Эти протестанты гораздо хуже католиков .

Никогда не забуду одну датчанку (это мать Холенберга, приезжавшего сюда), приезжавшую как-то по случаю в Париж. Однажды я с ней завтракала. Если бы ты видел эту женщину… Не помню, из-за чего, но разговор зашел о католиках, и тогда эта женщина впала в такую ярость! Она кричала: «Эти идолопоклонники!...» [ Мать смеется ]. Это было ужасно!

Они хуже… Я знаю и тех, и других: протестанты хуже. Гораздо хуже… они жесткие. Они очень жесткие. Они убрали [ смеясь ] все, что было артистическим в католической религии! Они обратили это во что-то…

 

Это ментальная морализация.

 

Да, это так.

Ты знаешь историю об этом «евангелисте» (я думаю), о пасторе, который жил в том доме, где сейчас живет Н? Конечно, у него были контакты с Ашрамом, и я не знаю как, но как-то раз к нему попало несколько «посланий» [ данных Матерью ], и тогда он подумал, что я объявляю себя богом — заявляю об этом. И это разъярило его! Он кричал: «А! Наш бог, по крайней мере, умер на кресте, он страдал для нас…». Вот так. «…и посмотрите на нее: она живет в комфортных условиях…»

Это ужасно.

«…В конце концов, это, по крайней мере, было стоящим: он страдал за нас, он умер на кресте!»

 

Да, я видел такое в больнице, там везде надписи большими буквами: «Он умер за наши грехи.»

 

Какой ужас!

 

Вот такими большими буквами [ жест ].

 

О, как ужасно.

 

Это все варварство.

 

Да.

 

(молчание)

 

Их относительно мало, гораздо меньше, чем католиков.

 

Но их религия такая скудная, настолько скудная и пустая, что по сути это ничто. В тот день, когда их религия развалится, они будут ошеломлены.

 

Да.

 

Кстати, так и происходит в Америке: их религия трещит по всем швам. У католиков все же есть какие - то корни…

 

Было время, когда я делала сравнительное изучение того, что я видела и чувствовала во всех религиозных храмах, это действительно интересно. В протестантских церквях все останавливается на уровне ума, нет больше ничего — ничего: сухо, очень сухо. Ум, а позади ничего.

Что касается католиков, то это сильно зависит от церкви или храма: от конкретного места много зависит. Я сравнивала со всеми другими церквями… В ходе поездок я всегда ходила смотреть на это — очень интересно.

Буддистские храмы ОЧЕНЬ ХОРОШИ. Они, конечно, нигилисты, но там всегда очень сконцентрированная атмосфера — сконцентрированная и ИСКРЕННЯЯ. Искреннее усилие.

А в здешних храмах… О! Я встречала все, что угодно (много маленьких дьяволов), буквально все, что угодно. Здесь было действительно интересно… В одном храме ко мне пришло божество и попросило меня помочь иметь влияние на людей! Оно сказало мне: «Я дам тебе все, что имею, но сделай так, чтобы…» (оно не говорило вот так на словах: я перевожу). Я была в машине на пути к храму, и прямо на пути она пришла в мою машину! Это было так неожиданно! Она сказала мне: «Приди; сделай так, чтобы моя власть росла, и тогда я дам тебе все, что имею!...» (Это был тот храм, где раз в год рубят головы сотням цыплят.)

Я ответила ей: «Нет.»

Если бы я могла предотвратить всю эту бойню!...

 

Но мне очень нравится атмосфера многих здешних храмов.

 

Да.

 

Там такая древняя вибрация, такая древняя…

 

Да.

 

(долгое молчание)

 

Они вывесили «памятки» в ее палате?

 

Да, да, повсюду.

 

Она не просила их убрать?

 

В углу есть даже Библия… Нет, нет и вопроса, чтобы убрать все это!

 

В ее палате!

 

Да.

 

А когда ты там лежал, они и тебе подкладывали Библию?

 

Нет, я не видел Библии, но тоже были «памятки» (я не помню, какие именно).

 

Они делают пропаганду.

 

О, да, конечно.

 

(долгое молчание)

 

Нет работы? У тебя нет ничего?

 

V опять что - то видел. Кое - что неожиданное. Каждый вечер он ходит медитировать в Самадхи, и за все время он всегда видел одно и то же: просто есть Шри Ауробиндо, и это все, ничего больше. И вот однажды он пришел и внезапно у него возникло видение: он увидел Кали, выходящую из Самадхи, из того места, где находится голова Шри Ауробиндо — совершенно голубая Кали, покрытая золотым орнаментом.

