Лейтенант Виктор Петрович Ростовцев

 

Уже два месяца мы отступаем, огрызаемся, и снова отступаем, чтобы огрызнуться на очередном рубеже и вновь отступать. От первоначального состава нашего полка 22-го июня, встретившего войну на границе и под натиском врага оставившего город Брест, к настоящему моменту почти никого не осталось. Большая часть бойцов и командиров погибли, сражаясь внутри Брестской крепости, остальные пали на длительном и опасном военном пути, стоя в нерушимых стальных оборонах и с боями выходя из смертельно опасных окружений.

Это окружение у нас, кстати, уже третье и выходим мы из него, считай что, последними. Дело в том, что подвижность нашей группы сковывает командир нашего полка майор Маркин, несколько дней назад получивший тяжелое осколочное ранение, вызвавшее тяжелое нагноение. Из-за этого мы не можем оставить его у местных жителей, потому что тогда он обязательно умрет от этой раны и его смерть будет на нашей совести. Товарища майора надо срочно доставить в госпиталь, но, к сожалению, пока мы не вышли из окружения, это невозможно.

Кстати, сам Михаил Иванович несколько раз просил, чтобы оставили его у добрых людей, но мы не соглашаемся. Все знают, что бросить своего командира – это все равно, что бросить боевое знамя полка. Знамя мы тоже сохранили и очень этим гордимся. Пусть сейчас в нашей группе всего три десятка бойцов и командиров, но пока с нами командир и знамя, мы и есть 125-й стрелковый полк, пусть и сточившийся почти под ноль за время боев. Вырвавшись, а точнее просочившись, из кольца окружения под Костюковичами, мы медленно двигались на юг, используя для прикрытия сплошные белорусские леса.

Но все когда-нибудь кончается, кончились и густые леса. Дальше на юг, на пару десятков километров, лежала открытая местность, передвигаться по которой днем довольно опасно, так как сила сейчас не на нашей стороне.

Поэтому хочешь, не хочешь, но приходится использовать обретенные за два месяца войны особые умения скрытно передвигаться по болотисто-лесистой местности, и в случае необходимости атаковать врага внезапно, чтобы тот не успел опомниться. А так как бойцов в нашем «полку» едва наберется на полнокровный взвод, то нападать лучше на мелкие подразделения, не ожидающие нашей атаки. Крупная добыча, что-нибудь крупнее отделения фуражиров при одном грузовике – не для нас.

Вчера мимо нас на юг прошли вошедшие в прорыв немецкие танковые части, а это значит, что через два-три дня здесь будет довольно людно, ведь вслед за танками пойдет пехота, а эти заразы такие дотошные, что не стесняются заглянуть в каждую щель. Поэтому, хорошенько отдохнув днем, следующей ночью мы планировали проскочить за спиной у немецких танкистов в том зазоре, который обычно бывает между ними и приотставшей пехотой. Видали мы уже немецкие прорывы, причем во всех видах. Поэтому, расположившись на дневку неподалеку от южной опушки лесного массива, мы выставили секреты и дозоры, чтобы уберечься от внезапного нападения. Мало кто будет шататься по лесам, и немцы не исключение. Бывали уже случаи раньше. Кроме того, я разослал во все окрестные деревни разведывательные группы из трех-четырех человек, с заданием пошукати у местного народа на тему, чего бы пожрать. А то патроны у нас еще есть, а еды уже нет.

Но все пошло совсем не так, как ожидалось. Первыми тревогу забили бойцы, которых я послал в самую ближнюю деревню под названием Борейки, с заданием выяснить были, ли там немцы и вообще прояснить складывающуюся обстановку. Эта деревня находилась на некотором отдалении от дороги Сураж–Костюковичи, но с ее околицы хорошо просматривалось все, что творилось на этой важной для немцев трассе. Михаил Иванович говорил, что по этому шоссе, на котором больше нет наших войск, немецкие танки смогут выйти в тыл нашему Юго-Западному фронту – и тогда получится так же, как и под Минском, то есть очень нехорошо. Мы сами эти танки остановить попробовали, но не сумели. Просто не хватило сил, и теперь нам осталось только наблюдать за происходящим, сжимая кулаки от бессильной ярости.

