Второе правительство и роль дворянства.

 

Король решительно выражал сожаление о необходимости дать отставку Жозе Виллель, говорил, что его политика – политика Монарха, и неохотно уступил Жану Батисту Гэ де Мартиньяк, который помимо должности кабинета принял портфель Министра внутренних дел, и тут же потребовал, чтобы в тронной речи Государя обещаны были реформы. В своей деятельности новое министерство исходило из убеждения, что «счастье Франции лежит в искреннем союзе между Королевским авторитетом и вольностями, освященными хартией».

Одной из первых мер нового правительства в 1828 году стало издание Ордонанса, изъявшего значительное число учебных заведений из ведения ордена иезуитов. Глава кабинета провел закон о ежегодном пересмотре избирательных списков, ослабивший правительственное давление на выборах, а также Закон о возвращение высшего образования под государственный контроль. Влияние церковных организаций зачастую преувеличивалось, но Королевство Франция слишком долго управлялось кардиналами вместо министров, чтобы позволить себе даже намек на возвращение подобных порядков. Свобода, в том числе и религиозная, стала, увы, для дворянства неотъемлемой частью жизни. 

Введение имущественного ценза для участия в активной политической жизни послужило сменой приоритетов для многих дворян. Учитывая, что Монархия не торопилась с финансовой компенсацией, дворянство активно устремилось на государственную службу. Связано это конечно было не только с меркантильными интересами. Служение Монархии, сознававшееся всегда как основная задача, перестала выражаться только в подчинении, но и стала включать работу судьей, контролером, начальником почты, не говоря уже о более высоких административных постах. Своеобразная мотивация, отличавшая дворян от представителей третьего сословия, которые в государственной службе видели в первую очередь возможность заработать, делала дворян самыми надежными исполнителями государственной воли. Многие историки, прежде всего консервативного направления, отмечают, что Реставрация стала эпохой, когда Королевство лучше, а главное честнее всего управлялось.  

Подобную атмосферу достоинства и ответственности дворянство привнесло и в политическую жизнь страны. Жаркие споры, проходившие в Палатах, редко переходили грань приличий. Речи тщательно готовились и потому зачастую выглядели шедеврами ораторского искусства. Благодаря авторитету и таланту дворянства законодательная власть приобрела особую значимость. 

Премьер Виконт Жан Батист Гэ де Мартиньяк провел новый закон о печати, которым отменялось требование предварительного разрешения для журналов и смягчались цензурные строгости, уничтожил черный кабинет, в котором производилась перлюстрация частной переписки. В августе 1829 года глава кабинета внес проект двух законов: о местном самоуправлении, по которому система назначения генеральных и муниципальных советов заменялась системой избрания, на основе высокого имущественного ценза и закона об общинной администрации, цель которых большая децентрализация управления.

Против закона восстали монархисты, которые справедливо видели в местном самоуправлении торжество революционного принципа, а с ними и многие либералы, сторонники централизации. Проект отклонен был этой коалицией, что дало Королю повод дать отставку кабинету, тем более что крайняя умеренность Виконта Мартиньяк не удовлетворяла левую сторону, а его либерализм ненавистен был и Монарху, и крайним роялистам. 

 

Последний премьер.

27 июля (9 августа) 1829 года Король Франции Высочайше назначил племянника покойной госпожи де Поластрон, лично преданного Монарху Князя Огюста Жюля Армана Мари де Полиньяк (1780-1847). Это решение, за которым стояли не только истинные убеждения Короля, но и воспоминания о любимой женщине. 

Ем не менее во всем Королевстве Франция трудно найти было личность, более ассоциируемую со Старым Порядком, чем Жюль де Полиньяк. Князь сыном был лучшей подруги несчастной Королевы Марии Антуанетты и Графа де Полиньяк. Жюль де Полиньяк стоял у истоков роялистского движения во Франции при узурпаторе Наполеоне и даже попал в 1804 году в тюрьму за участие в заговоре. По мнению современников, эти годы оказали большое влияние на взрывную натуру Князя. "За десять лет в тюрьме Полиньяк стал мистиком… Он не сомневался в прямом вмешательстве Бога и чувствовал в себе Священное призвание". В чем заключалось это призвание открыл современникам Граф Гийом-Исидор де Монбель (1787-1861), близко познакомившийся с Князем Полиньяк во время работы в последнем правительстве Реставрации. Как говорили современники: "Полиньяк считал себя Жаном д' Арк, призванным спасти Монархию". Этим убеждением проникся и сам Король.