 

В какой это было день?

 

Где - то четыре - пять дней тому назад.

 

(Мать долгое время молчит,

затем возникает непонимание)

 

Мне не нравится, что она там.

 

Меня удивило то, что вместо того, чтобы быть нагой, она была покрыта золотом.

 

Что?

 

О, пардон, ты говоришь о Бхаратиди!

 

Не важно: что ты сказал по поводу Кали?

 

Меня удивило то, что она была покрыта золотом, а не была нагой.

 

Она выходила из Самадхи?

Нет, это меня не удивляет.

Но мои размышления касались Бхаратиди… Она не должна умереть, потому что это плохое место для смерти.

 

Да. Когда я сам лежал там, у меня были ужасные ощущения.

 

Да.

 

Я говорил себе все время: мне надо выбраться отсюда, мне надо выбраться отсюда…

 

О, да, я постоянно хотела, чтобы ты вышел оттуда. Хорошо.

 

*

* *

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

 

(Письмо Матери к Бхаратиди, написанное около 1963 года, в то время, когда Мать не принимала никого, за редким исключением учеников, собиравшихся жениться. Тогда 73- летняя Бхаратиди написала Матери и спросила, должна ли она выйти замуж, чтобы получить возможность встретиться с ней…)

 

О, Бхаратиди, наш милейший друг!

Не выходите замуж, это была бы такая жалость для нас — вам пришлось бы покинуть Ашрам, по крайней мере, на время медового месяца…

Позвольте сказать вам правду. Если я не встречаюсь с вами, то это из-за того, что я не могу говорить и, хуже того, не слышу; как же тогда я смогу встретиться с вами, если я не смогу услышать то интересное, что вы всегда говорите мне?...

Моя программа встреч с учениками обычно состоит из пятиминутной медитации, иногда меньше — как я могу просить вас преодолеть два лестничных пролета ради этого?

Если не возражаете, давайте немного подождем, пока давление (не артериальное) станет меньше.

Что касается меня, и вы знаете это, у меня есть большое преимущество быть с вами без физического присутствия, и ваш голос чисто звучит для моего внутреннего слуха — и я всегда отвечаю в молчании.

С этой длинной речью я посылаю вам свои наилучшие пожелания на следующий год.

 

Со всей моей нежностью

Подпись: Мать

 

Ноября 1968

 

(Смерть Бхаратили знаменует некий поворот в жизни Матери или начало серии прискорбных событий: Амрита, преданный казначей Матери, уйдет спустя несколько месяцев, в январе 1969; затем, в мае 1969, уйдет Павитра, затем Вашудха, личная помощница Матери, серьезно сляжет в августе 1970, и, наконец, Сатьякарма, кассир Матери, уйдет в декабре 1970 г. То есть уйдут несколько надежных учеников из окружения Матери — к чему эта миграция?... Постепенно атмосфера вокруг Матери сильно изменится: «Я окружена Ложью… Они все лгут!... общая неискренность», скажет она вскоре.)

 

Бхаратиди ушла.

 

Да, печально.

 

Я думаю, она хотела уйти, поскольку отдала все распоряжения. Огорчает место… Она ушла ночью [7 ноября ], и у меня была очень плохая ночь, то есть я много страдала. И я не видела ее; она не пришла [ к Матери ], но ее мысли все время были здесь. Я не знаю, я не видела ее. Я не видела ее, а об ее уходе узнала только тогда, когда мне сообщили об этом.

 

Я очень сильно ощущаю ее мышление.

 

О! Очень сильно, очень сильно, постоянно. И, странно, есть как бы настояние найти (как сказать?) то, что происходит, когда люди уходят — вот что меня удивляет. Постоянно, все время: что происходит, когда оставляешь свое тело?

 

Я чувствовал то же самое.

 

То же самое. Но это ЕЕ МЫШЛЕНИЕ. И очень интересно, очень интересно: снова и снова… Так что же произошло?

Сначала, поскольку я не видела ее [ после ее смерти ], я подумала, что это ее старый буддизм, а она ушла в некую нирвану. Но ее мысль приходит постоянно: «Что происходит, когда оставляешь свое тело?» Вот что странно. И это ОНА спрашивает. Это ее мысль.

 

Да, эта мысль приходит и ко мне очень сильно.

