Наконец от дикой жары очнулся Анатолий. Он тяжело задышал, и это испугало Светлану, которая чуть вздрогнула, услышав мужчину. Он дернул руками и понял, что связан. Затем он увидел огонь и закричал.

- Где я? Что здесь происходит???

- Тише, - коротко бросилаему Светлана, но Анатолия это не успокоило.

- МЫ УМРЕМ! МЫ УМРЕМ! УМРЕМ, УМРЕМ, УМРЕМ!!!

- НЕТ! Заткнись, ты, слабак! - она хотела ударить его по лицу, но, к сожалению, руки были связаны.

Он перевел дух и тоже хотел заплакать, но слова вырвались раньше слез.

- Прости, Света...

- Я любила тебя. Любила. – С горечью в голосе произнесла женщина и, плача, посмотрела в глаза Анатолию, у которого по лицу теперь тоже струились слезы.

- Я знаю, что я предал тебя, но ты же понимаешь, что я действительно помогал тебе и....

- Да! Ты помогал мне, потому что ИМ это было выгодно!

- ...И я действительно люблю тебя, поэтому, когда я вернулся к ним, я сказал, что не смогу рассказать им, но они заставили... Пытками, угрозами...

- Ты предал меня.

Огонь начал добираться до скамеек, поэтому Анатолий решил высказаться. Он хотел сказать ей это перед смертью.

- Говори, что хочешь, Света, но я люблю тебя, и я готов отдать за тебя жизнь, если придется.

- Придется.

ГЛАВА 22. «ОГОНЬ И НОЖ».

Уткин со страхом наблюдал за подступающим все ближе и ближе к ним огнем, пока Виктор тщетно пытался развязать веревку, которая все никак не поддавалась и выскальзывала из дрожащих пальцев, пытавшихся до нее дотянуться. Он пробовал разрезать ее путем трения о сиденье скамьи, но это тоже не давало абсолютно никаких результатов. Лисичкина уже чувствовала, как жар, исходящий от пламени, нагревает пол под ее ногами, и всеми силами пыталась освободиться, дергаясь и ерзая на молитвенной скамье.

- Мы умрем, Господи! - простонал Павел, и слезы снова заструились по его раскрасневшимся щекам. - И дернул же меня черт согласиться на это задание ради повышения! Сидел бы себе в редакции и попивал спокойно чай, нет, надо было хорохориться перед начальником... - Журналист уже начинал злиться на самого себя, что еще больше его раздражало. - Посмотрел бы я на него, как бы он сам тут сидел на этом месте, идиот!

- Вот такого Уткина мне привычнее видеть, - пытаясь отшутиться и отвлечься от скорой гибели, сказала Светлана. Анатолий рядом с ней пытался вытащить из кармана кожаной куртки нож, чтобы перерезать веревки, но его руки никак не могли дотянуться, и он, тяжело дыша, уже хрипел от безуспешных усилий, проделываемых им без передышки. На что только не готов пойти человек ради собственного спасения, но Анатолий делал это не для себя: он хотел, чтобы Светлана жила. Он помнил предсмертные крики ее ребенка, задыхающегося в дыму поглощающего амбар пожара, помнил, как вырывалась у него из рук и рыдала в истерике Лисичкина, помнил, каким осуждающим и презирающим взглядом посмотрел на него этот молодой детектив... Все они были, в конце концов, просто потерянными душами, все, кто затеял этот призыв Дьявола, и Анатолий в том числе: они хотели лучшего, но в итоге разрушили жизни всем: и себе, и тем, кого любили больше самих себя.

Внезапно Виктор громко вскрикнул, оборачиваясь к Уткину, который вздрогнул от его сиплого голоса, раздавшегося прямо у него над ухом:

- Черт возьми! Кажется, я придумал! Уткин, ноги на земле стоят?

- Стоят... - неуверенно ответил тот, все еще не понимая, к чему клонит Снегирёв. Тот продолжал.

- Сейчас собери всю волю и силы в кулак и пытайся подняться. Слышишь меня? Мы можем сдвинуть эту чертову скамейку ближе к огню, чтобы он сжег часть дерева и веревки, которые нас к нему привязывают. А потом уже освободим остальных. Понял меня?

Уткин, тяжело сглотнув, кивнул и попытался подняться на ноги. Первая попытка провалилась. Скамья была не настолько и тяжелой, но двигать ее со связанными руками и ногами представлялось Павлу практически неосуществимым. Виктор, напрягшись всем телом, хрипло застонал, пытаясь поднять свой конец и, согнувшись почти напополам, оторвал лавку от раскаленного пола.

