Судьба имяславцев после революции

После закрытия Поместного Собора, когда стало понятно, что высшая церковная власть не изменит принципиально свою позицию по отношению к имяславию, некоторые из имяславцев,«отложившихся от духовного общения»с Патриархом и Синодом, отправились на Кавказ. Там они либо селились в уже существовавших монастырях и скитах, либо основывали свои скиты и общины в удаленных от населенных пунктов труднодоступных горных районах. Сохранились свидетельства о том, что имяславие охватывало на Кавказе целые станицы, а также о постоянных конфликтах между имяславцами и православным духовенством Кавказа. Настроение имяславцев по отношению к официальной Церкви становилось все более непримиримым и воинственным: некоторые даже распространяли»откровения»о том, что из Православной Церкви вылетел голубь (т. е. Святой Дух) и она осталась без благодати [2063].

Об отношении кавказских имяславцев к официальной Церкви свидетельствует письмо, посланное ими о. Павлу Флоренскому в 1923 году. В этом письме имяславцы в крайне резких тонах говорят о»богоотступничестве»Синода и архиереев земли русской, Послание Синода от 1913 года называют»срамной грамотой», Троицкого — «уличным паяцем», а Антония (Храповицкого)«архиересиархом». Обновленчество, тогда уже набиравшее силу, имяславцы считают несравненно менее вредным, чем имяборчество:«Вера во Имя Иисусово есть душа христианства, которую так богохульно вырвал Синод своей грамотой от 18 мая 1913 года<…>А обновленцы растаскивают члены тела Ее, умершего и разлагающегося. Имяборцы убили душу невидимую, но все содержащую, обновленцы растаскивают уже видимые члены тела» [2064].

На письмо кавказских имяславцев Флоренский ответил в примирительном тоне:

Вы спрашиваете, как обстоит дело имяславия. Медленно, но безостановочно, восстановление истины происходит, и все более находится людей, уразумевающих заблуждение имяборства. Но успех этого дела, поскольку значат что&#8209;нибудь человеческие соображения, зависит от осторожного и бережного подхода к душам. По Апостолу, требуется детоводительство и кормление молоком, прежде нежели станет усваиваться твердая пища. Многие годы в русское общество вводились различные яды, отравлявшие ум, и теперь даже лучшие представители России нередко подобны выздоравливающим от тяжелой болезни. Было бы легко разделаться со злом, если бы можно было свалить всю вину на двух–трех и приурочить ее к определенному году. Но не так обстоит на деле: духовное разложение накоплялось десятками лет и виновных в нем было очень много; мало кто не приложил сюда своей руки. Вы правильно пишете, что»вопрос о Имени Божием есть наиглавнейший вопрос Православия, обнимающий собою все христианство», и что»молитва Иисусова и еще кратче — Имя Иисус есть краткое содержание всего Евангелия». Но вот, именно по этой&#8209;то сосредоточенности этого вопроса в деле веры и связности его со всеми прочими вопросами, он подвергался особенно многочисленным вражеским нападениям. Веру в Имя Иисусово подтачивало не только и, может быть, не столько прямое нападение на нее, но все косвенные враждебные действия вообще против чистоты веры. И поэтому это сердце всего вероучения было настолько искажено в нашем обществе, что теперь оказывается недостаточным убеждение с какой&#8209;либо одной стороны, но требуется разносторонняя работа над духовным перевоспитанием. Рассудком человек, может быть, и понял неправоту имяборства, но к уму его привиты навыки ложной мысли, и они не дают укорениться тому, что понято рассудком. Приходится многократно и разнообразно подходить к убеждению, чтобы вкоренить в уме привычки правой мысли. А для прочного их усвоения требуется долгий молитвенный подвиг. И к нам, монахам, относится необходимость преимущественно отдаваться этому подвигу, нежели умствовать. Иначе легко самим впасть в заблуждение и, обвиняя других, подпасть под церковную клятву [2065].

