Аррондисмент 20, бульвар Мортье 128

Штаб-квартира СДКЕ

Сентября 1979 года

 

Среди всех разведывательных служб западного мира, французская разведка является из крупнейших – не слишком то заметной, незаметнее, наверное, только МОССАД. Конечно не в своей стране – во Франции о своих разведчиках говорят много и с удовольствием, как и о многих других вещах, ибо французы вообще любят поговорить. А вот в мировых СМИ информация о французской разведке появляется нечасто. Конечно же, обычно освещают провалы – потому что информация об успехах разведки бывает обычно доступна... лет через сто скажем. Никак не раньше. А пока – длинные ряды стальных, с крепкими замками ящиков, находящихся где-нибудь в подвале неприметного здания, где поддерживает постоянная влажность и температура, молчаливо хранят тысячи тысяч историй. Историй о лжи, предательстве, ненависти, смерти. Истории о героизме и жертвенности – потому что без жертв не бывает, всегда приходится жертвовать чем-то, а порой и кем-то, чтобы выполнить задание.

Эти папки не могут говорить – и только поэтому они живы, их не сожрал разведенный в газовой печи огонь. Эти папки не могут чувствовать – иначе бы они не смогли жить с тем, что находится в них. В этих папках все равны – герои, предатели, просто случайные люди, попавшие под колеса разведмашины. Эти папки и эти стальные стеллажи вечны – увы, также вечны, как и скопившееся в них зло...

В те времена, основным французским разведывательным органом была СДКЕ, служба внешней разведки и документации, организационно подчиненная министерству обороны Франции. Смертельной ошибкой было бы недооценивать мощь этой службы. Если сравнивать ее с извечным соперником – британской Секретной разведывательной службой (Франция ведь всегда была соперником Британии, не так ли?) то в части шпионажа и анализа французы конечно проигрывали. За британской разведкой агентурные сети и связи, выстраиваемые столетиями, как минимум два столетия стабильной работы во имя Бога и королевы. А Французам слишком часто приходилось начинать все сначала – за это время Франция пережила несколько революций, несколько войн и две мировые войны, в ходе второй из которых она была полностью оккупирована противником. После такого приходится начинать все сначала – а разведка не та сфера человеческой деятельности, где можно просто все начать с чистого листа. На заполнение этого самого чистого листа могут потребоваться годы и даже десятилетия. Распадаются сети. Горят и пропадают самые главные ценности любой разведывательной службы – архивы. Те самые ряды стальных шкафов, хранящих внутри историю. Слишком часто французам приходилось начинать с чистого листа.

А вот оперативная служба Франции по эффективности не уступала МОССАДу. Ее возглавляли люди, чья молодость пришлась на оккупацию, на борьбу с коллаборационистским правительством Виши, борьбу которая была жестокой и подчас даже жуткой, борьбу в которой позволены любые приемы. В отличие от Британии все свои колонии Франция отдавала с жестокими боями. Первым был Вьетнам, где французы отметились еще до американцев. Вторым был Алжир – война в Алжире была страшной, это была первая в истории человечества война с исламским террором. Мало кто помнит эту войну – а ведь все начиналось там. Лагеря в соседних странах, где готовят боевиков, прорывы через границу, вырезанные и сожженные кишлаки, рейды, вертолетные атаки – тогда впервые вертолет был использовал для массовой выброски десантов и для поддержки десантов огнем пулеметов и ракет – это начиналось не во Вьетнаме, это начиналось там, в Алжире и американцы отнюдь не были первопроходцами в организации воздушной кавалерии. Это безумная война в городах, война налетов, засад на патрули, подложенных в кафе и на дискотеках пластиковых бомб. А когда дрогнул даже несгибаемый генерал де Голль и отпустил Алжир – вспыхнул мятеж. Лучшие, элитные части французских вооруженных сил, наиболее боеспособные, закаленные в боях Алжира и Индокитая отказались подчиняться приказам. Замышляемый ими государственный переворот (планировалось посадить на одном из шоссе несколько транспортных самолетов с десантом и, соединившись с уже проникшими в Париж боевиками начать штурм Елисейского дворца). ОАС – секретная военная организация, союз офицеров, поклявшихся уничтожить де Голля во что бы то ни стало. Просто чудо хранило генерала, на него было совершено около двадцати покушений – это только те, что известны. Но чудо хранило генерала – чудо и французские спецслужбы. ОАС за несколько лет была разгромлена, а генерал де Голль умер в собственной постели, а не от пуль убийц.

