Давление и страх не сломили тебя, и ты научилась вести себя. Наконец-то ты достойна бриллиантов, а не куска угля. Я всегда знал, что ты драгоценный камень под грубой оболочкой.

Аннотация

Представьте, что каждое Рождество вы просыпаетесь и обнаруживаете, что ваш подарок заменен куском угля и запиской от кого-то, кого вы не знаете.

 

Ноэль,

Ты была очень плохой девочкой, и знаешь, что плохие девочки получают уголь в свои чулки. Но, клянусь тебе, под достаточным давлением грязный черный уголь превращается в сверкающий безупречный алмаз. Возможно, плохая маленькая девочка тоже сможет превратиться во что-то прекрасное.

Целую,

Джул.

Оглавление

Пролог. 3

Глава 1. 4

Глава 2. 6

Глава 3. 8

Глава 4. 9

Глава 5. 12

Глава 6. 15

Глава 7. 18

Глава 8. 22

Глава 9. 25

Глава 10. 28

Пролог

Ноэль

25 декабря, Рождество, 7 лет назад

 

Волнение Холли достигает небывалого уровня. Мы знаем, что не можем вставать и издавать хоть звук до восхода солнца, но сейчас праздник, и обе никак не можем заснуть. Я вижу мигание разноцветных огней елки во все еще темном коридоре. Моя кузина хихикает в своей постели, стоящей рядом с моей, а затем садится, шурша перьевым одеялом.

— Мы можем заглянуть в наши чулки, давай же, Ноэль.

По традиции, мы вешаем на каминную мантию чулок, который можно открыть, пока взрослые спят. Зевнув и потянувшись, я сбрасываю с себя одеяло. Холодный пол под моими босыми ногами заставляет меня окончательно проснуться, и я натягиваю на себя пушистый халат, чтобы согреться — декабрьский воздух пронизывает до пят. Худшая часть предновогодних праздников состоит в том, что в это время года в английской сельской местности невероятно холодно. Прошлой ночью Холли молилась, чтобы пошел снег, а я — о тепле, потому что ненавижу мороз. Дрожа, я обнимаю себя руками, а Холли бросается к мантии, с которой свисают наши чулки. На моем вышито имя красной блестящей нитью, а на ее — золотой. Этот цвет ей подходит, потому что в семье она золотая принцесса. Ее волнение не заразно. Я скучаю по родителям и знаю, что не пойду домой после праздников — в этом году все изменилось.

— Что в твоем чулке? Давай, Ноэль, открывай.

Нырнув рукой в свой чулок, доходящий ей до локтя, она достает свои подарки. Мой чулок тяжелый, поэтому я снимаю его и сажусь на коврик рядом с ней. Мы делаем это каждое Рождество с тех пор, как начали ходить, это традиция.

В чулок кладут обычные вещи: плитку нашего любимого шоколада, новые шерстяные панталоны, украшение и маленькую игрушку. В этом году мне подарили крошечную куклу с двумя красивыми платьями в рождественских тонах и красными цветами в ее черных как смоль волосах. Когда я вытряхиваю чулок в поисках остальных вещей, которые, как я знаю, находятся там каждый год, из него выпадает маленькая шкатулка для драгоценностей. Потянув за красную атласную ленту, Холли открывает свою и визжит от восторга, глядя на красивые серьги из серебра, которые в ней лежат. Я откидываю бархатную крышку своей шкатулки, но внутри нее нет никаких украшений, а только грязный кусок угля и маленькая карточка.

 

Ноэль,

Ты была очень плохой девочкой, и знаешь, что плохие девочки получают уголь в свои чулки. Но, клянусь тебе, под достаточным давлением грязный черный уголь превращается в сверкающий безупречный алмаз. Возможно, плохая маленькая девочка тоже сможет превратиться во что-то прекрасное.

Целую,

Джул.

 

Слезы текут по моим щекам как холодные реки, когда я закрываю крышку и швыряю кусок черного угля в стену. Он пролетает над головой Холли, едва не задевая ее. Я не знаю, кто такой Джул, но понимаю, что родные никогда не положили бы мне уголь в чулок. Еще знаю, что не была плохой.

— Что с тобой, Ноэль? — кричит Холли, грозя своим громким голосом разбудить своих родителей и наших бабушку с дедушкой.

— Со мной все в порядке! — огрызаюсь я на нее.

Засовываю содержимое чулка обратно. Я уверена, что это розыгрыш. Возможно, это ее брат так подшутил надо мной.

— Ш-ш-ш, Холли, ты доставишь нам неприятности. Я просто скучаю по своей семье, вот и все.

Вытирая последние слезы, я расправляю плечи и напоминаю себе, что должна оставаться сильной. Я большая девочка и совсем не плохая, ни в чем.

