История происхождения Священной ветхозаветной письменности

Первый вопрос Общего Историко-критического Введения в Священные ветхозаветные книги составляет история происхождения Священной ветхозаветной письменности. Во вступлении определены уже были нами характер и значение решения этого вопроса в ряду других исагогических вопросов, его объем и направление.

Священные ветхозаветные книги по единогласному иудейскому и христианскому преданию, начали появляться со времени Моисея, который был первым богодухновенным ветхозаветным писателем. Но прежде, нежели говорить о богодухновенных писаниях Моисея, не лишне коснуться средств сохранения в народной памяти древних событий, — средств, употреблявшихся до приложения искусства письма и в параллель с этим искусством.

Этот частный и как бы побочный вопрос нередко поднимался в исагогической и апологетической литературе по связи с более общим и важным вопросом: сохранялись ли и как сохранялись до Моисея в человеческом роде, у предков еврейского народа и среди самого еврейского народа, истинные предания о древнейших временах мира и человеческого рода, особенно допотопного и послепотопного периодов? В связи, далее, с таким или иным решением этого вопроса стояло решение апологетического вопроса о степени исторической достоверности Моисеевых сказаний, особенно в книге Бытия. Таким образом, поставленный нами частный вопрос является вполне уместным в Историко-критическом Введении. Здесь же он, по нашему мнению, уместнее, чем в других отделах, потому что является в естественном хронологическом порядке первым, обнимающим более древнее, чем все другие вопросы, время и стоит в связи с искусством письма и началом письменности у евреев.

Первым, естественным и бесспорно общепризнанным, средством сохранения истинного воспоминания о древнейших событиях в жизни мира и людей, равно и каждого народа в отдельности, служило устное предание, переходившее неизменным из поколения в поколение. Надежда на значительную достоверность такого народного предания в древнейшие времена подкрепляется тем соображением, что память древних народов некультурных, не ослабленная слабостью организма и многообразием всевозможных знаний, под непосильным бременем коих измождены современные культурные народы, была чрезвычайно восприимчива и крепко и на долго сохраняла воспринятое. Тем более, естественно думать, народная память твердо хранила сказания о древних лицах и событиях, к коим люди относились благоговейно, как священным предметам религиозного почтения. А таковы предметы повествования книги Бытия. — Еще более укрепляется надежда на достоверность устного предания библейскими свидетельствами о долголетии носителей истинного предания — патриархов допотопного и послепотопного мира. Согласно ветхозаветной хронологии, древнейшие предания хранились и передавались до Моисея через весьма малое число поколений, вследствие необычайного долголетия патриархов. Так, до потопа это предание могло сохраниться лишь через два-три поколения: Адам мог дожить до отца Ноева, Ламеха, а тем более до деда его, Еноха, а Енох мог передать своему внуку Ною (Быт. 5 гл.). Очевидно, неповрежденным древнейшее предание не только могло, но и должно было сохраниться. В послепотопный период также могло быть немного носителей предания: сын Ноя Сим был в старости современником Евера, Евер — Нахора, а Нахор — Фарры и Авраама (Быт. 11 гл.). Среди семейства Авраама, до поселения в Египте Иакова, предание, несомненно, хранилось неизменным, в Египте же евреи, отчужденные и преследуемые окружающим народонаселением, жили лишь этим преданием и надеждами на перенесение костей Иосифа в землю «посещения», а потому также должны были свято хранить его, как то было у ближайших потомков Авраама. Общественное устройство, с его делением, по сыновьям Иакова, на колена, и религиозные верования евреев в Египте всецело основывались на этих преданиях, а потому Божие откровение Моисею (Исх. 3 гл.) и речи последнего еврейскому народу были всем вполне понятны и вызывали желание исполнять высшее повеление. — Эти исторические факты и естественные соображения, ими подкрепляемые, дают основание категорически признавать истинность древнейшего предания, хранившегося до Моисея.

