Что случилось с Реджинальдом Диммоком

 

Спустя минуту все трое уже болтали как ни в чем не бывало и – по крайней мере с виду – совершенно непринужденно. Принц Ариберт был нежно‑почтителен, даже подобострастен в обращении с Неллой, а с отцом ее держался дружески, даже более дружески, чем того требовало их положение в обществе. Раксоль с любопытством рассматривал этого отпрыска одного из королевских домов Европы – первого, с которым ему когда‑либо доводилось встречаться в жизни. Он решил, что молодой человек выглядит весьма представительно и что из него вышел бы отличный коммивояжер[2] какой‑нибудь солидной торговой фирмы. Такова была его первая оценка высокой особы, которой, быть может, было суждено впоследствии занять престол великого герцога Познанского!

Нелле пришла в голову мысль, которая заставила ее улыбнуться: едва ли контора гостиницы была подобающим местом для приема этого августейшего молодого человека! Вот он стоит себе, просунув голову в окошко конторы и небрежно прислонившись к притолоке, как какой‑нибудь нью‑йоркский маклер или содержатель балагана!

– Вы путешествуете совсем без сопровождающих, ваше высочество? – спросила она.

– Да, из‑за рокового стечения обстоятельств. Мой спутник должен был встретить меня на станции Черинг‑Кросс, но его там не оказалось, не могу даже предположить почему.

– Вы говорите о мистере Диммоке? – спросил Раксоль.

– Да, о нем. Не помню, чтобы он когда‑либо бывал настолько непунктуален. Вы его знаете? Он был здесь?

– Вчера обедал с нами, – проговорил мистер Раксоль, – по приглашению Неллы, – прибавил он не без лукавства, – но сегодня мы его еще не видели. Я знаю, однако, что он занял королевские апартаменты и еще примыкающий к ним номер пятьдесят пять. Так ведь, кажется, Нелла?

– Да, папа, – ответила девушка важно, предварительно заглянув в конторскую книгу. – Быть может, вашему высочеству угодно пройти в свою комнату, то есть в свои покои, я хотела сказать? – Тут Нелла искренно рассмеялась принцу в лицо. – Дело‑то, видите ли, в том, что я, в сущности, не знаю, кому следует вас туда сопроводить. Мы с папой, по правде сказать, еще довольно‑таки зелены по части управления гостиницами. Мы ведь приобрели «Великий Вавилон» только вчера вечером.

– Вы купили «Великий Вавилон»?! – воскликнул изумленно принц.

– Именно, – подтвердил мистер Раксоль.

– И Феликс Вавилон уехал? – последовал новый вопрос.

– Если еще и не уехал, то уезжает.

– А, понимаю, это одна из ваших американских штучек! Вы купили его, чтобы перепродать, не правда ли? Вы теперь сибаритствуете, но все же не можете противиться искушению ради забавы нажить еще несколько тысяч? Так бывает, я знаю.

– Мы и не думаем перепродавать отель, принц, пока наше приобретение нам не надоест. Некоторые вещи приедаются нам очень быстро, иные нет. Это зависит от… А? Что такое? – вдруг воскликнул Раксоль.

В контору тихонько вошел ливрейный лакей, который теперь усиленно делал ему таинственные знаки.

– Пожалуйста, сэр, – отчаянно звал куда‑то мистера Раксоля лакей.

– Не стесняйтесь, я вовсе не хотел бы вас задерживать, – проговорил принц, после чего владелец «Великого Вавилона» удалился вслед за лакеем, отвесив предварительно высочайшему гостю коротенький и довольно неуклюжий поклон.

– Нельзя ли мне войти в контору? – поинтересовался гость тотчас после его ухода.

– Это, к сожалению, невозможно, ваше высочество: правила строго воспрещают постояльцам входить в контору.

– Откуда же вам известно это столь строгое правило, если вы только накануне вечером заняли свой пост?

– Потому что я сама установила его сегодня утром, ваше высочество, – без тени смущения заявила новоявленная управляющая отелем.

– Но, право же, мисс Раксоль, мне необходимо очень серьезно поговорить с вами, – продолжал настаивать молодой человек.

– Как принц Ариберт или как друг, приятель, с которым я виделась в прошлом году в Париже? – поинтересовалась девушка.

– В качестве друга, милая леди, если вы позволите мне так вас называть.

– И вы не предпочтете сначала пройти в свои покои? – вопросительно произнесла Нелла Раксоль.

– Пока нет, я дождусь Диммока. Он, наверно, уже скоро появится.

– Тогда выпьем чаю в папиной гостиной – в личных апартаментах хозяина отеля, – радушно предложила девушка.

– Прекрасно.