Глава 1

Ноэль

1 декабря

 

Этот гребаный день украшения деревьев вызывает у меня кожный зуд. Еще сегодня на улице жутко холодно, а первое декабря здесь всегда напряженный день. Это начало праздников, и в это время года ко мне возвращаются все мои плохие воспоминания, поэтому мне хочется убить всех, кто распевает гимны или украшает свой дом. Ирвинг Холл — историческое здание, но это также и дом. Каменные стены и просторные залы, уходящие в вечность, — это рождественский холст моей бабушки, которая украшает каждый его сантиметр блестящими рождественскими украшениями.

— Холли приезжает в пять, а Майкл будет здесь на следующей неделе. Он сейчас работает, ты знаешь.

Моя бабушка использует каждую минуту, чтобы напомнить мне, что я еще не решила, что, черт возьми, делать со своей жизнью теперь, после окончания школы — слава Богу за маленькие милости.

— Я знаю, что у него есть работа, бабушка. Я тоже с ним разговариваю.

Она уже носится по дому, как угорелая.

— Успокойся, зачем так носиться? — спрашиваю я, следуя за ней по коридору к главному входу в дом.

Я говорю «дом», но на самом деле это старый замок с длинной скучной историей, каким он был на протяжении сотен лет и что это наше наследие, которое нужно сохранить. На самом деле это холодное, сырое, чертовски старое, плохо спроектированное уродливое сооружение на склоне холма.

— Я жду свое праздничное дерево, а они опаздывают.

Бросив взгляд на часы, я вижу, что сейчас восемь пятнадцать утра. Она сошла с ума.

— Бабушка, сейчас только восемь часов — они не опаздывают, — говорю я, когда она распахивает огромные деревянные входные двери. Как только она это делает, метель снаружи залетает в дом и проносится по холлу, неся с собой стужу и мокрый снег, а бабушка стоит, нетерпеливо топая ногой в ожидании прибытия огромного дерева. Ледяной воздух кусает меня за щеки, и я быстро оставляю ее стоять там и мерзнуть одну.

 

***

 

Декабрь вызывает у меня тревогу.

Острое ощущение, которое сопровождает приезд всей семьи Ирвингов, означает, что Сочельник, чулки и тот таинственный кусок угля, который ежегодно заменяет мне мои ювелирные украшения, все ближе. В первый год я думала, что это Майкл подшучивает надо мной, но он никогда ничего не говорил. В следующем году повторилась та же история с запиской и куском угля. Первые несколько лет я была в шоке и думала, что меня наказывают, но никто не говорил ни слова и не выглядел так, будто шутил. Когда мне исполнилось тринадцать, я украла у дяди шесть энергетических напитков и не спала всю ночь, желая поймать того, кто подкладывает мне уголь, но никто не заходил в нашу комнату, кроме бабушки, которая и повесила чулки на камин.

В очередном году я нашла чулки за две недели до Рождества — в огромном доме находилось множество тайников, а бабушка была находчивой старушкой, но после нескольких часов поисков мне все-таки удалось их найти. Открыв свою шкатулку, я увидела внутри жемчужный кулон. Никакого угля и записки не было. Словно ястреб я наблюдала за комнатой каждую свободную минуту. Никто не входил и не выходил из нее. Ночью я кралась по коридору и спала у двери. К тому времени, когда наступил канун Рождества, я была настолько измотана, что думала, будто сошла с ума. Холли все каникулы рассказывала о каком-то парне из своего университета, какой он красивый, как нравится всем девочкам, как держал ее за руку. О. Мой. Бог. Я хотела убить ее. Она писала ему письма и заставляла меня идти с ней до почтового ящика, который находится примерно в километре от дома. Ненавижу зиму, промокшую обувь и прогулки.

Снова получив уголь в чулке, я решила перестать искать виновного. Вероятно, это была Холли или кто-то еще в доме. Два года назад, когда я открыла шкатулку, кусок угля был намного меньше, чем те, что были в прошлые годы, а записка была написана гораздо аккуратнее и на дорогой тисненой бумаге. В нижнем левом углу золотым фигурным шрифтом были выбиты инициалы Д.Ф. В конце концов, устав хранить этот гребаный секрет, я наконец-то все рассказала Холли, и она стала одержима поиском виновника. В прошлом году она была похожа на сыщика, рыскающего по дому и прилегающей территории.

Взяв книгу с прикроватной тумбочки, я удобно устраиваюсь на подоконнике. Мокрый снег, падая, липнет к стеклу, и я наблюдаю, как рабочие затаскивают в дом рождественскую елку в натуральную величину. В это Рождество мне так сильно хочется уехать, оставив загадку угля и всю печаль, связанную с этим, позади. У моей бабушки случился бы сердечный приступ, если бы хоть один человек пропустил Рождество — это был единственный раз в году, когда то, что ты хотел сделать, не имело значения. Ты делал то, что она хотела от тебя.

 

***

 

— Ноэль! — кричит Холли, бросаясь к подоконнику, на котором я, должно быть, задремала со своей книгой.