В подкрепление устно передававшихся сведений о древнейших событиях, древние носители древних преданий, отдельные лица и целые народы, пользовались некоторыми особенными средствами, существенно к сему полезными. Такое значение, прежде всего, могли иметь собственные имена лиц, участвовавших в особенно важных в народной жизни событиях, и мест, на которых происходили подобные события. Библейские писатели нередко упоминают и даже сами выясняют историко-символическое значение многих имен древнейших лиц и мест. Например имя Ева значит: жизнь,— яко та мати всех живущих (Быт. 3, 20); имя: Каин значит приобретение и выражает мессианскую, хотя и ошибочно приложенную к этому лицу, надежду (Быт. 4, 1); такую же надежду выражало имя Ноя (Быт. 5, 29). Историко-символическое значение придается именам Авраама, Сарры, Израиля, Иакова и многих других лиц древнейших времен. Вообще имена генеалогий допотопных и послепотопных патриархов (Быт. 5 и 10 гл.) изъясняются современными толковниками в историко-символическом смысле, как выражение верований и надежд, то оживавших, то потухавших, на будущее обетованное в первоевангелии спасение и Спасителя человеческого рода (ср. Keil und Delitzsch. Com. üb. Genesis). — Современные ученые историки признают, что вообще и у всех народов, не только образованных, а даже и необразованных, имена предков имеют историко-символическое значение и заключают воспоминание об их выдающихся героических поступках. Они, посему, тщательно хранятся в народной памяти, составляют гордость и славу их часто очень неславных потомков, считающих однако же себя, по родству с ними, участниками их славных подвигов. — Такое же историческое значение имели и собственные имена мест, ознаменованных особо важными историческими событиями. Так, земля «скитания» Каина названа землей Нод, что значит: скитание (Быт. 4, 16); первый город, построенный Каином, назван: Енох, по имени строителя — сына Каинова Еноха (Быт. 4, 17). По именам сыновей и потомков сынов Ноевых названы были города и страны, в коих они поселились (Быт. 10 гл.: Хуш, Мицраим, Ханаан — 6 ст., Ассур — 11 ст., Сидон — 15 ст. и мн. др.). Такое же историческое значение и в последующие времена получали имена разных городов и стран, в соответствие именам их владельцев. Так и евреи, особенно колено Даново, часто давали завоеванным городам свои новые имена вместо прежних хананейских имен (Суд. 18 гл.). Историческое значение из патриархальных времен имели имена: Вирсавия (Быт. 21, 31-34; 26, 33), Иегова-Ире (Быт. 22, 14), Вефиль (Быт. 28, 19), Пенуэль (Быт. 32, 30), Плач Египтян (Быт. 50, 11) и мн. др. местности. — Этот обычай свойствен не только библейско-патриархальным временам и не только всем древним народам, но и современным образованным народам, чему примеры приводить излишне, да их и не перечтешь.

События и лица, производившие особенно сильное впечатление на современников и последующие поколения, сохранялись в народной памяти в кратких характерных изречениях, в общеупотребительных поговорках и приточных подобиях. В этих кратких изречениях запоминалась как бы сущность и важнейшее значение известного события или поразительный поступок и выдающаяся черта в характере и поведении известного героя. В книгах Бытия и Числ упоминаются две поговорки: одна о лице, другая — о местности. Первая прилагалась к Немвроду: сильный зверолов, как Немврод пред Богом (Быт. 10, 9) и напоминала поступки и физические силы древнего исполина и знаменитого для всех зверолова и охотника. Другая поговорка прилагалась ко всей ханаанской земле, впоследствии принадлежавшей евреям: земля, поедающая живущих на ней (Числ. 13, 33), и напоминала многократное занятие ханаанской земли разными народами и удаление их с нее. Эта поговорка сохранялась за Палестиной и во все последующее время занятия ее евреями и часто припоминалась при Иезекииле во время вавилонского плена, с добавлением: это — земля, поедающая людей и делающая народ свой бездетным (Иез. 36, 13). Несомненно, такой же исторический характер имели и часто упоминаемые священными писателями народные исторические притчи. Правда, в древнейших ветхозаветных книгах не приводятся народные притчи с ясным историческим содержанием. В книге Числ приводится притча лишь довольно загадочного характера: «идите в Есевон, да устроят и утвердят город Сигона» (Числ. 21, 27), — притча очень немного напоминающая историю войны амморейского и моавитского царей (21, 26). Но такие исторические притчи несомненно были в большом распространении в древнейшие времена. Моисей в конце своей жизни высказал следующую угрозу еврейскому народу: будешь ужасом, притчею и посмешищем у всех народов, к которым отведет тебя Господь (Втор. 28, 37). Несомненно, стало быть, евреям было известно, что такое народная притча и почему страшна угроза сделаться предметом такой притчи. С содержанием и характером народных притч знакомят нас пророки. Например, Исаия говорит, что в притче будут глумиться над царем вавилонским, вспоминая, как он хотел взойти на небо, выше звезд поставить престол свой, сесть в сонме богов.., а вместо того низвергнут в шеол к рефаимам и тело его брошено на поверхности земли на съедение червям (Ис. 14, 5-14). О подобном же характере и содержании народных притч говорят пророки: Аввакум (2, 6), Михей (2, 4), Иезекииль (16, 44). Несомненно, что в упоминаемых пророками народных притчах исторически, а нередко и сатирически, воспоминалась участь известного народа, его идеалы и стремления, а затем и его падение политическое (срав. Пс. 43, 15; 48, 5; 68, 12). Во всяком случае, что для нас особенно важно, в народной притче заключался вполне достоверный исторический материал. Моисей, Соломон и пророки упоминают даже об особенных составителях притч, так называемых приточниках, как об организованном обществе, выработавшем свой особый приточный язык и особые приемы собирания материала и формирования его (Числ. 21, 27; Ис. 28, 14; Иез, 16, 44; Притч. 23, 24; 30-31 гл.).