 

Да, это так! Вся проблема приходит вот так: что происходит, когда оставляешь свое тело? И я все смотрела, смотрела, смотрела и смотрела (я потратила на это часы): нет Бхаратиди. Нет формы: мышление.

 

Что касается меня, очень странно, я могу сказать, что исчезновение существа никогда еще так не поражало меня. Почему? Я не знаю.

 

Могу сказать, что я никогда вот так не занималась уходом кого-либо, как ее — никого. И постоянно: «Но что происходит после смерти?»… Как если бы… Есть только мысли и нет формы: я совсем не вижу ее — совсем. Я помню, какой она была физически, но я ее не вижу. И постоянная проблема: что происходит…? Я помню все свои переживания, касающиеся всех людей, смерть которых я видела, я так конкретно помню все такие мои переживания… И почему вот так: «Что происходит после смерти?» Как если бы была навязчивая идея: «Никто никогда не узнает (я могу перевести вот так), никто никогда не узнает, что произошло с Бхаратиди после ее смерти.» И это ОНА, это ЕЕ мысль. Не могу сказать «она», но ее мысль. Ее мысль, как если бы она могла говорить (ты знаешь, какой она была!): «Никто никогда не узнает, что произошло с Бхаратиди после смерти.» Вот так, с ее иронией.

 

Она не хотела вернуться в Пондишери.

 

Нет, не хотела…

Последние годы (может быть, последние два года, я не знаю), она чувствовала, что вот-вот будет обращена. Встретившись со мной, сидя передо мной, она почувствовала, что может обратиться. А она не хотела этого. Она хотела сохранить свой буддизм: нигилистический буддизм, материально выраженный через коммунизм.

 

Когда я прощался с ней, у нее были чудесные глаза. Она смотрела на меня… светлыми глазами, с такой силой, с такой красотой.

 

Она знала, что не увидит тебя больше.

 

О! Эти чудесные глаза.

 

Она знала, что не увидит тебя больше.

Но я думаю, что произошло вот что: ее психическое существо стало сознательным, а весь ее ум не хотел выходить из своей концепции. Я видела это. Я видела это: когда я вот так держала ее за руки, было такое впечатление, что она ВЫНУЖДАЛАСЬ менять свои представления, а она не хотела этого. Так что она поднялась и вышла.

 

Она была необузданным существом, эта Бхаратиди.

 

[ Мать смеется ] Да, очень ментальной. Чрезвычайно ментальной. Витал она подчинила; физическое… Все было ментальным, ментальным, ментальным… И с некоей концентрацией в своем ментальном существе.

Должно быть, у нее была плохая ночь, это должно было быть трудным — поскольку здесь было очень-очень трудно, и я не знала, что и как с ней. Как только я узнала, я пошла и посмотрела (я узнала об этом утром), ведь это место не было хорошим (но ей было все равно: она вышла из этого). Но ее ум, постоянно-постоянно: «Что же действительно происходит после смерти?...» И в течение часов! Я могла быть занята чем угодно: в течение часов это все возвращалось и возвращалось… В конце (это длилось весь вчерашний день, и этим утром еще было), этим утром я сказала ей: «Послушай, Бхаратиди, успокойся; если ты успокоишься, то узнаешь.» С тех пор больше ничего.

Ум такой сильный и… да, я думаю, по сути, мятежный.

Было очень интересно, когда она пришла на встречу со мной. Она пришла и была привлечена; она знала это и сказала мне: «О, я привлечена»; она села, взяла мою руку, а затем было видно, что в ней происходит вот так [ жест натяжения ], что-то происходит, что-то происходит, и вдруг… она поднялась и ушла.

Она сказала мне одно-два слова, но она не хотела — она не хотела выходить из своих представлений. Так что с ней должно было происходить что-то странное: «Что происходит после смерти?...» И это возвращается вот так: «Никто никогда не узнает, что произошло с Бхаратиди после ее смерти.»

Это курьезно. Но в конце концов я дала ей мир. Думаю, что сейчас ей лучше.

Она даже сказала мне (была почти беседа!): «Ты, кто знает, что такое смерть, даже ты не знаешь, какова моя смерть!» [ Мать смеется ] Это точно, я не знаю! «Ты не знаешь, что со мной произошло и что со мной происходит… И что со мной произошло? Что?» Должна признаться, что это в первый раз в моей жизни, такое никогда не происходило в моей жизни. Такое в первый раз: с первым человеком так.

И контакт только с умом; я не знаю, что произошло с остальным.

 

Что касается меня, я был полон ею.