— Ты здесь, — обнимаю я ее в ответ.

У меня нет ни родных братьев и сестер, ни родителей, поэтому Холли — самая близкая мне сестра. Смеясь, она падает на пол и пытается вырваться из моих объятий.

— Где же, черт возьми, мне еще быть? — отвечает она, сидя на полированном деревянном полу.

— Хотела бы я быть где угодно, но только не здесь, — говорю, и в моем голосе проскальзывает грусть.

— Ну, теперь я здесь, так что будет весело. А мой брат пригласил двух своих коллег по работе, — подмигивает она.

Некоторые вещи не меняются: она всегда будет гоняться за прекрасным принцем.

— Ты же знаешь, что твой брат бухгалтер, поэтому они будут толстыми, бледными очкариками, — фыркаю я.

— Я могу жить надеждой. Не разбивай мои мечты однажды влюбиться.

В зеленых глазах Холли танцует озорство, а ее рыжие локоны подпрыгивают, когда она смеется. Взобравшись на подоконник, она садится напротив меня и прислоняется к стене.

— Так мы собираемся найти угольного преступника в этом году?

— Честно говоря, не знаю, беспокоит ли меня это.

Я просто хочу, чтобы этот месяц быстрее прошел, часы пробили полночь нового года и праздники закончились.

— Бабушка уже говорила тебе? Мы получили приглашение на костюмированную рождественскую вечеринку в замке Лох.

Видела это приглашение и широкую улыбку бабушки, вызванную им.

— Ага, — закатываю я глаза. — Даже не знала, что там кто-то живет.

Никогда не замечала никого на востоке. Замок Лох — наш единственный сосед, и за одиннадцать лет на его территории не был замечен ни один человек. Я ходила в школу в городе, а это полтора часа езды в одну сторону, и уверена, что других детей из нашего маленького деревенского захолустья там не было.

— Какая разница, мы нарядимся, наденем маски и будем танцевать всю ночь. Это будет волшебно.

Она думает, что жизнь — одна большая сказка. Закатив глаза, я качаю головой.

— Надеюсь, завтра будет ясная погода, и мы сможем прогулять лошадей.

— Обещали, что такая погода продержится всю неделю, так что не надейся. Думаю, сегодня тоже должен пойти снег.

Холли страдальчески стонет, а я совершенно не против остаться дома.

— Нам лучше пойти и помочь бабушке, пока она не пришла за нами, — говорит сестра, когда из холла до нас доносится голос бабушки.

 

***

 

Приятно, когда дома Холли. Она вдыхает жизнь в холодный уставший дом, который мы украшаем. Декораций так много, что, уверена, в остальное время года они заполняют целую комнату. Мишура, фонарики и блестящие стеклянные шарики — их сотни, и все они разложены по цветам в коробки. В воздухе витает запах свежесрезанной сосны, смешиваясь с пряным ароматом праздников. Во всем для меня чувствуется зловещее предчувствие. Ароматы корицы и хвои терзают меня, а яркий свет вызывает головную боль, но смех и шалости Холли всегда заставляют меня чувствовать себя лучше.

Праздничная музыка наполняет дом раздражающими мелодиями, которые застревают у тебя в голове и заставляют постукивать ногой в такт.

После стремительного превращения нормальности в безумие, украшенное мишурой, которым является Рождество в нашем доме, и очень тихого ужина, мы уходим в свою комнату. Разжившись закусками и бутылкой дешевого игристого вина, мы удобно устраиваемся у камина, готовые к ночи наверстывания упущенного и ее диким университетским историям.

Холли болтает о парнях, вечеринках и сексе до тех пор, пока мы не засыпаем с ней на одной кровати, а комната освещается гаснущим огнем в камине.

Глава 2

Ноэль

7 декабря

 

Голоса, смех и радостные звуки наполняют дом, а мы еще даже не встали с постелей. Сегодня утром приехали мои тетя и дядя. Из окна наверху я вижу их машину, стоящую перед домом. Дождь со снегом перешел просто в снег, и мир укрывается одеялом из низко летящих белых и серых облаков, быстро движущихся по холмам вдали, а деревья гнутся на ветру.

— О-о-ох, — стонет Холли, лежа в постели, и прикрывает глаза. — Почему ты не спишь и, ради бога, закрой эти проклятые шторы.

— Твои предки здесь. Приехали с утра пораньше.

Она садится, ее волосы в беспорядке, а вчерашний макияж размазан по всему лицу.

— Черт, ну почему так рано..

Откинувшись назад, Холли натягивает одеяло прямо на голову, и сквозь него до меня доносится приглушенное бормотание.

— Скажи им, что я еще сплю.