Вряд ли какая-то страна и какая-то спецслужба прошла через то, через что прошла Франция и ее разведка. Поэтому, по оперативной работе французскую разведку можно было смело ставить в число лучших разведок мира.

Основной комплекс зданий французской разведки находится в двадцатом аррондисменте Парижа, рядом с пригородом Порт де Лилль. Место это довольно шумное, совсем рядом проходит Периферик – кольцевая дорога, охватывающая весь Париж и отделяющая его от пригородов, справа от этого комплекса зданий проходит неширокая Авеню де ла Порт де Жевре. Сами по себе здания, которые занимает французская разведка были построены уже после войны и представляют собой мрачные серые коробки без каких-либо следов руки архитектора – скорее всего при строительстве архитектора вообще не приглашали из экономии времени и денег. Среди своих здание центрального аппарата называлось «плавательным бассейном».

К тому времени, о котором пойдет речь, Службу внешней документации и контрразведки вот уже несколько лет возглавлял полковник французской армии, вывший координатор совместных действий американской армии и сил французского сопротивления при штабе генерала де Голля, бывший резидент СДКЕ в США и одновременно официальный представитель Франции при ЦРУ, граф Александр де Маранш. По национальности он был наполовину французом, наполовину (по матери) американцем, но американская его половина в подавляющем большинстве случаев брала верх над французской половиной. Разведку он возглавил после того, как не без его участия удалось удалить от власти генерала де Голля, выведшего страну из НАТО и ведшего очень опасную политику на сближение СССР и развитие Франции как независимого государства и моста между СССР и западным миром. Это многим не нравилось – и де Голля удалось психологически надломить и скинуть, инспирировав массовые беспорядки в столице в шестьдесят восьмом. К власти пришел полностью устраивающий мировое закулисье Жорж Помпиду, бывший директор Банка Франции, имевший покровителем барона Ги де Ротшильда, опасного человека, имеющего большие связи на острове и за океаном. [193] Сам Помпиду не мог устроить массовой расправы с «голлистами», слишком много их было у власти, но кое-какие ключевые посты после скандала с Марковичем [194] он зачистил и назначил на них своих людей. В числе таких вот людей был и полковник де Маранш, ярый антисоветчик и свой человек в Лэнгли.

В этот час граф де Маранш был в «плавательном бассейне». Вообще-то шефу французской разведки полагались два гораздо более привлекательных кабинета – один на Пляс дю Пале-Рояль, во дворце Пале-Рояль, бывшей резиденции кардинала Ришелье, второй – в Елисейском дворце, рядом с президентом. Но полковник предпочитал именно этот неприметный кабинет в двадцатом аррондисменте – чтобы быть поближе к событиям.

Сейчас полковник отпаивался крепким кофе с влитой в него толикой коньяка. Отпаивался после оперативного совещания, в ходе которого он понял – Коммунистическая секция не делает совершенно ничего. Просто получает зарплату.

Мелодично тренькнул телефон – особый, идущий не через секретаря, а прямой, номер которого знали очень немногие. Де Маранш подхватил трубку...

– Нужно встретиться.

Не приветствий, ничего. Только голос и слова. Голос, который де Мараншу был хорошо знаком.

– Где?

– Парк де Бельвилль. Через полчаса.

 

Встретились у прудика, небольшого, странной формы, похожего на сосиску. Брусчатка плд ногами, плачущее осенью небо, первые желтые листы, робко ложащиеся на землю – через месяц они опадут уже все, покроют землю красно-желтым ковром, и небо будет оплакивать их уход, как оно это делает каждую осень...

Они встретились у самого пруда, у старого фонаря. Два человека, оба неприметные, скромно одетые, старающиеся не привлекать внимания. Оба с охраной – в Париже было неспокойно, орудовала «Аксьон Директ», прямое действие, организация студентов-леваков, практикующая политический террор. Неспокойно было везде – в ФРГ орудовали недобитки из группы «Баадер–Майнхоф», Италия шаталась под ударами «Красных Бригад» – они были настолько сильны, что в НАТО реально рассматривался вариант ввода войск в Италию с целью спасения страны от коммунистической пучины. Чем-то недобрым веяло в воздухе – может быть проигрышем? США ушли из Вьетнама, армия их разложилась настолько что была по сути небоеспособна. Хельсинский заключительный акт установил нерушимость границ в Европе – тем самым признавалось что пол Европы оккупировано «красными». Москва готовилась к Олимпиаде. Во Франции террор приобрел свои, жуткие и в то же время красивые черты – среди террористов было много красивых девушек-студенток, они подходили к жертве, дарили букет цветов, а потом стреляли из пистолета в упор...