Нелла поговорила по телефону, позвонила в несколько звонков и вообще сделала все, чтобы показать каким угодно принцам и всем, кого это могло интересовать, что она девушка основательная и предприимчивая, получившая соответствующее воспитание. Потом она поднялась со своего стула, вышла из конторы и в сопровождении двух лакеев повела принца Ариберта в ту комнату а‑ля Людовик XV, где у ее отца накануне вечером состоялось такое длинное совещание с Феликсом Вавилоном.

– О чем же вы хотели со мной говорить? – спросила она, наливая гостю вторую чашку чая.

Принц посмотрел на нее с минуту, взяв протянутую чашку, и, поскольку он был вполне нормальным здоровым молодым человеком, забыл на время обо всем на свете, кроме ее красоты. Нелла действительно была в тот день прелестна. Красоте всякой женщины, даже самой очаровательной, свойственны постоянные, иногда очень быстро чередующиеся, приливы и отливы. Красота Неллы в то утро достигла своего апогея. Живая, бойкая, властная, своенравная и в то же время невыразимо нежная, она, казалось, была окутана сияющим ореолом и являла собой символ торжества жизни.

– Уж не помню, – несколько растерянно сказал Ариберт.

– Не помните?! Но ведь это очень нехорошо с вашей стороны! А я‑то вообразила, судя по вашим словам, что это нечто чрезвычайно важное! Но, конечно, я могла бы догадаться, что подобное невозможно: ведь никакой мужчина и, главное, никакой принц никогда не станет рассуждать с женщиной о чем‑нибудь действительно серьезном! – с долей иронии выпалила строптивая мисс Элен.

– Помните, мисс Раксоль, что здесь, сегодня я не принц, – серьезно проговорил молодой человек.

– Так, значит, вы граф Штейнбок? – лукаво спросила девушка.

– Только для вас, – ответил он, невольно понижая голос. – Я бы особенно не желал, мисс Раксоль, чтобы здесь кто‑нибудь узнал о моем прошлогоднем пребывании в Париже.

– Это государственная тайна? – Она понимающе улыбнулась.

– Государственная тайна, – подтвердил он серьезно. – Об этом не знает даже Диммок. Странно тогда получилось, что мы с вами столкнулись в том скромном, никому не известном отеле, – странно, но хорошо. Никогда не забуду того дождливого утра, что мы вместе провели в музее Трокадеро. Давайте поговорим об этом.

– О чем – о дожде или о музее?

– Никогда не забуду того утра, – повторил молодой человек, игнорируя шутливый тон вопроса.

– И я тоже, – ответила она тихо, словно подпадая под его настроение.

– И вам было хорошо? – спросил он с жаром.

– Скульптура там великолепная, – произнесла Нелла, торопливо переводя взгляд на потолок.

– Ах да, действительно. Скажите, мисс Раксоль, как вы узнали, кто я?

– Не могу. Это секрет, и не пытайтесь его раскрыть. Кто знает, какие ужасы вам откроются, если будете слишком настойчивы!

Она засмеялась, но засмеялась одна. Принц остался серьезным и, казалось, о чем‑то задумался.

– Я и не надеялся когда‑нибудь встретиться с вами снова, – проговорил он.

– Почему бы нам и не встретиться? – простодушно поинтересовалась Нелла.

– Никогда не встречаешься вновь с теми, кого хочешь видеть, – последовал меланхоличный ответ.

– А я, напротив, всегда была уверена, что мы еще увидимся, – живо возразила девушка.

– Почему?

– Потому что все, чего я хочу, всегда исполняется, – последовал незамедлительный ответ.

– Так вы хотели меня видеть? – В голосе Ариберта послышались нотки радости.

– Конечно. Вы очень меня заинтересовали. Никогда в жизни не встречала никого, кто бы так хорошо умел рассуждать о скульптуре, как граф Штейнбок.

– И все, чего вы захотите, в самом деле всегда исполняется, мисс Раксоль? – продолжал допытываться гость.

– Конечно.

– Это, должно быть, оттого, что ваш отец так богат?

– О нет, совсем не поэтому. Просто потому, что если я чего захотела – так оно и будет. Папино состояние тут ни при чем.

– Но ведь ваш отец чрезвычайно богат, мисс Раксоль? – настаивал молодой человек.

– Богат – это не то слово, граф. Для определения размеров его состояния еще не придумали подходящего слова. Просто страшно подумать, какую кучу денег огребает мой бедный папа! И хуже всего то, что этот процесс от него уже не зависит. Он сказал мне как‑то, что, когда человек нажил десять миллионов, никакие силы земные не могут помешать этим десяти миллионам разрастись до двадцати! И так все дальше и дальше. Я трачу сколько могу, но от этого состояние ничуть не уменьшается, а от папы, само собой разумеется, по части трат толку нет никакого.

