Означает ли брак покупку женщины?

Вопрос о том, происходит ли при заключении брака купля-продажи женщины как товара или раба, всегда волновал антропологов. Как пишет Валерио Валери, в тридцатых годах 20 века в журнале «Man» состоялась серьёзная дискуссия по этому поводу (Valeri, 1994). Дискуссия возникла относительно уместности термина bride price. Этот термин объявили оскорбительным и заменили его термином bridewealth для обозначения денежной суммы, которую семья жениха выплачивала семье невесты, когда девушка переходила из дома в дом. Впрочем, Валери отмечает, что семья жениха в одном из племён, которых он изучал на западе Индонезии, прямо говорила о покупке жён:

«То, что антрополог стыдливо привык называть «приданым» (bridewealth), они жестоко называют mulua beliam, «цена на женщину». То, что антрополог старательно называет «материальное содействие» и «свадебные подарки», они безо всякого сомнения называют «купить женщину». Кроме того, они открыто сравнивают между собой цены на разных женщин и жалуются, что некоторые «стоят слишком дорого» (Valeri, 1994).

При этом, семья невесты называла сделку «дарением». Валери объясняет, что господствующее теоретическое направление в антропологии сознательно отказалось от рассмотрения свадебных выплат как «чисто коммерческих сделок», так как женщина не может быть перепродана третьим лицам группой, которая её приобрела, и что право «отдать» женщину всегда остаётся у той группы, в которой она родилась. Валери скептически относится к подобным отличиям и отмечает, что товары, которые используются для покупки жён, могут использоваться и для покупки рабов. Женщины считаются более ценными, чем другие товары, объясняет Валери, потому что женщины приносят потомство и дают группе её «существование в качестве группы» (там же). За женщин платят цену, «потому что необходимо предоставить приемлемую компенсацию той группе, которая отдаёт женщину в качестве средства воспроизводства». Необходимо добавить, что цена, которую выплачивают за невесту, обеспечивает постепенную передачу всё более полных прав собственности. «Наблюдается отчётливый контраст между начальным этапам брака, когда передаются только право сексуального доступа и право на пользование кулинарными услугами, и следующими этапами брака, когда передаётся полный контроль за местом жительства женщины и её репродуктивным потенциалом» (там же). В любом случае, с точки зрения женщины эти различия малозаметны. Её тело и её личность были обменены на товар; сама она не участвовала в сделке, но ей придётся исполнять условия сделки в том, что касается её использования в сексуальных и репродуктивных целях. В племени, которое изучал Валери, муж относит отцу невесты несколько монет, а брачный ритуал сосредоточивается на передаче репродуктивных способностей женщины её мужу. Ритуал другого племени той же зоны ещё более «анатомичен», назначая тип и количество товара, который должен быть вручён за каждую из частей тела женщины, «особая тарелка за голову, гонг за голос и так далее» (там же). Выкуп (bride price) необходим, чтобы установить власть мужчины и его права в отношении купленной женщины. В исследовании о трансформации понятия брака и появлении проституции в Папуа-Новой Гвинее, Холли Вардлоу (2007) объясняет:

«Почти все мужчины, принявшие участие в исследовании, особенно настаивали на важности выкупа, как в определении обязанностей жены, так и при обосновании господства мужа над женой... Мужчины разных поколений племени Хули неоднократно ссылались на уплаченный выкуп, объясняя почему женщины должны больше работать в поле, почему они должны просить разрешение у мужа, чтобы выйти из дома, почему они должны вступать в сексуальные отношения с мужем по требованию последнего и почему они должны немедленно выполнять прямые приказы мужа, например, принести что-нибудь» (Wardlow, 2007).

