Натуралистическо - прагматический тип этических теорий.

К натуралистическо-прагматическому тину этических теорий можно отнести цинизм и гедонизм в античности, учения о естественности человеческой природы, нрава, морали в Новое время (Т. Гоббс, Дж. Локк, Д. Юм), социал-дарвинизм, эволюционизм в этике XIX в. (Ч. Дарвин, Г. Спенсер), прагматизм, утилитаризм (И. Бентам, Дж. Ст. Милль), социобиологизм (3. Фрейд, Ф. Ницше и др.) и социоцентризм (О. Конт, К Маркс, Э. Дюрк- гейм и др.).

В рамках данной традиции поступки и поведение человека рассматриваются в зависимости от необходимости удовлетворения его естественных, как правило, биофизиологических, потребностей. В рамках этой традиции отрицается существование вечных, неизменных и абсолютных моральных принципов и норм. Считается, как правило, что они относительны, вырастают из насущных потребностей и постоянно изменяются в процессе их удовлетворения. Неизменными остаются только стремление человека к удовлетворению своих потребностей и сопровождающее этот процесс чувство удовольствия. В современной социологии те, кто стремится к удовлетворению своих, как правило, растущих потребностей, образуют специфическое сообщество индивидов, получившее название «общество потребления».

К представителям потребительской морали относился, например, Г. Спенсер. Он видел основной закон жизни в приспособлении живых существ к условиям среды. Этим, по его мнению, достигается не только сохранение индивида и рода, но и полнота жизни, т.е. максимум удовольствий, что и есть искомое счастье. Какое — правильное или неправильное — поведение сообразуется с достижением такого счастья, нс имеет значения. Счастье — это высшее благо, максимум удовольствия для наибольшего числа людей. Моральные принципы так же, как и виды живущих существ, проходят через сито естественного отбора.

В рамках социоцентристских теорий на первый план выдвигаются нс биофизические потребности, а потребности социальные, и прежде всего экономические, товарно-денежные. Экономико-финансовые отношения рассматриваются как основные средства удовлетворения биофизических потребностей. Они составляют ближайший к поступку комплекс мотивов любой человеческой деятельности. Например, в марксизме все человеческие отношения, включая и морально-нравственные, базируются на экономическом фундаменте, на удовлетворении материальных потребностей и на финансовых интересах. Именно они становятся критериями моральности поведения и составляют содержание понятия «польза». Понятие «благо» упрощается, освобождается от какого-либо сверхчувственного содержания и наполняется единственно значимым смыслом, коим является экономическая польза. Элементарная логика и несложные экономические расчеты неизбежно приводят к выводу, что больные, люди с хроническими заболеваниями, пенсионеры, инвалиды, их содержание, лечение, финансовое обеспечение — экономическое бремя для общества. Но несмотря на эту «экономическую» логику теоретики натуралистически-прагматиче- ских учений не сбрасывали со счетов проблему справедливости и любви к человеку. О противоречивости подобной логики Вл. Соловьев говорил так: «Человек произошел от обезьяны, поэтому будем любить человека»^[1].

Это фундаментальное противоречие устраняет величайший представитель натуралистическо-прагматической этики Ф. Ницше (рис. 1.2). В его философии логика натуралистической, прагматической этики представлена наиболее последовательно и непротиворечиво. Он предлагает врачам «новую мораль», реализующую исходные принципы прагматизма. В 36-м фрагменте «Сумерек кумиров» Ницше утверждает: «Мораль для врачей. Больной — паразит общества. В известном состоянии неприлично продолжать жить. Прозябание в трусливой зависимости от врачей и искусственных мер, после того как потерян смысл жизни, право на жизнь, должно бы вызывать глубокое презрение общества. Врачам же следовало бы быть посредниками в этом презрении, — не рецепты, а каждый день новая доза отвращения к своему пациенту... Создать новую ответственность, ответственность врача, для всех случаев, где высший интерес к жизни, восходящей жизни, требует беспощадного подавления и устранения вырождающейся жизни — например, для права на зачатие, для права быть рожденным, для права жить... Общество, что я говорю, сама жизнь имеет от этого большую выгоду, чем от какой-нибудь “жизни” в отречении, бледной немочи и другой добродетели...»

Очевидно, что теоретические установки натуралистическо-прагматической этики связаны с современными обоснованиями морально-этической правомерности эвтаназии, экономической и демографической целесообразности прогностического контроля медицинской генетики за «здоровьем населения», рассудочно-бытовой правомерности уничтожения жизни на эмбриональном уровне, превращения здоровья в частную собственность, а медицину — в дело прибыли и дохода.

В рамках данной традиции во второй половине XX в. формируются новые этические стандарты профессиональной деятельности. К ним относятся принципы сторонников эвтаназии: «достойно жить, достойно умереть», «моральность убийства», «моральность отключения жизнеподдерживающей аппаратуры». Критерий «смерти мозга» становится не только медицинской, но и этической санкцией на использование человеческого биоматериала. Технология деторождения (искусственное оплодотворение) становится новым видом медицинского бизнеса. «Рациональное планирование семьи», «генетическая политика», «генетическое наступление» на наследственные заболевания с целью коррекции естественного отбора, пренатальная диагностика с последующим прерыванием проблемной беременности как средство искусственного отбора и борьбы с детской смертностью и т.д. и т.п. Данные этические стандарты преодолевают существующие моральные ограничения, оправдывая и разрешая все, что возможно осуществить с помощью новых биомедицинских технологий и методик. Цель или польза для кого-то оправдывают использование любых новых средств.

Позитивное содержание любой из школ или концепций в рамках данного тина располагается между двумя позициями. Исходной позицией, как правило, является признание первичности природных потребностей или социальных интересов и нужд человека. Именно они служат базисом для череды сменяющих друг друга моральных норм, ценностей и идеалов.

Конечной же позицией, как правило, становится нигилизм, т.е. отрицание абсолютного значения идеального измерения человеческих отношений, т.е. отрицание морально-этических законов. Понятия «милосердие», «любовь», «забота», «сострадание» лишаются самодостаточности и рассматриваются всего лишь как более или менее удачно используемые средства для достижения целей и удовлетворения потребностей соперничающих воль и интересов.

Для натуралистическо-прагматической традиции характерно признание приоритета биофизиологических потребностей и вытекающих из них естественных прав человека. При этом настораживающим фактом является то, что природные потребности, возведенные в ранг высших ценностей, становятся основанием выхода из природной естественности в режим искусственности. Именно это и происходит в либеральной биоэтике, отстаивающей право искусственно создавать детей, когда этого не дает природа; продолжать жить, даже когда природа забирает это право; умереть легко вопреки природным процессам; изменить пол и половые роли вопреки природе; уничтожить жизнь, когда она даруется природой.

Признание наличия связи либеральной биоэтики с натуралистическо- прагматическим сознанием важно для нравственного самосознания медицинского сообщества, особенно учитывая опыт нацистской медицины, когда прагматические интересы нации и науки были поставлены во главу угла медицинской деятельности.

Ф. Ницше называет натуралистическо-прагматическую позицию имморализмом (от лат. im — не и moralis — нравственный), что свидетельствует прежде всего о принципиальных отличиях натуралистическо-прагматического и идеалистически-деонтологического типов морально-этического сознания.