Государь планировал ввести Жюля Армана Мари де Полиньяк в правительство еще в январе 1829 года. Однако эта идея вызвала сопротивление, как в обществе, так и в самом правительстве Виконта Жана Батиста Гэ де Мартиньяк. В итоге Королю пришлось отправить претендента в Лондон, где тот пробыл до конца июля. Отсрочка была связана с необходимостью дождаться окончания сессии Палаты депутатов и политического затишья, неизбежно возникавшего летом в связи с отъездом большей части высшего общества, прежде всего дворянства, из Парижа. Но решение в голове Короля уже было принято, и никакие отсрочки не могли помешать осуществлению главной идеи – укрепление и усиление Королевской власти через правительство за счет парламента.

В тот же день 27 юля (9 августа) 1829 года появляется выпуск официальной газеты " Moniteur ", в котором объявлен был новый состав правительства. "Этот фатальный " Монитер " в мгновение ока распространился по всей Франции. Возмущение противников Монархии вызвало назначение Министром обороны генерала-лейтенанта Графа Луи Виктора де Бурмон (1773-1846), которого считали предателем узурпатора Наполеона и его Империи. В защиту Графа следует сказать, что в 1832 году за отказ признать Луи Филиппа I Бурбон, Герцога Орлеан (1773-1850) новым Королем Франции, он исключен был из списка маршалов и приговорен к изгнанию.  

Если изучить мемуары дворян-монархистов, написанные в 1830-1840-е годы, то складывается впечатление, что все только и видели, как происходит государственный переворот. Граф Александре Луи д' Аллонвилль (1774-1845), принадлежавший к самым ярым " ультра ", вспоминает: " Не без тревоги узнал о назначении Полиньяка, человека честного, открытого, решительно настроенного действовать в настоящих интересах государства, но очень непопулярного".

Главная цель Жюля Армана Мари де Полиньяк – наведение политического порядка. Но в его непопулярности кроется заведомая причина неудачи. Характерное для дворянина, пусть и не участвующего активно в парижской салонной жизни, признание значимости общественного мнения. Маркиз де Бонневаль вспоминал о премьере так: "Полиньяк был хорошим и способным человеком, но абсолютно чужд политическому маневрированию".    

 

Причины заговора.

 

Несмотря на очевидную и всем понятную связь между главой кабинета и Королем, в сознании дворянства по-прежнему существовала граница между судьбой правительства и судьбой Монарха. Сами монархисты отмечали: "В 1829 году разум масс (esprit des masses) уже активно работал. Ветер Фронды и мятежа дул со всех сторон". И это при том, что, что за год своего существования правительство Полиньяка не сделало ничего существенного, что могло бы повлиять на отношение к нему в ту или другую сторону. Как пишет современник премьера Герцог де Фаллу: "Его (Полиньяк ) мечтой было создание парламентской аристократии, и рост влияния пэров. Но обнаружив мощную оппозицию, он сник и впал в мистицизм".

Насколько решимость Монарха и премьера не соответствовала ситуации в Королевстве, свидетельствует некоторая паника в рядах министров. Еще в январе 1830 года, через три месяца после назначения пост министра внутренних дел оставляет Граф Франсуа Режи де Лабурдоннэ (1767-1839). Формально – из-за несогласия с назначением Жюля Полиньяк председателем Совета Министров вместо равноправия всех министров. С самого начала министерства он активно выступал за ужесточение режима, но бездействие премьера повергло его в уныние. Когда в апреле на Совете уже открыто обсуждалась возможность применения пресловутой статьи 14, а Министром внутренних дел стал еще более решительный " ультра " Граф Шарль де Пейроне (1778-1854), в отставку подали хранитель печати Курвуазье и Министр финансов Граф Андре Жан Христоф де Шаброль (1771-1836). Их настроение лучше всего выразил собиравшийся все время уйти, но оставшийся до конца министр финансов Граф Гийом Изидор де Монбель (1787-1861): "С каждым днем меня охватывало все более сильное убеждение в нашей неспособности остановить трагедию. Многие департаменты функционировали превосходно, министры выполняли свои обязанности прилежно и успешно. Некоторые демонстрировали настоящие административные таланты, но всем им не хватало жизненности. Общественное мнение было для них смертельно. Власть - это моральное превосходство. Когда все его отрицают, власти не существует. Когда любое, самое взвешенное, самое полезное решение правительства встречается обществом с ненавистью, то нет больше ни правительства, ни королевской власти ". 