 

О! [ Смеясь ] может быть, она… [ жест входа в Сатпрема ]. Это вполне возможно! Вполне возможно. Я говорила ей: «Если хочешь, вся эта часть твоего ума, которая мне очень нравится, может остаться во мне.» Я сказала ей: «Если угодно, можешь придти.» Затем я наблюдала… Это возможно, она могла войти. Кажется, кое-что от нее вошло в Р, ту девочку, которую она очень любила. Я думаю, она рассеяла свой витал, а ментал… [ жест входа туда и сюда: в тех, кто восприимчив ]. Но я говорила тебе раньше: всегда был контакт [ с Матерью ], так что это не составляет большой разницы. Но я думаю, это так.

 

Я был полон ею.

 

Это так, верно! [ Смеясь ] Она поделила себя: коммунистка, коммунистическая смерть.

Да, это так. Психическое существо мирно ушло, а ум разделился на части. Да, ведь это было ее, но это было… я не могу сказать «личность» (нет личности), но это было внутри. Это было внутри, это не было как что-то снаружи (это обычно). И настоятельное.

Да, вот так, она разделила себя.

 

(молчание)

 

Но в глубине Бхаратиди я чувствую что - то очень болезненное. Существо, которое много страдает, которое было очень одиноко, которое хотело бы любить, но не могло.

 

Она не могла.

 

У меня такое впечатление, что я очень хорошо знаю Бхаратиди.

 

А?

 

Ее протест, ее независимость и эта любовь, которую она подчинила и не хотела показывать никому… Когда она смотрела на меня, действительно было… Не могу сказать… Было нечто в этом взгляде, и я чувствовал все это.

 

(долгое молчание)

 

Помнишь, ты передавал ей мою записку, в которой я написала: «Моя любовь с тобой»; она ответила на нее так (она сразу же увидела, почему я написала это), она ответила: «Я не боюсь смерти, потому что знаю, что мы не умираем.» М. принес мне ее ответ на следующий день.

Да, она УМЫШЛЕННО все так устроила.

 

О! Но она пошла на операцию, ЧТОБЫ умереть.

 

О, да, она знала это. Она знала. Она нашла это удобным способом умереть.

Она хороша.

 

(молчание)

 

Она умышленно разделила себя и вошла в тех, кто был близок к ней, восприимчив — где была восприимчивость.

Она разделила себя.

В действительности, если точно перевести вибрации, которые я получила (это длилось целый день), они были такие: «Думаешь, ты знаешь, что происходит после смерти?... Тогда скажи мне, что произошло после смерти Бхаратиди!» Вот так.

Сейчас я все понимаю!

Она была против индивидуализации, так что… Она не хотела ее.

Конечно, в ходе всего этого я сказала ей один раз (это было вчера), я сказала ей (сказала ее уму: это был ее ум — даже не весь ум, сейчас я понимаю, что это была только часть его), я сказала ей: «Что касается тебя, это так, но у всех это по-разному.» После этого она успокоилась.

Все это было даже очень интересно, потому что я сказала ей, сказала ее уму: «Да, если хочешь, можешь располагаться и служить этому инструменту [ Матери ], но знай, что тебе нужно будет отбросить все свои предпочтения и суждения!» У нее еще были ужасные реакции, когда она находила, что люди не ведут себя с ней так, как она ожидала. Так что я сказала ей: «Тебе надо будет отбросить все это!» [ Мать смеется ]

Но сейчас она спокойна. Прошлой ночью мне удалось успокоить ее.

 

Я не знаю, что именно я видел, но в ту ночь ко мне пришел такой образ: я был в маленькой гавани, казавшейся солнечной, а затем я увидел огромную накатывающуюся волну темно - синего цвета, и она шла так, словно хотела поглотить то место, где я был.

 

Ох!

 

Темно - синяя волна, очень высокая.

 

Темно-синий цвет — цвет разума.

 

(долгое молчание)

 

[ Мать смеется ] Она очень хорошо преуспела в своем деле!

 

(молчание)

 

Но в этой ее ментальной формации была ГЛУБОКАЯ ЖАЛОСТЬ за человеческие страдания, и особенно, особенно, о! Необычайное сострадание как раз за боль смерти, этот переход, за этот момент перехода — страдание смерти. Это ее очень сильно занимало. И такой была вся ночь, когда она умерла; это была очень плохая ночь — плохая в том смысле, что я много страдала, и это была очень трудная ночь. Не спала ни минуты.

