Глава 12. Колесо на школьной крыше

 

В понедельник буря не утихла. Волны в ярости бились о дамбу. Казалось, море кипит. В воздухе носились клочья серой пены, падали на крыши домов, на мостовую. Ветер то затихал, то налетал с новой силой. Он ревел и стонал, потом вдруг замолкал на мгновение — и тогда было слышно, как рокочут волны. Огромные буруны лизали дамбу и, словно нехотя, ворча отступали. Но порой даже захлестывали ее.

Рыбаки сидели по домам, пристроившись в уголке, за печкой, чтобы не мешать женам стряпать да детишкам уроки готовить. Но отдохнуть им так и не удалось. По всей деревне дети донимали отцов одним и тем же: нужно втащить колесо на крышу школы во что бы то ни стало. Ветер и дождь — не помеха.

— А что, если какой-нибудь аист уже завтра к берегу прорвется? — убеждала Лина отца на кухне.

— «А что, если, а что, если»! — передразнил отец. — А что, если ты оставишь меня в покое? Охота в тепле без дела посидеть.

— Да, а если шторм кончится? Ты ведь опять в море уйдешь, и не будет у нас колеса на крыше. Ведь Янусу с Доувой туда не залезть.

— Счастливцы! — Отцу уже надоел этот разговор. — Я же сказал, шторм долго будет. Успеем еще. Это же не просто дождь — покапал и перестал. Подождем, пусть немного успокоится. — И он отгородился газетой недельной давности — не читал еще, ведь в море газет нет. Может, и дочка в покое оставит.

Но не тут-то было! Младшая сестренка Лины, Линда, полезла к нему на руки, а старшая дочь все бубнила про колесо.

— В субботу учитель сказал, что если будем колесо сегодня поднимать, то он с уроков отпустит, мы же все тебе поможем, — упрямо твердила она газете. — Ты в два счета управишься.

— Много понимает ваш учитель в штормах да ураганах! Пусть сам лезет на крышу в такой ветер! А сейчас — марш в школу! Стихнет буря — посмотрим. Мы же не сразу в море выйдем. Ну, живо в школу, кому говорят, дай хоть чуток отдохнуть.

 

Всё, разговор окончен. Лина с ожесточением сунула ноги в деревянные башмаки. Спорить бесполезно, и так отец осерчал. Она застегнула куртку на все пуговицы и, громко топая, вышла.

 

— Сколько раз тебе повторять, Йелла, сегодня я из дома ни ногой, понятно? Дай отдохнуть хоть пару дней, а то сразу — лезь на крышу! Все, хватит об этом! И тебе советую ума-разума набираться за партой, а не на крыше. Отправляйся-ка в школу.

— Учитель сказал, что с уроков отпустит, если мы колесо будем поднимать.

— В такую непогодь никто ничего поднимать не станет, так что быть урокам, это я тебе говорю. Или за шиворот тебя тащить прикажешь?

Йелла надулся, сунул ноги в башмаки и выбежал, хлопнув дверью.

 

— Ну, Пиер, ну, Дирк, беда с вами! С близнецами и хлопот вдвое больше! Еще раз пикнете, и я вас лбами так стукну, что из двух ваших глупых голов одна получится, будете тогда знать! Впрочем, вам и одной много! НЕТ, говорю, НЕТ и НЕТ! Никакие колеса ни на какие крыши я не потащу, тем более в бурю!

— Но мы же поможем. Учитель сказал, что уроков не будет, если…

— А я говорю — будут. Собирайтесь и марш в школу! И чтобы я больше не слышал об аистах, а то учитель недосчитается двоих учеников.

Пиер посмотрел на Дирка, Дирк — на Пиера. Они уныло напялили башмаки и, ворча, поплелись к двери. Отец закрылся старой газетой, чтобы скрыть улыбку.

— Занимайтесь как следует. Вам, кажется, про аистов будут рассказывать? — поддразнил он.

— Хорошо, что не про ленивых и упрямых рыбаков, — огрызнулся Пиер.

Испугался, что надерзил, и помчался к двери, за ним — Дирк. Сзади отец зашелестел газетой. В дверях братья столкнулись, чуть не упали. Дверь за ними захлопнулась.

 

— Слушай, Аука, может, хватит, а? Еще раз заикнешься об аистах, так я… я из тебя самого аиста сделаю. Полезай тогда на крышу да сиди на колесе сколько влезет. Аисты небось сейчас все попрятались, а ты хочешь, чтобы я колесо на крышу тащил. У меня крыльев нет. Упаду, сверну шею, кто будет деньги зарабатывать, чтобы ты мог в школу ходить да забавляться всякими аистами? Так что иди-ка ты на уроки.

— Да не будет уроков, если мы колесо на крышу поставим.

— Сегодня никто его ставить не собирается, ступай в школу. До свидания.

Что оставалось делать? Аука молча надел башмаки и подошел к двери. Отец проводил его взглядом.

— Ты бы губы еще больше надул, глядишь, колесо прямо под носом и уместится, не надо и на крышу лезть, — пошутил он.