Целый год все антимонархисты Королевства через свободную печать морально готовились к решающему столкновению. Имя главы кабинета давно вызывало устойчивые ассоциации, и его появление в правительстве показало многим, что отныне ставка сделана на чрезвычайные меры. Ключевым моментом для судьбы Монархии стало то, что Король открыто связал себя с конкретной личностью в правительстве и взял на себя ответственность за его действия. И если для дворянства эта связь была не очевидной, то для низших, подготовленных к бунту революционерами слоев, как покажут июльские события, все было именно так. 

Вера в Провидение премьера привел его к мысли, что чем меньше будет у правительства сторонников, тем ярче проявится избранность его личности. Подобное заблуждение привело к тому, что чрезвычайные меры, задуманные им, не встретили никакого энтузиазма даже у тех, кто хотел усиления Королевской власти. Подавляющее большинство дворянства не испытывали оптимизма и не питали больших надежд по поводу успеха задуманных главой кабинета мер. Разумную альтернативу они видели в создании правительства на основе большинства в Палате депутатов, что должно было вернуть Королевству  стабильность, утраченную после ухода прежнего. Так или иначе, но с приходом министерства Жюля Полиньяк для них начался раскручиваться тот механизм, который должен был привести к взрыву.

Назначение нового премьера Королем, как уже сказано было выше, вызвало в стане так называемой оппозиции яростные протесты. Стали основываться общества для отказа от уплаты налогов в случае ожидавшейся отмены хартии 1814 года. Именно эти планы Короля и премьера вызвали такую злобу и организованное сопротивление у сторонников республиканского строя. Так, поездка в Париж либерала и безбожника Маркиза Мари Жозефа Поля Ива Рок Жильбера дю Мотье де Лафайет (1757-1834) обратилась в триумфальное шествие, и на обедах в его честь произнесены были угрожающие по адресу правительства речи. В ответ правительство начало ряд процессов против членов тайных обществ и их ораторов, но суды по большей части оправдывали обвиняемых.

В этот момент к заговору подключилась «якобинская» пресса. В "Journal des D é bats" напечатана была статья, в которой говорилось: "Хартия имеет ныне такую силу, что об нее разобьются все поползновения деспотизма... Одновременно с незаконным взысканием податей народится новый Гампден (кумир антимонархистов – богатый землевладелец Графства Букингэм, приобрёл известность отказом и сопротивлением уплатить корабельную подать, наложенную несчастным Королем Чарльзом I Стюарт на внутренние провинции Англии (1635) – прим. А. Р.), который сокрушит беззаконие... Несчастная Франция, несчастный Король!" Редактор газеты, привлеченный к суду, оправдан был в апелляционной инстанции. Становилось ясно, что в стране существует разветвленный антимонархический заговор, в который вовлечены судьи, редакторы газет, новые буржуа и прочие представители «угнетаемого народа», чьими руками Франция истязалась многие годы.

 

Заговорщики.

 

Известный авантюрист-наемник, предатель и генерал в войнах с Монархией в Северной Америке и во Франции Маркиз Мари Жозеф Поль Ив Рок Жильбер дю Мотье д'Лафайет (1757-1834) и Жак Антуан Манюэль (1775-1827), похороны которого превратились в антиправительственную стотысячную демонстрацию, а также другие так называемые вожди оппозиции встречали повсеместно восторженные встречи, в их честь устраивались банкеты и многотысячные похороны. Королевство покрылось множеством обществ, иногда легальных, чаще тайных, преследовавших политические цели ("Общество друзей печати", "Общество карбонариев" в Париже, "Рыцари свободы" в Сомюре, "Aide-toi, le ciel t'aidera" и др.). К примеру, к тайным обществам принадлежал Маркиз Мари Жозеф д'Лафайет. Правительство, зная это, не могло ничего поделать за отсутствием улик и невозможностью их отыскать при хорошей конспиративной организации обществ.

Несмотря на стеснительные законы о печати, общественное недовольство находило выражение в прессе, среди которой только оппозиционные газеты имели действительное распространение и влияние; тюрьмы и штрафы для редакторов и авторов не действовали.