И тут мои вернувшиеся из разведки бойцы докладывают, что из Смольков и Смольковой Буды (это деревни на самой дороге в трех-пяти километрах от Бореек) прибежали мальчишки сообщившие, что в их деревни с юга, со стороны Суража, на танках и бронемашинах приехали какие-то странные люди не нашенского облика, хотя между собою говорят по-русски. На вопрос: «чьи вы будете?», незнакомцы смеются и отвечают, что они марсиане и танки у них марсианские. Наверное, это они так шутят, но до прояснения обстановки пусть будут «марсианами». И тут я подумал, что требуется сходить и посмотреть, что это за люди, эти самые «марсиане», чем они дышат, русские по языку, но ненашенские обликом. И самое главное – выяснить, откуда они образовались в самой середке немецкого наступления – там, где нет и не может быть наших войск. Одним словом, я предупредил товарища майора, что отправляюсь на разведку, взял с собой двух бойцов, которых знал еще с брестских времен, и мы пошли…

Того, что творится между Смольками и Смольковой Будой, с околицы Бореек видно ни хрена не было – обзору мешали расположенные между ними рощицы и редкие купы деревьев. Тогда мы с бойцами решили, что не будет ничего страшного, если мы пройдем еще километра полтора и скрытно понаблюдаем за происходящим в бинокль с опушки небольшой рощи. А то не нравятся мне такие сюрпризы. Но не успели мы выступить в путь, как на дороге образовалось еще одно явление. С севера, от Костюковичей, по дороге на Сураж ехала хорошо охраняемая немецкая колонна – по всем признакам, штаб дивизии или корпуса. Добыча совсем не нашего масштаба, ведь у врага в охране были даже танки, а у нас только винтовки, пара гранат и ручной пулемет «Дегтярева». Была мысль прихватить с собой брошенную на поле боя «сорокапятку», но из расчета в живых там остались только заряжающий и ездовой, из-за чего орудие пришлось бросить, тем более что и лошадей для запряжки тоже не было.

Но вот засевших в Смольках «марсиан» охрана врага, видимо, не смущала. Едва немецкая колонна заехала за поворот дороги и скрылась за деревьями, как там разгорелась такая интенсивная стрельба, что небу стало жарко. Судя по звуку, стреляли из автоматических пушек и тяжелых пулеметов, типа ДШК. Видимо, это действительно была танковая часть – огонь велся из множества стволов сразу. Очевидно, что первыми же выстрелами «марсианам» удалось подбить все немецкие танки и бронетранспортеры, так как ответного огня не последовало, и сразу после начала стрельбы над верхушками деревьев в небо поднялись столбы густого черного дыма. Потом стрельба оборвалась так же внезапно, как и началась.

Мы с бойцами переглянулись. Даже с этой дурацкой опушки все равно не было видно того, что творится примерно на километровом отрезке дороги между двумя вышеназванными деревнями, где и происходили основные события. Все закрывала собой деревня Смолькова Буда с ее домами и садами. Нужно было искать более удобную позицию для наблюдения. Немного подумав, я решил, что если пройти по поросшему кустарником руслу протекающего поблизости ручья, то можно скрытно выйти на опушку соседней рощи, откуда интересующий нас отрезок дороги откроется как на ладони.

Но не успели мы тронуться в путь, как увидели, что из-за деревни Смолькова Буда по дороге в северном направлении выступила танковая колонна «марсиан». Видал я и наши «КВ» с «тридцатьчетверками», и немецкие «тройки» с «четверками»; видал я их и исправными, на ходу, видал брошенными и подбитыми, но таких танков, как сейчас, до этого дня я не видел ни разу. Первое, что бросалось в глаза – это приплюснутые, заостренные обтекаемые формы корпуса, и длинная, выступающая вперед на половину корпуса, пушка корпусного калибра. Таких танков-монстров (я специально пересчитал) в колонне было тринадцать штук. Следом за ними двигались машины попроще и полегче, пушки которых с такого расстояния даже в бинокль выглядели как длинные тонкие линии. Наверное, это и были те самые мелкокалиберные скорострелки, частые очереди которых мы слышали совсем недавно. Сверху на этих легких танках густо сидела «марсианская» пехота, и я еще здорово удивился, ведь все наши уставы и инструкции категорически запрещали перевозку красноармейцев на броне танков и прочих боевых машин. Но, видимо, у этих «марсиан» все не как у людей, и совсем другие уставы, поэтому им закон не писан.