Аука пробурчал что-то очень обидное, взглянул на отца и стал медленно закрывать за собой дверь — пусть ветер по комнате ходуном ходит, пусть.

 

Ээлькин отец удобно устроился на кухне, у печки. Он оторвался от газеты — что-то долго сын в школу сегодня собирается, вот с башмаками возится, куртку на все пуговицы застегивает, воротник поднимает.

— Ты что, забыл, куда тебе идти нужно?

— В школу, — ответил Ээлька, — сегодня, правда, понедельник. Помнишь, я тебе говорил… Но с колесом, наверное, ничего не получится, уж больно ветер сильный. Так что уроки будут. — Он вздохнул. — И почему я такой невезучий? Ну, я пошел, папа.

Ээлька вышел на улицу. Впереди, согнувшись, брели ребята. Неохота в школу идти. Как расскажешь, что отца уговорить не сумел? Шли поодиночке, догонять товарищей не хотелось. Как им в глаза посмотришь — подвел ведь! Последним плелся Ээлька, торопиться после сытного завтрака ему не хотелось.

 

А как хорошо было задумано! Не отставать от отцов до тех пор, пока не согласятся помочь. Если каждый попросит как следует… Конечно, поначалу отец поворчит, отнекиваться станет, подшучивать, но так уж заведено, этим-то отец от матери и отличается: толком не знаешь, как с ним разговаривать, — его и дома-то не видишь. Но главное — не отступать. Ответь на шутку, снова попроси, подразни. Главное — терпение. Рано или поздно отец все равно уступит.

Правда, кое-кто сомневался, особенно Ээлька. «О чем речь, — скажет отец, — не бойся Ээлька, все будет в порядке», а сам и пальцем не пошевелит. Но Пиер и Дирк горячо убеждали, что отца легче уговорить, чем мать. Та и трепку может задать, если приставать. Целыми днями дети докучают, канючат, ясно, никакого терпения не хватит.

Убедить ребят было нетрудно, они смекнули, что в случае удачи и колесо на крыше будет, и с уроков отпустят. Нужно как следует постараться. Только Ээлька сказал, что старайся не старайся, а его отца не проймешь.

 

И вот их план с треском провалился. Как сказать об этом товарищам, думал каждый, еще не зная, что и у остальных не лучше.

А буря, казалось, вовек не кончится. Ни одного аиста не останется! Не на что надеяться. Даже если один-два уцелеют и прилетят — что толку-то? Где им гнездо вить? Колеса на крыше нет. А всё взрослые виноваты.

На школьном крыльце ребята собрались вместе — никуда не денешься! Там хоть и холодно, но зато дует не так сильно. Но почему это они так усердно хлопают руками, все согреться не могут, ногой об ногу ударяют? И никак им не отдышаться.

— Ну и ветрище! — бросил кто-то.

Все промолчали. Стоят, поглядывают друг на друга, хлопают себя нещадно по груди, бокам, будто и впрямь закоченели.

Наконец Йелла повернулся к Дирку и Пиеру — они все придумали.

— Ну так что? — спросил он. — Придет ваш отец?

Пиер и Дирк переглянулись.

— Не-е-а, — протянул Пиер, — не придет.

Тут всех словно прорвало:

— Мой тоже не придет. Слышали бы, как он ругался!

— И мой ни в какую. Говорит: «Лучше в корзине по морю поплыву, чем на крутую крышу полезу. Или давайте, — говорит, седло, а то конек больно острый — меня надвое разрежет, как тогда в море выйду? Но ведь если из одного рыбака два получится, то и улов двойной будет».

Хоть и невесело было, шутке обрадовались, каждому уже не терпелось посмешнее рассказать, что было дома. Ээлька смеялся громче всех, но не злорадствовал, что все вышло, как он и говорил.

Когда Йелла сказал, как бы подводя черту: «Ветер и впрямь сильный, нашим старикам не справиться», на пороге появился учитель.

— Наши отцы сегодня не придут, — сказала за всех Лина. — Разве их вытащишь из-за теплых печек?

— Ясно, — сказал учитель. — И вы сразу же носы повесили? Отцы у вас люди умные. Вырастете — поймете, что с бурей шутки плохи, головой стену не прошибешь. Пойдемте-ка в класс да займемся уроками. Глядишь, веселее станет. А старшие нам непременно помогут. Не сегодня, так завтра, как только ветер стихнет. Поставят колесо, а уж потом в море уйдут.

— Они вам обещали? — обрадовалась Лина.

— Нет, но я уверен. И вы не сомневайтесь. Отцы всегда приходят на помощь, детей в трудную минуту не бросают. Нужно набраться терпения, колесо подождет. Раз шторм не кончился, аисты не прилетят.

Чего же нам торопиться, неужто мы глупее аистов?

На уроках было неспокойно, хотя учитель старался занять ребят. За стеной воет и стонет ветер, значит, буря не стихает; колесо стоит у классной доски, значит, нет пока гнезда на крыше. Ветер так шумит, что даже учителя не слышно, куда уж там отвечать. Как можно сидеть и решать задачи по арифметике, когда в море в это время тонут сотни аистов? Сколько их так и не долетит до Приморки? Вот какую страшную задачу задал ураган.

