Проект реконструкции и развития

Города Малые Репейники

И прилегающих к нему территорий

Тезисы доклада и реферат

На правах рукописи

 

«Чего‑чего?» – мысленно сказал Ига. И посмотрел на фото пухлого мальца с шариками. Малец значительно улыбался. Ига открыл первый лист.

«Вступление.

Прежде всего автор считает необходимым уведомить слушателей данного доклада и читателей реферата, что излагаемый ниже проект одобрен в первом чтении специальной Комиссией Губернского парламента и заслужил в основном положительную оценку Губернатора Ново‑Груздевской губернии…»

Ига не силен был в чтении научных текстов. Но все же кое‑что понял с первых двух страниц. А когда пробежал глазами еще с десяток, волосы его (с таким трудом расчесанные утром) встали дыбом. Сравнение, конечно, не новое, но они встали именно так. Великая Конструкция!.. Или, как сказала бы Степка: «Забавно, да?»

Было так «забавно», что впору мчаться домой не теряя ни минуты! Ига глянул на дверь. И в этот миг за дверью послышались шаги. Ига поддернул штанину, сунул брошюру под резинку высокого носка (так иногда для игры в футбол делают щитки из старых тетрадок). Кот встал и вздыбил шерсть. Дверь отошла. Показался рослый пятнистый бульдог. Кот зевнул и улегся снова. Бульдог поглядел на Игу, поднял верхнюю губу, показал клыки.

– Я тут случайно, – убедительно сказал Ига. – Это твой хозяин виноват, а не я…

Не убирая клыков, бульдог пошел к Иге.

Ига выхватил из кармана кнамий шарик. Показал псу.

– Только сунься, зверюга!

Пса отнесло к двери. Там он жалобно взвыл, прочно уселся у порога и опять показал зубы. Мол, все равно не выйдешь. Мой собачий долг сильнее твоего шарика.

За дверью опять послышались шаги. На сей раз – явно человечьи. Конечно, это не мог быть Домби‑Дорритов (то есть Ч. А. Мишечкин). Значит, кто‑то незнакомый. Увидит чужого мальчишку – и в крик (здесь ведь не Малые Репейники): «Жулик, обокрасть квартиру хочет!» Тем более, что под брючиной в самом деле краденая брошюра. Ига вмиг сообразил, что единственное спасение – картонная коробка. Если его увидят в ней, он скажет: «Сам ничего не понимаю! Меня засунули в нее на школьном дворе, а оказался здесь! Такой фокус!» И это будет правда!

Ига прыгнул в ящик, захлопнул над собой картонные клапаны. Замер. И почти сразу в щелях засинело небо. Ура! Ига вскочил. Услышал радостные голоса…

 

 

Тревоги

 

1

 

Сидели во дворе Коли Соломина (Соломы). Здесь за сараем, среди сирени, была уютная лужайка. Устроились на траве тесным кружком (только Ёжик бродил неподалеку, под молодыми лопухами).

Брошюра была прочитана. Если отбросить всякие длинные научные абзацы и мудрёные выражения (вроде «…опираясь на изложенные выше экономические выкладки, а также исходя из фактора отсутствия разного рода негативных геомагнитных аномалий…»), суть этого сочинения можно изложить так.

Город Малые Репейники должен быть коренным образом перестроен. Деревянные кварталы со старинными домами следует снести. Овраг засыпать. Косогоры срыть. На освободившихся местах будут построены многоэтажные офисы и отели. В отелях будут жить иностранные гости. Эти гости станут приезжать на Ежегодную ярмарку новейшей военной техники (ЕЯНВТ), чтобы купить для своих стран выставленные в павильонах прыгающие танки, самонаводящиеся гаубицы, истребители с пилотами‑роботами и скачущие мины с компьютерным управлением. Павильоны будут поражать зрителей своей архитектурой: стеклянные купола, разноцветная пластмасса, бетон фигурного литья. А то, что внутри, будет поражать посетителей и покупателей инженерной хитростью и военной мощью, способной сокрушить любого противника.

Чтобы эти хитрости и мощь проявлялись со всей наглядностью, запланированы всякие испытания и стрельбы – на прилегающих к городу полигонах. Полигоны великолепно разместятся на обширных Плавнях, которые для этого следует осушить. «Процесс осушения» будет совсем не сложен. Оказывается, под Плавнями, в толще земной коры есть множество обширных пустот («тектонических емкостей» по выражению Ч.А.Мишечкина). Надо только в подходящем месте пробурить скважину, и вся вода из Плавней раз и навсегда уйдет в глубину! Не станет ни болот, ни озер, ни речных проток. На сухих пространствах, в безопасной дали от городских кварталов, станут безвредно лопаться мины, снаряды и ракеты разного радиуса действия – все новейших образцов. Восхищенные иностранные гости кинутся занимать очередь, чтобы поскорее купить эти образцы. Деньги бурным потоком хлынут в казну государства и в кассу НИИТЕРРОРа.