Вот в такой вот обстановке и встретились полковник граф Александр де Маранш, директор СДКЕ и барон Ги де Ротшильд, глава небольшой и внешне убыточной банковской структуры, а на самом деле – один из самых могущественных и влиятельных людей во всем мире, представитель знаменитой династии Ротшильдов, как и век назад дергающей за ниточки, находясь при этом в тени. Последним из политических деятелей Франции кто познал силу закулисья был генерал де Голль которого закулисье отстранило от власти и свело в могилу.

– Доброго дня, сир... – начал де Маранш, обращаясь к Ротшильду, как аристократ к аристократу. Хотя Ротшильд потомственным аристократом не был, и приставку «де-» к своей фамилии получил в результате брачного союза по расчету, заключенного одним из его пронырливых предков, все равно с кем с кем – а с бароном де Ротшильдом следовало обращаться со всем уважением.

– Доброго дня... – барон де Ротшильд кормил вездесущих парижских голубей, купив большой пакет корма он бросал крошки на дорогу и наблюдал, как птицы дерутся за них – рад видеть вас в добром здравии, граф. Вы нам еще долго будете нужны в добром, самом добром здравии...

Барон де Ротшильд не любил долгих вступлений...

– Я рад что кому то еще нужен – ответил де Маранш – мои сотрудники думаю были бы рады, если бы в один прекрасный день я просто исчез с лица земли.

– Как бы то ни было у каждого свой крест – философски заметил де Ротшильд – у вас он не самый тяжелый. Если сравнить с тем крестом, что в данный момент вынужден тащить на своих плечах некий адмирал Тернер.. Думаю, он с радостью бы поменялся местами с вами, уважаемый граф.

– Да уж... Адмиралу Тернеру и в самом деле не позавидуешь...

Граф де Маранш и адмирал Стенсфилд Тернер, нынешний директор ЦРУ придерживались совершенно противоположных взглядов на жизнь и на разведку. В конце семидесятых, после грязи и позора Вьетнама, после еще нескольких скандалов озверевшая пресса добилась своего – втоптала ЦРУ в грязь и ослабила его. И в Сенате и в Конгрессе были созданы комитеты по разведке, американские законодатели вызывали кого считали нужным и требовали раскрыть совершенно секретную информацию. Тех, кто отказывался увольняли, отдавали под суд, сажали – за ложь в Конгрессе и за отказ давать показания была предусмотрена уголовная ответственность. Был случай, когда директор одного из департаментов ЦРУ отказался отвечать на вопросы обнаглевших конгрессменов, его сняли с должности и отдали под суд. Судья приговорил его к штрафу четыре тысячи долларов и полгода тюремного заключения условно – но в тот же день в одном из клубов в предместьях Вашингтона состоялось чествование осужденного и двести бывших и действующих разведчиков пустили шляпу по кругу чтобы собрать деньги для уплаты штрафа. Собрали, естественно. И естественно над всем этим непотребством хохотал полковник КГБ Дмитрий Иванович Якушкин, главный резидент КГБ СССР в Вашингтоне, чьи люди легко и непринужденно покупали стенограммы с заседаний «шпионских» комиссий из Капитолия, на которых в том числе и имена действующих агентов назывались. [195]

Да еще и президент Картер провозгласил официальным кредо администрации политическую благопристойность и отныне кто бы на чем не попался – никому поддержки не оказывали. Под суд – значит под суд.

И поэтому адмирал Стэн Тернер, в отличие от графа де Маранша, не раз говаривавшего «Высокоточный агент куда лучше высокоточной ракеты», предпочитал больше времени и сил уделять шпионской технике. Меньше проблем и больше денег из бюджета. Агентурная же сеть сократилась как минимум вдвое, а в центральной штаб-квартире в Лэнгли процветало безделье и пьянство... [196]

– Вам известно, что происходит в Афганистане, граф?

Де Маранш, человек опытный, прошедший войну, понял, что вопрос этот задан не просто так...

– Мельком, сир. Этот регион не входит в сферу приоритетных интересов Франции. Вы же знаете наше основное направление деятельности – Полинезия, франкоязычная Африка, Ближний Восток...

– Франкоязычная Канада... – непринужденно подхватил барон.

Де Маранш скривился:

– Право, не стоит об этом...

– Вы правы, сударь, не стоит – охотно согласился де Ротшильд – а вот на Афганистан бы я обратил самое пристальное внимание...