В этот опасный для престола Франции момент в январе 1830 года на деньги республиканцев возникла новая оппозиционная газета "National", во главе которой стояли сын торговца в Марселе Лyи Aдoльф Тьер (1797-1877), будущий премьер и тщеславный честолюбец, сын руанского коммерсанта и известный безбожник Николай Арман Каррель (1800-1836) и историк ереси реформации и французских бунтов Франсуа Огюст Минье (1796-1884).

Программой антимонархической газеты была как будто верность Дому Бурбон, но при одном условии, если они будут соблюдать хартию 1814 года. Газета вещала крайне вызывающим тоном в адрес правительства и пользовалась в среде антимонархической публики громадным успехом. Поскольку правительство Короля Шарля Х Филиппа Бурбон не обнаруживало ни малейшего желания соблюдать хартию 1814 года, то уже в феврале 1830 года газета заявила о возможности кандидатуры Герцога д'Орлеан Принца Луи Филиппа Бурбон-Орлеан на французский трон. В ответ последовал процесс и присуждение Луи Тьера к значительному штрафу, который покрыт был общественной подпиской. Другая статья политического авантюриста Тьера носила название "Король Царствует, но не управляет" — принцип, скоро принятый масонами и новой буржуазией – сторонниками конституционной Монархии как основа конституционного государственного строя, установившегося во Франции после нового тщательно организованного бунта во Франции в июле 1830 года.

Когда появились июльские ордонансы, Лyи Aдoльф Тьер составил прокламацию против них, в которой доказывал, что ордонансы нарушают хартию 1814 года, что, следовательно, во Франции наступило состояние бесправия и этим самым правительство освободило граждан от обязанности повиновения. Он настоял на том, чтобы прокламация появилась с подписями; в числе других подписался и он сам. 14 (27) и 15 (28) июля Лyи Aдoльф Тьер был душой всех собраний заговорщиков в отеле Лафита. 16 (29) июля он скрывался, так как отдан был приказ об его аресте, но 17 (30) июля Тьер был в Париже и раздавал сражающимся на баррикадах составленную им прокламацию, в которой указывал на Герцога Орлеан, как на желательного главу государства.

 

Й год.

 

Сессия палат 1830 года открыта была тронной речью Монарха, в которой заключалась угроза прибегнуть к особенным мерам для поддержания общественного мира.

Палата депутатов избрала своим президентом либерала Пьера Поля Ройе-Коллар (1763-1845) и приняла, большинством 221 против 181 голоса, адрес, в котором протестовала против недоверия, выраженного к ней Королем, и выражала опасение за вольности французского народа.

Четвертого (17) марта 1830 года Палата депутатов приняла адрес к Монарху, в котором депутаты просили Монарха распустить министерство Жуля Полиньяк. Король отвечал отсрочкой сессии парламента, а затем роспуском Палаты депутатов. Исход новых выборов мог быть только неблагоприятным для министерства, а так как Король отожествлял себя с ним, то личное вмешательство его в выборы не могло достигнуть цели. Почти все депутаты, подавшие голос за адрес, были переизбраны; общее число сторонников оппозиции возросло (274 оппозиционных депутата против 145, поддерживающих министерство). Однако Король и здесь не понял истинного положения вещей.

Роспуск Палаты депутатов не вызвал большого шума. Второго (15) июня появляется прокламация Короля Шарля Х Филиппа Бурбон, в которой Государь заявляет о намерении «заставить уважать Священные права, являющиеся достоянием Моей Короны». В ответ на это министры предложили Королю принять несколько мер для борьбы с либеральными тенденциями в обществе.

 

Решающий день.

 

Воскресенье, 13 (26) июля 1830 года. Во дворце Сен-Клу собрались министры последнего правительства эпохи Реставрации.

На заседании председательствует сам Король Шарль X Филипп Бурбон. Рядом с Монархом сидел Министр иностранных дел и первое лицо в правительстве – Князь Жюль д'Полиньяк. Тут же, в напряженном ожидании, настороженно оглядывая друг друга, замерли в креслах и остальные. Министр внутренних дел с седьмого (20) мая 1830 года Граф Пьер Дени д'Перонне (1778-1854), Министр юстиции и хранитель Королевской печати (канцлер) с того же дня Жан Клод Балтазар Виктор д'Шантелоз (1787-1859) выглядели спокойнее других. Они знали, что за бумаги лежат перед Королем.

