Марта 1940 года, 17 часов 10 минут

Неторопливая езда несколько успокоила Гудериана. Генеральский «хорьх» вальяжно переваливался с кочки на кочку, двигаясь по изрытой танковыми траками грунтовке и периодически чавкая колесом в очередной луже. За окнами авто проплывали окончательно освободившиеся от снега поля, начавшие зеленеть кусты, армейские палатки и бронетехника. Пейзаж умиротворял, а свежий аромат весны, проникающий в салон через чуть приоткрытое окошко, окончательно выдул из генеральской головы все недовольство. Даже фуражка не помогла.

Гудериан лениво скользил взглядом по окрестностям, когда что‑то привлекло его внимание. Пару секунд он соображал, что же именно, а потом коснулся плеча водителя и указал на группу танков, судя по всему, подвергающихся профилактическому осмотру.

– Заедь‑ка туда, Ганс, – негромко приказал генерал.

«Хорьх» подъехал к указанному Гудерианом танку почти бесшумно. Командующий 19‑го корпуса выбрался из салона, закурил и минут пять наблюдал за двумя советскими и одним немецким танкистом (все трое с боевыми наградами), что‑то горячо обсуждающими у открытого моторного отсека Pz‑III Ausf. F и совершенно не обращающими внимание на окружающую действительность.

– А я говорю, это полная ерунда! – категорически заявил на скверном немецком с сильным славянским акцентом мужчина в форме батальонного комиссара РККА. – У нас этого конструктора лет на пятнадцать в лагеря отправили бы, за вредительство.

– Но ведь создателя Т‑35 не отправили! – парировал немец.

– Ты наши линкоры, Андрюша, не трогай! – возмутился русский и предупреждающе помахал перед лицом немца пальцем. – Вон, Максим Александрович, – тут комиссар указал на стоявшего рядом советского капитана, – на нем даже на таран японца ходил, и ничего! Раздавил как консервную банку.

– Кхе‑гм. Я вас ни от чего не отвлекаю? – подал голос Гудериан.

Все трое повернулись к нему с явно написанным на лицах намерением немедленно послать куда‑то очень далеко и нецензурно, но вытянулись по стойке «смирно» где стояли.

– Капитан Андреас Бейттель, если не ошибаюсь, – произнес генерал танковых войск. – Я вижу, вы уже нашли общий язык с нашими советскими камрадами. Похвально, похвально… Что вы там такое обсуждаете?

Гудериан начал карабкаться на боевую машину, проигнорировав протянутые для помощи руки.

– Капитан Хальсен.

– Батальонный комиссар Вилко, – красные командиры козырнули, представляясь.

Следующие полчаса Вилко до хрипоты спорил с Гудерианом, доказывая командиру корпуса, что, кроме оптики, в немецких танках нет ничего хорошего, а Хальсен и Бейттель тихо офигевали от такой непосредственности.

– Это ж не машина, это вредительство! – горячился комиссар, указывая на стоящий рядом Pz‑IIF. – Самоходный гроб!

– Можно подумать, что ваши Т‑26 или «Кристи»[22] это образцы высокотехнологичных боевых машин, – обиделся на критику германской техники бывший генерал‑инспектор танковых войск. – Бронированные самовары! А Т‑28 – вот это уж воистину гробы.

– Советский Т‑28 – это крейсер степей, не чета вашим Panzerkampfwagen Neubaufahrzeug, которых Рейх и выпустил‑то всего ничего, – экспрессивно ответствовал Вилко. – А БТ‑7 и Т‑26 броней, может, и не вышли, хотя БТ‑7 – то как раз мало чем уступает тем вон братским могилам танкистов, зато вооружены сорокапятимиллиметровками. Не то что убогие «двойки» вермахта. И я еще молчу про БТ‑7А!

– Вот лучше и помолчите! – взъярился Гудериан. – БТ‑7А не танк, а вообще один Бог знает что!

– Бога нет, – машинально буркнул кандидат в члены ВКП(б) Хальсен.

– И наша KwK 30 – это лучшая и точнейшая арт‑система в своем классе! – не услышал его генерал.

– Так точная‑то она точная, только толку от этого? – усмехнулся Вилко. – Попадает, но ni figa не пробивает. – Зато наша как жахнет, так и выноси супостата вперед ногами. И это я уже не говорю про наши КВ и БХ[23]. А у вас что? Вот это вот убожество?

Арсений Тарасович Вилко кивнул в сторону командирского Pz‑IVD Бейттеля. «Быстроходный Гейнц» побагровел.

– Танки Pz‑V «Donner» в корпус еще не прибыли, потому что ОКХ отчего‑то решило в первую очередь прислать на мою голову ваши недотанкетки!

Вот в таком духе комиссар с генералом и беседовали все полчаса. Что по поводу этой беседы командир бригады комдив Фекленко впоследствии сказал майору Бохайскому, в батальоне которого служили Вилко и Хальсен, и как эту информацию, творчески дополнив, довел до комиссара сам Егор Михайлович, истории доподлинно неизвестно, но, видимо, печатными там были только междометия и восклицательный знак в конце фразы.

Аахен, штаб XV корпуса