Флоренский считает несправедливой критику кавказских имяславцев в адрес Послания Синода от 18 мая 1913 года, в котором имя Господне отделяется от Самого Господа, и предупреждает их от впадения в обратную крайность — полного отождествления имени и его носителя:

<…>Нам показалось сомнительным то, что пишете Вы о синодском послании. Ведь — есть Сам Господь Иисус, и есть Имя Его. Имя неотделимо от Него Самого, и потому в Имени и Именем мы соприкасаемся с Самим Господом и усвояем себе от Него Самого даруемое Им спасение. Поэтому и говорим, что Имя Божие — Сам Бог. Но Он не есть Имя, и, не оговорив этого последнего обстоятельства, можно вызвать некоторое смущение. Имя Иисус действительно значит Спасение, Спаситель. Этого не отрицают и имяборцы, т. е. что Оно значит по смыслу своему Спасение. Не отрицают они и того, что Сам Господь есть наше Спасение, что Им мы спасаемся. Заблуждение имяборцев не в отрицании смысла Имени Иисус и не в отрицании спасительности Самого Господа, носящего это Имя, а в отделении Имени от его Носителя, т. е. Самого Господа. Имяборцам представляется, что имя Господа — само по себе, а Он — Сам по себе, и потому они считают это имя тварным, случайным, лишенным сущности и силы. Если же бы кто, допустив отделение имени от Господа, признал за Именем собственную силу Имени, не зависящую от Самого (Господа) Спасителя, то тогда действительно он впал бы в заблуждение, что можно волхвовать Именем Господним и Именем Господа действовать против Самого Господа. Но все дело в том, что Имя неотделимо от Господа и сила не иная какая, как Самого же Господа; Именем нельзя действовать против Господа, потому что Он не станет действовать против Себя Самого. Имя и Господь — нераздельны. Однако надо бояться и обратного заблуждения — счесть их смешивающимися, слиянными: нераздельны, но и неслиян–ны. Имя неотделимо от Господа, но это не значит, что его нельзя отличить от Господа. Поэтому Вы несправедливо возводите на Синод ложное обвинение, будто Синод отрицает спасительность Господа и говорит, что»спасение неспасительно». Синод признает спасительность Самого Спасителя, но, отделив от Него Его имя, не признает спасительным этого последнего. Синод разделяет то, что нераздельно, а вы хотите слить неслиянное [2066].

В заключение Флоренский призывает имяславцев рассуждать»об этом важнейшем и ответственнейшем вопросе»с осторожностью и не осуждать иерархию Церкви в том, в чем она неповинна:«На церковной иерархии и на всем церковном обществе и без того вин не мало настоящих, чтобы приписывать им несуществующие. А между тем, таким образом не только погрешаем против истины, но и вредим делу ее утверждения, потому что преувеличенными и неправильными осуждениями вызываем общее недоверие к себе, а с себя — и к тому делу, которому призваны служить» [2067].

Данное письмо было написано Флоренским по просьбе архимандрита Давида (Мухранова), находившегося в Москве и не разделявшего крайне критическую настроенность кавказских имяславцев (как мы уже упоминали, архимандрит Давид в 20–е годы сослужил Патриарху Тихону). До конца своих дней архимандрит Давид сохранял связь с Флоренским, Лосевыми и другими членами»московского кружка». Архимандрит Давид умер 5 июня 1931 года, когда многие имяславцы уже находились в застенках ГУЛАГа.

На рубеже 20–х и 30–х годов происходят массовые аресты духовенства и монахов, в том числе и сочувствующих имяславию. В 1930 году Чрезвычайная комиссия (ЧК) фабрикует дело»Всесоюзного центра церковно–монархической организации»Истинное православие»", в котором особая роль отводится»контрреволюционной монархической организации»имяславцев»" [2068]. В дело включили М. А. Новоселова, А. Ф. Лосева, В. М. Лосеву–Соколову, Д. Ф. Егорова, священника Ф. К. Андреева, священника Н. К. Прозорова и др. Им приписывался план свержения советской власти как»власти антихриста»и восстановления монархии. 18 апреля арестован А. Ф. Лосев. В следственном деле сохранилась»Справка о роли профессора Лосева А. Ф. в антисоветском движении»:

Будучи непримиримым врагом Советской власти и приверженцем православия в его самых черносотенных, диких формах, Лосев еще в 23–24–х гг. сблизился с руководителями имяславия, расценивая это движение»как наиболее активное и жизнедеятельное течение внутри церкви»<…>Жена Лосева в своих показаниях заявляет:«По своим религиозным взглядам Алексей Федорович Лосев и я исповедуем имяславие, которое является наиболее совершенной формой выражения сущности православия» [2069].