Выкуп позволял мужчинам знать, кого они могли использовать сексуально. Женщина, за которую уплачен выкуп, принадлежала мужу, который «имел эксклюзивное сексуальное и репродуктивное право на тело женщины» (там же). В истории возникновения системы мужского господства на Ближнем Востоке Герда Лернер утверждает, что обмен женщинами с целью брака и повсеместно распространённая практика выкупа не означали, что женщины рассматривались как вещи или собственность. По мнению Лернер, «то, что объективируется, то, что становится товаром, — это не женщины как таковые. Объективируется и становится товаром их сексуальность и репродуктивная способность. Женщины никогда не были „вещами“ и их так не воспринимали» (Lerner, 1987). Лернер говорит о том, что женщины сохраняли «способность к самостоятельному действию». Однако подобные утверждения спорны. Как возражает Кэрол Пейтман (1988), трудно отделить женскую «сексуальность» от самих женщин. Такое разделение предполагает трещину между телом и сознанием — именно то, что находится в самом сердце современной проституции и является одним из наиболее вредоносных её последствий (Farley, 2003). Проституированные женщины вынуждены научиться отделять своё сознание от тела в то время, когда их используют, если они уже не научились это делать из опыта сексуального абьюза в детстве. И те из них, кто неспособны научиться этому, не способны выносить проституирование.

Брачный траффикинг

Традиционные формы крепостного брака, ворвавшиеся на Запад в результате глобализационных процессов, вновь вызвали вопрос о месте брака в системе женского угнетения и нарушения прав человека женщин, которым оно сопровождается. Наиболее ярким примером новых форм крепостного брака является приобретение по почте жён из бедных стран, таких, как Филиппины или Россия. Можно купить жену, ни разу её не видев, или съездить в специально организованный тур для выбора жены. Возникновение многочисленных брачных агентств, поставляющих жён по почте, и прибыль, которую даёт этот бизнес, делают его значимой частью мировой сексуальной индустрии (Demleitner, 2000). В некоторых случаях женщины сами должны платить брачным агентствам за размещение своих данных и могут даже задолжать агентствам за расходы на поездку к будущему мужу. Порой этот долг становится трудно вернуть, если мужья не позволяют им иметь деньги. Практика показывает, что «невеста по почте» является чисто традиционной формой крепостного брака, так как тело и труд женщины совершенно неприкрыто приобретаются — в данном случае, западными покупателями-собственниками — в обмен на материальное содержание. Доклад ООН за 2007 год признаёт бизнес «невест по почте» одним из видов траффикинга (ООН/Совет по Правам Человека, 2007). Некоторые феминистки осудили использование термина «жена по почте», так как это обозначает женщину как товар и является оскорбительным для тех, кто вступает в брак таким образом. Примечательно, что тот же набор аргументов, используемых некоторыми феминистками относительно других видов проституции (проституция должна быть признана видом личного агентства или женским выбором, женщины не должны быть «виктимизированы»), также используется и относительно индустрии купли-продажи жён по почте. Нора Демлейтнер, например, утверждает, что женщины, которые вступают в брак таким образом, не являются «невинными овечками, жертвами или проститутками», не являются «товаром» и к ним необходимо относиться как «к свободным агентам, действующим добровольно, как к отважным индивидам, обладающим большими способностями и огромной силой воли» (Demleitner, 2000). Однако она сама очень хорошо описывает неравное положение, в котором находятся жёны по почте в контексте семейных отношений: материальная зависимость, отсутствие лингвистических и культурных навыков, изоляция от родственников, друзей и других сдерживающих элементов, постоянное состояние напряжения, так как при оставлении брака они могут быть депортированы и потерять всё, что они приобрели в браке. Выяснилось, что издержки брака по почте могут включать в себя избиения женщин или их убийство. Несколько громких случаев убийства жён по почте за последние десять лет в США привлекли внимание к насилию, которому могут подвергаться женщины в подобном браке (Terzieff, 2007). По словам докладчицы ООН Сигмы Худы, подобная практика «несовместима с равноправием, достоинством женщин и с соблюдением их прав. Неравное распределение власти в подобных браках подвергает женщин особому риску пострадать от насилия и абьюза, особенно когда мужчина заплатил за возможность жениться» (ООН/Совет по Правам Человека, 2007а). Часто покупка жены по почте превращается в «принудительный брак, так как женщины не могут свободно уйти из-за статуса иммигранток, социальной изоляции и из-за страха перед своими мужьями» (там же). Нет никакого противоречия между признанием угнетения женщин в системе мужского господства и признанием их личной отваги и огромной воли к сопротивлению. Если бы такое противоречие существовало, следовало бы отказаться от вообще любой феминисткой критики как от оскорбительной для женщин. Индустрия купли-продажи жён по почте является наиболее явно коммерциализованным и связанным с глобальной секс-индустрией видом брака в мировой экономике. Связь с проституцией здесь очевидна, так как бедные женщины из бедных стран отдают незнакомым мужчинам, в которых они не заинтересованы ни эмоционально, ни сексуально — свой репродуктивный и домашний труд, сексуальный доступ к своему телу, чтобы избавиться от ужасных материальных условий жизни. Хотя агентства продажи жён по почте существовали задолго до девяностых годов двадцатого века, масштабы и эффективность индустрии были ограничены возможностями почтовой службы. Интернет изменил ситуацию:

«Когда индустрия торговли жёнами по почте после бумажных каталогов в девяностых годах вышла в интернет, количество... поставщиков подобных услуг резко возросло по численности и географическому охвату: от России и Азии до Латинской Америки» (Schaeffer-Gabriel, 2006).

Согласно одному из источников, число компаний увеличилось с 200 в 1999 году до 500 в 2005. Через них на территорию США ежегодно въезжали от 4000 до 6000 жён-иностранок (Minessota Advocates for Human Rights, 2007). Эта индустрия разрастается в богатых странах, где многие мужчины ищут жён-иностранок. Так, значительная по масштабам индустрия поставляет женщин из Вьетнама и Индонезии тайваньским мужчинам, которые платят посредническим агентствам до 10000 долларов за поездку в Китай, Индонезию и Вьетнам для покупки «жён» (там же). Количество жён-иммигранток в Тайване составляет 306700 человек — половина иностранного населения Тайваня. Почти две трети из них китаянки, остальные — преимущественно из стран Юго-Восточной Азии. Некоторые теоретики рассматривают развитие подобных коммерческих практик как создание института «корпоративной маскулинности», которая глобализируется через сферу бизнеса и контакты в интернете. В этой «корпоративной маскулинности», которую Фелисити Шеффер-Грабиэл метко называет «корпоративным мультикультурализмом», богатые мужчины могут осуществлять своё мужское право путем покупки женщин, которые находятся в более угнетенном положении, чем женщины развитых стран, с целью получить удовольствие от экзотической, расистской стереотипной сексуальности, а также укрепить свои международные связи через использование женских тел. Западные потребители, в частности, бизнесмены могут играть роль мировых плейбоев, которым открыт доступ к телам женщин в мировом масштабе. Шеффер-Грабиэл определяет индустрию «кибержён» как один из «международных маршрутов североамериканской маскулинности» (Schaffer-Grabiel, 2006). В «корпоративном мультикультурализме» североамериканские мужчины ищут выгодную для себя, защищённую корпоративизмом позицию, с которой они могли бы принуждать к сексуальной покорности женщин из бедных стран, точно так же как североамериканский производитель спортивной обуви может локализовать своё производство в другой стране с целью наживы на дешёвой азиатской рабочей силе, особенно на женской рабочей силе (Enloe, 2004):

«Мужчина из страны первого мира обычно ищет себе покладистую, покорную и послушную жену, которую он мог бы контролировать и подчинять. Он ищет себе жену по почте, движимый преимущественно сексизмом и потому что ненавидит и боится феминистское движение. Он не желает иметь ничего общего с женщинами своей национальности, потому что считает, что они агрессивны и эгоистичны. Также он полагает, что эти женщины слишком амбициозны, слишком требовательны в браке и считают себя равными мужчинам. Он критикует женское желание автономии, независимости и равенства» (Belleau, 2003).

Веб-сайты брачных агентств по почте привлекают клиентов обещаниями, что женщины, которых они предлагают в качестве жён, буду более послушными, чем западные. Goodwife.com — это рекламный веб-сайт брачных агентств, продающих жён по почте. На нём можно встретить такие объявления:

«Мы, мужчины, не хотим иметь дела с современными женщинами. С женщинами, которые встают под флаг феминизма „сначала я“, а также с мужчинами, которые уступают женскому стремлению к власти и контролю. Мы, многочисленные мужчины, устали от этого, ищем себе спутницу жизни среди традиционных женщин» (Goodwife.com, материал 2008 года).