Министр финансов Граф Гийом Изидор д'Монбель (1787-1861), возглавлявший департамент общественных работ и формально деливший обязанности с Графом д'Пейронне, Министр духовных дел и народного просвещения Граф Марсьяль Кома Аннибаль Перпетю Маглуар д'Гернон-Ранвиль (1787-1866) и Министр общественных работ Барон Гийом Антуан Бенуа д'Капель (1775-1843) ждали и боялись. По уважительной причине отсутствовали Министр обороны генерал Бурмон, а также морской министр и колоний Барон Шарль Лемерье  д'Лонпре д'Оссе (1778-1854) – они до сих пор заняты были в Алжире, война в котором началась в начале 1830 года. Заместителя Графа Бурмон, Герцога Жана-Баптиста Номпера д'Шампаньи д'Кадор (1756-1834), никто предупредить не удосужился, а морское ведомство обсуждаемые вопросы затрагивали мало. 

Перед Королем лежали четыре Высочайших Указа с порядковыми номерами от 15135 до 15138, подготовленные в Министерстве внутренних дел. Эти Указы, по мысли авторов, были последним шансом сохранить контроль над ситуацией в стране и являлись адекватной реакцией на результаты прошедших меньше месяца назад выборов.

Первый Указ вводил цензуру для прессы и обязательную перерегистрацию всех изданий каждые три месяца с правом отзыва разрешения в любой момент.

Согласно тексту второго, результаты выборов 21 июня (4 июля) 1830 года отменялись, не собравшаяся ни одного раза Палата депутатов распускалась (уменьшалось общее число депутатов и поднимался выше избирательный ценз), а новые выборы назначались только на 27 августа (9 сентября) 1830 года.

Третий Указ изменял Закон о выборах таким образом, что отныне имущественный ценз определялся преимущественно по размеру земельного владения и недвижимости (лишение избирательных прав у собственников движимых имуществ (буржуа) и предоставление их только землевладельцам (дворянам)).

Четвертый Указ касался изменения или восстановления некоторых статей Хартии 1814 года.

Авторы Указов настолько были уверены в их будничности, что в тексте даже не нашлось места для упоминания пресловутой 14 статьи, предоставляющей Королю чрезвычайные полномочия. Однако, другие министры не были так уверены в своем будущем. Наверное, поэтому они, по свидетельству современников-мемуаристов, сидели, не шелохнувшись, когда Король предложил им поставить подпись под уже имевшейся своей. Наконец встал Жюль д'Полиньяк, подписал указы и сказал: "Теперь, господа, подпись Короля легализована. Ваша более не есть необходимость".

Так, не созывая палат для обсуждения и не предвидя никакой серьезной опасности для трона, король Монарх подписал законы. Под ордонансами стояли также подписи выше названных министров.

После этого министры, все, как один, связали свою судьбу с успехом этого исторического события. Идея Жюля д'Полиньяк о максимальной независимости от чьей-либо поддержки нашла свое полное воплощение в выборе даты подписания указов. Так случилось, что приверженцы Короля и министры в основном находились у себя дома и принимали визитеров, сообщавших о последних новостях. Символом государственной уверенности и упования на волю Божию было само поведение Королевской Семьи.

Государь весь следующий день 14 (27) июля после подписания указов охотился в Рамбуйе, не зная, что ситуация в Париже абсолютно не соответствовала предсказаниям премьера Полиньяка. Префект, Граф Александр Луи д'Аллонвилль (1774-1845) свидетельствует, что Короля предупреждали о настроениях парижан, о настроении в провинции, и об опасности открытой схватки с оппозицией, но все оказалось напрасно. Горячая вера Короля в Бога, в своих подданных, основанная к тому же на триумфальной поездке Монарха по восточным департаментам в сентябре 1828 года, были непоколебимы.

После 14 (27) июля в Париже не осталось ни одного члена Королевской Семьи, ни даже одного министра! Так что желавшим с оружием в руках защищать Монархию, не на кого было опереться. Секретность и внезапность указов искажались слухами и призывами, которые и побудили часть парижан выйти на улицу. О минимуме информации свидетельствует тот факт, что даже в Сен-Клу на весь Двор пришел только один (!) экземпляр "Монитер" с текстом Королевских указов. В провинции же обо всем узнавали еще медленнее.