А жителей Малых Репейников ждет новая радостная жизнь! Строительство павильонов и небоскребов даст им громадное количество рабочих мест. Кроме того понадобится множество людей для обслуживания иностранных деловых представителей и туристов. Хозяева прежних деревянных построек совсем за небольшую цену переселятся в благоустроенные квартиры и больше не будут гнуть спину в садах‑огородах, а займутся современной цивилизованной деятельностью. Их грядущему благополучию можно позавидовать…

– Ни фига себе… – произнес Лапоть (впрочем, он сказал не «ни фига», а покрепче, что в общем‑то не характерно для лопухастых жителей этого городка и уж совсем не свойственно таким воспитанным школьникам, как Стасик Полуэктов). – Вы представляете, что это будет?

Представить было не трудно. Вообще‑то не столь уж великая радость колупаться с тяпками на картофельных грядах или полоть землянику, когда хочется бежать на озерный пляж. Но сейчас каждый чувствовал, что все они с тяпками наперевес встанут на защиту этих самых огородов, где между грядок до сих пор можно откопать монеты времен Петра Великого, печати старинных купцов, бронзовые канделябры и серьги красавиц восемнадцатого века. На защиту старых яблонь за косыми заборами и заросших переулков, где летними сумерками закипают игры в «скройся‑умойся» и в Тарзана. На защиту музея с курантами, косогоров, и речки Говорлинки…

– Они же, паразиты, повыведут всех кнамов и квамов! – булькая от негодования, выговорил Ига.

– А в пустотах под плавнями живут подземные книмы! – вспомнил Генка Ручьев. – Их затопят, что ли?

– А в Плавнях болотные книмы водятся, – подал голос из травы Ёжик. – Они без воды не смогут. А еще там есть чуки и шкыдлы. Хотя шкыдлы вредные…

– Хоть и вредные, а без них нарушится биологический баланс, – вмешался Солома, который все знал.

– Чем вы недовольны? – сладким голосом спросил Пузырь. – Снарядики будут хлопать совсем негромко. Пук, пук… Зато каждый может подработать лифтером в двадцатиэтажных офисах этой «Еянвэтэ». «Мистер, вам на девятнадцатый этаж? Пожалуйте!.. С вас десять центов на чай…»

– Пусть они засунут эти центы себе в задн… в задний карман, – сказал деликатный Лапоть.

– А Казимир‑то, наивная птичка, принял за шпиона пятнистого О‑пиратора, – вздохнул Соломинка. – Не понял, бедняга, что главный шпион этот самый… фокусник Чарли. Притворяется артистом, а сам вынюхивает, как срыть наши Репьи…

– Но он и фокусник сильный, – возразил Ига. – Вон как перебрасывает людей из города в город. Хотя и по ошибке…

– Вот именно, что по ошибке. Такие способности для дурака – страшное дело, – угрюмо заметил Пузырь.

– А если не для дурака – еще хуже, – вставил Соломинка. – Если он возьмется использовать их для военных целей…

– А он, наверно, возьмется, – нерешительно заметил Генка. – Раз он в этом в террорном институте…

Лапоть грустно сказал:

– И чего это Анна Львовна в нем нашла?

Пузырь поддержал друга:

– Андреич, такой симпатичный мужик, вздыхает по ней, а она только на этого Чарли глядит…

У Иги созрел простой и честный выход:

– Надо Аннушке все рассказать. Тогда она его коленом в… по заднему карману…

– Надо всем рассказать, – уточнил Лапоть. – Сделать материал достоянием гласности. Тогда весь город возмутится!

– У меня дедушка в газете работает, – сказал Генка. – Завтра он вернется из отпуска. Давайте эту книжку отнесем ему. А он про все про это и напечатает, и на телевидение сообщит!

– Давайте! – подскочил Ига. – Только надо копию снять. Я к папе на работу съезжу, у них ксерокс есть. А книжку вернем Домби‑Дорритову. А то получается, что я ее украл… Можно вернуть при Аннушке, пусть знает…

С Игой отправился Солома. Нельзя отпускать человека с таким важным документом одного, без охраны.

…Большой Лопуховый остров по форме напоминает ковш с изогнутой ручкой. Ручка эта длиной километра два (почти такая же узкая, как дамба для связи с Ново‑Груздевом). У основания «ручки» стоит на острове старинный монастырь. Еще в не очень давние времена в полуразрушенном монастыре располагалась военно‑инженерная часть, а теперь там снова налаживали хозяйство монахи. Над обителью празднично золотились церковные кресты.

Когда Ига и Соломинка оказались на берегу, у монастырского пирса, там возились в моторке два молодых дядьки с бородками, в черных колпаках и длинных подрясниках.

– Господа монахи, простите за беспокойство, – сказал Соломинка, вежливо поправляя очки. – Не подбросите ли нас до водозаборки? Очень срочное дело!