В обвинительном заключении по делу»имяславческого кружка»говорилось:«На квартирах профессора Егорова [2070] и Лосева устраивались нелегальные заседания, на которых обсуждались вопросы об имяславцах. На этих заседаниях присутствовали представители имяславческой контрреволюционной организации на Кавказе, находившейся на нелегальном положении и скрывавшейся на горах». Егоровым и Лосевым, согласно обвинительному заключению,«был выпущен документ»Большое имяславие», в котором советская власть трактовалась, как наказание всему русскому народу, как»ужасное сатанинское десятилетие»и предлагалось для борьбы с ней сплотиться около церкви, вставая на имяславческую точку зрения». В вину членам»имяславческого кружка»ставилась»активная борьба с коллективизацией, работа по срыву хлебозаготовок, подготовка повстанческого движения с целью свержения советской власти, установление связей с белогвардейскими организациями за границей», в том числе с митрополитом Антонием (Храповицким) [2071]. 3 сентября 1931 годах А. Ф. Лосев получил 10 лет лагерей; М. А. Новоселов — 8 лет тюрьмы.

Массовые аресты духовенства и монашествующих не оставили в стороне и последнее прибежище имяславцев — горы Кавказа. 1 марта 1929 года был закрыт скит Темные Буки, основанный схимонахом Иларионом; вскоре власти закрыли Второ–Афонский Успенский монастырь на горе Бештау под Пятигорском; насельники его были арестованы [2072]. Среди расстрелянных в это время кавказских отшельников была и группа имяславцев во главе с монахом Пантелеймоном, в миру Павлом Григоровичем, который в прошлом был ближайшим соратником иеросхимонаха Антония (Булатовича). Приведем свидетельство протопресвитера Михаила Польского, содержащее информацию не только об этом расстреле, но и вообще о жизни имяславцев в горах Кавказа в послереволюционный период, в частности, о попытках догматического соглашения между имяславцами и кубанскими миссионерами:

В 1928 г. или в начале 1929 г. в кавказских горах была отыскана и расстреляна группа имяславцев, монахов–подвижников, высланных с Афона после известного имяславского движения. Во главе стоял Павел Дометич Григорович, дворянин, помещик и ротмистр из Киевской губернии, который после 20 лет монашества, по призыву в Армию, был на войне 1914 г. и после ее окончания, в революцию, вернулся в Кавказские горы и носил имя Пантелеймона. Составитель этой книги был с ним лично знаком, как и с другими имяславцами, потому что в 1918 г. во время гражданской войны и власти белых на Кубани, у кубанских миссионеров (среди которых был и он) состоялось несколько совещаний с имяславцами в целях примирения их с Православной Церковью в догматическом споре об имени Божием. Был выработан целый ряд догматических положений, которые и были подписаны обеими сторонами. Имясла–вец монах Мефодий был законно рукоположен в иеромонахи для бывших имяславцев и отправлен к ним в горы. Но вскоре между ними опять произошел спор. О. Мефодий остался верен выработанным православным положениям и покинул горы, но в дороге на одной из станций был расстрелян большевиками. Расстрелянные через десять лет после этого монахи–подвижники и пустынножите–ч ли были, конечно, представлены большевиками как опасная контрреволюционная организация. В 1930 году пишущий эти строки сам пытался остаться в России и в Кавказских горах, но, повстречав пустынножителей, выяснил, что пребывание там делается невозможным: все оказались на учете в ближайших селениях, а некоторые ушли в»непроходимые»дебри и на вершины, о месте пребывания которых никто не знал [2073].