И затем, когда я узнала, что она ушла, то первое, что пришло [ жест ментальной вибрации ]: «О, как одиноко ей должно было быть в момент смерти.» И это сильно меня заняло, пока ее мысль не сказала мне: «Теперь все кончено, не будем больше думать об этом.» У нее должен был быть трудный момент.

Она даже сказала мне: «Ты была со мной, но это было слишком глубоким»… Она была в активном уме.

Но затем она сказала: «Нет, сейчас все кончилось, не будем больше думать об этом.» И все это без формы — она не хотела этого, не хотела, чтобы была форма! Я хорошо искала, но ничего не нашла.

Вот так, я почувствовала давление [ ума Бхаратиди ] и сказала ей: «Очень хорошо, я дам пристанище тебе, но не твоим предпочтениям.»

Хорошо.

 

Но этот разбросанный ум, в какой форме он будет продолжать свое существование?

 

Да, во всех: он объединился. Это то, что она сделала, она не хотела продолжать ментально ИНДИВИДУАЛЬНОЕ существование. С психическим такой фокус не проходит — оно просто ушло в свою область. Но она не очень-то занималась своим психическим — ее вера состояла в том, что она не хотела в это верить! Но на ментальном уровне она разбросала себя (это не очень трудно).

 

Но не должно ли это повлиять на сознание тех людей, в кого она вошла?

 

Да, должно. Но, что касается меня, я тебе говорила, что контакт уже был и, кроме того, я сделала это умышленно, приняла это умышленно, так что это не может повлиять на мое сознание; это может очень даже сильно повлиять на сознание Р, например. В той мере, в которой восприимчиво сознание человека, это может влиять на его сознание. Например (но это относится к совсем материальному уму), она очень хорошо знала язык «пали»… Если есть кто-то восприимчивый, будет хорошо. Она хорошо знала «пали». Я была бы очень довольна, если бы это пришло, но это не пришло. Я не знаю, куда ушел этот фрагмент… Но чтобы это передалось, нужен кто-то очень, очень пластичный, поскольку это знание уже очень материальное.

Я видела такие примеры, я сталкивалась с людьми, которые вдруг обретали знание, которым они раньше не обладали, и это знание приходило уже совершенно готовым. Вероятно, она должна была выбрать кого-то.

Если бы это пришло, я была бы очень довольна.

Все, что пришло, было общими идеями, видением в целом, и также было нечто, что очень сильно хотело убедить меня, что после смерти происходит разброс.

У нее был очень сильный ум, очень сильный. Возможно, был маленький эмбрион психического существа. Но была и целая ментальная организация.

 

(долгое молчание)

 

Она очень меня любила, но нисколько не верила мне! Я представляла то, что она не хотела знать!

 

Да, как выразилась Суджата, этой любви она боялась.

 

О, да.

Хорошо.

Все же были ли у нее родственники?... Полагаю, их предупредили?

 

Да, она подготовила дюжину писем со всеми адресами — вписала их.

 

Письма, в которых она извещает о своей смерти!

 

Она только заполнила адреса, не написав самих писем. Она даже подготовила для кого - то телеграмму. О! Все было… организовано.

 

(молчание)

 

Ты знаешь, она послала мне все, что было в ней противоположного тому, что говорил Шри Ауробиндо — она сделала из всего этого хорошенький пакетик и послала все это мне! [ Мать смеется ] Это неважно! Я посмотрела, приняла со всей серьезностью, очень серьезно — я не отправила это назад, не разметала: я получила все, все разложила, организовала…

Но никогда, совсем никогда за… (сколько?) девяносто лет своей жизни я не была так занята смертью кого-либо, как ее смертью — как раз по этой причине, потому что она хотела доказать мне факт «разброса» после смерти: «Никто никогда не узнает, что произошло с Бхаратиди…»

Я не сказала ей: «это ребячество», поскольку я мягко обращалась с ней, ведь она уже не имела тела. Но этот момент, переход был трудным… болезненным. Был болезненный момент, когда она чувствовала себя очень одиноко. Ментально очень одиноко, конечно же. Физически у нее был свой маленький Кришна [ ее прислуга ]. Это не было физическим, это было ментальным — из-за ее представлений.

Хорошо.

Посмотрим.

Ее психическое ушло на отдых.

 

(молчание)

 

Но если ты почувствуешь у себя разницу в мышлении, в способе мышления, скажешь мне! [ Мать смеется ]

 

 

Ноября 1968

 

Это действительно нескончаемая работа. Это этот… (как его назвать? Это едва ли назовешь умом), ум физического… Кажется, он начал учиться. Но это нескончаемая работа.