Если барон Ги де Ротшильд что-то говорит вам – лучше это запомнить и принять к сведению. А еще лучше – к исполнению. Поэтому полковник де Маранш выдержал приличествующую случаю паузу и кивнул. Отныне Афганистан и все что там происходит будет пользоваться самым пристальным вниманием французской разведки и ее главы...

 

По-разному сложатся судьбы участников этой встречи. Через два года к власти во Франции придет социалистическое правительство Франсуа Миттерана, банк Ротшильдов будет национализирован. Сам Ги де Ротшильд громогласно объявит, что бежит из страны, как он это сделал во времена Виши – и на самом деле убежит, унося в клюве сто шестьдесят миллионов долларов, которое правительство Франции выплатит ему за национализированный банк. А правительственные аудиторы, придя в банк Ротшильдов, не обнаружат там ничего кроме долгов...

Гримаса судьбы – но барон де Ротшильд скончается в 2007 году, на девяносто девятом году жизни, на одиннадцать лет пережив годящегося ему в сыновья де Маранша. Может, это работа в разведке так плохо влияет на здоровье?

Сам же де Маранш станет одним из приводных ремней войны в Афганистане. Придя к власти, социалисты первым делом уволят де Маранша и разгромят французскую разведку, полностью сменив штатную структуру, и поставят во главе новой разведывательной службы Пьера Мариона, бывшего директора аэропорта Орли. Но очень скоро одумаются – ни одна власть, ни капиталистическая, ни социалистическая не может существовать без разведки. И начнут укреплять порушенное.

Де Маранша же в беде не бросят. Ротшильды и другие кукловоды пригреют его, под их покровительством он переключится полностью на афганскую проблему и на борьбу с Советским союзом. И добьется немалого – половина финансирования и половина оружия для движения моджахедов будет поставляться странами чьи руководители или директора спецслужб будут входит в тайную подрывную организацию – «Сафари Клуб», возглавляемую де Мараншем.

Но все это будет потом...

 

 

18

 

Кабул

Сентября 1979 года

 

Постоянно болеть, конечно, невозможно, это будет уже наглостью – но кое-что сделать все равно можно. Проблема была в том что я был один, и не мог пользоваться силами резидентуры. Любая слежка – если это профессиональная слежка – требует привлечения как минимум одной бригады специалистов. Это только в фильме детектив следит за подозреваемым в одиночку, в жизни это не проходит – срисуют моментально. Но бригады у меня не было – был только я один.

Но и в одиночку кое-что можно было сделать, особенно если не спешить. Моим задание было служить живым почтовым ящиком, и я им служил – передал в центр два сообщения от полковника. Но помимо этого каждый день я выделял немного времени – час не больше – чтобы следить за лейтенантом Мустафой Фархади, ставшим к этому времени уже старшим лейтенантом. Поскольку при обычном методе слежки меня бы неизбежно вычислили – я использовал очень сложный и трудоемкий квадратно–гнездовой [197] метод слежки, каждый раз сдвигая точку наблюдения и не вися на хвосте у объекта больше трех-пяти минут.

И за это время я понял следующее. Первое – объект придерживается обычных маршрутов: дом, работа, рынок. Второе – что за объектом следят...

Следили помимо меня. Две машины, сменяя друг друга – это то что я заметил, возможно были и другие. Скорее всего – афганцы, «Царандой». Тайная война была в полном разгаре.

Сегодня я вышел на точку наблюдения уже под вечер. Эта точка наблюдения располагалась как раз на границе старого города, у остатков стены. Почти стемнело, солнце село за окружавшие старый Кабул горные хребты, но все еще светило из-за них,

Остановив «УАЗ» у тротуара я просто смотрел вперед. Смотрел – и думал.

Какого черта вообще происходит? Какого беса понадобилось Фархади здесь, в Старом городе, здесь же полно контрреволюционеров? Или он тоже? Тоже контрреволюционер?

Пока думал – едва не просмотрел машину Фархади – хорошо хоть белая, заметная в темноте. Он ехал даже без фар – хорошо, значит, ориентируется, не раз и не два тут бывал...

И что дальше? Ехать следом? В Старом городе – однозначный провал, вычислит сразу – там и машин-то почти нет, улицы узкие да еще темно.

Но если он приехал по делам – значит, он должен будет оставить где-то машину и выйти. Где? За дувалом? Возможно. А возможно – и нет.

Надо решать. Верней, решаться...

