Марта 1940 года, 08 часов 25 минут

В иное время года и при иных обстоятельствах Дитер фон Берне с удовольствием побывал бы в этом городке. Прекрасные пляжи, приятные пейзажи – тишь, благодать… Деревня чертова. Или как это турки называют? Аул? Или не аул? Надо бы узнать, потому как от командования пришел приказ: «Офицерскому составу выучить турецкий язык в кратчайшие сроки, для максимально полного взаимодействия с союзниками». Видел Дитер этих союзников – без слез на таких вояк и не глянешь. Не радовали турки обер‑лейтенанта ни вооружением, ни выучкой. Да и участившиеся переезды также отнюдь не радовали. Вроде бы едва‑едва успели обустроиться под Бухарестом, обжиться – и тут раз тебе, и такой поворот. Быстро пакуй вещи и отправляйся в Турцию, незнамо от кого ее защищать.

Вернее – от кого, это‑то, положим, отлично известно. А вот весь вопрос в том – на хрена? Мало того, что Кригсмарине в полном составе уже который день не может выловить в луже, именуемой Балтийским морем, франко‑британскую эскадру – да что эскадру, даже торпедированный подводниками английский авианосец изловить не могут, сжигая тонны топлива почем зря, – так теперь русских не только на море, их еще и на суше надо защищать! Прут англичане с французами на вас через Турцию, так помогите президенту Ине… Ину… Инёню (вот фамилия – язык сломать можно!), введите войска с Кавказа. Ах, там восстания? И в Крыму тоже? И на Украине? А почему в Фатерлянде никто восстание не поднимает? А потому, что если б в Рейхе были недовольные, их бы уже давно не было! Нет, видать, у русских фюрер, как его – Сталин? – какой‑то мягкотелый. Либерал, не иначе. Вот и доминдальничался с оппозицией: война, а у него недовольные. И детишки тонут почем зря.

Зрелище пляжа, покрытого изуродованными детскими телами – в этом фон Берне не желал признаваться даже себе, – произвело на него жуткое впечатление. В первый миг хотелось того урода, который сбросил бомбы на пароход, нет, не удушить, порвать на множество кровавых кусочков, причем ме‑е‑едленно. Чтоб помучился, гад. Это потом уже холодный разум убеждал своего владельца, что пилот британского «Mosquito» не знал, что или кто находится в трюмах корабля: люди, нефть, военные грузы для турецкой армии, или, например, грузинское вино. Человек просто выполнял поставленную задачу – топить все, что плавает. Знай он о пассажирах, отвернул бы, наверное, ручку штурвала, не сбросил бы свой смертоносный груз на старую калошу… Но это понимал разум. А руки‑то все равно чесались.

– Ну, как там мой недоутопленник? – поинтересовался Дитер, входя в лазарет.

Лазаретом, конечно, это помещение можно было назвать весьма условно. Батальон прибыл в Герзе всего два дня назад и еще не обустроился в выделенном местной магистратурой, или как оно у турок называется (фон Берне мысленно поставил себе в памяти галочку рядом с галочкой про деревню), здании системы «барак», класс – «слабо благоустроенный», тип – «давно нежилой». И даже прекрасный песчаный пляж рядом с казармой не радовал, как и близость моря. Холодно, черт возьми! Март месяц. Какое уж тут загорать да купаться? Война, опять же…

– Недурно, весьма и весьма недурно, – отозвался командующий этим заводом по оздоровлению Вермахта, штабсартц Рот. – Небольшая контузия, совсем пустяковая, ни заикаться, ни непроизвольно дергаться и мочиться в постель не будет. Ну, и некоторое сотрясение мозга. Два‑три денька на койке проваляется и будет как новый. А с учетом того, какой он недокормленный – так и получше, пожалуй.

– Что, интендант Зюсс поставил парнишку на довольствие? – хмыкнул обер‑лейтенант.

– Да куда б он делся? Приказ самого майора Шранка. Да и без приказа бы поставил, – врач махнул рукой. – Он же интендант, а не чудовище какое.

В том, что касается интендантов, Дитер имел прямо противоположное высказанному штабсартцем мнение, которое, впрочем, благоразумно оставил при себе.

– Ну, а сам парнишка что говорит про себя, Берко?

– Димо, ты меня прямо удивляешь. Откуда ж мне быть в курсе, если я по‑русски знаю только три слова: Lenin, Stalin, tovarisch.

– А… как же ты его тогда опрашивал? – изумился фон Берне.

– А твой Бюндель на что? Вот через него и опрашивал.

«Похоже, скоро оберягер получит прозвище „стетоскоп“», – подумал Дитер.

– Он, между прочим, еще не ушел, – меж тем продолжил Бернард Рот. – Так что можешь сам спросить у юноши все, что тебе интересно. Как лечащий врач – не возражаю.

Герзе,

лазарет I‑го батальона 100‑го горного полка