Например, есть привычка строить возможности или предвидеть (это едва ли можно назвать «строительством» и «предвидением»… это нечто вроде чего-то очень темного в глубине), лепить возможности и воображать события, причем с пессимистической и драматической сторон, показывающихся во всей своей смехотворности. Так что, не знаю, это, очевидно, для того, чтобы научить контролировать это, управлять этим, но… На первый взгляд это следует просто смести, это совершенно бесполезное: теряешь свое время и делаешь плохую работу. Атмосфера наполнена совершенно отвратительными формациями с фантастическим воображением.

Есть попытка контролировать это, но все это еще очень, очень и очень темное.

 

(долгое молчание)

 

Сейчас много людей приезжают из США, и они приносят новости о жутком кризисе там, о кризисе пессимизма, разочарования… Кажется, вся молодежь находится в ужасном состоянии, состоянии депрессии, разочарования.

Они раскрыли все, что было пустым, ложным, нереальным в старом взгляде на жизнь, но они не нашли ничего на замену этому… Несколько редких индивидов (мы получили их письма или они сами приезжали) говорят, что они встретили учение Шри Ауробиндо, и оно показалось им спасением. Но их совсем мало. А большинство людей не понимают — у них нет интеллекта, чтобы понять.

Так что повсюду повторное падение; было усилие выйти из этого исключительного поиска личного удовлетворения, и это привело к сумасбродству; и сейчас стала очевидной абсурдность этого сумасбродства, из-за чего они снова упали, прямо ничком: они не нашли — они не нашли истинного пути. Потому что этот путь не ментальный.

Везде еще есть этот культ разума, вот что ужасно.

 

В Европе ужасно! Им хватает интеллекта, чтобы понять, но они закрыты в своей ментальной крепости.

 

Да.

 

Пытаешься принести им Шри Ауробиндо, но они не хотят его. Они знают лучше, они знают все.

 

(долгое молчание)

 

Трудность также из - за того, что было так много ложных пророков от индуизма и от «Истины Азии», что истинное не может войти. Полно шарлатанов. Атмосфера словно прогнила…

 

(Мать кивает головой)

 

Кишение свами, этого, того… Так что же Истина может сделать во всем этом?

 

(Мать входит в созерцание)

 

Нескончаемая работа, это все. Такое впечатление у этого тела. Оно спокойно. Нескончаемая работа.

И у тела нет… (как сказать?) ясного видения пути или способа, так что… Оно понимает только одно: никогда не забывать, ни на какое время, даже на секунду, то, что оно называет «Божественным» и чего оно хочет достичь. Это все.

И затем, время от времени, бывают вспышки, словно вспышки Милости, совершенно чудесные… но они длятся секунды.

 

(молчание)

 

Не очень-то обнадеживающе.

Есть только одно: как накопление силы… силы, которая МОГЛА БЫ быть Мощью. Я чувствую, что она медленно-медленно накапливается… Тогда, может быть, это и вибрирует… и, возможно, есть нетерпение действовать? Я не знаю.

Но это еще не точно.

И очень ясное сознание всех препятствий, всего, что против, общей позиции. С очень ясным восприятием, что… надо оставаться завуалированным. Вот так. Сейчас такое время, что надо оставаться завуалированным. Это все.

Но в разговоре это выглядит гораздо определеннее, чем на самом деле.

 

 

Ноября 1968

 

Обучается физическое.

Когда есть ум и витал, они используют физическое в качестве инструмента своей воли и своей прихоти — обычно физическое не имеет независимой жизни. И вот, в течение нескольких дней, нескольких недель, физическое переучивалось. Оно вспомнило все переживания, которые оно имело, и пересортировало их, так сказать, достигнув некой однородности, полностью централизованной вокруг божественного Присутствия.