– А матери у вас нет? – последовал новый вопрос.

– Кто вам сказал, что у меня нет матери? – быстро отреагировала Нелла.

– Я… гм… расспрашивал о вас, – ответил Ариберт чистосердечно и простодушно.

– Несмотря на то что не надеялись когда‑либо со мной встретиться? – с лукавой улыбкой спросила девушка.

– Да, несмотря на это.

– Как смешно!

Нелла замолчала, задумавшись.

– Ваша жизнь, должно быть, удивительна, – проговорил принц. – Я вам завидую.

– Завидуете? Чему? Богатству моего отца? – недоуменно спросила она.

– Нет, вашей свободе, власти и обязанностям, которые на вас лежат.

– У меня нет никаких обязанностей, – заметила Элен.

– Извините, но это не так, и скоро наступит время, когда вы почувствуете всю ответственность своего положения, – возразил молодой человек.

– Но ведь я только девушка, – пробормотала она с неожиданной простотой. – Что до вас, граф, то у вас уж, наверно, обязанностей вполне достаточно!

– У меня? – переспросил он грустно. – У меня их нет вовсе. Я – никто. Великий герцог, которому надлежит корчить из себя нечто и постоянно стараться не совершать чего‑нибудь не подобающего великому герцогу. Фу!

– Но, если бы ваш племянник, принц Евгений, умер, вы бы заняли вместо него престол и разве тогда не несли бы тех обязанностей, не имели бы той власти, которой вы так желаете? – задала неожиданный вопрос Нелла.

– Если бы Евгений умер? – проговорил странным тоном принц Ариберт. – Это невозможно. Он – воплощенное здоровье. Через три месяца он женится. Нет, я никогда не буду никем, кроме принца, этого презренного из всех созданий божьих!

– А что же это за тайна государственная, о которой вы говорили? Разве она не налагает на вас никакой ответственности? – не успокаивалась мисс Раксоль.

– О, это закончилось. Все уже отошло в прошлое – случайный эпизод в моей скучной жизни! Я больше никогда не буду графом Штейнбоком, – последовал ответ.

– Кто знает… Да, кстати, принц. Правда ли то, что сегодня приезжает принц Евгений? Нам Диммок говорил.

– Послушайте, – ответил принц, вставая, – я решил довериться вам. Сам не знаю почему, но я так решил.

– Не выдавайте государственных тайн, – засмеялась Нелла.

Но в эту минуту кто‑то бесцеремонно распахнул дверь.

– Сюда, – раздался резкий голос Теодора Раксоля.

Вошло двое гостиничных слуг, которые несли на носилках неподвижное тело. Их сопровождал хозяин апартаментов. Нелла вскочила со своего места. Раксоль при виде дочери остолбенел.

– Я не знал, что ты здесь, Нелла. Ну‑ка, – обратился он к носильщикам, – поворачивайте назад.

– Боже мой! – воскликнула девушка, в испуге глядя на тело, лежавшее на носилках. – Это же мистер Диммок!

– Да, он, – подтвердил почтенный американец. – Умер, – прибавил он лаконично. – Если бы я знал, что ты так отреагируешь, не сообщил бы это так неосторожно. Извините, принц.

– Диммок умер! – прошептал едва слышно принц Ариберт и опустился на колени рядом с носилками. – Что это значит?

– Бедняга переходил по площадке к портику, как вдруг упал. Его видел один из наших посыльных и говорит, что тот шел очень быстро, словно торопился куда‑то. Сначала я подумал, что это солнечный удар, но едва ли, хотя на улице в сущности довольно‑таки жарко. Должно быть, болезнь сердца. Но, как бы то ни было, он умер. Мы сделали все что могли. Я уже послал за доктором и за полицией. Думаю, что им придется, вероятно, организовать расследование.

Теодор Раксоль замолчал, в томительном безмолвии все трое смотрели на умершего юношу. Черты его уже слегка осунулись, глаза были закрыты. Вот и все. Он казался спящим.

– Мой бедный Диммок! – воскликнул принц прерывающимся голосом. – А я‑то сердился на него, что он не встретил меня в Черинг‑Кроссе!

– Ты уверен, что он умер, папа? – спросила недоверчиво Нелла.

– Тебе лучше уйти, Нелла, – таков был ответ Раксоля, но девушка не двинулась с места и беззвучно зарыдала.

Накануне вечером она издевалась над Реджинальдом Диммоком. Она решила во что бы то ни стало получить от него сведения об одном предмете, чрезвычайно ее интересовавшем, и добилась‑таки своего, посмеиваясь над невинными мальчишескими слабостями – его наивной напыщенностью, его тщеславием, его детской хитростью. Он ей не нравился, даже казался подозрительным, и девушка решила, что он «так себе». Но теперь, когда несчастный неподвижно лежал на носилках, все это было забыто. Она даже чувствовала себя отчасти виноватой в происшедшем. Таково странное влияние гнетущего скорбного величия смерти.