Водозаборная станция стояла на самой оконечности «рукоятки ковша».

Монахи разом глянули из лодки.

– Вообще‑то, господа лопухастые, нам в другую сторону… – сказал один.

– А что, правда шибко важная надобность? – спросил другой, в очках.

– Во! – Ига чиркнул ребром ладони по горлу.

– У него там папа работает, – уточнил Соломинка.

– Ну, ежели папа… Заводи, брат Константин, – решил тот, что без очков. – Ибо сказано: будьте, как дети…

Моторка домчала их до станции за три минуты.

– Храни вас Бог, – искренне сказал монахам с пристани Ига, хотя вообще‑то не был силен в вере.

 

2

 

Игин папа был понятливый человек. Брошюру проглядел очень быстро и тут же кликнул двух сослуживцев: маленького лысого Степу и худого бородатого Матвеича. Те тоже просмотрели. Тоже присвистнули.

– Не было печалей в нашем тихом краю… – сказал Степа.

– Видать, за грехи наши… – вздохнул Матвеич.

– Надо искупать грехи‑то, – подвел итог главный инженер Егоров, Игин папа. – Включайте аппарат, коллеги…

Занялись ксероксом. Быстро печатали один брошюрный разворот за другим. Было тихо, только урчали за стенкой насосы. Ига и Соломинка нетерпеливо переминались.

Отпечатали две копии. Одну папа оставил для себя: чтобы показать «широкой общественности». Другую отдал Иге.

– Это вам… для служебного пользования. А книжку верни фокуснику. Чтобы не было разговоров о незаконном изъятии…

– Ага!

– Надо же! Губернатор их поддерживает, иродов… – пробормотал, почесывая бороду, мастер Матвеич.

Лысый техник Степа сказал про губернатора что‑то неразборчивое.

Ига и Соломинка пустились в обратный путь.

Попутной моторки у пристани не оказалось. Пришлось двигать пешком. Тропинка была узкая, местами заросшая. Там и тут подымалась молодая, но уже густая крапива. Соломинка был в своей постоянной тельняшке и лиловых трусиках (парадный костюм успел скинуть дома). Ига самоотверженно тащил бедолагу через крапиву на закорках. А что оставалось делать? В конце пути Соломинка, виновато блестя очками, проговорил:

– Да, ты надежный парень, Егоров. С тобой можно идти в разведку.

Сказано это было с дурашливой ноткой, но Иге все равно стало приятно. Чтобы скрыть смущение, он ответил:

– Надо теперь злодея Чарли искать. Вот это будет разведка… Я ведь не знаю ни дома, ни улицы, хотя и был у него.

Соломинка рассудил, что самый резон пойти к Анне Львовне. Ей наверняка известен адрес Домби‑Дорритова.

– А заодно и расскажем ей про все!

– Едва ли она обрадуется… – заметил Ига.

Соломинка возразил, что горькая правда лучше сладкого обмана.

Анна Львовна жила недалеко от городского рынка, на углу улицы Умелых Токарей и Приозерного спуска. В длинном одноэтажном доме, где у каждой квартиры было свое крылечко. У ближнего к калитке крыльца возилась с граблями известная всему пятому «Б» квартирная хозяйка тетя Варя.

– Дома, дома, – сказала она. – Входите. Только постучите там, она не одна.

«Кто это у нее? – недовольно подумал Ига. – Не помешал бы…»

Вошли в пахнувшие березовыми вениками сени. Постучали в обитую клеенкой дверь.

– Заходите, не заперто! – весело откликнулся знакомый голос.

Ига и Соломинка шагнули в кухню. Из комнаты улыбалась в открытую дверь Анна Львовна. А из‑за ее плеча смотрел на гостей (вот не повезло! или повезло?) сам Чарли Афанасьевич Домби‑Дорритов.

– Мальчики! Вот молодцы, что пришли! А мы тут с Чарли Афанасьевичем пьем чай и вспоминаем приключение на концерте!.. Я Чарли Афанасьевича слегка побранила. Знаете, в чем он признался? Оказывается, заминку с фокусом он устроил специально, чтобы поволновать зрителей! Не знал, что у нашей Веры Евгеньевны больное сердце… – Анна Львовна погрозила артисту розовым маникюром. Домби‑Дорритов улыбнулся с милой смесью виноватости и плутовства.

– Игорь, Коля, да проходите же в комнату! – Но поскольку он стояли, как прибитые к половицам, Анна Львовна сама шагнула к ним, в кухню. Домби‑Дорритов шагнул следом и развел руки, словно собираясь обнять обоих мальчишек. Он по‑прежнему был в блестящем фраке и манишке с бабочкой.

– Я очень‑очень рад видеть участника нашего эксперимента и одного из неравнодушных зрителей. Очень‑очень приятно!

Иге захотелось домой. Он не любил скандалы. От нехорошего ожидания у него тяжело холодело в желудке, словно туда положили замороженное гусиное яйцо. Но Ига помнил и то, что он «надежный парень», с которым «можно идти в разведку».