Другой обителью кавказских имяславцев, разогнанной в 1929 году, была женская община, состоявшая из 22 монахинь и возглавлявшаяся иеромонахом Патрикием. Когда милиция пришла в обитель с приказом на выселение, монахини оказали сопротивление; на вопрос об именах они отвечали только:«Христианка». Все насельницы обители были увезены к Краснодарскую тюрьму [2074].

До начала 30–х годов одним из крупных имяславческих центров был поселок Псху в 80 км от Сухуми: именно туда в 1913 году перебралась значительная часть вывезенных с Афона имяславцев [2075]. К 1930 году в поселке и прилегающей к нему долине находилось не менее 100 монахов, 12 священников, 8 молитвенных домов. Кельи были разбросаны по всей долине. Результатом просветительской деятельности монахов было то, что»за все десять лет [советской власти] в Псху не вырос ни один комсомолец, ни один коммунист» [2076]. Еще в 1929 году местный школьный учитель»каждое воскресенье водил ребят в церковь, с молитвами начинал и кончал уроки» [2077]. Однако в 1930 году монахов кнутами выгнали из Псху.«Отшельники, их было наверное сто человек, шли с пением псалмов и благодарили Бога, — вспоминал впоследствии участник московских религиозных кружков К. С. Родионов. — Старики по дороге умирали. Пригнали в Сухумскую тюрьму, из нее погнали в Тбилиси. Так кнутами ликвидировали Псху» [2078]. Летом 1931 года чекистами сфабриковано дело»монархической повстанческой организации, действовавшей в 1927–1930 годах в долине Псху и на озере Рица». 8 октября коллегия ОГПУ приговорила часть арестованных к расстрелу; 26 октября приговор приведен в исполнение в Новороссийске [2079]. Другие арестованные были приговорены к различным срокам тюремного заключения.

В 1931 году массовая»зачистка»проводилась по всему Кавказу:«После специальных рейдов в горы войск ОГПУ–НКВД большинство тех, кто надеялся укрыться в горных пустынях, были найдены и взяты под арест. Более десяти тысяч монашествующих были разбиты пополам на два этапа. Одну партию заключенных отправили в Новороссийск, вторую — в Тифлис (Тбилиси)» [2080]. В Тифлисе из арестованных монахов образовали трудовую артель [2081]. Тех же, кого отправили в Новороссийск,«погрузили на баржи, везли в невыносимой тесноте, как негров во времена работорговли. Монахи плыли и пели молитвы» [2082].

После массовых арестов начала 30–х годов оставшиеся в живых имяславцы окончательно ушли в подполье. Большинство из них с 1927 года состояло в так называемом»иосифлянском»движении [2083], отказавшемся поминать митрополита Сергия (Страгородского) [2084]. В 1937- 1938 годах погибли представители»ученого имяславия»; 8 декабря 1937 года, после четырех лет лагерей, расстрелян священник Павел Флоренский [2085], а 17 января 1938 года к расстрелу приговорен М. А. Новоселов (дата приведения приговора в исполнение неизвестна [2086]). На Поместном Соборе Русской Православной Церкви 2000 года Новоселов причислен к лику святых. Из активных деятелей»московского кружка»имяславцев к концу 1930–х годов на свободе оставался только А. Ф. Лосев, выпущенный из лагеря досрочно, в 1933 году.

К 1937–1938 годам относится переписка по вопросу об имяславии между местоблюстителем Московского патриаршего престола митрополитом Сергием (Страгородским) и экзархом Московской Патриархии в Северной Америке митрополитом Вениамином (Федченковым) [2087]. Митрополит Сергий, как мы помним, был автором Послания Святейшего Синода от 18 мая 1913 года и имяславие воспринимал критически. А митрополит Вениамин, напротив, относился к числу горячих сторонников имяславия.