Учитель спросил Ауку, сколько будет если шестнадцать помножить на шестнадцать. Аука в это время смотрел, как безжалостный ветер разметал по оконному стеклу солому.

— Ни один аист в такую бурю не долетит, — сказал он в ответ.

Никто даже не улыбнулся, все тоже посмотрели в окно, а потом — на колесо у классной доски. Учитель и сам был невесел.

— А ветер крепчает, — донеслось с последней парты.

— Это так кажется, — спокойно возразил учитель, — потому что мы не в силах что-либо изменить. Сидим сложа руки, а колесо ждет. Это хуже всего. Верно, Аука? Но пока давай выясним, сколько же будет, если шестнадцать умножить на шестнадцать. Это нам по силам.

Наступило молчание. Аука никак не мог сосчитать, голова была занята другим. И конечно, ошибся.

— Ой, я думал, шестнадцать на восемнадцать, — пробурчал он.

Но его ошибку никто, даже учитель, не заметил! Что такое? Сквозь вой ветра слышно, будто кто-то переговаривается на улице. Вот что-то с грохотом упало у входа. Наверное, ветер сорвал кусок кровли и швырнул о крыльцо.

В дверь постучали. Все, как один, повернули головы. В коридоре разговаривали.

— Пришли все-таки! — обрадовалась Лина.

Учитель торопливо распахнул дверь. На пороге стояли мужчины.

 

— Прямо сумасшедший дом какой-то, — сказал один, по голосу, кажется, отец Ээльки. — Сначала наши пострелята с ножом к горлу приставали, так мы их в школу выпроводили. Думали, на этом все кончится. Не тут-то было! Следом жены за нас взялись. У всех на уме только аисты, будь они неладны, да это колесо. Выкурили-таки нас из домов. Лучше с колесом разделаться, а то жены да детишки вконец изведут.

Учитель улыбнулся:

— Мудрые люди дошли до этой истины много тысяч лет назад. И поговорку нам оставили: «Лучше жить одному на крыше, чем со сварливой женой в доме».

Отец Ауки повернулся к остальным.

— Слышали? Если уж мудрецы от жен на крышу бегут, так что же нам, глупым рыбакам, остается?

— Вслед за мудрецами на крышу лезть, — подсказал кто-то.

Ребята повеселели, отцы шутят, смеются, им буря нипочем. И не сердятся вроде. Значит, будет колесо на крыше.

Отец Йеллы, высокий здоровяк, оглядел класс.

— Верно ли, что у вас уговор: если мы займемся колесом, то уроков не будет? Или это сам Йелла придумал от большой любви к школе?

— Не-е-ет, — дружно закричали ребята, — это уговор, спросите учителя.

Тот лишь кивнул. Но по его лицу было видно, что сегодня ребятам все сойдет с рук. Они высыпали из класса, стали торопливо одеваться.

Выбежав на крыльцо, они увидели, что их отцы принесли с собой лестницы, веревки, доски и свалили на школьном дворе.

— Прочь, прочь с дороги, чернь! — закричал Йелла.

Он один вспомнил о колесе, выкатил его и пустил с крыльца. Колесо зигзагами покатилось по двору, словно выбирая место, и, наконец, упало прямо на доски и лестницы.

— Так, колесо есть, — крикнул кто-то, — теперь выкатывайте аистов!

Мужчины засмеялись, но ребятам шутка не понравилась. Спасибо, конечно, взрослым, что пришли, сразу веселее стало, но зачем так шутить? Вон какие низкие, грозные тучи гонит ветер, вон какие страшные буруны на море. Буря и не думает утихать, все птицы попрятались, даже воробьи. Ветер взвыл и хлестнул дождем прямо под навес.

— Неужели все аисты погибнут? — спросил Дирк у мужчин, стоявших около колеса.

Они посмотрели на небо и лишь пожали плечами.

— Может, и не все, если штормить перестанет, — ответил отец Лины. — Хватит, наверное, ума в песок головы спрятать да переждать.

— Ты со страусами спутал, папа, — снисходительно поправила Лина. Ей стало неловко за отца: перед учителем опозорился. — Да и страусы никуда голову не прячут, это только так говорят.

— Эх, как тебе дочка нос утерла! — усмехнулся отец Ээльки.

— Точно. — Слова Лины задели отца. — Впору самому от стыда в песок зарыться. Нынешние дети все с пеленок знают. А я что? Только в рыбе и разбираюсь. — Он вдруг улыбнулся. — А может, вам на крышу пару акул в ушате закинуть?

Ребята покатились со смеху, отец Лины тоже улыбнулся. Потом вышел на середину двора, окинул взглядом островерхую крышу.

— Ну что, мудрецы, полезли, что ли? — Ему надоело ждать. — Втащим им это колесо.

Мужчины внимательно осмотрели крышу.

— Уж очень крутая да скользкая, все равно что по медузам ходить. Да еще ветер сильный, — сказал один. — Ладно, чего там, ставь лестницу, проверим, какая там наверху погодка.