Судя по количеству выезжающей из Смольков техники, неудивительно, что сопротивление охраны немецкой колонны было сломлено в такие короткие сроки. Я не был уверен, все «марсиане» покинули деревню Смольки или там осталось какое-то их подразделение. Уж очень не хотелось бить ноги и идти в обход только для того, чтобы узнать, что деревня пуста и все пришельцы отправились на север, навстречу наступающей немецкой пехоте. Но и идти полтора километра через открытое со всех сторон поле тоже было страшновато, и мы с бойцами все же отправились к этим Смолькам в обход. Два месяца войны уже успели научить меня тому, что неуместная лень – это самый верный путь к безвременной смерти и безымянной могиле или же к немецкому плену, который в большинстве случаев означает то же самое. И хоть «марсиане» не немцы (а даже наоборот, дают немцам транды так, что любо-дорого смотреть), но все равно, кто их знает этих чужаков, что они будут делать, если увидят перед собой бойцов и командиров Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

На дорогу в обход сперва по руслу ручья, а потом по опушке березовой рощи, у нас ушло чуть больше часа. По карте там идти всего-то три километра, но мы шли не по карте, а по лесу, а лес – это не большак. [41] Когда мы вышли на намеченный рубеж и принялись наблюдать, то убедились в том, что часть «марсиан» осталась в деревне и, более того, намеревается устроить там опорный пункт. А еще зачем тогда несколько легких танков, прицепив себе сзади такую штуку, как у бульдозера, усиленно копали танковые окопы и тут же рядом по очереди махали лопатами бойцы, отрывая свои индивидуальные ячейки и ходы сообщения.

Увидели мы и разгромленную вражескую штабную колонну прямо на въезде в деревню. Там все еще дымилось и кое-где плясали язычки пламени. Правда, среди разбитой техники явно не хватало ранее присутствовавших в колонне легковых автомобилей и автобусов. К сожалению, то, что делалось в самой деревне, осталось для нас тайной за семью печатями, потому, что по ее околице густо курчавились фруктовые сады с поспевающими яблоками и грушами. Как бы мне хотелось приподняться в небо и сверху заглянуть за эту зеленую завесу, чтобы понять, что происходит там, внутри… Но чего мне было не дано, того не дано, а потому, отослав одного бойца с донесением товарищу майору, я вместе со вторым бойцом продолжил свое наблюдение за «марсианами».

Правда, при этом я не учел, что не только я могу наблюдать за ними, но и они за мной. Это стало ясно это гораздо позже, когда в спину мне вдруг уперся холодный ствол чужого оружия и тихий голос на чистейшем русском языке вежливо, но с многообещающими интонациями поинтересовался, какого черта мы тут шпионим вместе с бойцом Безенцовым. В этот момент я даже и не знал, что подумать. Вроде замаскировались мы неплохо, в секрете не шумели и не курили, между собой общаясь исключительно шепотом. А ведь я считал себя опытным бойцом, пуганым волком, прошедшим огонь, воду и медные трубы – и вот, поди ж ты, такой конфуз.

Первым делом у нас отобрали все оружие, после чего приказали подняться на ноги и повели в сторону деревни. Когда я в первый раз увидел их вблизи, то подумал, что эти люди действительно похожи на марсиан – настолько непривычно выглядела их темно-зеленая форма и обтянутые тканью каски с надвинутыми на лоб очками-консервами, придающими им сходство с гигантскими насекомыми. Впрочем, между собой они общались на понятном русском языке без всякого иностранного акцента, из-за чего я в очередной раз начал теряться в догадках по поводу того, кто же они такие на самом деле. Еще меня мучил вопрос, каким образом «марсиане» смогли так быстро обнаружить наш секрет. [42] Естественно, ответ на этот вопрос знали только мои пленители, но как раз им я его не задавал, так как мне все равно никто бы не ответил.