Я не встаю со своего места на подоконнике и наблюдаю за меняющейся погодой и днем, пытающимся прорваться сквозь густые дождевые облака. Туманная морось ложится на окно, капли стекают по стеклу, а дом окутывается облаками так низко, что кажется, будто они несутся по земле. Земля и машина внизу полностью исчезают под ними, а серое одеяло заставляет меня задыхаться от тяжелой грусти. Машина моих родителей не подъедет к дому. Этого никогда не будет.

В конце концов, аромат жарящегося бекона выводит меня из меланхолии и, следуя за своим носом и рычащим животом, я спускаюсь вниз. Я все еще в пижаме, уже играет рождественская музыка, и, когда вхожу в столовую, меня встречает лучшая фальшивая улыбка бабушки. Она не в восторге от того, что я не одета, но в компании не осмеливается сделать мне замечание по этому поводу.

— Доброе утро, — смущенно говорю я, замечая в столовой Майкла со своими гостями. Я чувствую жар, и мои щеки становятся ярко-красными.

— Ноэль, дорогая.

Тетя обнимает меня тощими руками, и ее жесткие холодные объятия мало помогают мне почувствовать себя уютно.

— Садись, кушай. Где Холли?

— Она еще спит, — отвечаю я и беру тарелку из буфета. — Вы можете попытаться разбудить ее на свой страх и риск.

С тарелкой, полной бекона и теплых тостов, я сажусь рядом со своим кузеном и его друзьями.

— Привет, Майкл.

Он от природы застенчив, а потому краснеет.

— Привет, я Роксана, девушка Майкла, а это наш коллега по работе, Вятт.

Я хихикаю про себя.

— Привет, — глядя на Майкла, говорю я.— Твоя сестра будет так разочарована. Она была уверена, что ты привезешь с собой двух завидных женихов.

Майкл качает головой. Вятт, который настолько бледен, что кажется почти прозрачным, выглядит смущенным, и я думаю, что обидела Роксану.

— Майкл, разбуди свою сестру, пожалуйста.

Моя бабушка вскакивает со своего места в конце стола. Дедушка зарылся с головой в газету, а мой дядя сгребает еду в рот так быстро, что я жду, когда подавится. Моя тетя, страдающая анорексией, возит свою еду по тарелке, а кузен протискивается мимо нее, чтобы пойти за Холли.

 

***

 

После немного неловкого завтрака старшее поколение покидает столовую и исчезает в библиотеке и гостиной, чтобы поговорить о бизнесе и политике, оставив нас с Холли, Майклом, Роксаной и Вяттом.

— Чем вы сегодня будете заниматься? — спрашивает Холли у них троих.

— Заедем ненадолго в город — я хочу кое-кого навестить, — и вернемся к ужину. А чем будете заниматься вы? — спрашивает Майкл.

Холли выглядит разочарованной.

— В такую погоду мы точно не поедем в город. Если прояснится достаточно, тогда мы можем покататься на лошадях, если же нет, тогда ничего интересного: свидание с «Нетфликсом» и камином.

Мне больше всего нравится ее вторая идея. На улице холодно и сыро — две вещи, которые меня действительно не привлекают.

Как только они выходят из столовой, Холли начинает нетерпеливо подпрыгивать на своем стуле.

— Давай найдем наши чулки. Никто из них сегодня не сделает лишнего движения — мои родители вели машину, поэтому они измотаны, а старики будут заняты ими.

Внезапно ее возбуждение становится заразительным.

— Как ты думаешь, куда она их положила?

Моя бабушка хитра и коварна. Она знает, что мы подглядываем за ней, поэтому никогда не прячет чулки в одно и то же место. Полагаю, каждый раз это развлекает нас на несколько дней.

— Видит Бог, она подлая старая летучая мышь. Хотя, я думаю, их прячет дед, он тот еще тихоня, — подмигивает Холли, и мы отправляемся на поиски рождественских подарков и чулок.

 

***

 

Мы их не находим, и к моменту послеобеденного чая нам становится скучно. Дождь со снегом прекратился, и мы можем идти в конюшню. Даже тепло одетую меня пронизывает холодный воздух, влага оседает на моей коже, а из носа течет с каждым выдохом.

— Это глупо, сейчас холодно, Холли. Давай вернемся в дом.

— Я с ума сойду, застряв там на целый месяц. Это не так уж плохо, Ноэль, не ной.

Сердито фыркаю, но продолжаю идти по зеленой лужайке, которая летом выглядит безупречно. Теперь же это мокрый снежный беспорядок, хлюпающий под каждым моим шагом. Низ штанов промокает и липнет к ботинкам и ногам, отчего мне становится еще холоднее. Большие деревянные двери конюшен открываются, и, как только мы оказываемся внутри, ветер прекращает наступление на мое бедное лицо. Лошади нас чувствуют, и я слышу, как они передвигаются по конюшне, шелестя свежим сеном, лежащим под их копытами, и ржут. Пахнет кормом и конским навозом, но мне это нравится. Конюшня — мое убежище, когда не холодно. Летом я провожу здесь с лошадьми все свое время, они мне нравятся больше, чем люди.