Решившись, я вышел из машины и пошел туда, куда только что проехал Фархади. В темный лабиринт улиц Старого города...

 

Лейтенант Мустафа Фархади остановил машину у одного из домов, совсем недалеко от того места, где был въезд за стену Старого города, заглушил мотор. Хотел оглянуться, чтобы удостовериться в том, что мушавер Сергей следит за ним, но усилием воли подавил в себе это желание. Покачал головой – как можно быть таким глупым... Неужели он и в самом деле думает, что может следить за ним, афганцем и офицером в Кабуле и остаться незамеченным?

 

– Приехал... – в голосе премьер-министра Афганистана Хафизуллы Амина отчетливо звенело напряжение...

Среднего роста, неприметный человек средних лет метнулся к окну виллы, бросил взгляд на двор, на идущего по нему лейтенанта Фархади.

– Я пошел – бросил он на пушту, и скрылся в соседней комнате.

Человек этот был русским...

 

– Хуб асти [198] Хафизулла-муалим? – приветствовал учителя Фархади.

– Все нормально, Мустафа. Он тебя не увидел?

– Нет, учитель. Как вы мне и сказали – я спокойно ехал, чтобы мушавер Сергей ничего не заподозрил.

– Вот и хорошо. Какие новости ты принес мне?

 

– Товарищ полковник, он ушел.

Мушавер недобро посмотрел на здоровенного детину, которому два дня подбирали армейскую афганскую форму. Ну не было в афганской армии и таких вот здоровяков!

– Что?!

– Простите... командор Али-Бек...

– Вот так. Теперь докладывай.

– Он нашел машину. Покрутился на улице и пошел обратно.

– Он вас не заметил?

– Никак нет.

Полковник, тоже одетый как афганец – но не как пуштун, а как партийный активист, подозрительно прищурился.

– Точно нет?

– Точно... господин командор. Мы за ним через НСПУ [199] наблюдали. С крыши.

– Смотрите... Иди на крышу, продолжай наблюдение. Увидишь что необычное – докладывай. Возможно – он тут не один.

– Есть!

 

Вернувшись в комнату, «командор Али-бек» нашел «муаллима Хафизуллу» в крайне взвинченном состоянии – он ходил из угла в угол как попавший в ловушку зверь. «Командор Али-бек» знал это, если Амин перед подчиненными, перед преданными ему сторонниками держал имидж человека спокойного и рассудительного, то наедине он был тем кем и был. Энергичная и деятельная натура его не давала ему самому покоя.

– Почему мы не начинаем? – этот вопрос он задавал каждый раз, когда видел командора [200] и задал его сейчас снова.

– Надо ли вам это, Хафизулла-муаллим? – ответил командор – поймет ли вас партия, если вы начнете первым?

– Партия пойдет за мной! Кто сделал для партии больше чем я? Улик против банды больше чем достаточно.

Бандой Амин называл «группу четырех», сейчас скрывающуюся в посольстве Чехословакии. Уже снятые с должностей они все еще были опасны. Преданных им офицеров на всякий случай тоже арестовали – но всех ли? Амин как никто другой в афганском руководстве знал, что такое афганская армия. Когда они победили– многие офицеры только после этого узнали, что они были в одной и той же партии. Он сам создавал систему партячеек в армии, которая по степени секретности не уступала ячейкам террористических организаций. Слишком много в последнее время произошло всего, слишком много расколов слишком много расколов слишком много разных соблазнов. Слишком!

А ведь еще не все «парчамисты» в армии вычищены. И это при том, что офицерский состав больше вступал в «Парчам», где командовал предатель Кармаль, сын генерала. Для них своей партией был именно «Парчам», не «Хальк».

В Афганистане не было армии. Армия была инструментом политической, а не вооруженной борьбы.

– Подумайте сами, Хафизулла-муаллим – все равно Тараки сделает ход. Он остался один и понимает это. Он должен что-то предпринять. Упредить мы успеем, учитывая количество источников информации во дворце Арк. Еще несколько дней – и все закончится.

– А этот мушавер? Почему он следит за нами?

– Это наше дело. Мы с ним разберемся.

– Это не только ваше дело! Он следит за мной, не за вами! Возможно он знает, что произошло тогда!

– Если бы он это знал – он бы не следил за вами. Он просто передал бы эти пленки куда следует. И тогда вас бы просто здесь не было. Мы разберемся...