Герцог Фаллу, отдыхавший в Савойе, пишет, что узнал обо всем из газет через неделю, так как в Париже не было никого из друзей, кто мог бы написать письмо. Барон Амабль-Гийом-Проспер Брюжьер д'Барант (1782–1866), интеллектуал, историк, политик и дипломат выехал из своего поместья 18 (31) июля, не зная ничего о случившемся в Париже. И только на почтовых станциях, от встречных, он узнал об уже свершившейся революции. Естественно, что такой способ передачи информации грешил неточностями как в ту, так и в другую сторону, в зависимости от политических симпатий рассказчика.

Таким образом, мы видим, что дворянство, к несчастью, не успело и не смогло принять заметного участия в июльских событиях. В первую, очередь это касается тех, кто находился в оппозиции к премьеру, но привязан был к Королю и предан Дому Бурбон. Те же, кто до последнего оставался с Королевской Семьей, обречены были на бездействие и могли только, как премьер д'Полиньяк, ходить по зале из угла в угол. 

Положение французской провинции было еще проще. За недостатком информации префекты заняли в основном выжидательную позицию, которую прекрасно выразил Барон де Сер, префект департамента Пюи-де-Дом: "Здесь мы никак не можем повлиять на политические события. Самым разумным будет дождаться результатов и поддерживать общественный порядок".

       Ордонансы вызвали в обществе взрыв негодования. Как впоследствии писал Франсуа Рене де Шатобриан (1768-1848), "еще одно правительство в здравом уме и твердой памяти решило спрыгнуть с башни собора Парижской богоматери. [...] Пять человек, отнюдь не лишенных здравого смысла, с беспримерным легкомыслием бросились в бездну, увлекая за собою своего повелителя, Монархию, Францию и Европу" (Шатобриан Ф.-Р. де. Замогильные записки. М., 1995. С. 401-402.).

       Из министров, вместе с Королем подписавших ордонансы, трое (Монбель, Капель и д'Оссе) сумели бежать в Англию, остальные также попытались бежать, но были арестованы и с 15 (28) августа 1830 года содержались в замке Венсенн.  

       Естественно, встал вопрос об их дальнейшей судьбе. Палата депутатов приступила к обсуждению вопроса о суде над бывшими министрами первого (14) августа, второго (15) августа назначена была парламентская комиссия, и шестого (19) августа один из ее членов, юрист Беренже представил Палате доклад о деле министров; затем Палата предоставила этой комиссии право вести следствие, члены комиссии провели допросы обвиняемых, результатом чего явился новый доклад Альфонса Мари Марселя Тома Беранже (из департамента Дром; 1785-1866) прочитанный палате 11 (24) сентября и содержавший в себе пункты обвинения; после обсуждения в палате, проходившего 15-16 (28-29) сентября, депутаты, в данном случае взявшие на себя роль прокуратуры, большинством голосов приняли решение предъявить всем министрам обвинения в государственной измене.

       Судить министров надлежало Палате пэров, и 22 сентября (5 октября) специальная комиссия этой Палаты начала свое расследование. Сам суд проходил с третье (16) по девятого (22) декабря 1830 года; положение пэров-судей было крайне сложным; народ настоятельно требовал смерти министров и угрожал отомстить пэрам в случае, если они проявят излишнюю мягкость. Таким образом, если бы пэры в самом деле вынесли министрам смертный приговор, это могло бы выглядеть как проявление трусости и уступка черни; с другой стороны, спасая министров от смерти, пэры рисковали своей собственной жизнью. В результате пэры приговорили министров к пожизненному заключению, а Полиньяка еще и к "гражданской смерти", то есть к потере всех гражданских прав, включая право собственности. 

