в притчах требует принять оба аспекта Царства, и настоящее, и будущее, в учении Иисуса о Царстве аспект настоящего заметно выделяется. Тра­диционная иудаистская мысль устремлялась в грядущее, к наступ­лению Царства, но никогда прежде не осмеливалась и по­мыслить, что Царство уже настало. Более того, большинство концепций Царства оставалось узко этноцентричным, национа­листическим, а подчас и откровенно милитаристским. Царство, в котором ритуальные пищевые запреты будут сняты и за один стол с праведниками воссядут ритуально нечистые «грешники» — такая идея никому и в голову не приходила. Такая концепция Царства ставила под сомнение все привычные представления: уклад общины, социальный строй, Моисеевы заповеди. Сомни­тельной оказывалась и фигура самого Иисуса.