Двое мужчин стоймя потащили высокую лестницу за угол, но тут налетел ветер, качнул ее, вот-вот повалит на землю: вдвоем не удержать.

Все на мгновение растерялись.

— Держи! Держи! — раздался вдруг чей-то голос. — Куда вам с колесом справиться, если вы лестницу поднять не можете! Чего уставились? Лестницы, что ли, не видели? Ну-ка помогайте! Опустите, опустите, вам говорят. Вот так. Теперь заносите с подветренной стороны. Ниже опускайте, это не знамя.

Янус! Он прикатил несмотря на ураганный ветер и теперь ругал всех на чем свет стоит.

Мужчины опустили лестницу — не очень-то приятно, когда тебя при собственных детях отчитывают. Но Янус уже широко улыбался. Даже в бурю настроение у него было превосходное. Он подъехал прямо к рыбакам.

— На земле вы беспомощны, как рыбы, — не унимался он. Потом обернулся и посмотрел на крышу. — Давайте пошевелим мозгами, хотя ладно, я и один справлюсь.

— Нашелся начальник на нашу голову, — проворчал кто-то.

— Положите лестницу на землю, — скомандовал Янус, — концом к стене. Теперь поднимайте, выше, выше, вплотную к стене ставьте. Теперь низ лестницы отодвиньте от стены. Вот и ветер нам не помеха.

— Смотри-ка ты, и впрямь, — согласился кто-то из мужчин.

Поставив лестницу, все дружно повернулись к Янусу — что делать дальше?

Янус посмотрел туда, где лежала вторая лестница.

— Сейчас берите эту и тащите на крышу. Свяжите ее веревкой с первой лестницей, чтобы ветром с крыши не сбросило. А вы, ребята, давайте сюда колесо.

Тут Янус увидел кучу досок и реек.

— А это еще зачем? — хмыкнул он.

— Надо же колесо на коньке укрепить, — объяснил отец Ауки.

— Так у вас же там аисты, а не слоны жить будут, — усмехнулся Янус. — Колесо должно быть простым и красивым. А вы понатычете бревен да палок, любой аист решит, что это капкан, а не гнездо. Вы занимайтесь лестницами, а уж Янус сам что-нибудь придумает.

— Слушаюсь! — крикнул отец Ауки. — А ну, ребята, тащите вторую лестницу.

Йелла, Аука и Лина подкатили колесо прямо к креслу Януса.

— Куда я пилу-то подевал? На спинку, кажись, повесил. — Янусу не терпелось взяться за дело.

— Вот же она, рядом с молотком, вы на нем сидите, — подсказал Пиер.

— Рядом с молотком. Хорошо. Вот молоток и давай сначала. — И на глазах изумленных ребят сбил с колеса железный обод.

Еще раз взглянув на островерхий конек крыши, он стал делать глубокие пропилы в деревянном колесе. Ребята держали колесо.

— В эти пазы конек и войдет, — объяснил он. — Колесо прочно сядет, тогда и железный обод до половины наденем, он не помешает. Полностью надевать не нужно — колесо свое уже отслужило, а наденем до половины — получится бортик, как у сковородки. Эти растяпы аисты вечно ветки теряют, пока гнездо строят, а тут ни один прутик не упадет — обод задержит.

Подошел учитель.

— Янус, может, вам в школе побыть? Зачем на ветру сидеть?

— Сидят же люди на крыше, и ничего, живы, а у меня тут внизу тишь да благодать, — ответил Янус, продолжая сосредоточенно пилить.

Учитель понял, что Янус не хочет никаких поблажек, и настаивать не стал.

— А мне работа найдется? — спросил он. — А то один я сижу сложа руки.

— Так, нужна дрель и толстое сверло, чтобы конек насквозь просверлить, — сказал Янус.

— У отца есть и дрель, и сверла какие хочешь. Сейчас сбегаю, — вызвался Йелла.

— Ну вот мне и занятие! — обрадовался учитель.

— Будь по-вашему, — согласился Янус. — А еще мне нужны два стальных прута подлиннее, чтобы колесо держалось. Просверлим в коньке две дыры, вставим прутья, а на них колесо положим: конек должен точно в пазы войти. Прикрутим проволокой к железным прутьям, и будет колесо стоять, как дом, — не свернешь. Только пока ума не приложу, где взять прутья.

— Вот видите! — воскликнул учитель. — Тут-то я и пригожусь. Помнится, когда звонить ходил, на колокольне мне железные прутья попадались, точно попадались.

— Главное, чтобы длинные были.

— Схожу посмотрю. Уж эту работу никому не уступлю. Ключи от колокольни только у меня, я же в деревне один звонарь. — Он вытащил из кармана большой старинный ключ, с гордостью показал всем и побежал на колокольню.

— Ну, хорошо, теперь и он при деле, — сказал Янус Лине. — А то стоит над душой или бегает взад-вперед, будто не учитель, а мальчишка-сорванец.

Он кончил пилить и стал надевать обод. Мальчишки и Лина изо всех сил старались держать колесо прямо.