— Ш-ш-ш, — шепчу я своей любимой кобыле, Бренди. Она ведет себя беспокойно, так как из-за непогоды ее не выпускают наружу. — Я знаю, это нехорошо.

Открыв дверь стойла, я вхожу к ней, беру щетку и, медленно, не торопясь, прохаживаюсь по ее бокам, наслаждаясь этим моментом. Теперь, когда в доме много людей, у меня вряд ли найдется время побыть с ней наедине.

— До твоего дня рождения осталась неделя, — говорит Холли, пока я ухаживаю за лошадью.

Мне повезло родиться в декабре, прямо перед Рождеством, из-за чего мои родители дали мне глупое рождественское имя (прим.: имя Ноэль с фр. означает «Рождество»).

— Чем ты хочешь заняться? Выйдем куда-нибудь или устроим вечеринку?

— Вечеринку для кого? Боже, я не хочу ничего устраивать, Холли. Пожалуйста, не начинай сейчас.

— Давай, Ноэль, тебе исполняется восемнадцать. Мы должны что-то устроить.

— Нет, не должны, — сердито смотрю я на нее.

— Поедем поужинаем в городе, только мы и Майкл.

— Я не хочу, Холли. У меня нет желания столкнуться с кем-нибудь из школы. Я просто хочу остаться дома.

Хотя она как собака, вцепившаяся в кость, ни за что не отступится от этого.

— Ну же, Ноэль, ты не можешь прятаться здесь вечно. Ты должна выйти и пожить немного.

В некоторые дни я хочу, действительно хочу этого, а в другие вспоминаю, что мне лучше оставаться здесь. Я чувствую слишком большое беспокойство, когда выхожу куда-нибудь.

Глава 3

Ноэль

14 декабря

 

С восемнадцатилетием меня.

Я просыпаюсь раньше всех в доме. Каждый год я делаю одно и то же — открываю коробку памяти и вынимаю последнюю поздравительную открытку, полученную от мамы и папы. На обложке нарисован плюшевый мишка с большой цифрой шесть. Блестящая розовая надпись «С днем рождения» со временем тускнеет, как и воспоминания о них. Открытка все еще слабо пахнет духами мамы. Холли шевелится в своей постели, и я прячу ее обратно в коробку, закрываю и убираю обратно в нижний ящик комода.

— С днем рождения, — бормочет она из-под одеяла, под которым пытается спрятаться от дня, медленно вползающего в окна.

— Спасибо, — шепчу я в ответ

Натягиваю свое одеяло повыше, чтобы скрыть угрожающие пролиться слезы. В такие дни, как сегодня, чувство моего одиночества усиливается. Быть сиротой причиняет невыносимую боль в те дни, которые раньше были особенными, и делает их теперь мрачными и грустными.

— У меня есть кое-что для тебя, — говорит она, бросаясь с кровати к шкафу в углу.

Шаря рукой среди одежды и обуви, она вытаскивает коробку, завернутую в розовую бумагу, с таким огромным блестящим синим бантом наверху, что из-за него ее лицо едва видно. Идя назад, она спотыкается о коврик между нашими кроватями и практически швыряет коробку в меня. Смеясь над ее несчастьем, я хватаю тяжелую коробку, а она восстанавливает равновесие.

— Ты растяпа, — смеюсь я над ней. — Спасибо.

Она всегда дарит мне подарки, и это самый первый подарок, который я открываю каждый год. Обычно это также самый лучший подарок, который я получаю, потому что на самом деле Холли, благослови ее Господь, знает меня лучше, чем кто-либо.

— Надеюсь, тебе это понравится.

Холли садится на мою кровать, скрестив ноги, и в ее глазах светится нетерпение, когда я разрываю бумагу, желая поскорее добраться до содержимого коробки. Раскрыв ее, я вижу, что вся она заполнена моими любимыми вещами: календарь с лошадью на новый год, новая книга моего любимого автора, фланелевая пижама, прикольная канцелярия и мои любимые сладости.

— Почему бы нам не поехать в город и не купить платья для сегодняшней рождественской вечеринки? Проветримся немного. Это будет весело, и, держу пари, мы сможем заставить бабушку заплатить в честь твоего дня рождения, — подмигивая, говорит она.

 

***

 

После завтрака и открытия новых подарков мне доставляют посылку, которую я не ожидала. Все, кого я знаю, и кто мог бы сделать мне подарок, находятся в комнате рядом со мной, и я уже открыла их. Играет праздничная музыка, когда Майкл заносит посылку в дом.

— От кого это? — спрашиваю я, когда он протягивает ее мне.

— Они не сказали. Коробка весит целую тонну.

Взяв посылку в руки я, едва не падая от тяжести, ставлю ее на стол. Все смотрят на меня, и я начинаю нервничать. Квадратная коробка без карточки с именем отправителя, завернутая в кремовую бумагу с золотым тиснением и перевязанная золотой шелковой лентой, пугает меня.