Оно имело несколько переживаний этого Присутствия… Спонтанно, для тела, это «сознательный Свет»; сознательный Свет, который оно видит везде, чувствует везде, чье присутствие оно постоянно чувствует. И один-два раза оно видело фигуру. Это сильно его удивило, и не было большой уверенности (!), тело спрашивало себя, не обман ли это… Но великое Присутствие [ жест: как силуэт ]. Не было видно деталей формы, но… Это было как конкретизация, для физического, этого сознательного Света, который был там: это было словно конкретизировано [ жест сосредоточения, сбора ] в форме, которая также была светлой, могла быть видна, и с таким могуществом. Прежде всего, это было словно Могущество Господа, и это было грандиозным. У тела было такое ощущение, что То может сделать все. Не было ничего, что То не могло бы сделать. Не могу сказать, что были различимы руки или ноги; этого не было, но эта форма словно имела голову и плечи: это была форма, ты понимаешь. И поначалу, как я уже сказала, в первый раз, когда тело увидело это, у него возникло небольшое беспокойство: «Что это? Не обман ли это?...» И, как всегда, к нему пришло «Нечто» и сказало: «Спокойно, спокойно, спокойно…» Не словами: как волны. Тогда тело совсем успокоилось и почувствовало грандиозное Могущество. Это пришло, когда тело совсем успокоилось и перестало терзаться, и было так, как если бы То сказало ему: «Вот как я воздействую на людей.» И это было словно конкретизацией или материализацией (я не знаю) этого сознательного Света. Не было видно ни глаз, ни носа, ни рта или чего-то подобного: это была грандиозная фигура («грандиозная»: по крайней мере, часть, напоминавшая голову, касалась потолка).

Я видела это дважды, и оба раза это было тогда, когда я призывала Господа, чтобы Он действовал; по какой-то причине я призывала Господа на кого-то или для чего-то, и тело было таким [ жест стремления или зова ]. И однажды я видела это позади кого-то. И это было как… [ Мать сжимает руки в кулаки ] как сгущенная Мощь.

Два случая (но один был особенно ясен), когда казалось, что вещи были не такими, какими они должны были быть; казалось, что был беспорядок, который надо было исправить; и тогда, как всегда, я установила контакт — просто контакт. И тогда я почувствовала, что это становится Мощью. Я ничего не говорила — не произнесла ни слова, не сделала ни жеста, ничего не сказала — и обстоятельства изменились. И это было не здесь: это было нечто, что с физической точки зрения происходило в другом месте. И вот так это изменилось… Был и другой случай, когда должна была измениться чья-то воля и мышление — но я не знаю, я еще не получила известий, не знаю.

Кажется, дело развивается к этому: воздействие на людей и на землю, совершенно физически.

Несколько раз, когда тело было… просто испытывало отвращение от своей мизерности, своей неспособности, своего неведения, своей глупости… [ смеясь ] отклик был очень хорош: «Успокойся! Это не ты действуешь.» Тогда тело спросило себя [ смеясь ]: «Но тогда на что я гожусь!» Оно сказало… Я не знаю, это [ тело Матери ] показалось мне местом, где соединяются два потока (знаешь, когда один поток соприкасается с другим?), что тело было вот так, служило этим!... У него было ощущение, что оно было одним из этих инструментов… [ Мать указывает на электрическую розетку ]

 

Розеткой.

 

(Мать смеется, молчание)

 

Иными словами, как только тело сознает свое собственное существование, это мешает работе. Оно должно… не знать, что оно существует.

В действительности, из - за этого тело и заболевает — из - за того, что начинает сознавать себя.

 

(молчание)

 

Как раз сегодня я виделась с одной немкой, которая немного работала в диспансере N. Конечно, она заметила, что у него нет ничего, что нужно с современной точки зрения; и по какой-то причине ей нужно было съездить в Германию, так что она хочет вернуться оттуда с полным оборудованием. И она попросила увидеться со мной перед своим отъездом. Я никогда не виделась с ней прежде. Она пришла, я сказала ей несколько слов о том, что ей надо делать, но после этого она не захотела уходить! Она сидела. Тогда я просто сделала то, что я обычно делаю, то есть тело… (не знаю, как сказать), тело словно исчезает, и затем Господь [ жест Нисхождения ] … И тогда произошло то, что происходит, я не знаю, возможно, сотни раз: пуф! Она поднялась и… [ смеясь ] сделала «пранам» и ушла. Так же происходило сотни раз! И, ты знаешь, это Сверхдоброта (я не знаю, как объяснить это), нечто такое чудесно любящее и благое, и… но это потрясающе мощное! Я думаю, их устрашает эта мощь. И так происходит все время. Тело делает так [ жест отхода или исчезновения ], и Присутствие здесь. А я просто смотрю. И в девяти случаях из десяти они убегают!

Некоторым это привычно, и они, напротив, очень довольны, но их немного.

 

 

Ноября 1968

 

(Мать выглядит утомленной. Ее щека раздулась от флюса.)