– Сделайте одолжение, перенесите беднягу ко мне, – сказал принц, подав знак носильщикам. – Пора бы уже доктору приехать.

Раксоль внезапно почувствовал в эту минуту, что он не более чем хозяин гостиницы, столкнувшийся с неприятной историей в своем заведении. Долю минуты он даже раскаивался, что ему вздумалось купить «Великий Вавилон»!

Полчаса спустя принц Ариберт, Теодор Раксоль и доктор собрались в приемной принца. Они только что вошли туда из передней, где покоились бренные останки Реджинальда Диммока.

– Ну? – воскликнул Раксоль, вопросительно взглянув на доктора.

Доктор был рослый, крупный мужчина с мальчишеским лицом и острыми, задорными глазами.

– Это не болезнь сердца, – сказал он.

– Не болезнь сердца? – последовал вопрос.

– Нет.

– Тогда что же это такое? – спросил в свою очередь принц.

– Точно ответить я смогу только после вскрытия. Сейчас это невозможно. Симптомы удивительно странные.

Присутствовавший тут же полицейский начал записывать что‑то в своей записной книжке.

 

Глава VI

В золотом зале

 

В этот вечер в Золотом зале «Великого Вавилона» должен был состояться большой бал. Зал этот являлся частью гостиницы, но помещался отдельно от нее и предназначался для публики менее привилегированной. Теодор Раксоль не был осведомлен о подробностях предполагавшегося торжества и знал лишь, что это был прием, устраиваемый мистером и миссис Симпсон Леви для своих друзей. Он ничего не знал об этих людях, слышал только, что мистер Симпсон Леви был одним из видных представителей той части биржевых дельцов, которая на обыденном языке называлась «кафрским кружком», что жена его – полная дама, обладательница орлиного носа и громадного количества бриллиантов, и что оба супруга очень богаты и гостеприимны. Мысль о том, что в этот вечер в его отеле должен состояться частный бал, совершенно не нравилась Раксолю, и незадолго до обеда он едва не отдал приказания запереть Золотой зал, празднество отменить, а почтенной чете Симпсон Леви предложить денежную компенсацию за отказ. На это у него имелось три причины: во‑первых, новоиспеченный владелец отеля чувствовал себя не в своей тарелке, во‑вторых, ему не нравилось имя Симпсона Леви, и в‑третьих, американскому миллионеру хотелось показать этим представителям лондонской плутократии, что их богатство для него ровно ничего не значит, что они отнюдь не могут манипулировать Теодором Раксолем и что ему, Теодору Раксолю, ничего не стоит купить не только их самих, но и весь их «кафрский кружок» в придачу. Однако чутье подсказывало миллионеру, что если подобные действия могли быть допустимы в Америке, этой стране свободы, то их ни в коем случае не потерпят в Англии. Он инстинктивно чувствовал, что есть поступки в Англии неприемлемые и что его распоряжение было бы как раз подобного рода. Итак, бал состоялся, и ни мистер, ни миссис Симпсон Леви даже не подозревали, в каком неловком положении перед своими многочисленными гостями они чуть было не оказались.

Золотой зал «Великого Вавилона» предназначался специально для проведения балов. Он был опоясан расположенной на расписанных золотом и ляпис‑лазурью сводах галереей, с которой те, кто не хотел или не мог танцевать, имели возможность наблюдать за происходившим в зале. Галерея эта была знакома всему светскому обществу Лондона, и многие во время балов охотно в ней располагались. Но никто не знал, что над ней, в одной из стен зала, существовало маленькое зарешеченное окошко, через которое администрация отеля могла наблюдать не только за танцующими в зале, но и за сидящими в самой галерее.

Людям непосвященным трудно поверить, что посетители такого пышного и знаменитого помещения, как Золотой зал «Великого Вавилона», могли нуждаться в бдительном надзоре. А между тем на деле это оказывалось нелишним. Не раз через это маленькое окошко удавалось выслеживать темных личностей или находить разгадку таинственных происшествий, и не один европейский сыщик, наблюдая за публикой с этого необычного поста, достигал самых блестящих результатов.

Около одиннадцати часов вечера опечаленный и расстроенный Теодор Раксоль и Нелла очутились возле этого окошка. Бродя вместе по коридорам гостиницы, еще плохо знакомым им обоим, они совершенно случайно наткнулись на маленькую комнатку, из которой, как из засады, открывался вид на помещение, где шел бал, устроенный супругами Симпсон Леви. Освещенная только проникавшим из залы светом горящих в канделябрах свечей, комнатка тонула в полумраке. Девушка подошла к окну, отец последовал за ней.