«Ну, держись», – сказал он себе.

А Домби‑Дорритову сказал:

– Это не надолго.

– Э… простите, что?

– Не надолго, что вам очень‑очень приятно, – вздохнул Ига. – Скоро будет наоборот. Когда увидите вот это. – И он протянул брошюру. Чарли Афанасьевич кругло приоткрыл рот и заморгал.

– В чем дело… Егоров? – неуверенно сказала Анна Львовна.

Ига почувствовал, что уже не робеет.

– Дело в том, что во время фокуса я на несколько минут оказался в кабинете у… этого господина Мишечкина. И нашел вот эту книжицу!

– Не может быть! Нет!.. И… чужие вещи брать непозволительно! – взвинтился Чарли Афанасьевич! – Тем более, здесь написано: «Для служебного пользования»!

– Вот поэтому мы вам и возвращаем брошюру, – объяснил Соломинка. Он стоял рядом с Игой и ничуть не волновался. По‑журавлиному поджал ногу и чесал снятыми очками коленку. Медные волосы упали на глаза.

– И все‑таки… – Анна Львовна поднесла к подбородку тоненькие пальцы. – Коля, Игорь, Чарли… Афанасьевич! Что случилось?

– Случилось, что этот… господин Домби‑Дорритов совсем не артист, а… шпион и сочинитель вредного плана! – выдал Ига звонко и совсем уже бесстрашно. – Чтобы превратить наш город в армейский полигон!

– Игорь!..

– То есть он, наверно, артист, но только по совместительству, – невозмутимо поддержал Игу Соломинка. – А главным образом он лазутчик. Явился к нам под видом фокусника, чтобы все разведать и подготовить.

– Егоров и Соломин! Вы должны немедленно и как следует извиниться перед Чарли Афанасьевичем! – решительно известила своих учеников Анна Львовна. – А потом… сейчас… я… вы…

– Вы сначала прочитайте книжицу, – угрюмо посоветовал Ига. – А потом уж решайте: извиняться или нет… А если не даст, скажет, что секретная, то вот вам копия… – Ига аккуратно выложил на кухонный стол оттиски. – А мы пойдем… До свиданья…

– До свиданья, – сказал и Соломинка, поправляя медные волосы и укрепляя на носу очки.

На пороге Ига оглянулся. Не выдержал:

– Анна Львовна, вы конечно, у нас всего год. Для вас наш город, может быть, просто так… А мы здесь живем всегда… Если одного кнама случайно чуть не раздавишь, потом целую неделю вздрагиваешь. А они хотят всех… Здесь всё живое, а они…

И ушел. Вместе с Соломинкой.

Но у калитки Соломинка придержал Игу за рукав.

– Давай, подождем…

– Чего?

– Чего‑нибудь… вон там… – И потянул его в кусты сирени у забора. Тети Вари не было видно, никто не помешал.

Они сидели в сирени, смотрели на крыльцо и ждали (чего?). Соломинка – хладнокровно, Ига – сумрачно. Потом на крыльце распахнулась дверь. Послышался громкий голос Анны Львовны, слова были неразборчивы. По ступеням сбежал Чарли Афанасьевич. Сбежал как‑то странно, растопырив локти и оглядываясь. Следом вылетела плоская черная шляпа. Она ударилась о столбик навеса и со щелчком превратилась в блестящий цилиндр. Тот покатился по траве за хозяином, словно умолял: не бросай меня! Домби‑Дорритов оглянулся. Поднял цилиндр. Подул на него. Надел. Оглянулся на крыльцо. Пожал плечами и с достоинством направился к калитке. Звякнула щеколда.

– Вот теперь всё, – сказал Соломинка. – Можно идти домой.

Ига глянул на свои электронные часики

– Великая Конструкция! Уже вечер! Будет мне дома…

 

3

 

Дома ему и правда «было». Но не очень. Главным образом за брюки.

– Во что ты их превратил! Новые, чистые… Неужели нельзя было прийти и переодеться, прежде чем гонять чертей по репьям!

– Мама, ну некогда же было! Потому что там такое… Даже к Степке до сих пор не смог забежать! Ух, разобидится…

–Кстати, о Степке! Разве ее не было с тобой на школьном празднике?

– Не… не было! Она сказала, что, наверно, пойдет с бабкой на рынок! Я так и думал! А что?

– Не ходила Степка на рынок. Бабушка ее приходила к нам, спрашивала, не гуляет ли она с тобой? Я думала, что она у вас в школе, успокоила…

– Не было ее!

– Бабушка сказала, что ее не оказалось дома с самого утра. Проснулись, а ее нет… Ты правда ничего не знаешь?

Ига тяжело помотал головой. И ощутил, как на него надвигаются новые события. Опять нехорошие.

– Ма‑а, я к ней сбегаю! Я быстро!