Этот веб-сайт демонстрирует огромное чувство озлобленности по отношению к «радикальным феминисткам», которых называет «феминаци» из-за «их взглядов и позиций относительно места мужчины и женщины в отношениях». Эти феминистки явно хотят, чтобы «мужчина был внимательным к их потребностям и желаниям до такой степени, чтобы перестал бы быть мужчиной» (там же). Абсолютно нежелательными для хорошей жены, по мнению сайта, в женщине являются такие характеристики как желание изменить мужа, недостаточная ухоженность после замужества, желание «быть боссом», покупка готовой еды вместо того, чтобы приготовить самой, а также желание изменить и улучшить отношения с мужем. Бизнес купли-продажи жён представлен не только в богатых странах, где находятся агентства жён по почте. Этот бизнес является частью мирового траффикинга женщин в целях сексуальной эксплуатации, и он растёт во всём мире, особенно в Азии и на Ближнем Востоке. Когда женщины вынуждены переезжать на новое место жительства для вступления в брак, они лишаются социального круга поддержки, попадают в незнакомую лингвистическую и географическую среду. Торговля женщинами из Северной Кореи в Китае является ярким примером. Считается, что за последние десять лет 100000 северокорейских женщин нелегально эмигрировали в Китай, и от 80% до 90% из них являются жертвами траффикинга (Davis, 2006). Этих женщин везут в Китай в качестве «жён» и как проституток, или сперва они используются в качестве «жён», а затем их проституируют. Причины возникновения этого «межнационального рынка торговли женщинами и их эксплуатации» находятся в обеих странах (там же). Северная Корея переживает суровый экономический кризис начиная с периода падения СССР, который субсидировал эту страну. Экономическое производство сократилось. Северокорейские женщины находятся в уязвимом положении не только из-за состояния экономики, но и из-за традиционного ограничения на рынке труда, из-за которого они могут быть занятыми только на неквалифицированных работах, должны покидать рабочее место в случае замужества и становиться послушными домохозяйками. По мере того, как всё больше северокорейских фабрик закрываются, всё больше женщин не могут найти работу и видят в эмиграции в Китай единственную возможность трудоустроиться или выйти замуж за китайца корейского происхождения или за коренного китайца и таким образом иметь возможность содержать своих родителей и других членов семьи. Спрос на женщин-иностранок в Китае возник из-за количественной диспропорции гендерного состава населения, возникшего в результате политики одного ребёнка: на 116 мужчин приходится 110 женщин. В некоторых регионах эта диспропорция достигает масштабов 14 мужчин на 1 женщину. К 2020 году в Китае будут жить примерно 40 миллионов холостых мужчин (там же). Многие женщины едут в Китай под влиянием обещаний лучшей жизни, которые раздают им брачные агенты. Однако затем они убеждаются, что их ситуация сильно отличается от того, что им обещали. Иногда женщин из Северной Кореи похищают по пути в Китай и продают «в брак», им обещают работу, а на самом деле продают китайским фермерам, которые не могут себе найти местную жену, за 400000–410000 юаней (примерно 51250 долларов). Женщины не только подвергаются насилию и впадают в крайнюю нищету, они часто вновь оказываются в руках брачных агентств, так как их перепродают пресытившиеся ими мужья; так может случиться несколько раз. Одну из таких северокорейских женщин муж-китаец сажал на цепь всякий раз, когда выходил из дома, чтобы она не сбежала (Muico, 2005). Другую северокорейскую женщину насильно выдали в Китае за игрока, который отдал ее в залог другому мужчине, чтобы добыть денег для продолжения игры (там же). Сексуальные запросы таких мужей переживаются женщинами как изнасилования:

«Единственное, что ему было надо, это секс. Когда я была грустной, он бил меня... Каждую ночь он привязывал меня и насиловал. Этот ад продлился шесть месяцев... Вечером он приходил пьяный, избивал и насиловал меня. Он сажал меня на цепь, как собаку, чтобы я не могла убежать».