Вернулся Йелла, принес дрель и сверла. Вскоре и учитель подошел, в руках — два длинных ржавых прута. Янус внимательно осмотрел их.

— Подойдут. По длине и по толщине как раз. Хорошо, что вы о них вспомнили. А то ведь где такие найдешь! Рухнули бы мои планы, вот уж засмеяли б меня.

Он велел Йелле передать на крышу отцу дрель и сверла. Учителя послал искать толстую проволоку, чтобы привязать колесо.

— Без дела его нельзя оставлять, — подмигнул Янус Лине.

Обод наконец удалось надеть. Ребята покатили колесо к лестнице. Мужчины начали осторожно поднимать его. Отец Йеллы уже сверлил остроконечный конек.

Работали медленно, мешал ветер. Еще двое рыбаков полезли на крышу, чтобы помочь укрепить колесо. Снова вовсю полил дождь, еще яростнее завыл ветер. Мужчины припали к крыше, прижались лицом к мокрой черепице. Поднимавшие колесо тоже остановились. Ливень прекратился так же внезапно, как и начался, ветер на минуту стих, а мужчины полезли дальше.

Снизу зорко следил Янус. Он не замечал ни пронизывающего ветра, ни дождя. Время от времени он поглядывал на дорогу. И вдруг воскликнул:

— Смотрите-ка, кто к нам идет! Это ж надо! Наши женушки! Не испугались непогоды, несут горячий кофе! Ну скажите, чем не пикник, а? Трижды ура нашим женам!

Все перестали работать, повернулись к улице, стали махать руками, кричать. Женщины шли плотной группой, пряча кофе от колючего ветра. Новый порыв — и мужчины снова припали к крыше, ухватились за лестницы.

Стих ветер, и снова рыбаки, как один, повернулись к дороге.

— Нечего по сторонам глазеть! — цыкнул Янус. — Никакого вам кофе, пока колесо не поставите.

— Ты, Янус, нами, как рабами, помыкаешь, — донеслось с крыши. — Тебе только кнута не хватает.

— У меня язык лучше всякого кнута, — крикнул Янус в ответ.

— Жаль, что акула тебе ноги, а не язык отхватила, — съязвил отец Пиера и Дирка.

Янус покраснел и смутился. Он отвернулся, потом украдкой из-под козырька бросил взгляд на крышу: шутит рыбак или нет? Тот поймал взгляд Януса и добродушно подмигнул. Янус облегченно вздохнул.

— Знаешь, та акула и от языка бы не отказалась, да поняла, что подавится. Рыбацкие сапоги куда вкуснее. Вот и откусила. Откуда ей, глупой, было знать, что в сапогах еще мои ноги?

Все засмеялись, Янус откинулся на спинку кресла, прислушиваясь, добрый ли это смех. Потом взглянул на Пиера.

— Ты парнишка славный, хотел как лучше, но я же вижу, никто нашим россказням не верит, просто делают вид, чтобы мне легче было. Мне и впрямь легче! — И добавил сурово: — Еще как!

А колесо уже начали прилаживать на крыше. Янус не спускал с него глаз.

— Все будет как надо, не мог же я ошибиться, — взволнованно бормотал он. — Ну, а если я маху дал — позор, позор на всю деревню, грош цена Янусу.

Учитель отыскал несколько кусков толстой проволоки. Янус выбрал получше и велел Пиеру слазить на крышу, отдать их мужчинам.

— А для вас больше работы нет, — сказал он учителю. — Идите в дом. Женщины вас напоят горячим кофе. Небось продрогли с непривычки.

— Есть идти в дом. — Учитель лихо отдал честь, повернулся и ушел.

Отец Йеллы распластался на лестнице, которая лежала на крыше. Он прикручивал колесо проволокой к железным прутьям. Работать было трудно. То и дело налетал соленый ветер, бил в лицо дождем, онемевшие руки не слушались. Двое мужчин, сидя на коньке, держали колесо. Стоило одному отпустить — он переменил закоченевшую руку и устало вытер мокрое лицо, — как колесо тут же скособочилось.

 

— Держи прямо, Ян, — приказал Янус, — аистам на колесе гнездо вить, а не с крыши кататься.

— Вот что, — рассердился Ян, — если ты такой умный, полезай сам да держи.

Наступило неловкое молчание. Все смотрели на Януса. Лина положила ему руку на плечо. Но он, как ни странно, даже улыбался.

— Нет, ты слышишь? — обратился он к девочке. — Будто он забыл, что у меня ног нет. Козел паршивый! Другого от него и ждать нечего.

Ян только сейчас сообразил, что сказал. Не подумал, некогда было, колесо нужно держать да за лестницей следить. А сейчас сообразил, но извиняться не стал, только улыбнулся, посмотрел вниз.

— Ладно уж, сиди. А то пусти тебя наверх — враз за пояс заткнешь. А я не хуже тебя справлюсь. Вот увидишь.

Нет, Ян не стал извиняться. Он разговаривал с Янусом на равных, как мужчина с мужчиной. Значит, Янус больше не чужой. Он наклонился и стал поправлять подвернутую штанину. Возился долго, а когда, наконец, выпрямился, глаза у него были влажные.