 

Есть что-нибудь?

 

Да, новости из Ватикана?

 

О!... расскажи, это интересно.

 

P. L. прислал фотографию того человека, который насылает магию. Ты знаешь, это близкий друг папы, его личный помощник, и он же является архиепископом Секретариата Святого Надзора. Вот его фотография.

 

О, он носит такую большую шапку!

 

(Мать смотрит

долгое время)

 

А что говорит V?

 

Он сейчас не здесь.

 

Все архиепископы так одеваются?

Какой он национальности?

 

Он [ такой - то национальности ]…

 

(Мать ничего не говорит)

 

Брат А стал близок Консулу и его жене… и людям он плохо говорит об Ашраме.

Я не знаю, почему.

В умах этих людей есть идея «цель оправдывает средства». Вот что выходит из этой фотографии.

 

(молчание)

 

И есть новость, что целая католическая школа с капелланами хочет посетить Ашрам… Откуда они? Я не знаю. Из Франции, я думаю.

 

Но только дай этим людям все, что можешь, и они наградят тебя всем ядом, который у них есть.

 

Да.

 

И лучшие из них таковы.

 

Они приходят не для того, чтобы просто посмотреть и узнать что-то: они приходят для того, чтобы найти все, что можно критиковать — и в видимости нет недостатка в том, что можно критиковать!

 

(Мать входит в долгую медитацию)

 

Думаю, что пройдет еще много времени, прежде чем все это изменится.

 

 

Ноября 1968

 

У меня было интересное переживание… Позавчера вечером один человек, чьего имени я не хочу называть, сказал мне: «Я полностью нахожусь в физическом сознании: нет больше медитаций, и Божественное оказалось где-то наверху, так далеко…» И тогда сразу же, пока он говорил, вся комната НАПОЛНИЛАСЬ божественным Присутствием. «Ах», - сказала я ему, - «не наверху: ЗДЕСЬ, прямо здесь.» И в этот момент ВСЕ, вся атмосфера… это было как если бы сам воздух превратился в божественное Присутствие [ Мать касается своих рук, лица, тела ]: ты понимаешь, все было затронуто, пронизано, но с… прежде всего, был ослепительный Свет, Мир вот такой [ массивный жест ], Мощь и также такая Сладость… нечто… такое впечатление, что этого бы хватило, чтобы расплавить скалу.

И это не ушло, осталось.

Пришло вот так и осталось.

И вся ночь была такой — вся. Даже сейчас есть эти две вещи: немного обычного сознания, как бы механически, но стоит мне на секунду побыть в покое или сконцентрироваться, и это здесь. И это переживание ТЕЛА, ты понимаешь, физическое, материальное, переживание тела: абсолютно все наполнено, есть ТОЛЬКО ТО, а мы как… все словно сморщено, ты знаешь, как высохшая корка, нечто высохшее. Такое впечатление, что вещи (не полностью: поверхностно) затвердели, ссохлись, и поэтому они не чувствуют это. Вот почему они не чувствуют Его, а иначе все, буквально все было бы ничем иным, как ТЕМ; невозможно дышать, не дыша Им; ты движешься, и это внутри Него ты движешься; все… все-все, вся вселенная внутри Него — и МАТЕРИАЛЬНО, физически, физически.

И как раз средство от «высыхания» я сейчас ищу.

Я чувствую это фантастическим, ты понимаешь.

И когда я слушаю, То также говорит что-то; я говорила Ему: «Но почему люди всегда карабкаются наверх?» И с самым невероятным, фантастическим юмором ответ: «Потому что они хотят, чтобы я был очень далек от их сознания!» Подобные вещи, но сформулированные не так четко: впечатление. Несколько раз — несколько раз я слышала: «Почему они идут так далеко, чтобы искать то… (ты знаешь, есть теории, в которых говорится: это вокруг вас)… что есть везде?»

Я ничего не сказала тому человеку, и прежде всего из-за того, что это переживание еще не было столь постоянным, как сейчас.

И, прежде всего: НЕТ НОВЫМ РЕЛИГИЯМ! Нет догмам, застывшим учениям. Избегать — любой ценой избегать того, чтобы это не стало новой религией. Ведь как только это формулируется… изящным образом, который накладывает себя и имеет силу, так С ЭТИМ БУДЕТ ПОКОНЧЕНО.

Такое впечатление, что Он везде-везде-везде, нет ничего иного. А мы не знаем этого, поскольку мы… сжались (я не знаю, как выраз<