— О, у тебя есть поклонник, о котором мы не знали, Ноэль? — спрашивает дедушка со своего кресла-качалки.

— Если и так, то я тоже ничего не знаю об этом, дедушка, — смеюсь, пытаясь отбросить дурное предчувствие.

— Тогда открой ее, — говорит тетя, которая не может сдержать своего любопытства.

Холли смотрит на меня большими глазами, будто я солгала или хранила от нее какой-то секрет. Покачав головой, я тяну за конец ленты, и аккуратно завязанный бант развязывается. Плотная бумага не рвется, поэтому мне приходится снимать ее по кусочкам, отрывая скрепляющий ее скотч. Под бумагой я вижу черный ящик, он тяжелый и, возможно, сделан из дерева. Латунная защелка удерживает его крышку закрытой.

По-прежнему нет ни записки, ни карточки. Мои ладони потеют, и я чувствую, что мой рот пересох. Все это не кажется мне правильным. Мой пульс учащается, когда я, подняв защелку, открываю ящик.

— Что там? — нетерпеливо спрашивает Холли.

Сверху лежит карточка, тисненую бумагу которой я сразу узнаю. Весь мир останавливается, я даже не слышу музыку или вопросы.

 

Ноэль,

С днем рождения.

Целую,

Джул.

 

И все, больше ни одного слова. В ящике лежат все мои украшения, которые ежегодно меняли на уголь. Захлопнув крышку, я кричу, слезы заливают мое лицо.

— Это уже не смешно! — подняв тяжелый ящик, я выбегаю из комнаты, оставляя всех сидеть с отвисшими челюстями в растерянности. — Холли! — кричу я на ходу, чтобы она следовала за мной.

Закрывшись в моей комнате, я открываю крышку и показываю ей содержимое ящика.

— Какого хрена, Ноэль? — спрашивает она, глядя на меня. — Теперь это становится странным. Думаю, мы должны рассказать об этом кому-нибудь, и под «кем-то» я подразумеваю полицию.

— Что я им скажу? Что кто-то крал мои драгоценности, а взамен я получала уголь, и это продолжалось одиннадцать лет, но не волнуйтесь, воры все вернули? Они подумают, что я сумасшедшая, Холли. Возможно, все кончено, возможно, если они все отдали, то этой дурацкой игре пришел конец.

Задыхаясь от непролитых слез, я молча молюсь, чтобы она просто заткнулась и отпустила это. Возможно вор, кем бы он ни был, действительно отказался от этой нелепой ежегодной шалости. Мне достаточно сложно спать по ночам и без этой рождественской игры. Все говорят, что я в порядке, что в безопасности здесь, в Ирвинге, но я знаю лучше. Буду старой затворницей, которая не сможет покинуть дом без парализующего страха, который будет заставлять меня бежать обратно внутрь.

Глава 4

Ноэль

16 декабря

 

— Солнце уже взошло, поехали кататься. Ну, давай же.

Холли пристает ко мне с самого дня рождения, но я не хочу ничего делать и никуда ехать. Мои мысли заняты совсем не этим. Чтобы объяснить мою вспышку гнева семье мы сказали, что надо мной жестоко подшутили одноклассники. В школе надо мной так издевались, что никто не усомнился в этом. Мой дядя спросил, должен ли позвонить в полицию, но я сказала ему, что это была просто глупая детская шалость, и, к счастью, он не стал настаивать. И мы все еще не нашли чулки этого года, несмотря на то, что еще два раза полностью обыскивали дом.

В доме пахнет корицей и гвоздикой. У бабушки и тети на сегодняшней повестке дня выпечка, и я решаю, что покататься с Холли будет менее мучительным, чем провести день под их ястребиным взглядом.

— Ладно, поедем. Я могла бы подышать свежим воздухом. Рождество душит меня здесь.

Она хихикает, и мы надеваем одежду для верховой езды и обуваем ботинки. Проходя мимо кухни, мы говорим бабушке и тете, куда направляемся.

— Шлемы, — все, что говорит моя бабушка, когда мы проскакиваем мимо двери в надежде на то, что нас не остановят.

— Да, бабушка, — стонем мы хором, выходя из дома.

Несмотря на ярко светящее солнце на улице холодно, а тающий снег превратил лужайки в грязный беспорядок, поэтому мы направляемся по длинной тропинке, которую уже расчистил для нас какой-то несчастный. Пока мы идем, я вдыхаю холодный воздух, чувствуя, как с меня спадают оковы, и желание просто уехать от всего дразнит меня. Удаляясь от дома, я перестаю чувствовать напряжение, связанное с Рождеством, и страх, который поселился в моем животе, уходит. На какое-то время я перестаю думать об угле или своих появившихся украшениях.

— Здравствуйте, дамы, — приветствует нас один из грумов, когда мы входим в конюшню. — Собрались прокатиться? Разрешите приготовить для вас лошадей.