Другой северокорейской женщине пришлось разыскивать в Китае свою дочь, работавшую няней в корейско-китайской семье в одном из пограничных городов. Девушку похитили и продали «в брак», когда она вышла из дома по какому-то поручению хозяев (там же). Иногда подобные браки заключаются «по договорённости», хотя и тут брачные агенты могут быть обычными торговцами женщинами. Даже те женщины, которые соглашаются на договорное замужество, также не могут выбирать человека, которому её продадут брачные агенты. Некоторые из этих женщин сталкиваются с чудовищным физическим и сексуальным насилием, находятся в положении заложниц, хотя другие женщины говорят, что их «мужья» «добры к ним». Эти женщины не могут сбежать, даже когда представляется возможность, потому что боятся страшных последствий как для себя, так и для своих родственников в Северной Корее. Возвращение домой может означать тюрьму, трудовой лагерь или пытки (там же). В лагерях их могут подвергнуть принудительным абортам при помощи таблеток или избиений. Есть также свидетельства об инфантициде, когда женщины-заключенные вынуждены участвовать в убийствах новорожденных, которых выбрасывают, сжигают живьём или душат мокрыми полотенцами, так как государство не желает кормить новых нахлебников. Когда женщин отправляют обратно в свою деревню или город, они подвергаются социальному исключению и могут вновь оказаться в сетях траффикинга. Репатрианток также нередко казнят по обвинению в измене родине. Иногда продажа молодых девушек в брак или проституцию происходит абсолютно открыто. Комиссия по правам человека в Азии обнародовала факты продажи женщин и девушек в северных штатах Индии, таких как Раджастан и Гуджарат (Asian Human Rights Commission, 2007). В Раджастане родители торгуют девочками и женщинами на открытой площади возле рынка скота. Так как в этой местности принято выплачивать приданое, девочки считаются бременем для семьи. Если родители не могут или не хотят давать приданое за дочерьми, чтобы выдать их замуж, они продают их. Женщин и девочек покупают на этих рынках и перепродают в другие области Индии и в соседние страны, в основном для использования в сексуальной индустрии. Некоторым удаётся позже выйти замуж, если нет, их продают. «Красивая женщина» может быть продана примерно за 227 долларов. Недостаток женщин в других регионах Индии в результате селективных абортов привёл к тому, что торговля женщинами для брака превратилась в доходный бизнес (Huggler, 2006). В некоторых ситуациях несколько братьев семьи «пользуются» одной и той же женщиной. В других случаях наиболее красивых женщин продают в целях получения прибыли. В деревне Гхасера, в 40 километрах от Дели, насчитывается около 100 приобретенных у работорговцев жён. Между местными жителями и полицией, которая пытается освободить женщин, случаются настоящие схватки, включая поджоги полицейских машин. Ещё одной формой брачного траффикинга является торговля трупами умерших женщин. В некоторых отдалённых районах Китая сыновья, которые умирают, не успев жениться, должны быть, согласно традиции, похоронены вместе с девушкой или женщиной, чтобы они были счастливы в загробном мире (Fremson, 2006). Недостаток женщин в провинции вызван не только практикой селективных абортов, но и тем, что женщины из сельской местности уезжают в города. Семьи поручают брачным агентствам поиск умерших девушек, тела которых они могли бы купить и похоронить вместе со своими умершими сыновьями. Также родители считают, что это их долг и по отношению к дочерям, которые должны быть замужем, пусть даже посмертно, потому что «китайская культура является культурой патриархатных кланов. Женщина не принадлежит родителям; она должна выйти замуж и родить собственных детей до того, как она обретёт своё место в роду мужа. Женщине, умершей незамужней, нет места в этом мире» (там же). Разница между проституцией в публичном доме или на улице и принудительными браками, устраиваемыми брачными агентствами, состоит в том, сколько мужчин использует ту или иную женщину. Обычно в «браке» их меньше, чем в проституции. Сходство между женщинами, попавших в траффикинг в целях брака, организуемый североамериканскими брачными агентствами, и теми, кого похищают и насильно выдают замуж, в том, что в обеих случаях женщина будет использована сексуально мужчиной, который не вызывает у неё никакого эротического интереса. Как и проституированным женщинам, им придётся научиться диссоциировать своё сознание от своего тела, чтобы иметь возможность переносить изнасилования в обмен на деньги. Это также характерно и для других типов принудительного брака, практикующегося среди иммигрантских общин в западных странах.

Принудительный брак

Рабочая группа ООН по современным формам рабства в 2003 году признала принудительный брак современной формой рабства, траффикинга и сексуальной эксплуатации (ООН/Совет по Правам Человека, 2007а). Конвенция 1956 года об отмене рабства, работающая с наблюдательными группами, включает в определение рабства любой общественный институт или практику, в которых «женщина, не имея права отказаться, отдаётся в помолвку или брак в обмен на деньги или натуральную плату, выплачиваемые её родителям, опекунам, родственникам или другим людям, или группам людей». Это определение распространятся также на те ситуации, в которых «муж женщины, семья или клан мужа имеют право передать женщину третьему лицу за плату или иным способом» и в которых «женщина в случае смерти мужа может быть передана по наследству другому лицу». В определение рабства также включён детский брак, который приравнен к детскому рабству:

«Любой общественный институт или практика, согласно которым ребёнок или молодой человек, не достигший 18 лет, передаётся родителями или одним из родителей, опекуном другому человеку за плату или без, с целью эксплуатации личности или труда ребёнка, или молодого человека».

