Счастливый сон Константина Константиновича Рокоссовского

Вокруг меня чистый, лазурно-голубой свет, который льется одновременно отовсюду: сверху, снизу, со всех сторон. Сам же словно находился внутри огромного додекаэдра. Тихо, но в этой тишине отчетливо ощущается некое напряжение, словно вот-вот что-то произойдет. Мне кажется, я слышу собственный пульс… Ну же!

И вот все это лазурное спокойствие с негромким хлопком взрывается миллионом ярких вспышек, каждая из которых превращается в сияющий пульсирующий круг. Круги расширяются, сливаясь друг с другом, создавая причудливые оттенки, но это феерическое явление продолжается не более трех секунд. Грани додекаэдра стремительно тают, буквально растворяясь в пространстве; и вот я обнаруживаю, что стою ногами на оранжевом песке на берегу неведомого моря. Ночное незнакомое небо, сияющее мириадами звезд, раскинулось на моей головой… Но оно не вызывает во мне тоски, а, напротив, наполняет каким-то ликованием. Я вижу на нем несколько крупных небесных тел вроде нашей Луны, вижу облачную полосу, расстилающуюся на полнеба и излучающую бело-голубое свечение, она напоминает наш Млечный Путь, только более крупный и яркий.

Внезапно мир вокруг меня наполняется звуками. Я слышу, как волны с легким шуршанием неторопливо катятся к берегу и, достигнув его, издают тихий плеск. Вслед за звуками в мое сознание врываются запахи. Головокружительно пахнет какой-то дивной свежестью, морем, теплым песком… Отчего-то пришло в голову, что именно так пахнет счастье. И я улыбнулся своим мыслям и вгляделся в полосу берега, освещенную чудным светом четырех лун.

Там, отбрасывая четыре бледные тени, вполоборота ко мне сидела Она. Нас разделяло около тридцати шагов и я не мог видеть ее лица, но узнал ее каким-то необъяснимым древним чутьем. Ее гибкий, изящный силуэт хорошо обрисовывался на фоне поблескивающей воды. Роскошные волосы ее шевелились, струясь по воздуху. Волны лизали ее босые ноги… На ней не было одежды и я даже мог видеть очертания ее груди. Она задумчиво смотрела вдаль и словно бы чего-то ждала.

Приближаясь к ней, я не слышал собственных шагов. Ноги мои утопали в мягком песке словно в пушистом ковре. Этот песок все еще хранил тепло ушедшего дня…

Когда я приблизился, она не повернулась ко мне и даже не изменила позы, а только лишь жестом руки пригласила сесть рядом.

Нас разделяло расстояние шириной с ладонь. Но я не торопился прикоснуться к ней. Своеобразное очарование было в этой бесконтактной близости, и я наслаждался ею. Меня окутывало исходящее от нее невидимое свечение, даря удивительное ощущение покоя и умиротворения.

Одна из лун, – та, что освещала Ее со стороны моря, – делала ее лицо словно посеребренным. И от этого она была похожа на восхитительную статую, созданную вдохновенным гением. Прекрасна, совершенна… Сейчас она представлялась мне совсем не такой, как тогда. Эротическое притяжение не туманило мой разум, хотя и присутствовало, дополняя восприятие, подобно тому как в дорогих духах присутствует легкая ненавязчивая, но необходимая нотка. Я был расслабленно-спокоен и всем своим разумом настроен на созерцание.

Но она не была статуей. В ней струилась жизнь, расцветали чувства и таились эмоции. Прекрасная инопланетянка… темная эйджел, прекрасная и опасная, как остро отточенный нож, моя женщина. Слышишь ли ты мой безмолвный призыв к тебе? Как бы мне хотелось хоть немного приблизиться к твоей неземной душе… Я ведь догадываюсь, что ты не всегда холодно-деловитая либо кокетливо-соблазнительная. Тебе свойственна и нежность, и любовь… Ведь не зря ты создана такой, какой я вижу тебя сейчас – а сейчас ты настоящая, и все, что вокруг – это мир твоей души…

Я не отрывал глаз от нее. Я видел, как вздымается ее грудь; блики серебряной луны перемещались по ее коже, создавая удивительную игру света и тени. Она будто бы мерцала. Я готов был целую вечность сидеть вот так и любоваться на нее…

Но вот ее прохладная ладонь легла на мою руку. Она повернулась ко мне – и глаза ее засияли отражением миллионов звезд. Губы ее приоткрылись, но она ничего не произнесла. Вместо этого она медленно подняла за запястье мою ладонь и приложила к своему животу.

И в этот момент мне показалось, что все вокруг затихло, словно само время остановилось. И среди этой абсолютной тишины я услышал вкрадчивую пульсацию, которая отдавалась мне в руку… «Тук-тук, тук-тук», – стучало маленькое сердце моего ребенка, моего сына. Я, замерев, слушал эти звуки, и во мне нарастала радость, подобная бурному потоку.

Я вдруг заметил, что наступает утро. Все вокруг стало быстро меняться: горизонт над морем залило бледно-малиновым цветом, море приобрело сиреневый оттенок, ближе к берегу переходящий в голубой, а затем и в бирюзовый. Песок стал тускло-желтым, почти белым… Потускнели и исчезли луны. Ветер подул в другую сторону; теперь он нес ароматы хвои, древесной смолы и меда. Стало ощутимо прохладнее. С изумлением я обнаружил, что этот чужой мир каким-то непостижимым образом, ежесекундно меняясь, постепенно становится похожим на наш, привычный взгляду землянина… Нечаянно подумалось, что все миры в какой-то момент становятся похожи друг на друга… потому что изначально были созданы одним и тем же Разумом. Как, впрочем, и населяющие их существа…

Моя инопланетянка потянулась ко мне – и я наконец обнял ее. Ладонь моя по-прежнему лежала на ее животе. Так мы сидели на берегу моря, наблюдая, как восходит багровое солнце… Нам не нужно было слов, чтобы выразить свои чувства. Все был понятно и так. Я осознавал, что эта женщина нужна мне. Более того – откуда-то приходило понимание, что она предназначена мне судьбой. Я просто был счастлив в этот момент, безмерно счастлив – счастье это не носило характер безумия, а было спокойным и могучим… вот как это расстилающееся перед нами море. И каким-то образом я чувствовал, что тоже нужен ей, моей удивительной, чудесной, сладкой, загадочной Ватиле, что между нами возникло нечто большее, чем «передача генетического материала». Как прекрасно, что ребенок, которого она носит под сердцем, будет не просто результатом холодного расчета, а плодом любви… Любви! Сейчас мне казалось, что я впервые испытываю это чувство. А может быть, так и есть. Но в одном я уверен точно – это теперь на всю жизнь! На всю мою жизнь.

* * *

Августа 1941 года, полдень