– Стой! Переоденься сначала! И поешь! От тебя одни глаза остались!..

Ига все сделал одновременно. Натягивая старые штаны с бахромой и футболку, сжевал тут же кусок пирога (не заметил, с чем), сунул в прежний карман кнамий шарик, снова крикнул маме: «Я скоро!» и махнул на улицу.

До Степкиного дома он домчался за минуту. Влетел на двор, дернул дверь. Часто дыша, поднялся по лестнице. Постучал. Ни звука. Потянул ручку, оказался в коридоре. Тишина была какая‑то… чересчур.

– Степка… – слабо позвал Ига. Ни звука.

– Есть кто‑нибудь?! – крикнул Ига уже без робости, но и без надежды. Ну, конечно же, никто не отозвался.

Ига пошарил за косяком, где всегда висел ключ от кладовки. Не было ключа. Ига, не дыша от тяжкой догадки, потянул дверь. «Не открывайся, не надо!» Дверь легко отошла.

Ига постоял секунду и шагнул через порог.

Он увидел то, о чем догадался еще, когда бежал к дому (или сейчас казалось, что догадался). Вещи с нижней полки были убраны, одна доска выломана внутрь. Широкая была доска, и пролом оказался большой (откуда у Степки силы взялись?) Солнце (совсем не вечернее) входило в дыру свободно и ярко. Кричал петух.

Дверь за спиной у Иги медленно закрылась сама собой.

Ига понял, что если подумает хотя бы три секунды, то ни за что не решится на… на то, что совершенно необходимо. И никогда не отыщет Степку. Ощущение, что он опять падает на крохотного кнама, обожгло его. Ига животом упал на полку, подтянул себя к дыре. За ней был тот двор, с со старым домиком, которого нынче не было. Ига, сжав зубы, придвинулся к пролому, перевалился через дощатый край. Повис на руках (где, в каком пространстве?). И разжал пальцы.

 

 

Разные половинки луны

 

1

 

Земля крепко стукнула Игу по ступням. Ига не удержался, ладонями упал в лебеду.

Лебеда была поздняя – с покрасневшими листьями. Изнанку листьев покрывала серебристая пыльца, она осталась на ладонях, Ига, подымаясь, вытер их о колени. «Наверно, конец августа или начало сентября, – подумал он. – А какой год?» И еще подумалось боязливо: «А сумею ли вернуться?» Он тут же прогнал трусоватые мысли. Потому что в любом случае не «сумею», а «сумеем». Степку надо найти обязательно. «А потом я ей задам…»

Воздух чужого времени (и чужого пространства?) был обыкновенным воздухом позднего лета. Пахло все той же лебедой, старыми лопухами, теплыми от солнца досками пристройки и сыроватыми дровами от близкой поленницы. «Нет, все‑таки начало сентября», – решил Ига. Потому что от калики к одноэтажному домику шагал через двор школьник. Видимо, первоклассник. Он чиркал по траве большущим новеньким портфелем, от блестящих замков которого отлетали солнечные блики. Был первоклассник в синем беретике, сдвинутом на лопухастое ухо, в сером пиджачке и таких же брючках до колен. «Начало шестидесятых», – сообразил Ига. Вспомнил старую кинохронику: там пацанята в такой вот школьной форме приветствовали Гагарина, который недавно вернулся из полета.

– Репивет… – неуверенно окликнул мальчишку Ига.

Тот остановился без испуга. Заулыбался – щербатый и конопатый.

– Репивет! – Видно сразу: все‑таки свой человек.

– Слушай, ты не видел девочку?.. – Ига запнулся. Какие Степкины приметы назвать? Он ведь не знает, как она была одета. – Ну, такая, чуть побольше тебя, у нее волосы на макушке кисточкой торчат… И нет переднего зуба!..

Конечно, шансы были «никакие». Степка, выбираясь из дыры, наверняка следила, чтобы поблизости не оказалось зрителей.

Но мальчик сказал без удивления:

– Видел. Она с зеленой ленточкой на волосах, да?

– Ну… наверно. Да!

– Она спросила: «где тут ближняя школа?» Я показал. Потому что она, сразу видно, не здешняя…

– А куда она пошла?

– К школе и пошла. Вон туда, через овраг, на Колхозную…

Ига сморщил лоб. По его понятию, ближняя школа должна была стоять на улице Солнечных часов, а про Колхозную он не слыхал. Открыл было рот для расспросов, но первоклассник опередил. Он оглядел Игу от макушки до пят и сказал уважительно:

– Ты стиляга, да?

Ига вспомнил, что в давние годы стилягами называли тех, кто подражал иностранцам. Почему‑то считалось, что это ужасно скверно.

– С чего ты взял? – насупился Ига.