– Интересно было бы знать, кто из них миссис Симпсон Леви и подходит ли ей это имя, – проговорила Нелла. – Как бы тебе понравилось, папа, называться не Раксолем, а каким‑нибудь таким именем, к которому люди легко могли бы придраться?

Снизу до них долетал гул голосов и звуки скрипок.

– Ах, черт бы побрал все эти вечерние газеты! – не к месту, но с большой искренностью воскликнул Раксоль.

– Папа, ты сегодня просто несносен! При чем тут вечерние газеты?! – с легким возмущением воскликнула мисс Раксоль.

– Да при том, душа моя, что в одной из них помещен твой портрет, в другой мой, и все они наперебой плетут разные небылицы. Смерть Диммока так их взбудоражила!

– Неужели ты надеялся ускользнуть от газетчиков? Остается только радоваться, что имеешь дело не с нью‑йоркскими щелкоперами. Только представь, что бы затрубил милый «Геральд» о твоем вчерашнем скромном приобретении!

– И правда, – согласился Раксоль. – Но все равно завтра утром весь Нью‑Йорк будет знать об этом. Хуже всего то, что Вавилон уже уехал в Швейцарию.

– Что это ему вздумалось? – удивилась Нелла.

– Не знаю. Должно быть, обуяла внезапная тоска по родине.

– А тебе‑то что за дело до его отъезда?

– Да никакого. Только я чувствую себя одиноко и хотел бы заручиться поддержкой в управлении гостиницей, – нехотя проговорил новый владелец «Вавилона».

– Должно быть, ты нездоров, папочка, если у тебя появилось такое чувство!

– Да, признаю, это не в моих правилах. – Раксоль вздохнул. – Но ты, быть может, не понимаешь, Нелла, что мы попали в довольно темную историю?

– Это ты про бедного Диммока? – решила уточнить девушка.

– И про него, и про другое. Сначала таинственно исчезает из отеля мисс Спенсер, или как там ее зовут на самом деле, потом кто‑то бросает камень в окно твоей комнаты, в три часа утра я застаю этого негодяя Жюля шепчущимся с Диммоком. Потом твой драгоценный принц Ариберт приезжает без какой‑либо свиты – поступок крайне странный и представителю королевской династии неподобающий, и, кроме того, моя дочь, оказывается, общается на дружеской ноге с этим самым принцем. Затем ни с того ни с сего умирает юный Диммок, и перед нами встает перспектива уголовного расследования. А в довершение всего великий герцог Евгений Познанский со всей своей свитой, которого ждали к ужину, куда‑то пропадает.

– Разве принц Евгений не приехал? – озадаченно воскликнула мисс Раксоль.

– Нет, а дядя его Ариберт вне себя от беспокойства и телеграфирует во все концы Европы. Словом, каша заварилась порядочная! – заключил почтенный владелец «Вавилона».

– А ты и в самом деле думаешь, что между Жюлем и бедным Диммоком было что‑то такое?

– Не думаю, а знаю! Должен сказать, что я еще вчера заметил, как этот негодяй подмигнул Диммоку за обедом.

– Так, значит, и ты заметил это подмигивание, папочка?! – удивилась Нелла.

– Неужели и ты тоже?

– Конечно. Я только что собиралась тебе об этом сказать.

Миллионер насупился.

– Смотри‑ка, папа, кто это? – вдруг шепнула мисс Раксоль, указывая на галерею как раз под потайным окошком.

Там, повернувшись к ним спиной, стоял человек с лысиной и, опершись на перила галереи, неотрывно смотрел в бальную залу.

– Ну, кто же это? – заинтересовался мистер Раксоль.

– Не Жюль ли? – предположила Нелла.

– О боги! Клянусь бородой пророка, это он! – с досадой воскликнул почтенный американец.

– Может быть, его пригласила миссис Симпсон Леви? – осторожно проговорила девушка.

– Приглашен он или нет, но сию же минуту вылетит отсюда, даже если мне придется для этого собственноручно вышвырнуть его!

С этими словами Теодор Раксоль быстро вышел из комнаты, а дочь последовала за ним. Но, оказавшись в галерее, миллионер не обнаружил в ней уволенного метрдотеля. В зале его также не было. Не произнося ни слова, сохраняя внешнее спокойствие, но мысленно разражаясь страшными ругательствами, Раксоль напрасно искал его повсюду и наконец, пройдя по витой лестнице и коридорам, вернулся к своему потайному наблюдательному пункту, чтобы вновь осмотреть залу из этой удобной засады. К его удивлению, в комнатке находился некий субъект, так же напряженно наблюдавший за происходящим в зале, как и сам Раксоль всего несколько минут тому назад. Заслышав шаги, мужчина вздрогнул и обернулся. Это был Жюль. Оба пристально посмотрели друг на друга в полумраке комнаты.