Я вижу, как Холли осматривает его. На хорошо сложенного молодого человека приятно посмотреть, и на ее лице возникает выражение, говорящее, что он попал.

— О, привет. Как тебя зовут? — спрашивает она, неторопливо к нему подходя. — Меня зовут Холли, а это Ноэль, — она указывает на меня, но уже привлекла его внимание, поэтому я просто иду в сбруйный сарай, чтобы взять свой шлем и седло.

— Я знаю Ноэль, уже давно здесь работаю, — отвечает он Холли, но парень отвлекся, а я не хочу ждать целый день, чтобы покататься. Скоро снова пойдет дождь. К тому времени, как я оседлала Бренди и подготовила ее к поездке, они все еще разговаривают. У Холли на щеках румянец, а парень смотрит в пол между ними. О, теперь она будет кататься исключительно на нем.

— Увидимся позже, Холли, — говорю я, ведя свою лошадь мимо них.

— Нет, подожди, Ноэль.

Она делает вид, будто сейчас закончит беседу, но я просто закатываю глаза. Знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что трахнуться с сексуальным грумом для нее гораздо важнее, чем покататься со мной по холоду.

— Все в порядке, Холли. Увидимся позже.

 

***

 

Чем дальше я удаляюсь от дома, тем лучше себя чувствую. Начинает опускаться туман, но, несмотря на холод, еду все дальше и дальше. Когда мы достигаем берега соседского озера, я останавливаюсь, чтобы дать Бренди попить. Темный каменистый берег черный как ночь, а вокруг всего водоема лес. На ветвях некоторых деревьев остался лежать снег, превращающий зеленый цвет в сверкающе-белый.

На холме неподалеку я вижу замок, башни которого взмывают в небо, и чувствую себя так, будто попала в фильм о графе Дракуле. Дрожа, я подхожу к своей лошади, и от неприятного ощущения, будто за мной наблюдают, волосы на моей шее встают дыбом. Оглядываясь вокруг, я ищу движение в темном кустарнике, но я одна. Снова посмотрев на зловещее здание, я вижу его — темный силуэт на самом высоком балконе. Но меня беспокоит не сам человек, а телескоп, в который он смотрит.

Я оттаскиваю лошадь от воды к линии деревьев, чтобы укрыться. Черт. Ездила по этому пути много раз и никогда не чувствовала себя так, уж тем более не видела человека в замке. Фактически, была уверена, что его забросили, и он населен привидениями. На Хэллоуин мы слушали самые изощренные истории в исполнении Майкла об этом замке и его привидениях и о целой семье, уничтоженной чумой и всеми видами ужасных болезней.

Приглашение на рождественскую вечеринку в этот замок мне казалось странным, но теперь я чувствую легкую тошноту и беспокойство от перспективы войти в его ужасающие, вызывающие озноб стены.

Этот человек шпионит за мной? Он видел меня купающейся в озере? Вскочив на Бренди, я стремительно еду обратно. Растаявший снег делает тропинки опасно скользкими, но что-то позади нас, в тени деревьев, кажется, имеет глаза. Из-за страха и беспокойства мне трудно дышать, моя грудная клетка словно скована, и, когда мы подъезжаем к концу леса, я чувствую себя полностью истощенной.

Открывающийся моему взгляду дом приветствует меня своей мнимой безопасностью, но темный страх перед тем, что внутри, заставляет меня просто оставаться здесь, в подвешенном состоянии между призраками леса и домом с привидениями, который я называю своим домом.

Направляясь к конюшне, я вытираю мокрые щеки — смесь испуганных слез и влаги в воздухе. Солнце скрылось за грозным серым облаком, легкость дня исчезла, снова поглощенная тяжелым унынием зимы. Спешившись, я завожу Бренди обратно в конюшню, пытаясь взять себя в руки, мысленно объясняя свои эмоции временем года. Мой сосед в действительности не должен так сильно меня беспокоить. Почему я чувствовала, будто за мной гонятся? Думаю, я схожу с ума.

Когда я подхожу к конюшне один из грумов, который работает у нас много лет, Десмонд, забирает у меня Бренди.

— Я уже почистил ее стойло и приведу в порядок для тебя, Ноэль.

— Холли все еще здесь или уже вернулась в дом? — спрашиваю я, вручая ему поводья.

— Думаю, ты можешь найти ее в старом амбаре, — отвечает Десмонд, покраснев, как свекла, и смотря куда угодно, только не на меня.

Кивнув головой на следующее здание, он устремляется прочь с моей лошадью. Сняв шлем, перчатки и куртку для верховой езды, я оставляю их в сбруйном сарае и иду, чавкая ботинками по грязи, в старый амбар, чтобы найти свою кузину.