— Ишь козел паршивый! — снова прошептал он.

Лина убрала руку с его плеча — зачем Янусу жалость?

— А что, если тебе на крышу слазить? — предложил Янус. — Надо бы проверить, выдержит ли колесо. В тебе как раз весу — что в двух аистах. Мужчины подсадят.

Янус тоже не собирался с ней сюсюкать.

— Конечно, слазаю, — храбро согласилась Лина.

 

На крыше Лина встала на колесо, Ян крепко держал ее за руку. А Янус снизу подсказывал, куда ступать. Лина прошлась по самому ободу.

— Все в порядке, слезай, — разрешил Янус, — колесо надежное, даже не дрогнуло. Все вниз! Отвязывайте веревки, снимайте лестницы — и живо в дом, кофе пить.

Тут Лина отпустила руку Яна и залезла на ступицу.

— Смотрите, я — аист! Я лечу! — закричала она и замахала руками. Порывом ветра ее сбило с ног, она упала, цепляясь за спицы колеса. Ян изловчился и поймал ее за руку.

— Эй, аист! — дразнили ребята. — Чего же ты, давай к нам!

— Ян, захвати-ка вниз этого аиста, пока не улетел, — велел Янус.

 

Да, все было как на настоящем пикнике: дымящийся кофе, печенье, пончики, горячий шоколад для ребят. Целое пиршество, ведь шоколадом поили только в день рождения королевы, а пончики делали под Новый год. А сегодня и шоколад, и пончики, да еще и уроков нет, — лучше праздника не придумаешь!

В классе словно пчелиный рой гудел. Посередине сидел Янус, он говорил громче всех. Настроение и у ребят и у взрослых было отличное, ведь колесо на крыше, наперекор ветру, дождю. Разве это не праздник!

Целый день ребята проведут дома, будут играть с отцами в домино, а пока сидят за партами, пьют горячий шоколад, взрослые греются вокруг натопленной печки.

Так редко бывают отцы дома, вечно в море, а когда возвращаются, то целыми днями заняты: готовят снасти, смолят лодки. А сегодня весь день — вместе. Кабы не буря, не было бы у ребят праздника, не было бы шуток и веселых забав.

Янус со всеми успевал поговорить. Вот подъехал к ребятам.

— Ну как, удался нам пикник?

— Еще бы! Горячий шоколад, пончики! — сказал довольный Пиер. — Только вишни не хватает.

— Далеко идти придется, аж до самой Германии, она там растет, — засмеялся Янус. — А кому по вкусу моя, морем просоленная, так приходите, собирайте падалицу, не жалко.

Лина шепнула ребятам, что хорошо бы и Януса с Яной позвать в гости, ведь своих детей у них нет. Остальным тоже захотелось — теперь Янусу в каждом доме будут рады.

— Я первая придумала, к нам он и пойдет, — положила конец спорам Лина.

 

Глава 13. Всякая всячина

 

Море бушевало еще три дня. Даже во время отлива, когда волнам по законам природы полагалось отступать, ветер брал верх, и, сердито огрызаясь, волны бросались на берег, вздымаясь над дамбой. Ураган разбушевался. Он стучал черепицей, срывал ее с крыш, бил вдребезги о землю или швырял в чье-нибудь окно — только звенели разбитые стекла. Поэтому ставни закрыли и несколько дней не открывали.

Рыбаки ворчали: сколько можно без дела сидеть? Почти неделю в четырех стенах. Постель уже не убиралась, подушки, простыни — все на виду, будто хозяева только и делают, что спят. Неуемных рыбаков тянуло в море, там дышишь полной грудью, а дома воздух спертый, все табаком пропахло, под ногами детишки вертятся. Старших еще можно спровадить в школу, хотя там они только об аистах вздыхают: «Ой, потонут, ой, не долетят!» Какое уж тут учение, досадовали отцы, голова другим забита. Их терпению пришел конец: надоело целыми днями слушать об аистах и играть в домино.

 

На пятый день отец Лины смахнул со стола костяшки домино с такой силой, что две попали в ящик с золой — жена как раз чистила плиту.

— Что мы есть-то будем, домино, что ли? — не выдержал он. — Только и делаю, что за меньшой лужи подтираю да со старшей в это проклятое домино играю! У меня в глазах рябит. — Он схватил непромокаемую куртку и бросился к двери. — Пойду лодку готовить, завтра, должно быть, ветер поутихнет. Слышите, воет не так? — Он посмотрел на жену — та искала злополучные костяшки. — Что толку дома сидеть, печку подпирать? Ноги так на свободу и просятся.

У остальных рыбаков терпение лопнуло в тот же день. Не сговариваясь, один за другим они вышли на улицу, пошли на дамбу, стали чинить сети, готовить снасти. В бурю работать вдвойне трудно. Но задорная перекличка рыбаков разносилась по всей деревне. Жены вздохнули с облегчением и принялись за уборку — на что похожи комнаты!