- Сейчас будет легче, быстрее поднимай! Я один не удержу.

Журналист, вскрикнув от напряжения, пошатнулся и поднялся на ноги, чуть не упав обратно на лавку, но чудом устояв: если бы он не удержал равновесие, Виктор бы упал за ним следом, и все пришлось бы начинать заново.

- Иди к огню! Ты что, хочешь сказать, боишься?! - Снегирёв орал, срывая голос, чтобы Уткин услышал его сквозь треск пламени и звуки разрушающегося здания.

Павел медленно, но уверенно передвигался все ближе и ближе в пламени, которое уже перекинулось на соседнюю к ним скамью для молитв. Он чувствовал жар, исходящий от красного огня, едкий дым щипал ему глаза, он запинался и оступался, пытаясь не свалиться, перед лицом сыпались и прыгали в воздухе ярко-желтые искры, и наконец Уткин смог опустить скамью рядом с огнем.

- Теперь остается только придвинуться поближе, - запыхавшись, сказал Виктор и посмотрел ему в глаза.

- Если не получится - во всем виноват будешь ты, Снегирёв!

Эта угроза показалась детективу настолько детской, что он чуть не расхохотался, но вдруг почувствовал, как пламя начинает лизать ему руки. Уткин вскрикнул от боли и инстинктивно дернулся вперед, но веревка все еще не горела, поэтому бежать ему было некуда, и сдвинуться с места он никак не мог.

- Мы здесь заживо сгорим! - крикнул он, и Виктор содрогнулся от того, сколько настоящей боли было в его голосе.

Светлана, плача, наблюдала за происходящим и просила Анатолия поторопиться с ножом. Мужчина дернулся, и из кармана показалось лезвие. Он попытался достать до него дрожащей рукой, но нож выскользнул и со звоном упал на пол. Лисичкина яростно посмотрела на него и уже хотела начать ругаться, но ее прервал истошный крик Снегирёва, который держался до последнего, но терпеть уже просто не было сил. Пахло дымом, горящим деревом и паленой человеческой кожей. Светлану затошнило. Анатолий во всех красках вспомнил смерть маленького ребенка. Уткин плакал и вырывался из огня, чувствуя, как сзади у него загорается одежда. Страх ядовитой черной змеей сжимал его сердце. Становилось уже трудно дышать, дым заполнял легкие, и Павел задыхался.

- Господи, дай мне сил вытерпеть все это! - крикнул не своим голосом Виктор, и Светлана видела, как по его щекам струились слезы боли и страданий. Он дергался, вырывался, шипел, кричал и стонал, чувствуя, как огонь теперь перекинулся на руки и начинал сжигать веревку. План работал. Кто сказал, что это будет небольно? Оно того стоило.

Веревки на руках Виктора и Павла постепенно чернели и ослабевали, оба готовы уже были потерять сознание от боли, но каждый понимал, что это привело бы их к мгновенной гибели, потому что ничто бы уже не заставило их очнуться. Снегирёв кивнул Уткину сквозь дым, и оба из последних сил дернулись вперед. Веревки порвались, и пламя полностью охватило скамью. Виктор посмотрел на свои руки. Кожа была практически полностью сожжена и слезала лоскутами, ногти почернели от огня, и кровь выступала на ладонях маленькими круглыми капельками, как если бы руки прокололи иглами. Боль была невыносимой, но из последних сил он поднял в руку нож и почувствовал, как он жжет его собственную плоть. Рыкнув, он стал перерезать веревки, спутывавшие Светлану и та, наконец, встала, пошатнувшись и чуть не упав обратно: от дыма она начинала терять сознание. Уткин крикнул:

- С этим что делаем?

- Оставь этого подонка и беги отсюда. Беги!

- Нет! - вскрикнула Лисичкина и умоляюще посмотрела на Виктора. - Нет! Освободите его! К черту все, что было, мы не можем убить человека! Нам хватило жертв.

- А, к черту это все! - срывающимся голом застонал Снегирёв и быстрым рывком перерезал веревки, сдерживавшие Анатолия. Тот мгновенно поднялся и побежал к выходу. Уткин и Виктор тоже разворачивались, чтобы наконец выбраться из почти обрушившейся на них церкви, но Светлана неожиданно для всех кинулась не к дверям, а вглубь, к огню.

- ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ?! - Виктор заорал и закашлялся, вдохнув много дыма. - Уткин, беги отсюда вместе с ним. Беги!