– У тебя майка заграничная… Слова какие‑то не по‑нашему…

– Это по нашему! – Ига пальцем провел по желтому трикотажу на груди. – «Всё будет хорошо», вот. Только английскими буквами, для смеха…

– За такой смех могут к завучу отвести, – умудренно заметил первоклассник. Видать, уже познакомился со школьными правилами. – Ты лучше переодень шиворот‑навыворот, если к школе пойдешь…

Совет был от души, и потому Ига тут же послушался. Сдернул футболку и надел на левую сторону. И подумал, что, может быть, это даже добрая примета – если обещание хорошего конца приключений будет ближе к груди.

– А давно ты ее видел? Эту девочку…

– Совсем только что. Шел сюда от оврага и встретил. Ты беги, догонишь, может быть…

Ига вскинул над плечом левую растопыренную ладонь – «спасибо и до свидания». Первоклассник ответил так же (да, свой человек). Ига помчался со двора.

Серпуховская улица и Земляничный проезд были почти такие же, как в Игины времена, привычные. Только вместо могучего тополя, что стоит на полпути к оврагу, рос теперь невысокий тополек. Да заборы казались поновее… А у оврага началась чертовщина.

Вместо деревянной лестницы Ига увидел перекинутый через овраг узкий, дугою выгнутый мост. И, не раздумывая, взлетел на него с разбега. Мост был из тонких мталлических реек и кровельного железа. Он струнно загудел, задрожал под бегуном. «Хлипкая конструкция…» – мелькнуло у Иги. (И отозвалось тревожным эхом: «Конструкция?» Но эхо это тут же угасло в гуле железа).

Ига бежал, бежал, а мост не кончался. Наконец сбилось дыхание. Ига остановился, колотилось сердце – и от того, что запыхался, и от испуга. Что же это? Овраг не может быть таким широченным! И… овраг ли это?

По сторонам от моста клубились зеленные массы. Не то вершины выросших в овраге высоченных деревьев, не то пахнущий влажной листвою туман. Ига опасливо подошел к перилам. Грудью и коленями уперся в холодные железные полоски, глянул вниз. Зеленая неразбериха неслышно вспучивалась там и расходилась неторопливыми волнами. Ига передернул плечами: материя футболки впитывала пахнувшую травяным соком влагу. Холодная морось покусывала ноги. На ресницах заискрились зеленые капли.

«Может, все это сон?»

Но разве бывают сны с такими отчетливыми чувствами? Вон как резко давят на ребра и колени тонкие звенья ограждения! Вон как по‑настоящему пахнет ржавчиной от верхней планки перил!.. Но пустота и загадочность – и вправду как в тревожном сне, когда вокруг не привычный и добрый мир Малых Репейников, а что‑то незнакомое. Никого не было вокруг. Совсем никого… Хотя…

Да, справа от Иги – рукой можно дотянуться – сидел на перилах крупный, ростом с банан кнам (или квам?) неизвестного племени. В салатном комбинезончике, в круглой, как макушка огурца шапочке. С похожей на мох бородкой. Болтал напоминавшими стручки гороха башмачками. На Игу не смотрел.

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста… – начал Ига, но кнам не оглянулся и прыгнул вниз. Почти сразу над ним раскрылся похожий на половинку арбуза парашют.

– Невежа, – сказал вслед ему Ига. И досадливо вышел на середину моста. И увидел старушку.

Старушка сидела на ящике из‑под яблок. Перед ней был другой ящик, на нем лежали пучки морковки и укропа. Ясно, что старушка торговала (но где покупатели?)

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, здесь не пробегала девочка с зеленой лентой на волосах?

– Конечно, пробегала! – Старушка подняла похожее на грецкий орех лицо. Бледно‑голубые глазки заблестели. – Недавно совсем проскакала, пичуга. Про школу спрашивала. Я говорю: «Вон туда тебе надо, милая, за мост и направо, на Колхозную… Возьми, – говорю, – морковку на дорогу…» Да куда там! Умчалась, только платьице желтое, как бабочка, замелькало…

«Ага, значит, она в желтом, как я… А что ей надо в школе‑то?»

– Спасибо! – Ига метнулся было вперед.

– Да подожди, милый! Возьми морковку!

Нельзя было обижать бабку. Но…

– Денег нету…

– Да какие деньги, голубок! Угостись так! На дорожку!

Ига опять крикнул «спасибо», схватил пучок тонких морковок с ботвой и бросился по мосту. Снова загудели железные листы. Но скоро кончились. Под ногами оказалась гранитная брусчатка. Ига увидел, что он уже не на мосту, а посреди густой аллеи. Наверно, здесь ходили не часто. Между камнями брусчатки стояли одуванчики с пушистыми головками и рос подорожник. С двух сторон подымались заросли ольхи и рябины, в них белели гипсовые фигуры. Очень разные! Это были и китайские драконы (с какой стати они здесь?), и добродушные, похожие на котов львы, и старинные пограничники в островерхих шлемах и с присевшими рядом узкомордыми овчарками. Но больше всего было спортсменов с мячами и веслами, прилежных девочек с книжками и длинноногих пацанов в галстуках‑косынках и с поднятыми к губам сигнальными трубами…

А Колхозной улицы все не было.