– Добрый вечер, мистер Раксоль, – спокойно проговорил отставной метрдотель. – Должен принести свои извинения за вторжение сюда.

– По привычке, я полагаю, – сухо заметил Теодор Раксоль.

– Именно так, сэр.

– Помнится, я запретил вам появляться в гостинице.

– Я полагал, что ваше распоряжение касается меня только как вашего бывшего служащего. Сегодня я нахожусь здесь в качестве гостя мистера и миссис Симпсон Леви.

– Гм… в вашей новой роли представителя светского общества? – не преминул уточнить владелец отеля.

– Именно, – подтвердил нежданный гость.

– Но это приватная территория, друг мой, и она закрыта для публики.

– Я уже извинился за свое присутствие здесь, – напомнил отставной метрдотель.

– В таком случае, извинившись, вам бы следовало уйти, это мой искренний совет вам, – продолжал бывший патрон.

– Доброй ночи, сэр.

– И предупреждаю вас, мистер Жюль, что если мистеру Симпсону Леви или кому‑нибудь другому, все равно – еврею или христианину, еще вздумается пригласить вас в мой отель, вы меня очень обяжете, отклонив приглашение. Для вас это будет самым лучшим решением, – ледяным тоном напутствовал его мистер Раксоль.

– Прощайте, сэр.

Еще до полуночи Теодор Раксоль успел удостовериться, что длинный список гостей четы Симпсон Леви не включал в себя лиц, подобных Жюлю.

Миллионер долго не ложился в эту ночь, точнее сказать – вовсе не ложился. Усилием воли он мог заставить себя свободно обходиться без сна, если у него появлялось такое желание или если того требовали обстоятельства. Почтенный джентльмен ходил взад‑вперед по своим апартаментам и напряженно размышлял над недавними событиями. В шесть часов утра он совершил обход хозяйственных подразделений своих владений и осмотрел провизию, доставленную с рынков Ковент‑Гардена, Смитфилда, Биллингсгейта и из других мест. Работу кухни отеля он нашел весьма интересной и мысленно уже наметил некоторые преобразования, а также изменения в жаловании прислуги. В семь часов ему случилось проходить мимо багажного лифта и стать свидетелем спуска громадного количества багажа, исчезнувшего затем в повозке конторы «Картер, Паттерсон и К^о».

– Чьи это вещи? – грозно осведомился Раксоль.

Клерк, занимающийся багажом, с обиженным видом объяснил, что это вещи, принадлежавшие не какому‑нибудь определенному постояльцу, а разным персонам и высылаемые в разных направлениях: действительно, это был курьерский багаж, отправлявшийся заранее, и приблизительно такое же количество вещей вывозилось из отеля каждое утро, в этот самый час.

Теодор Раксоль вернулся к себе и позавтракал чашкой чаю с гренками. В десять часов ему доложили, что его спрашивает полицейский инспектор, явившийся, по его собственным словам, наблюдать за перевозкой тела Реджинальда Диммока в покойницкую при следственном отделении. Предназначенная для этой цели карета стояла у заднего крыльца гостиницы.

Инспектор вручил также вызов в суд Раксолю и принцу Ариберту и потребовал привести посыльного, видевшего, как Диммок упал, для присутствия на допросе.

– Я полагал, что останки мистера Диммока были перевезены еще вчера вечером, – как бы нехотя проговорил Раксоль.

– Нет, сэр. Дело в том, что карета была занята в другом месте.

Полицейский изобразил на лице нечто вроде улыбки, и новый владелец «Великого Вавилона», почувствовав отвращение, сухо предложил ему приступить к исполнению своих обязанностей.

Спустя несколько минут от инспектора явился посланец с просьбой к мистеру Раксолю соблаговолить подняться на первый этаж. В передней, где первоначально поместили тело Реджинальда Диммока, находились инспектор полиции, принц Ариберт и еще двое полицейских.

– Ну что? – спросил Раксоль, входя и обмениваясь поклоном с принцем.

Тут он увидел гроб, поставленный на два стула.

– Я вижу, вы уже достали гроб. Прекрасно, – прибавил он, подходя ближе, и вдруг непроизвольно заметил: – Да он пустой!

– Именно так, – проговорил инспектор. – Тело умершего исчезло. И его светлость принц Ариберт заявляет, что, хотя и занимал комнату как раз напротив, на противоположной стороне коридора, однако он не может дать ни малейших разъяснений по этому делу.

– Действительно, не могу, – подтвердил принц, и, несмотря на то что он держался внешне совершенно спокойно и с достоинством, было заметно, что он глубоко встревожен и огорчен.