Каждый профессионал чуточку тщеславен. И самоуверен – особенно профессионал, который до этого провел десятки успешных тайных операций. Вот таким вот самоуверенным и тщеславным – все в разумной пропорции конечно – профессионалом и был тот, кого называли «командор Али-Бек». Он знал того, кого в разговорах звали «мушавер Сергей», он опознал его и доложил наверх. И получил приказ ждать. Ждать и отслеживать ситуацию. Если «мушавер Сергей» здесь – значит его кто-то послал. А послать его могла только одна сила – «Контур». Получалось, что люди из «Контура» знали по меньшей мере часть из афганского пасьянса и активно участвовали в игре – как всегда против КГБ. Ставки в этой игре были предельно высоки, провал мог отразиться на карьерах и судьбах десятков людей, причем не столько в Кабуле – сколько в Москве. В данный момент Андропов не мог спешить – и в то же время не мог не спешить.Спешить было нельзя, потому что все зависело от Тараки, от его действий – он должен был выступить первым и подтолкнуть его к выступлению больше чем уже подтолкнули было невозможно. Но в то ж время он не мог и не спешить – потому что «мушавер Сергей» был в Афганистане и сразу понятно, что он искал. Если он найдет пленки, если он вывезет их в Москву – это будет катастрофой...

В таких вот обстоятельствах, два раза в день отчитываясь перед Москвой и приходилось действовать командору Али-Беку. Возможно это было следствием усталости и сложной оперативной обстановки – он работал в чужой стране, только-только выучив язык, в условиях противодействия и сознавая свою меру ответственности. Возможно – командор Али-Бек просто постарел – ведь ему было уже за пятьдесят. Но как бы то ни было – он допустил ошибку. Страшную ошибку.

Он не заметил, что Хафизулла Амин ему врет.

И это – определило все остальное...

 

 

19

 

Москва

Академия Генерального штаба

Сентября 1979 года

 

Собрались в Академии – чем сильнее раскручивался маховик операции «Молот», чем ближе были цели первого этапа – тем больше нервничал первый заместитель министра обороны генерал армии Сергей Леонидович Соколов. Казалось бы – все идет по плану. Рухнул, развалился как карточный домик решим шахиншаха в Иране. Все считали что это невозможно, нет, не в этой жизни – но это случилось. Чудовищные столкновения с полицией, САВАК, жандармерией, закончились десятками, даже сотнями тысяч погибших – и крахом режима. Никто, даже американцы не знали тогда, что шахиншах смертельно болен, рак подгрызает его изнутри, лишает воли к сопротивлению. К зиме 1979 года шахиншах не выдержал – и покинул Тегеран. После чего режим, который еще мог держаться, мог сопротивляться – ибо он показал свою устойчивость, не остановился перед тем, чтобы вывести танки на улицы, чтобы расстреливать из пулеметов обезумевшие толпы. Он мог бы выстоять – по крайней до прихода к власти Рональда Рейгана, человека сделанного из совсем другого теста, нежели «благопристойный» Картер. Но шахиншах сдался, вылетел в Каир, к своему старому другу Анвару Садату – и брошенные им на произвол судьбы чиновники и генералы решили прекратить сопротивление, сдаться на милость новой власти. Верней, немного не так. Они решили построить новую власть – более демократичную чем была раньше. Но обезумевшую, вкусившую крови – своей и чужой толпу – уже было не остановить. И прибывшего в Тегеран из Парижа аятоллу Хомейни, властителя умов масс этим тоже невозможно было остановить. Аятолла был фанатиком и прибывшие с ним люди, тоже были фанатиками, им нужна была вся власть, без остатка. А вот те кто им сопротивлялся – фанатиками не были, они не представляли себе что их ждет, что готовит им и многим другим исламская революция – потому что доселе исламских революций просто не было. [201] Потом они жестоко поплатились за это – они все. А над схваткой, в положении третьего радующегося, каменной глыбой нависал Советский Союз – и две дивизии ВДВ находились в состоянии повышенной боевой готовности ориентированные исключительно на Иран. По воспоминаниям офицеров – считай, на парашютах сидели.

Собрались четверо. Сам генерал армии Соколов, первый заместитель министра обороны СССР, невыспавшийся и нервничающий. Генерал-полковник Дмитрий Семенович Сухоруков, невысокий, интеллигентный – в спецкомитете, занимавшемся реализацией «Молота» он занял (по должности) место колоритного Маргелова, командующего ВДВ, отправленного в конце концов на пенсию, по истечении всех мыслимых и немыслимых сроков выслуги лет. И генерал-майор ГРУ ГШ Владимир Владимирович Горин, представитель ГРУ в спецкомитете, основное действующее лицо на сей момент. На Горина в настоящее время сходились ниточки как официальной агентурной сети в Иране, Ираке, Афганистане, других странах Востока – так и каналы информации от его личных, им же выращенных агентов. До начала второго этапа операции «Молот», когда в дело пойдут летчики и дивизии ВДВ, генерал-майор Горин являлся ключевым исполнителем операции. Да и потом, когда уже заговорят пушки – дело ему тоже найдется...