К сожалению, прогресс в этой области до сих пор очень незначителен и во многих странах количество детских браков растёт. Интересно, что в докладе ООН о траффикинге обращается внимание на то, что трудно найти отличия между принудительным браком и браком по договорённости:

«Специальная докладчица с тревогой отмечает, что во многих случаях сложно разграничить принудительный брак и брак по договорённости» (ООН/Комиссия по правам человека, 2007а).

Эта проблема в последнее время неоднократно обсуждалась академическими феминистками, заметившими послабление со стороны «прогрессивных» исследовательниц, защищавших договорные браки с позиций культурного релятивизма, который предполагает, что практики той или иной культуры должны быть признаны без оценочных суждений (Beckett and Macey, 2001; Moschetti, 2006). Проблемы, присущие договорному браку, и его связь с принудительным браком стали предметом анализа благодаря все более частому отказу феминистских теоретикесс и активисток признавать «вредные культурные практики» и их критике популяризации и насаждения мультикультурализма (Okin, 1999; Nussbaum, 2000). Несмотря на это государственные структуры, такие, как Министерство Внутренних дел Англии, а также многие феминистские исследовательницы, которые осознают огромный вред, наносимый принудительным браком, всё еще стараются найти отличие между принудительным браком и браком по договорённости. Например, Энн Филлипс и Мойра Дастин, в статье, вполне грамотно анализирующей меры правительства по решению проблемы принудительных браков в группах иммигрантов из стран Азии, утверждают, что брак по расчету более успешен, чем «романтический» брак и намеренно замалчивают те аспекты брака по договорённости, которые сближают его с проституцией. Они пишут, что «сведения о будущих мужьях, которые родители собирают заранее, могут быть расценены как способ обеспечить будущий крепкий брак, в противовес романтической влюблённости; ожидания от брака в этом случае могут быть более реалистичными, чем в случае „романтического“ брака» (Phillips and Dustin, 2004). Авторки не упоминают о том, что в браке по договорённости невеста вынуждена передавать своё тело для сексуального использования человеку, которого она не знает или с которым едва знакома. Разница между принудительным браком и браком по договорённости становится особенно неуловимой, если принять во внимание степень нефизического насилия, которое применяется к девушке для того, чтобы она подчинилась желаниям родителей: например, угрозы физического насилия и изоляция от остальных членов семьи. Джасвингер Сангера возглавляет организацию, которая помогает женщинам и девушкам в Англии, убегающим из дома, чтобы не выходить замуж по договорённости. В книге «Позор», написанной на основе её личного опыта и на опыте её сестёр, Сангера рассказывает о том, какому давлению обычно подвергаются девушки и женщины (Sanghera, 2007). Аргументы культурного релятивизма всё ещё используются в судебных системах западных стран — с катастрофическими результатами. В последние годы общественность в Австралии начала выражать возмущение, когда судьи использовали аргументы культурного релятивизма для того, чтобы иметь возможность назначить крайне лёгкие наказания для мужчин-аборигенов, которые продолжали подвергать жестоким изнасилованиям девочек-подростков, «помолвку» с которыми заключали их родители ещё в детстве (Moschetti, 2006). В Англии практика браков по договорённости и поддержка этой традиции значительно сократилась в новых поколениях иммигрантов из Пакистана, Бангладеш и Индии, среди которых эта практика была особенно распространённой. Однако некоторые родители пытаются решить проблемы независимого поведения, наркотиков или асоциального поведения своих детей с помощью принудительного брака (Phillips and Dustin, 2004). Родители отвозят девушек на родину, обычно под предлогом каникул или визита к родственникам, и принуждают их там выходить замуж. Связь между убийствами чести, которые происходят в Англии, и принудительными браками/браками по договорённости в последнее время признаётся всё чаще. В некоторых семьях дочерей убивают с целью избежать позора из-за отказа