– Ну, я… – начал Раксоль и остановился.

 

Глава VII

Нелла и принц

 

Теодор Раксоль положительно отказывался понять, каким образом тело, перевозка которого создает столько трудностей, могло быть похищено из его отеля совершенно неслышно и незаметно, неизвестно кем и как. Первоначально охватившее его удивление вскоре сменилось напряженной, бессмысленной яростью. Он намеревался было уволить весь штат гостиничной прислуги, лично допрашивал ночных дежурных, горничных и всех, кто, по его мнению, мог или должен был хоть что‑нибудь знать о происшествии, но это ни к чему не привело. Останки Реджинальда Диммока пропали бесследно, точно он был бестелесным духом. Правда, в дело вмешалась полиция, но Теодор Раксоль не особенно на нее полагался. Он давал показания, с терпеливой покорностью отвечал на вопросы, но не надеялся, что из этого что‑нибудь выйдет. С принцем Арибертом Познанским у него также состоялось несколько свиданий, но, хотя принц являл собой воплощенную предупредительность и, без сомнения, был искренно опечален судьбой своего умершего секретаря, Раксолю казалось, что его высочайший гость что‑то скрывает, будто не решаясь полностью высказаться. С отличавшей его проницательностью миллионер предполагал, что смерть Реджинальда Диммока была лишь малозначительным событием, намекавшим на существование некой более глубокой тайны. Поэтому он решил быть начеку и терпеливо выжидал, пока еще какой‑нибудь случай не прольет света на все дело; до тех пор он принял лишь одну меру – позаботился, чтобы известие о похищении тела Диммока не попало в газеты. Тайна может быть прекрасно сохранена, если в обладателе ее сочетаются самоуверенность и твердость. Раксоль ловко повел дело, оно было нелегким, и успех тем более льстил его самолюбию.

Между тем миллионер сознавал, что временно превосходство оказалось за шайкой каких‑то неизвестных ему заговорщиков, и подозревал, что во всей этой интриге Жюль играл не последнюю роль. Раксоль едва смел смотреть в глаза Нелле, очевидно ожидавшей, что отец разоблачит весь заговор одним взмахом своего волшебного жезла. Она привыкла, что у себя на родине он всегда выходил победителем из расставленных ему ловушек. Кроме того, он имел большой вес в обществе, имя его вызывало трепет, желания беспрекословно исполнялись; чтобы что‑нибудь узнать, ему стоило только захотеть этого. Но здесь, в Лондоне, Теодор Раксоль оказался не тем, кем был в Нью‑Йорке. Там он царил, тогда как Лондон, по всей видимости, не слишком им интересовался, и, без сомнения, тут нашлось бы немало личностей, готовых подстроить ему каверзу – ему, Теодору Раксолю. Ни он, ни дочь его не хотели с этим мириться.

Что до Неллы, то ведение дел в конторе отеля занимало не все ее время, и она с участием и интересом наблюдала за каждым шагом принца Ариберта. От нее не ускользнуло то, чего не замечал ее отец, – что за напускной сдержанностью его высочества скрывались тайная тревога и беспокойство, мучившие его. Она видела, что у бедного принца нет определенного плана действий и что даже спустя некоторое время после трагического происшествия он так и не решился поверить кому‑либо свои опасения. До девушки дошли сведения, что он ежедневно в одиночестве и, по‑видимому, совершенно бесцельно бродил взад‑вперед по набережной Виктории. Наутро третьего дня Нелла решила, что она давно уже не правила лошадьми и что ей было бы полезно прокатиться. Приказав подать коляску и одевшись в изящную амазонку, она выехала на набережную. Нагнав принца около моста Блэкфрайерз, мисс Раксоль остановила лошадей у тротуара:

– Здравствуйте, принц. Уж не перепутали ли вы набережную с Гайд‑парком?

Молодой человек поклонился и ответил с улыбкой:

– Обыкновенно я гуляю здесь по утрам.

– Вы меня удивляете. Я думала, что во всем Лондоне я одна предпочитаю набережную, с ее видом на реку, пыли Гайд‑парка. Не понимаю, почему это лондонское общество избрало единственным местом для катания этот несчастный парк! Если бы он походил на нью‑йоркский Централ‑парк…

– По‑моему, набережная – лучшее место для прогулок во всем Лондоне, – заметил принц.

Кокетливо улыбнувшись, Нелла промолвила:

– Кажется, у нас с вами родственные души. Оревуар, принц!

– Еще минутку, мисс Раксоль! – В его голосе слышалась просьба.

– Я очень тороплюсь, – сымпровизировала находчивая девица, – я ведь выехала не просто покататься. Вы даже не можете себе представить, сколько у нас дел!