Четвертым был координатор «Молота» от ЦК КПСС, фамилию которого лучше не называть и сейчас. Назову только имя – Александр Михайлович.

Собрались по инициативе Горина – получив последнее донесение из Афганистана и сопоставив его с другой информацией, генерал-майор (недавно прошло назначение) забил тревогу. Он отчетливо понимал, что за двумя зайцами погонишься – не поймаешь ни одного. Иран – или Афганистан, или-или. Иран – прямой выход в Персидский залив, кладезь нефти и газа, довольно развитая промышленность оставленная шахом. Афганистан – нищее, никому не нужное захолустье. Но кому-то очень нужно, чтобы рвануло именно в Афганистане – до того как сработает «Молот».

Собрались в одном из кабинетов Академии Генштаба – перед тем как начинать, Горин сам, не доверяя никому, быстро проверил кабинет на наличие подслушивающих устройств. Как и следовало ожидать, их не было – подслушивать тут было нечего...

– Итак, товарищи... – Горин как всегда докладывал по памяти, он не любил делать записи – поступила новая информация от источника в Афганистане. Информации крайне настораживающая, если сравнить ее с получаемой ранее. Группа афганских высокопоставленных лиц, возглавляемая начальником АГСА Асадуллой Сарвари и министром внутренних дел Асланом Ватанджаром готовит террористический акт, с целью ликвидации первого министра, министра иностранных дел ДРА Хафизуллы Амина. Террористический акт должна непосредственно совершить группа работников «Царандоя» под руководством полковника Асада Хашима. Предполагается организовать засаду на дороге ведущей в аэропорт и по появлении на дороге машины Амина открыть по ней огонь из засады из автоматического оружия. Задуманное имеет высокие шансы на успех, так как Амин передвигается на автомобиле «Волга», в которой находится один водитель и один телохранитель. Автомобиль не бронирован. Считаю, что задуманное способно привести к дестабилизации обстановки в Афганистане в целом, что осложнит реализацию «Молота». Предлагаю принять меры к недопущению террористического акта, используя оперативные возможности ГРУ ГШ МО СССР.

Соколов покачал головой – снова возникал Афганистан и снова некстати. В Генеральном штабе эта страна, до 1978 года почти незаметная, возникала все чаще. Постоянно шли просьбы ввести войска, численность каждый раз требовалась разная: от батальона до дивизии. Десятое управление посылало туда все больше и больше советников, управление военно–технического сотрудничества отправляло технику. Но ситуация не улучшалась. Более того – она ухудшалась, все больше и больше было признаков того, что кто-то сознательно втягивает СССР в эту бойню. Кое-кто уже понимал, что происходящее в Афганистане может иметь очень далеко идущие последствия.

– Александр Михайлович?

Скромный заведующий сектором ЦК КПСС, член КПСС с 1948 года, человек, имеющий обыкновение все время находиться в тени, довольствуясь скромным, не оставляя своего следа в истории и в то же время часто верша ее нервно постукивал пальцами по краю стола.

– Товарищу Брежневу доложено о том, что ситуация в Афганистане продолжает ухудшаться. Решение вопроса откладывается до сих пор. Генеральный секретарь ЦК НДПА планирует посетить Москву с кратким рабочим визитом десятого сентября, возвращаясь с конференции в Гаване. Во время визита намечена встреча с Леонидом Ильичом и товарищами из Международного отдела. Присутствовать будет и товарищ Андропов. На этой встрече до сведения Тараки будет доведено, что используемые в ДРА методы разрешения внутрипартийных разногласий являются неприемлемыми для страны-члена международного коммунистического движения. В случае, если внутрипартийные чистки будут продолжаться, отношение со стороны СССР может быть пересмотрено, а объемы поставок по линии МО и ГКВЭС [202] могут быть снижены. До этой встречи по линии Международного отдела ЦК ничего предпринимать не планируется.