девушки вступать в договорной брак или самостоятельного выбора девушкой жениха (Welchman and Hossain, 2005). В качестве ответных мер правительство, несколько обеспокоенное ситуацией, разработало план законодательных инициатив против принудительных браков (которые впоследствии не были приняты). Полиция и социальные службы получили специальные инструкции на этот счёт и были организованы специализированные отделы в полиции и департаменте иностранных дел. Через департамент иностранных дел, который должен выявлять и оказывать помощь молодым девушкам, которые живут в Англии, но «исчезают» после каникул в Индии, проходят от 250 до 300 случаев в год (Phillips and Dustin, 2004). В некоторых случаях мужья или жёны из принудительных браков и браков по договорённости эмигрируют в Англию. В 2000 году около 10000 граждан Пакистана получили разрешение на въезд в страну в качестве семейных иммигрантов. Практика заключения браков между иммигрантами, родившимися в Англии и гражданами Пакистана становится всё более распространённой. Большинство свадеб организуется в Пакистане, а затем муж или жена подают заявление на разрешение на въезд в Англию. До 1997 года большинство семейных мигрантов составляли женщины. В 1997 году был отменён «Регуляционный акт основного намерения», который запрещал въезд в страну по подозрению в использовании брака в целях иммиграции, после чего количество семейных иммигрантов-мужчин увеличилось в той же пропорции. Подобные браки используются живущими в Англии иммигрантами «для укрепления связей с друзьями и знакомыми, с которыми они были вынуждены были расстаться десятки лет назад из-за эмиграции» (Charsley, 2005). Подобные браки заключаются, как правило, между родственниками, и это сильно контрастирует с общим снижением количества браков между родственниками в западных обществах. Девушки, привезённые для брака в Англию семьями иммигрантов, могут попасть в трудное положение из-за отсутствия иных средств к существованию и невозможности уйти, если мужья окажутся абьюзерами. Женщины из иммигрантских семей, родившиеся в Англии, также могут оказаться в незавидном положении в случае брака по договорённости с мужчинами-иммигрантами, так как те могут использовать брак для получения визы и затем бросить своих жён. Кроме того, фрустрация, вызванная тем, что они обязаны своим положением семье жены, может привести этих мужчин к применению насилия (там же). Некоторые браки по договорённости в иммигрантской среде на деле представляют собой детские браки, которые заключаются до наступления совершеннолетия. В Англии, Германии и Австралии некоторых женщин родители выдают замуж ещё в детстве за мужчин, которых эти женщины не знают; в некоторых случаях их отправляют в Ливан и Пакистан, где их продают в качестве девочек-невест — практика, которую трудно отличить от других видов траффикинга в целях сексуальной эксплуатации. Часто в этих случаях производятся прямые денежные выплаты в виде выкупа. В Австралии некоторые отцы-ливанцы отсылают своих дочерей-подростков в Ливан, где выдают их замуж за родственников (Harris, 2005). Девочки не подозревают об истинных целях таких поездок. Некоторые из них впоследствии изыскивают способы добраться до австралийского посольства и требуют, чтобы их репатриировали. Один такой случай попал в прессу, когда четырнадцатилетняя девочка добралась с чемоданом до посольства, рассказав, что её выдали замуж насильно и держали взаперти. В 2005 году австралийское посольство в Ливане информировало о том, что за два года у них было 12 случаев, когда женщины сбегали из принудительных браков, в 7 случаях речь шла о несовершеннолетних (там же). Социальные работники предполагают, что ежегодно сотни девочек-подростков оставляют школу ради замужества, особенно в Сиднее и Мельбурне. Однако, было бы ошибкой предполагать, что детские браки — это проблема только нехристианских общин. В докладе о траффикинге говорится, что девочек-подростков нелегально переправляют из США в Канаду для полигамных браков (ООН/Совет по Правам Человека, 2007а). В любом случае, детские браки в иммигрантской среде в западных странах не достигают таких масштабов как в Азии и в Африке.