       Статьи 55 и 56 Хартии 1814 года гласили: «Палата депутатов имеет право предъявить обвинение министрам и предать их суду Палаты пэров. Судить министров имеет право только Палата пэров и только за государственную измену или за взяточничество» (см.: Rosanvalon P. La Monarchie impossible. Les Chartes de 1814 et de 1830. P., 1994. P. 256). Юридическая сложность, однако, заключалась в том, что, предоставив пэрам право судить министров за государственную измену, создатели Хартии не разработали никакой системы наказаний, полагающихся за эти преступления, вследствие чего палате пэров пришлось руководствоваться уголовным и гражданским кодексами и для вынесения приговора "суммировать" различные их статьи. В тоже время сторонники обвиняемых министров ссылались на 13-ю статью Хартии: «Особа Короля неприкосновенна и священна. Министры Короля несут ответственность. Исполнительная власть принадлежит исключительно Королю» (см.: Rosanvalon P. La Monarchie impossible. Les Chartes de 1814 et de 1830. P. 252). Из этой статьи не следовало, что министры ответственны перед парламентом; министры, согласно статье 13-й, подчиняются только Королю, выполняют его приказы и, следственно, ответственны только перед ним. Таким образом, утверждали защитники министров, раз после революции Король уже потерпел "наказание", свергнут с трона и выслан из Франции, то министры наказанию не подлежат. Противоположная сторона еще до революции настаивала на том, что министры несут политическую ответственность перед страной и прежде всего перед Палатой депутатов; об этом, в частности, говорилось в знаменитом мартовском адресе депутатов Королю, послужившем причиной роспуска Палаты (см.: Waresquiel E. de, Yvert B. Histoire de la Restauration, 1814-1830: Naissance de la France moderne. P., 1996. P. 445); естественно, что после революции либералы не отказались от своих взглядов на ответственность министров.

       Статья 14-я Хартии, дарованной французам Государем Луи XVIII Станислав Ксавьер Бурбон 23 мая (5 июня) 1814 года, гласила: «Король – Верховный глава государства, командующий сухопутными и морскими войсками, объявляет войну, заключает договоры о мире, торговле и союзах, назначает чиновников на все административные должности, издает регламенты и ордонансы, необходимые для исполнения законов и обеспечения государственной безопасности».

       В новом варианте Хартии, принятом после революции 1830 года во избежание новых переворотов, статья 14 получила продолжение: «...но не может ни при каких обстоятельствах ни отменить законы как таковые, ни приостановить их действие» (цит. по: Rosanvalon P. La Monarchie impossible. Les Chartes de 1814 et de 1830. P. 252-253, 346).

       Опасности, которыми была чревата статья 14 Хартии, были видны многим современникам; так, Шатобриан писал о них еще в 1816 году, в постскриптуме к брошюре "Монархия согласно Хартии". О противоречивости Хартии 1814 г. и, в частности, 13-й и 14-й статей, а также об их различных интерпретациях см.: Rosanvalon P. Оp. cit. P. 93-104. Сам Полиньяк до конца своих дней полагал, что статья 14 была неотъемлемой частью Хартии 1814 г., что Король поступил совершенно правильно, подписав ордонансы, и что подписание их было отнюдь не причиной революции, а только поводом для нее (см.: Polignac, le prince de. Etudes historiques, politiques et morales sur l'état de la societé européenne, vers le milieu du dix-neuvieme siecle. P., 1845. P. 336-339).           

       Что же касается министров, то они спаслись от толпы только благодаря личному мужеству и находчивости министра внутренних дел Монталиве, который девятого (22) декабря днем, когда толпа уже окружила Люксембургский Дворец, где заседали пэры, тайно перевел обвиняемых в малый Люксембургский дворец, посадил в собственную карету и со своим эскортом отвез в замок Венсенн, после чего пушечным залпом известил Короля Луи Филиппа I Бурбон-Орлеан, что все в порядке. Пэры тем временем обсуждали свое решение и в десять вечера вынесли приговор: пожизненное заключение для всех, а для д'Полиньяка еще и гражданская смерть; толпа к этому времени уже немного рассеялась.

           

Бунт и отречение.

Июля – Париж, 1830 года.

 

Ты мог быть лучшим Королем,

Ты не хотел. Ты полагал

Народ унизить под ярмом,

Но ты французов не узнал!

Есть суд земной и для Царей,

Провозгласил он твой конец:

С дрожащей головы твоей

Ты в бегстве уронил венец.

 

И загорелся страшный бой;

И знамя вольности как дух 

Идет пред гордою толпой.

И звук одни наполнил слух;

И брызнула в Париже кровь.

О! Чем заполнишь ты, тиран,

За эту праведную кровь,

За кровь людей, за кровь граждан!

 

Когда последняя труба

Разрежет звуком синий свод;

Когда откроются гроба

И прах свой прежний вид возьмет;

Когда появятся весы

И их подымет Судия…

Не встанут у тебя власы?

Не задрожит рука твоя?

 

Глупец что будешь ты в тот день,

Коль ныне стыд уж над тобой?

Предмет насмешек ада, тень,

Призра`к обманутый судьбой!

Бессмертной раною убит,

Ты обернешь молящий взгляд,

И строй кровавый закричит:

«Он виноват! Он виноват».

 

Август 1830 г.