Потом, чтобы оболгать происходившее тогда, придумали версию-легенду будто каким-то чудесным образом Тараки после встречи с Брежневым либо из Москвы, либо с борта самолета Ил-18, на котором он возвращался в Кабул, дал указание отменить операцию против Амина. Глупость несусветная. Во-первых, Тараки сам не знал, что и когда должно произойти, он почти не контролировал «четверку». Четверка сама вела борьбу за власть – и не столько за власть, сколько против Амина, слабый и самовлюбленный Тараки на своем посту «четверку» вполне устраивал. Во-вторых – как вы это себе представляете? Вышел Тараки от Брежнева – извините, позвонить можно? Можно. Вон там. Набирается кабульский номер – алло! Это Тараки. Амина не надо убивать, сворачивайте все. Так что ли? Еще более глупая версия – что Тараки уже в полете проговорился о плане покушения своему адъютанту Таруну – и тот каким-то образом из самолета связался с Амином еще до посадки и все рассказал. Вот только как он сумел связаться со своим хозяином Амином, чтобы никто этого не слышал... Не иначе в туалет отпросился на минутку и там с сотовым заперся, которых тогда и в помине не было...

– Разрешите... – сказал Горин и как только Соколов разрешающе кивнул, продолжил – по данным, полученным из заслуживающих доверия источников ЦРУ США развернула активную деятельность, направленную на вовлечение СССР во внутриафганское противостояние. Координирует эту деятельность по политической линии советник президента США по вопросам национальной безопасности Збигнев Бжезинский. Оперативная координация подрывных действий в Кабуле поручена французской ДСГЕ, для этого в Кабул уже направлен резидент под дипломатическим прикрытием Луи Дюпри. [203]

Кое-чего Горин все же не сказал – сдержался. Уже сейчас у него была информация, что в события в Афганистане активно вовлечены сотрудники КГБ СССР.

– Это не новость – спокойно сказал Соколов – Ивашутин уже докладывал на коллегии министерства. ЦРУ – оно и есть ЦРУ, на то как говорится и щука... Дмитрий Семенович, вы ведь уже успели ознакомиться с планом операции «Молот»?

Только недавно назначенный командующий ВДВ кивнул:

– Производит... впечатление.

– Реализация второго этапа намечена на лето-осень 1980 года. Основная нагрузка в этом случае придется на ВДВ. На ваш взгляд, насколько части ВДВ готовы к выполнению поставленных планом задач?

– Если бы мы не были готовы, мы не были бы ВДВ.

– Похвально. Но интересует еще вот что. Если нам придется выделять какие-то силы и средства... скажем, до усиленного полка или даже дивизии... для решения задач в Афганистане, как это повлияет на готовность к выполнению задач по плану «Молот».

– Вы имеете в виду задействование триста сорок пятого полка?

– Именно. Но возможно – и не только его, возможно задействование сил до дивизии.

– Но ведь постановлением ЦК...

Командующего ВДВ в списке на ознакомление с постановлениям ЦК КПСС по обстановке в стране А [204] не было. Но он был с ними знаком – потому что по должности входил в группу, занимающуюся реализацией плана «Молот».

Генерал-полковник вздохнул

– Лучше бы сто пятую сохранили... [205] Сейчас бы не пришлось думать – откуда дернуть и что оголить.

Генерал армии Соколов раздраженно махнул рукой:

– Дмитрий Семенович, вы опять за свое. Откуда прикажете брать людей для усиления округов, без расформирования сто пятой? В плане все это учтено. Захват плацдармов в районе Тегерана и обеспечение полномасштабного развертывания сил четырнадцатой армии будет проведено силами девяносто восьмой гвардейской и седьмой гвардейской дивизий ВДВ. В резерве у нас будет сто шестая, она изначально является резервом Генерального штаба. Иранская армия уже сейчас ослаблена религиозными чистками, по данным разведки у них расстреляно до тридцати процентов летного состава, прошедшего подготовку в США. Захватить господство в воздухе мы сможем в течение двух-трех часов, подавить ПВО и пробить коридор для безопасного пролета транспортников с десантом – в течение десяти-двенадцати часов.

Генерал Сухоруков немного подумал.

– Один парашютно-десантный полк хоть и будет нужен – но его мы можем выделить. Если потребуются силы до дивизии – тогда в ходе «Молота» придется сразу задействовать резерв. Сразу, и мы останемся без резерва, на случай если пойдет что-то не так. Это недопустимо.

– А спецбатальон, товарищ Сухоруков?

– Он уже не в моем подчинении. Скорее в подчинении товарища Горина, его ведомства. И он также готовится к выполнению спецмероприятий по плану «Молот».