Ига уже начал приходить в отчаяние, но в конце аллеи увидел косо врытый некрашеный столб, а на нем белую фанерную стрелу с красной надписью: ШКОЛА.

Уф! Значит, он идет правильно!

Однако правильный путь – не значит короткий. Ига оказался в переулке с могучими старинными воротами и с домами, от земли до чердаков украшенными хитрой деревянной резьбой. Настоящие терема. Такие дома изредка встречались в Малых Репейниках, но чтобы в одном месте и в таком количестве – этого Ига не видал. Он замедлил шаги и шел вертя головой. За крайним теремом открылась просторная лужайка. По краям цвел шиповник, а в середине краснела вымощенная кирпичом площадка. В центре был круглый бассейн и на его низком ограждении танцевала, взявшись за руки, дюжина гипсовых ребятишек. Они были, конечно, неподвижны, однако, если не приглядываться внимательно, казалось, что и правда скачут, как живые – так здорово они были вылеплены. А в гладкой воде бассейна отражалась бледная дневная луна.

Ига отыскал глазами луну в небе. «Великая Конструкция!..» Луна была… может и не луна вовсе? Ее разделяла на две половинки – светящуюся и темную – четкая граница. Половинки казались неодинаковыми (светлая больше), но граница, тем не менее, была совершенно прямая, словно проведенная по линейке. Так не бывает на луне! Было похоже, словно кто‑то изготовил шар из тонкого матового стекла и налил в него больше, чем на половину, светящуюся жидкость, потом заставил ее затвердеть, повернул шар набок и в таком виде поместил под бледно‑голубой небесный купол. Стало опять страшновато. Но Ига сказал себе, что, если будет вздрагивать от всех здешних странностей, он никогда не догонит Степку.

«К тому же, – рассудил он, – такая луна обещает удачу. Ведь светлая половина у нее крупнее! Хорошая примета…»

И правда – опять удача! Кто‑то нарисовал на кирпичах мелом стрелу и написал коряво, но разборчиво:: «Школа».

 

2

 

Однако школы по‑прежнему было не видать. Причудливые улицы, кривые переулки и густые аллеи опять старались запутать Игу. Гудели под ногами горбатые железные мостики над ручьями, разбитые каменные лестницы изгибами взбегали на усыпанные ромашками склоны. Среди привычных домов из бревен и кирпича вдруг подымались то зубчатые крепостные башни, то изогнутые эстакады «американских горок» (по ним проносились похожие на разноцветные капли вагончики).

Игу почти не удивляли такие сюрпризы незнакомого пространства. Тем более, что в этой незнакомости чудилось что‑то… знакомое. Словно вспоминался давно забытый сон. А самым главным было в Иге желание догнать Степку.

Наконец он оказался (сам не понял, как) на улице Солнечных часов. То есть не точно на ней, но очень похожей. Все было привычно, только часы располагались не перед аптекой, а посреди мостовой. Ну и ладно, какая разница! Зато школа – совсем недалеко! Ее не было еще видно за деревьями, но слышался переливчатый звонок, а по тротуарам и прямо по дороге весело топали навстречу Иге ребятишки из младших классов.

Здесь опять можно было бы удивиться. Потому что явно смешались разные времена. Некоторые мальчишки были в полувоенных блузах с бляхами на ремнях и в фуражках с лаковыми козырьками (такое обмундирование носил Игин дедушка – Ига видел на фотографии). Были и пацанята в костюмчиках, как у встреченного на дворе первоклассника. Были и в синей, с погончиками и алюминиевыми пуговицами форме, которую отменили только в конце прошлого века. Лишь девочки выглядели почти одинаково – в коричневых платьицах с черными или белыми фартучками. На шеях у многих алели повязанные узлом косынки… Впрочем, хватало мальчишек и девчонок без всякой формы. И Степка, если бы она оказалась здесь, не очень выделялась бы в толпе.

Но не было Степки. И никаких знакомых не было… Хотя… Ига мигнул и замедлил шаги. Навстречу независимо шагал пухлый мальчишка лет девяти с зачесанным вверх черным хохолком. В тесном жилетике из синего вельвета и таких же штанишках с латунными пуговками по бокам, в тугих клетчатых гольфах и новеньких желтых ботинках.

«Репивет», – чуть не сказал Ига от неожиданности, но вовремя прикусил язык. А мальчишка лениво глянул на Игу похожими на маслины глазами и прошагал мимо. И почти сразу Ига услышал:

– Чарли! Ну что же ты! Бабушка сходит с ума от беспокойства, а ты все не идешь!

Ига не спеша и будто случайно оглянулся. Сухонькая старушка в парусиновой шляпке и круглых очках стягивала с пухлого внука ранец.

– Дай, бабушка понесет. Это же с ума можно сойти, сколько тяжестей заставляют таскать детей на уроки… Не упрямься!