Детский брак

Доклад ООН о траффикинге утверждает, что детские браки должны рассматриваться как один из видов торговли женщинами (ООН/Совет по Правам Человека, 2007а). Конвенция о браке от 1964 года определяет детский брак как принудительный, на который должен быть наложен жёсткий запрет, потому что дети не могут давать согласие на брак. Это определение согласуется с определением рабства в Конвенции о рабстве, так как в детском браке девочка находится под абсолютным контролем хозяина/мужа. К сожалению, международные инструменты для борьбы с этим явлением неэффективны. В Конвенции о браке не устанавливается минимальный возраст для брака. Конвенция о правах ребёнка определяет детство как период до восемнадцати лет, однако брак официально выводит ребёнка из категории детства и во многих юрисдикциях официальный брачный возраст для девочек может быть младше восемнадцати лет. Возможно, что именно фундаментальная важность брака как формы общественной организации для поддержания системы мужского господства сводит на нет попытки покончить с практикой детских браков (Mоschetti, 2006). К браку относятся с благоговением, далеко выходящим за пределы рационального и не оставляющим детям никакой эффективной защиты. Однако активисты за права человека и исследователи детского брака однозначно считают детьми лиц, не достигших восемнадцатилетнего возраста, как это предполагает Конвенция о правах ребёнка 1989 года. Сексуальное использование, которому подвергаются девочки в браке, можно описать как изнасилование или проституцию, и оно имеет огромные негативные последствия для физического и ментального здоровья этих детей. Например, по данным исследования Пурны Сен, в Калькутте почти половина женщин, принявших участие в исследовании, состояли в браке в пятнадцатилетнем возрасте и младше, а самой младшей из этих замужних женщин только что исполнилось семь лет. Одна из женщин рассказала, что её выдали замуж в четырнадцать лет, потому что родители увидели на её одежде засохшую козью кровь и решили, что у неё начались месячные: спустя три месяца она была замужем за мужчиной, который уже был вдовцом. Описывая свои сексуальные отношения с мужем, она говорит:

«Это было очень плохо, ужасно. Мне было очень больно... Мне было очень страшно, когда он приходил и вёл меня в постель; я плакала и убегала, пряталась, но он всё время приходил за мной» (Ouattara et al., 1998).

Количество девочек, состоящих в браке, значительно (Bunting, 2000). Процент девочек, отданных замуж в малолетнем возрасте, разнится от страны к стране. Например, в Камеруне 62% девочек выходят замуж до того, как достигнут минимального возраста, т.е. восемнадцати лет (Mathur & al, 2003). Во всём мире 51 миллион девочек между пятнадцатью и девятнадцатью годами состоят в браке. В западной Африке, на юге Азии, в восточной и центральной Африке 30% процентов девочек 15-19 лет уже замужем. В Нигерии этот процент — 82%, в Бангладеш — 75%, в Непале — 63%, в Индии — 57%, в Уганде — 50%. Ожидается, что к концу текущего десятилетия (к 2019 году — примечание переводчицы) число девочек младше восемнадцати лет, состоящих в браке, достигнет 100 миллионов. Доклад Международного Центра Женских Исследований о детском браке подчёркивает важность коммерческого фактора в этих браках:

«В большинстве культур экономическая сделка является частью матримониального процесса, и считается, что затраты на брак тем меньше, чем младше женщина» (там же).

Выкуп и приданое являются важным фактором ранних и детских браков, потому что девочки стоят дешевле, чем совершеннолетние девушки. Это настолько важно, что для малоимущих родителей выдать дочерей замуж как можно раньше становится настоятельно необходимым. В случае выкупа (bride price), как указывается в докладе, «трудовая и репродуктивная способность женщины представляется тем более „выгодной покупкой“ и выгодным вложением, чем женщина моложе» (там же). Термин «детский брак», вероятно, стоило бы расценивать как эвфемизм, так как эта практика гендерно маркирована, и именно девочки, а не мальчики, оказываются в её ловушке. Разница невероятно огромна; так, в Мали соотношение между мальчиками и девочками, состоящими в браке до достижения совершеннолетия, составляет 1 к 72, в Кении — 1 к 21 и даже в США такое соотношение составляет 1 к 8 (Nour, 2000). Ухудшение экономических условий по причине войн, засух и разрушения систем жизнеобеспечения приводит к росту траффикинга девочек для брака. Родители решают избавиться от лишнего «женского» рта и заодно получить материальную прибыль там, где традиция уплаты выкупа на невесту продолжает существовать. Хотя международные правозащитники отмечают, что в последние десять лет удалось достичь снижения количества детских браков, в некоторых странах наблюдается полностью противополо<