Когда нас привели в деревню, то первым делом мне бросилось в глаза, что над сельсоветом продолжает развеваться советский флаг. Точнее не так – этот флаг развевается там совсем недавно. Обычно флаги в таких деревнях меняют очень редко, из-за чего они истрепываются по краям и выгорают до бледно-розового цвета. Этот же флаг был совсем новеньким и развевался здесь не потому, что о нем все забыли, а потому что он призван был сообщать всем и каждому, что в этой деревне на данный момент существует советская власть, и действуют советские законы. Тут же, возле сельсовета, в тени деревьев нашлись «потерянные» мною немецкие легковые автомобили и автобусы, и возле них немецкие офицеры-штабисты мордой в стенку с заложенными за голову руками и широко расставленными в стороны ногами. Сурово тут с ними – правда, еще неизвестно как эти «марсиане» отнесутся к нам самим. Правда, я вижу хороший знак в том, что у нас не отобрали ремни, как обычно это делают с пленными, и ведут в положении «вольно», а не с поднятыми или заложенными за голову руками. Плохих знаков вроде пока нет, но кто его знает, как оно все обернется…

Разговаривал со мною (ибо допросом эту беседу считать нельзя) «марсианин» без знаков различия, представившийся командиром мотострелковой роты старшим лейтенантом Андреем Голубцовым.

– Лейтенант Ростовцев, значит, – сказал он, перелистав мою командирскую книжку и зачем-то потерев пальцем ржавую скрепочку, – и что же вы, товарищ лейтенант, делаете здесь, в лесах, вдали от своей части?

При этом у него был такой вид, как будто он тут самый большой начальник, а все остальные должны отвечать на его вопросы, стоя по стойке смирно. С другой стороны, это его люди задержали меня, а не мои его, поэтому и вопросы здесь задает именно он.

– Товарищ старший лейтенант, – с некоторой обидой ответил я, забыв на мгновение, что передо мной чужак, «марсианин», – я выхожу из вражеского окружения в составе своей части. В нашей группе, между прочим, находится не только раненый командир нашего полка, майор Маркин, но и боевое знамя части, которое мы сохранили, несмотря на все опасности. Когда немцы начали свое наступление, наш полк по численности был не больше батальона, а сейчас в нем едва наберется бойцов на сводный взвод. Майор Маркин тяжело ранен, и сейчас тем, что осталось от полка, командую я. Мы дрались на назначенном нам рубеже сколько хватало сил, но немцев оказалось в несколько раз больше, и нас буквально задавили количеством. У моих бойцов патронов осталось по обойме на винтовку и один неполный диск для «Дегтяря». Один короткий бой – и мы безоружны.

Услышав мои слова, старший лейтенант «марсиан» резко подобрел.

– Да, парни, – сказал он, – тяжело вам пришлось. Но ничего, мы уже здесь, а, значит, кисло теперь станет уже фрицам. Полетят теперь по воздуху кувырком их рваные жопы, любо-дорого будет смотреть!

– А кто это «вы», товарищ старший лейтенант? – осторожно спросил я.

Старший лейтенант «марсиан» моментально стал донельзя серьезным.

– А ты, лейтенант, действительно хочешь это знать? – жестко спросил он. – Знаешь о том, что во многих знаниях многие печали, и о том, что в целях сохранения военной тайны я могу тебе банально соврать?

– Знаю, товарищ старший лейтенант, – ответил я, – но если вы скажете, что вы секретные войска НКВД, то все равно не поверю. Уж слишком вы другие.