Чарли и не упрямился, отдал ранец. Но капризно сказал:

– Зачем ты опять! Я же велел: не ходи, не встречай! Никого в третьем классе не встречают!

– Я и не встречала специально! Я пошла тебя поторопить, потому что приехала Ядвига Кшиштовна и хочет с тобой повидаться…

– Опять эта баба‑яга…

– Чарли, не говори глупости! Это моя тетя, значит, твоя двоюродная прабабушка! И она тебя очень любит…

– Ага! Как глянет через свои очки с рукояткой…

– У нее университетское образование! Она строгая внешне, но очень добрая в душе. Этим она похожа на мисс Бетси Тротвуд из «Дэвида Копперфилда». Ты же любишь Диккенса! Значит, должен любить и прабабушку.

Чарли не пощадил бабушкиных чувств:

– Это ты слюни пускаешь над Диккенсом, а я его терпеть не могу. Ты мне этими романами всю плешь проела!

– Чарли! Если ты будешь так говорить, я тебя… отшлепаю! – И было ясно, что она и мизинчиком не затронет любимого внука.

Ига слушал этот разговор, двигаясь сзади в нескольких шагах. Надо было бы спешить к школе, искать Степку, но он пошел за Чарли и бабушкой, словно кто‑то уверенно сказал ему: «Не зевай, эта встреча не случайна». Бабушка раза два подозрительно оглянулась. Видно, ей не нравился мальчишка в «хулиганских» штанах с бахромой у колен и в надетой наизнанку футболке. Но Ига сунул руки в карманы и независимо глядел в небо: мне, мол, дела нет до вас, иду сам по себе.

Так они свернули в переулок, который вел вверх по склону. Здесь стояли одноэтажные, но обширные дома с высокими окнами и парадными крылечками. На одно такое крыльцо и поднялись бабушка с внуком. Но у дверей Чарли заупрямился снова:

– Ты иди, а я посижу тут…

– Но Чарли!..

– Иди я сказал! Я отдохну. Может человек отдохнуть после четырех кошмарных уроков?

– Только не долго, прошу тебя. Там Ядвига Кшиштовна…

Чарли повел круглым плечом: потерпит, мол, двоюродная прабабка. Бабушка с тяжелым ранцем скрылась за украшенной завитушками дверью. Чарли через плечо глянул на Игу – тот с рассеянным видом шагал мимо крыльца. Не по тротуару, а по дороге, вдоль травянистого кювета. Потом он не совсем натурально споткнулся, упал и, держась за ногу, пошел через дорогу. Сел там в траву у палисадника и стал прикладывать кусок лопуха к будто бы ободранному колену. И поглядывал: что будет делать Чарли?

Тот громко хихикнул над упавшим незнакомым мальчишкой, потом прыгнул с крыльца и вытащил из‑под ступеней высокие консервные банки. Зачем‑то показал их издалека, через дорогу, Иге. Банки были пустые, без крышек. Чарли поставил их на крыльцо, далеко друг от друга. Сел. Повозился и достал из кармашка на бедре два белых шарика – видимо, мячики для пинг‑понга. Умело пожонглировал ими, снова глянул на Игу: «Умеешь так? Не умеешь!»

«Подумаешь!» – всем своим видом отозвался Ига.

Чарли снова повертел в руках банку и опустил в нее шарики. Перевернул пощелкал по звонкому донышку, шариков в банке не оказалось. Чарли дотянулся до другой банки, достал шарики оттуда, показал Иге.

«Знаем мы это дело», – подумал Ига. Но Чарли‑то не знал, что незнакомый мальчишка «знает это дело». Он громко сказал с крыльца:

– Ну, что? Умеешь так?

– Подумаешь! – с той же громкостью отозвался Ига. Однако сразу, чтобы не рассердить вредного Чарли, спросил самым мирным тоном: – Скажи, пожалуйста, ты не видел у школы девочку в желтом платье и с зеленой лентой на волосах?

Чарли, видимо, не был совсем уж вредным. Отозвался охотно:

– Конечно, видел! Она там всех спрашивала, где пятый «А»! Потом примазалась к ним, к пятиклассникам, и пошла с ними в кино! У них культпоход!

– А в какое кино?

– В какое, в какое! В «Красную пирамиду», конечно! Куда нас еще в кульпоходы водят!

– А где эта «Красная пирамида?»?

– Ты что, с Луны упал?

Ига вмиг вспомнил луну с неодинаковыми половинками. И подумал: «Знал бы ты, откуда я упал!» Но решил миролюбиво соврать: недавно, мол, приехал. Однако не успел. Переулок наполнился гулом и сотрясением. Занимая всю ширину дороги, вверх тяжело ехал великанский автокран. Стрела – как решетчатый мост, желто‑красная кабина – как вагон, колеса – ростом с двадцатитонный самосвал. Куда там шине, которой Ига и Степка чуть не сшибли несчастную Марг<