– О, в таком случае не буду вас задерживать. Но сегодня я покидаю «Великий Вавилон».

– В самом деле? Быть может, ваше высочество окажет мне честь и позавтракает со мной в личных апартаментах моего отца? Папы дома не будет, он занят сегодня в Сити с какими‑то маклерами.

– С восторгом! – согласился принц Ариберт, и лицо его просияло.

Нелла отправилась дальше. Своим успехом завтрак на этот раз был обязан не только Рокко, но и Нелле. Принц все время старался держаться в рамках обычной светской беседы. Хозяйка, наоборот, говорила много и красиво, но расшевелить гостя ей все не удавалось. После кофе он простился с ней почти официально.

– Прощайте, принц, – проговорила Нелла, – а я ведь думала… впрочем, нет, ничего. Прощайте!

– Вы думали, что я хотел поговорить с вами о чем‑то… Я действительно намеревался, но раздумал, потому что не имею права обременять вас своими личными делами.

– Но представьте себе, что я сама этого желаю!

– Вы слишком добры.

– Сядьте, – отрывисто проговорила она, – и расскажите мне все, понимаете, все. Я обожаю секреты.

Почти помимо воли, горячо и порывисто, принц начал свой рассказ:

– Зачем мне докучать вам своими признаниями? Не знаю, я не отдаю себе отчета в этом, но чувствую, что должен вам сказать. Я чувствую, что вы поймете меня лучше, чем кто бы то ни было. А между тем почему вы должны меня понимать? Опять‑таки не знаю. Мисс Раксоль, я выскажу вам все свои тревоги в одной фразе: принц Евгений, великий герцог Познанский, пропал. Четыре дня тому назад я должен был встретить его в Остенде. Он направлялся в Лондон по делу и желал, чтобы я сопровождал его. Я послал Диммока вперед, а сам остался дожидаться Евгения. Он не приехал. Я телеграфировал в Кельн, место последней его остановки, и узнал, что Евгений выехал оттуда, как мы и предполагали. Я узнал также, что он проезжал через Брюссель. След его пропал между Брюсселем и остендской гаванью. Его сопровождал только один адъютант, который также исчез. Мне нет надобности объяснять вам, мисс Раксоль, что в случае исчезновения особы, имеющей положение моего племянника, следует действовать крайне осмотрительно. О его розыске нельзя публиковать объявления в лондонском «Таймс». Подобное происшествие нужно держать в секрете. В Познани и Берлине все думают, что Евгений находится в Лондоне, в этом самом отеле, или, вернее, все так думали. Но сегодня утром я получил шифрованную телеграмму от его величества нашего императора, телеграмму очень странную, с вопросом, когда можно ожидать возвращения Евгения в Познань, и с предложением сначала заехать к нему в Берлин. Телеграмма эта пришла на мое имя. Далее, если бы император предполагал, что Евгений находится здесь, для чего бы ему было адресовать телеграмму на мое имя? Три дня я колебался, но молчать и дальше невозможно. Я должен лично явиться к государю и доложить о случившемся.

«Полагаю, вы вынуждены ему повиноваться», – чуть было не сказала Нелла, но удержалась и произнесла:

– Ведь император главенствует над вами. «Первый среди равных» – кажется, так вы его называете.

– Его величество – наш верховный владыка, – спокойно ответил Ариберт.

– Отчего же вы немедленно не предпримете чего‑нибудь, чтобы разузнать о местонахождении вашего племянника? – простодушно спросила Нелла: дело это казалось ей таким простым и ясным.

– Да потому что могло случиться одно из двух: или Евгений в прямом смысле слова был похищен, или же у него могли возникнуть особые причины, заставившие изменить первоначальную программу и скрываться в медвежьих углах, вдали от телеграфа, почты и железных дорог.

– Что же это за причины? – недоуменно воскликнула девушка.

– Не спрашивайте. В истории каждой семьи есть страница… – Принц Ариберт не договорил.

– А какова же была цель приезда принца Евгения в Лондон?

Ариберт с секунду колебался, а затем наконец произнес:

– Деньги. Наш род очень беден, беднее, чем предполагают в Берлине.

– Принц Ариберт, хотите, я скажу вам, что я думаю?

Откинувшись на спинку кресла, Нелла смотрела на него из‑под полуопущенных ресниц. Его бледное, худощавое изящное лицо, будто магнит, притягивало к себе ее взор. Этот человек, без сомнения, мог быть только принцем.

– Да, говорите, – ответил он.

– Ваш племянник, принц Евгений, – жертва заговора.

– Вы так думаете?

– Совершенно в этом уверена.

– Но почему? Для чего был нужен подобный заговор?

– Уж это вам лучше знать, – отрезала Нелла.

– Ах! Может быть, может б<