— Может, удастся завтра окна да двери открыть, комнату проветрить, — сказала мать Лины. — Глядишь — солнышко покажется. Соскучились уж по солнышку.

Но назавтра солнце не выглянуло. Рыбакам тоже пришлось ждать. Прошел еще один день и еще одна ночь. Ветер действительно присмирел, правильно рыбаки подметили. Буря затихала, но море, казалось, об этом и не ведало. Волны все так же яростно бились о дамбу, грозно рокотали и ревели. Но к вечеру бывалые рыбаки почуяли, что северный ветер переменился.

Что-то несет эта перемена? Они стояли на дамбе, всматриваясь в хмурое небо, по которому бежали тучи. Казалось, соленые брызги уже не секут лицо, даже вкус у них другой. Значит, скоро в море. Хоть оно и сердится еще, но уже не страшно. Главное — шторм пошел на убыль, рано или поздно море сдастся.

 

Четверг — хороший день, по четвергам приходит газета: на двух страницах убористо напечатано обо всем, что делается в стране и за рубежом. В Приморку доставляли только один экземпляр. Его передавали из дома в дом и зачитывали буквально до дыр. В тот вечер в домино не играли. Глава семьи должен прочитать, именно прочитать, а не пробежать глазами, всю газету от начала до конца, а времени в обрез. Ее уже ждут в соседнем доме.

Обычно читали вслух, чтобы женам и старшим детям не перечитывать. Смотрели на часы — не пора ли нести газету соседям?

Ребятам газета казалась скучной. То ли дело домино! Только родителям почему-то быстро надоедает.

Тогда играешь один: выстроишь кости домино в ряд, как солдат, толкнешь первую — глядишь, все солдаты попадали. Малышам тоже интересно, смотрят во все глаза, не мешают отцу читать газету — по четвергам для него нет дела важнее. В скучной газете говорилось о заседаниях парламента, дипломатах из заморских стран с непонятными, заморскими названиями.

Аука сидел и слушал. Вот отец запнулся — видать, трудное слово попалось — и показал газету жене. Аука тоже взглянул. В глаза бросилось слово «Африка». Казалось, оно вот-вот выпрыгнет со страницы. Младший братишка Ян сидел и ждал, когда же Аука подтолкнет первую костяшку и весь длинный ряд, извиваясь змеей, упадет. Но Ауке было не до этого.

Он читал: «Ураган, в течение пяти дней бушевавший по всей стране, охватил и соседние государства Западной Европы, он, вероятно, причинит огромный вред аистам, которые в настоящее время совершают перелет из Африки. Имеются опасения, что все аисты, находившиеся во время урагана над морем, погибли. Поэтому не исключена возможность, что в этом году многие гнезда на крышах домов и сараев так и не дождутся своих пернатых хозяев. За последние годы численность аистов несколько возросла, тем более печален тот факт, что в результате урагана их количество вновь резко сократится и, по предварительным данным, лишь через несколько лет достигнет сегодняшнего уровня».

Аука прочитал про себя сухие казенные строки и застыл. Он бы ни за что не поверил, но ведь в газете черным по белому написано. И еще одно доказательство страшной правды: отец пропустил эту заметку.

— Ну толкни, Аука, — канючил маленький Ян, не сводя глаз с домино. Костяшки, как солдаты на параде, стояли по стойке «смирно». — Ну толкни уж!

Аука щелкнул пальцем по самой последней и выскользнул из-за стола.

— Я на минутку к Дирку с Пиером, — сказал он.

Мать взглянула на него.

— Куда ж ты в такую непогодь? — спросила она, но не рассердилась — ее больше занимала газета. Аука натянул куртку и, как был, без шапки, выскочил на улицу под дождь.

 

Надо же! Никто ничего не знал! Там, где газету уже читали, о гибнущих аистах умолчали. Значит, это правда! Аука вместе с близнецами и Линой побежали к Йелле, от него — к Ээльке, нужно всем рассказать.

Что же делать? Газета врать не станет. Ураган во всем виноват! Сколько уже аистов пошло на корм рыбам! Ребята сидели на кухне у Ээльки и подавленно молчали.

— Не все же они потонули! — Лина чуть не плакала. Взглянула на ребят — ну почему они молчат?

— Те, что уцелели, на старые гнезда полетят. Помнишь, Янус говорил, новые гнезда только молодняку нужны. А молодняк-то как раз в бурю и попал.

— А вдруг Янус ничего не знает? И учитель тоже.

— Учитель-то уж точно читал.

— Может, пойдем Янусу расскажем?

— Что, прямо все вместе? — покачал головой Йелла. — Мы же никогда у него не были.

Но велико было ребячье горе, нужно с кем-то поделиться.

 

На крыльце их встретила Яна, но в дом не позвала. Они так и стояли под дождем на ветру.

— Передайте, пожалуйста, Янусу: все аисты утонули, — мрачно сказал Пиер.

— Кто там? Никак, ребята? — закричал из комнаты Янус. — Ну-ка давай их всех сюда! Я так и знал: прочитают газету — прибегут.

Ребята гуськом вошли в прихожую, разделись. Лина вслед за хозяйкой первой прошла на кухню, там сидел Янус и пил горячий шоколад.