Переписка между двумя митрополитами по вопросу об имяславии началась, как кажется, вполне случайно: один из активных деятелей русской эмиграции, послушник Георгий Поляков, направил на имя митрополита Сергия письмо, в котором обвинял митрополита Вениамина (тогда еще архиепископа) во всевозможных ошибках и, между прочим, в защите ереси»имябожничества». Митрополит Вениамин посчитал нужным не просто оправдаться в возведенных на него обвинениях, но и представить патриаршему местоблюстителю подробный доклад по данному вопросу. Доклад состоял из трех частей. Первая и вторая содержали выдержки из писаний Святых Отцов и о. Иоанна Кронштадтского об имени Божием; третья, основная, включала изложение библейского и святоотеческого учения об имени Божием, критику Синодального послания от 18 мая 1913 года, различные мысли, наблюдения и заключения митрополита Вениамина, касающиеся молитвы Иисусовой и силы имени Божия. К докладу прилагался трактат, посвященный учению преподобного Феодора Студита о почитании креста Господня и святых икон.

В Архиве Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата переписка сохранилась не полностью. Нам не удалось обнаружить первую и вторую части доклада митрополита Вениамина [2088]; сохранилась лишь третья часть, однако именно она представляет наибольший интерес, так как дает полное представление о взглядах самого митрополита Вениамина на имяславие. Сохранился также трактат о святом Феодоре Студите. Весь этот материал публикуется нами в Приложении к настоящей книге, поэтому мы не будем его здесь подробно рассматривать. Укажем лишь на самое основное.

Позиция митрополита Вениамина может быть сведена к нескольким тезисам, сформулированным им самим:

1. Сила действия имени Божия происходит от благодати Божией, присущей самому имени.

2. Имя Божие действенно само по себе — не в силу веры произносящего, но благодаря присутствующей в имени Божием благодати Божией.

3. Формула»Имя Божие есть Сам Бог»не новая, а древняя, истинная и абсолютно верная по существу.

4. Мысль о том, что в имени Божием присутствует Бог Своим существом, богословски неприемлема, однако она не противоречит идее благодатного присутствия Божия в имени Божием, а наоборот, лишь оттеняет реальность Бога, Который действует благодатью, пребывающей в Его имени.

5. Послание Синода от 18 мая 1913 года преувеличивает человеческий, субъективный, естественный элемент в молитвенном делании и приуменьшает божественный, объективный, благодатный элемент. Послание носит на себе отпечаток»нравственно–психологической»теории истолкования догматов, проводившейся в жизнь митрополитом Антонием (Храповицким) и приведшей его к еретическому учению об Искуплении [2089].

Отвечая на тезисы митрополита Вениамина, митрополит Сергий повторяет аргументы, выдвинутые против имяславия в 1910–х годах: если бы»новый догмат»нужен был для Церкви, его бы сформулировал кто&#8209;либо из Святых Отцов, а не»иерогусар Булатович» [2090]; ни Феофан Затворник, ни Игнатий (Брянчанинов), ни Иоанн Кронштадтский не были имябожниками; действенность таинств нельзя ставить в зависимость от имени Божия и крестного знамения [2091]; и т. д. Имея в виду Послание Синода от 18 мая 1913 года, митрополит Сергий признает:«Монастырские старцы<…>не могли, конечно, удовлетвориться нашими духовно незрелыми семинарскими рассуждениями» [2092]. Тем не менее он заключает:«Как бы то ни было, имябожники осуждены и на Афоне, и в Константинополе, и у нас. Лучшие из них давно смирились и причащаются в наших церквах. Какой смысл их снова поднимать, чтобы в результате получить лишнее смущение в церкви?» [2093]. Митрополит Сергий советует экзарху Америки»решительно устранить себя от имябожничества»:«то, что в нем есть хорошего, будет хорошо и без Вас и не пропадет бесследно, а все ошибочное и темное уже осуждено Церковию, и Вам того не реабилитировать» [2094].