Амбар существует сотни лет, и на самом деле вообще не используется в качестве амбара. В нем стоит несколько коллекционных ретро-автомобилей дедушки и живут дикие кошки. Корм для лошадей хранится в дальнем конце постройки, стропила которого украшены паутиной и в такую погоду сосульками. Боковая дверь не заперта, и я проскальзываю внутрь, запустив с собой порыв ветра.

Оранжевый свет от старых масляных ламп превращает пыльное пространство в золотое. Я закрываю за собой дверь. Старые Роллс-Ройсы, которые, уверена, больше не ездят, по большей части закрывают мне обзор, но я вижу их.

Одежда Холли разбросана вокруг, ее красный шарф, блузка, ботинки и носки валяются посреди грязи и пыли. Вместо ее обычно хихиканья слышны мягкие стоны и отчетливый звук удара плоти о плоть. Черт. Я прикрываю рот рукой, чтобы не сказать этого случайно вслух. Грум, прижав Холли своим телом, имеет ее на откидном кузове старого красного грузовика. Мне нужно уйти, но я не могу отвести от них своего взгляда. Он яростно врезается в нее, а веки ее закрытых глаз дрожат. Зависть возникает во мне, когда я смотрю, как они трахаются и ведут себя, как дикие животные. Когда они заканчивают, парень встает на колени, и я могу полностью рассмотреть его обнаженное тело, втайне жалея, что не была на месте Холли.

Прежде чем меня увидят, я выскальзываю за дверь. Повернувшись, чтобы пойти домой, я вижу Десмонда, стоящего передо мной. Внезапно он выглядит менее дружелюбным, чем раньше.

— Неплохое шоу, верно? — спрашивает он, делая шаг ко мне, отчего я вжимаюсь в дверь амбара. — Заставляет хотеть делать непристойные вещи.

Схватив себя за промежность, он медленно окидывает меня взглядом.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Отойди, пожалуйста, мне холодно, и я хочу вернуться в дом.

Он отходит в сторону, но от его взгляда у меня бегут мурашки по коже. Мне хочется кричать, будто на меня напали, но вместо этого я бегу трусцой по мокрой скользкой лужайке к дому. Не совсем готовая к встрече с семьей, я проскальзываю через черный вход к задней лестнице, и бросаюсь в свою комнату.

 

***

 

Я сижу на подоконнике и смотрю на соседский дом, виднеющийся вдалеке. Частично он скрыт низко висящими облаками, и расположен слишком далеко, чтобы увидеть, наблюдает ли тот человек за мной по-прежнему. Паранойя крепко держит меня за горло, когда я пытаюсь подавить страх того, что за мной следят. Странное поведение Десмонда только усугубило воображаемую угрозу в моей голове.

Что самое забавное в детских травмах, так это то, что они никогда не оставляют вас в покое. Вы всегда беспокоитесь, что с вами или вашими близкими случится что-то плохое. Меня привезли сюда, чтобы обезопасить, но сегодня я чувствую себя далеко не в безопасности.

День медленно подходит к концу, и я почти не могу дождаться, когда солнце сядет и скроет от меня это здание. Возможно, тогда мой пульс замедлится и эта тревожная тошнота пройдет.

В комнату врывается Холли, ее волосы растрепаны, а помятая одежда вся в пыли и, вероятно, паутине. На ее щеках играет румянец, а глаза сверкают, как у кошки, наевшейся сливок.

— Не знала, что ты вернулась. Ты должна была найти меня.

— Я и нашла, — отвечаю, краснея я. — Ты была... э-э-э... занята, — иронически приподняв бровь, я встаю с подоконника.

— О Боже, ты все видела! Подлая сучка, держу пари, ты наблюдала за нами. — Я просто качаю головой. — Одевайся — Хамфри пригласил нас выпить со своими друзьями в городском пабе.

Я разразилась безудержным смехом.

— Его зовут Хамфри? Ты издеваешься? Большого мускулистого грума зовут Хамфри (прим.: с англ. Humphrey, корень слова hump на слэнге означает «трахаться», «совокупляться»)?

Не в силах ничего с собой поделать, я едва не писаюсь от смеха, слезы катятся по моему лицу, и теперь Холли смеется вместе со мной. Но под всем этим все еще скрываются страх и паника.

— Я в порядке. Вы с Хамфри можете пойти выпить. Я не в настроении ехать в город.

— Твою мать, Ноэль, одевайся! Ничто не убьет тебя, и я не позволю этим мудакам из школы даже приблизиться к тебе, но, да поможет мне Бог, я таки заберу тебя с собой.

— Холли, пожалуйста, — настаиваю на том, чтобы остаться дома.

— Нет, я хочу, чтобы у тебя была жизнь вне этого грустного, холодного места, и ты должна увидеть, что действительно можешь иметь такую жизнь. — Она сейчас просто в бешенстве, и я не могу этого понять. — Переодевайся, мой брат со своими друзьями тоже едет.

Прекратив дальнейшие пререкания, я встаю и иду в душ. О