— Ну-ка, жена, разбавь-ка шоколад, да пожиже, воды не жалей, чтобы на всех хватило, — подмигнул он Яне.

Он еще шутит! Спокойно пьет шоколад и шутит! А в газете такое написано! Ребята были ошеломлены, даже Пиер не знал, что сказать.

— Янус, а вы-то читали? — дрожащим голосом спросила, наконец, Лина.

Тут Янус прямо взорвался:

— Да читал, читал, наизусть выучил! Только, пожалуйста, не говорите, что поверили этому вранью. Сидит себе в Амстердаме какой-нибудь умник, небось неба-то чистого из своей типографии не видит, а туда же, в газету строчит. — Он весь трясся от возмущения. — Да он, поди, аиста от курицы не отличит! В городах же аисты не живут. Зато он ученый, все знает! Что, например, все аисты утонули. А он, думаете, сам в штормящее море выходил? Видел, как они тонут? Или как их волной к дамбе прибивает? Ничего подобного! — Янус осерчал не на шутку. — Дали этому умнику пузырек чернил, вот он и рад стараться. Осталось в газете место, он и давай писать об аистах все, что в голову придет. «Имеются опасения», «не исключена возможность», «по предварительным данным»! — презрительно передразнил Янус. — А у кого эти опасения имеются, кто эти предварительные данные собирал? Чушь все это, выдумки, пустые слова, чтобы ребятам в Приморке крепче насолить. — Янус оглядел гостей. Потом посмотрел на свои большие, сильные руки. Да, не поздоровилось бы этому писаке, окажись он здесь, получил бы сполна, чернильная душа. — Кто-нибудь из вас видел, чтобы к дамбе аистов прибило? — спросил Янус.

— Нет, — ответила Лина, — так мы же туда не ходили.

Эх, не такого ответа ждал Янус. Он свирепо посмотрел в ее сторону, как будто это она написала в газету.

— Нечего вранью верить! Подумайте сами, аисты дважды в год летают через море. А если этого писаку в шторм на лодке выпустить, он и трех метров не проплывет — ко дну пойдет. А вот вашим отцам любой шторм не страшен. Почему? Да потому, что у них есть опыт, они море знают. Так и аисты. Конечно, у кого крылья намокнут, отяжелеют, те потонут. А большинство ураган переждет, врасплох их не застать. Они задолго бурю чуют. Это вам не прогноз погоды в дурацкой газете.

Убедительно говорил Янус о глупых газетчиках и умных аистах. Замолчал он, только когда Яна принесла каждому по чашке вкусного горячего шоколада.

— Вот увидите, буря их ненадолго задержит. Ждите, скоро снова парами полетят, больших стай не будет, ведь аистов по всему морю раскидало, но они живы. Утонуло, может, несколько глупышей из тех, что в первый раз летят.

— А в воскресенье вы говорили, что нам как раз молодняк и ждать. У старых-то уже есть гнезда, — озабоченно напомнил Йелла.

— Вот именно, голова садовая, — рассердился Янус, — ураган-то нам и помог, задержал аистов, и те, что полетели бы в Германию, останутся у нас. Неделю буря их мотала, куда им сейчас старые гнезда разыскивать! Каждому колесу на крыше будут рады.

Из-за чашек с шоколадом на Януса с надеждой смотрели шесть пар ребячьих глаз.

Он с таким жаром говорил, что ему верили больше чем газете. Ведь он не в типографском подвале сидел, откуда даже неба не видно, а в своем кресле на колесиках и годами птичьи повадки наблюдал. А сколько раз он в непогоду рыбачить выходил!

— Ветер сейчас все время с моря, — сказал рассудительный Ээлька, — аистов бы к берегу отнесло, правда, Янус?

Надо же, додумался!

Теперь и шоколад показался ребятам куда слаще. Янус тоже с удовольствием отхлебнул из своей чашки.

— Вот слова разумные, — похвалил он Ээльку, — потому что за ними рассуждение есть, не то что в газете. Там слова пустые: «имеются опасения», «не исключена возможность», «по предварительным данным»… — Янус снова разволновался и так фыркнул, что по шоколаду пузыри пошли.

— Ну-ка, мать, плесни-ка еще ведерко воды, а то по второй чашке не хватит. Что-то после дурацкой газеты во рту горчит.

Как тепло и уютно на кухне! Яна шутит, старается развеселить ребят.

Они сидят, переглядываются и с наслаждением пьют вкусный шоколад. Хорошо у Януса, все страхи позади.

Янус подождал, пока все допьют, а потом сказал:

— Пойдемте-ка в комнату, покажу вам кое-что.

— Ты с ума сошел! — всплеснула руками жена. — Там же не прибрано, что ребята подумают?

— Ничего они не подумают. Это только женам везде грязь мерещится. Пошли, ребята.

Они по одному вошли в комнату.

На столе лежало Ээлькино колесо! Все склеено, собрано, не хватает только железного обода. На полу — ржавые железки, палки, бруски, стружки. Беспорядок ужас<