Письма митрополита Сергия от 1938 года показывают, что, сохраняя в целом критическое отношение к»имябожничеству», он был далек от того огульного осуждения этого движения, которое характеризовало митрополита Антония (Храповицкого): он видел в имяславии не только темные стороны, но и то»хорошее», что»не пропадет бесследно». В то же время он продолжал считать, что имяславцы были осуждены справедливо, и не хотел никакой»реабилитации»их дела. Весьма интересно, что митрополит Сергий советовал митрополиту Вениамину запросить мнение афонского подвижника схимонаха Силуана об имяславии; митрополит Вениамин написал запрос, однако к тому времени схимонаха Силуана уже не было в живых [2095].

Увещания митрополита Сергия, адресованные митрополиту Вениамину, не имели успеха: свои симпатии к имяславию митрополит Вениамин сохранил до конца дней. Об этом свидетельствуют, в частности, следующие заметки, сделанные им на склоне лет:

Вспомню о собственном ощущении, когда было осуждено учение так называемых»имябожников». Это было летом (вероятно, 1913 г.). Я проживал на родине. Мне пришлось прочитать в»Церковных ведомостях»об этом осуждении. И, не разбираясь еще в данном вопросе с богословской точки зрения, я, однако, ощутил такой острый духовный удар, будто от меня потребовали отречения от Православия. И с той поры доныне (1954 г.), вот уже 40 лет, я не могу успокоиться окончательно. 4 года тому назад, когда я был близок к смерти, я даже сделал»завещание»по этому поводу, желая снять (с себя, по крайней мере) возможное обвинение, будто и я как&#8209;то повинен в этом осуждении, хотя бы одним своим молчаливым согласием с ним [2096].

После конца 1930–х годов мы имеем лишь спорадические сведения об имяславцах. Если»лучшие»имяславцы (используя терминологию митрополита Сергия) к началу войны с Германией воссоединились с Церковью, то»худшие»продолжали жить маленькими общинами, все более утрачивая связь с внешним миром и постепенно превращаясь в секту. В 1941 году уполномоченный Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) по Орджоникидзевскому краю в докладной записке о деятельности различных нелегальных церковных групп на юге России говорит о Буденновском районе как»центре контрреволюционного тихоновско–имяславского подполья»со своими подпольными храмами и монастырями [2097]. К 1948 году относятся сведения о деятельности в Майкопе соляновцев,«выродившихся из секты имяславцев» [2098]. В 1985 году (три или четыре года спустя после описанной нами в предисловии к настоящей книге встречи с кавказским пустынником в доме сухумского протоиерея) о существовании»секты имяславцев»упоминает»Атеистический словарь» [2099].

Небольшие группы пустынников продолжали жить в горах Кавказа вплоть до середины 90–х годов XX столетия [2100], когда война между Грузией и Абхазией заставила многих из них покинуть свои убежища. Кто&#8209;то из отшельников, по–видимому, все же остается в горах и поныне. Современные кавказские пустынники продолжают читать книгу схимонаха Илариона»На горах Кавказа» [2101], однако вряд ли помнят об имяславских спорах. По имеющимся в нашем распоряжении свидетельствам лиц, посещавших горы Кавказа в середине 90–х годов, живущие там ныне пустынники и пустынницы никак не отождествляют себя с имяславцами начала XX века.

***

На этом мы завершаем изложение истории имяславских споров. Эта история была прервана насильственным путем, так же как и история многих движений, сложившихся внутри Русской Церкви накануне Поместного Собора 1917–1918 годов. Революция остановила нормальное течение церковной жизни на многие десятилетия; развитие богословия в России было прекращено, монастыри и духовные школы разгромлены. Церковь продолжала существовать либо нелегально, в катакомбах, либо на периферии общественной жизни. Вопросы, которые Собор 1917–1918 годов поднял, но не успел разрешить, так и остались неразрешенными вплоть до 90–х годов XX свека, когда вышедшая из подполья богословская мысль начала вновь возвращаться к ним.

Завершив изложение истории имяславских споров, мы, однако, еще не закончили обсуждать их проблематику. Имяславские споры начала XX века дали настолько мощный импульс богословскому творчеству, что даже та великая катастрофа, которая постигла Русскую Церковь после революции, не смогла воспрепятствовать обсуждению вопроса об имени Божием как в самой России, так и в русской эмиграции. Об этом речь пойдет в следующей главе.