– Вот именно что другие, – хмыкнул мой собеседник. – Настолько другие, что тебе, лейтенант, даже и не снилось. Впрочем, как говорит наш комбат, майор Потапов, под ковром можно спрятать только маленькую серенькую мышку, а не большого красного слона. Одним словом, Витя, мы из будущего. Тут вот недавно образовалась такая дыра, через которую можно шляться туда-сюда как по проспекту. Сперва через эту дыру к нам сунулись немцы во главе со своим знаменитым генералом Моделем. Но мы их в темпе вальса напинали так, что от того Моделя осталась только рваная шинель, а потом пришли сюда – посмотреть, не нужна ли кому наша помощь. Так что не обессудь – то, что можно было тебе рассказать в общих чертах, я уже рассказал, а сейчас что же мы это как нерусские – разговоры разговариваем, а гости, наверное, голодные… Парни, обед в студию, товарищам красноармейцам! Вы уж не обессудьте, тылы у нас еще не подошли, так что питаемся мы пока сухими пайками.

Я был настолько ошарашен всем услышанным и был так голоден, что ел, не чувствуя вкуса еды, хотя стоило бы. Сухие пайки у потомков вкусные, и их не сравнить с нашими сухарями и тушенкой в измазанной солидолом жестяной банке. Прямо не сухпай, а какой-то походный ресторанный обед. Самое главное, что в моей голове все встало на свои места. «Марсиане» оказались «потомками» – и это принципиально меняло все. Не чужие, чай, люди, договоримся. Правда, оружия нам пока не вернули, но думаю, что этот разговор у нас впереди. И самое главное – требуется выяснить, что теперь будет с моими товарищами и с нашим раненым командиром майором Маркиным.

– Товарищ старший лейтенант, – сказал я, торопливо доев сухой паек потомков и облизав ложку из странного легкого материала, – скажите, а что будет с нами и с нашими товарищами, которые остались в лесу? Нашего командира полка майора Маркина требуется срочно отправить в госпиталь… У него серьезное ранение в ногу, и в скором времени может начаться гангрена.

Старший лейтенант Голубцов пожал плечами и хмыкнул.

– В лесу вам точно оставаться не стоит, – сказал он, махнув рукой в северном направлении, – наши сейчас там давят немецкую кавалерийскую дивизию, но всех они не раздавят, только понадкусают, а немецкие кавалеристы – это донельзя настырные твари, без мыла залезут в любую щелку. Если бы тут не было нас, то они просто проследовали бы колоннами мимо к назначенному рубежу, но теперь в попытке обойти наши фланги они рассыплются на местности, так что вам от них стоит ждать неприятностей. Если на вас наткнется их дозор, то попадете как кур в ощип.

Немного подумав, старший лейтенант добавил:

– Значит, сделаем так, товарищ лейтенант. Для эвакуации ваших раненых и военного имущества я выделю один взвод на БМП. Твой боец покажет им дорогу и отвезет донесение вашему раненому командиру, чтобы он сдуру не подумал, что мы пришли брать его в плен. С этим взводом пойдет наш санинструктор, который окажет раненым первую помощь. Ты останешься здесь – у меня с тобой будет серьезный разговор. Расскажешь, как вы там дрались и много ли еще таких окруженцев вроде вас шарахается по лесам. Договорились?

Я подумал и согласился, мне было о чем рассказать. Только я попросил, чтобы меня не отправляли в тыл, а оставили воевать на передовой. Счет у меня к немцам просто преогромный, и лучше бы им на моем пути не попадаться. Думаю, что и мои товарищи из числа тех, которые не имеют серьезных ранений, тоже попросят об этом. Воевать, когда за твоей спиной танки и эти – как их там – БМП, не только можно, но и нужно. Бить этих гадов надо! Бить, бить и бить до тех пор, пока мы вместе с потомками не вобьем их в землю по самую макушку!

На это старший лейтенант ответил, что он не Господь Бог, а всего лишь ротный командир, и вопрос о том, оставаться ли мне и моим бойцам на передовой или убыть в тыл, должны решать их старшие начальники совместно с нашими. Но все равно я не мог об этом ему не сказать, и старший лейтенант Голубцов понял.

 

* * *

 

Августа 1941 года. 15:25