Таковы были средства сохранения в народной памяти твердого предания о древнейших временах и событиях, средства, основанные лишь на словесной только передаче хранимого народной памятью. Но этими средствами не ограничивалось дело.

На помощь устному преданию древние некнижные народы изобретали и иные средства и более нерушимые и неизменные способы сохранения истинного воспоминания о разных лицах и событиях. Это — вещественные памятники. В них чувствовалась особенно большая нужда, когда в известном деле сталкивались интересы, и притом противоположные, разных лиц, а тем более разных народов, например, при определении границ владений, при взаимных договорах и клятвах с какими-либо международными практическими целями, и т.п. случаях из частной или общественной жизни. В древнейших ветхозаветных книгах упоминаются, например, ««клятвенные колодцы», подтверждавшие взаимные договоры о земельных владениях Авраама и Исаака с филистимлянами (Быт. 21, 31-34; 26, 33). Упоминается в Библии «камень свидетельства», поставленный на месте мирного договора между Иаковом и Лаваном (Быт. 31, 47). Такие же вещественные памятники ставили и на местах особенно важных событий в жизни известного лица или целого народа «на память грядущих поколений». Так, Иаков поставил камень на месте видения чудной лествицы (Быт. 28, 18-22), Иисус Навин положил 12 камней на месте перехода через Иордан (Нав. 4, 20). Из современных Моисею подобного рода памятников видно, что на них иногда записывалось и самое событие, служившее поводом поставления их. Так, Моисей заповедал, по переходе евреев через Иордан, произнести с гор Гевал и Гаризим слова благословений и клятв своих, поставить здесь памятные жертвенники и написать на них произнесенные слова благословений и клятв (Втор. 27 гл.), что и было исполнено (Нав. 8, 30-34). Может быть и до Моисея употреблялись у евреев подобные же памятники с знаменательными историческими на них надписями. По крайней мере у других древних народов, среди коих приходилось жить патриархам еврейского народа и самому народу, были значительно распространены подобные исторические памятники, с пространными на них историческими надписями клинообразными, гвоздеобразными, иероглифическими, иератическими, финикийскими, хеттейскими и др. Нет ничего невероятного в предположении, что и у близких и отдаленных предков еврейского народа, хранителей истинного древнего предания, употреблялись и различные вещественные, в подтверждение его, памятники, с надписями или без надписей на них. — Для событий книги Бытия и сохранения их в общей народной памяти имели неоспоримое значение вещественные памятники: гробница Рахили, развалины вавилонской башни, местность Содома и Гоморы, пещера Махпел, кладези Авраама и Исаака, Мамврийский дуб и т.п.

Таковы естественные средства, употреблявшиеся древними народами для сохранения в памяти древних событий, помимо — или рядом с применением к сему искусства письма. Из приведенных библейских цитат видно, что и предкам еврейского народа не чужды были поименованные средства. А потому православный богослов-библеист и апологет не лишен права ссылаться на перечисленные естественные средства, как на «естественные доказательства» достоверности Моисеевых сказаний книги Бытия[13]. Но для сынов Православной Церкви, руководящихся верой в Откровение, должно сказать еще, что сохранявшееся естественным путем предание, Божественное вдохновение очищало, охраняло и пополняло в сознании Моисея и т.о. дало возможность записать одну несомненную истину.

Но древние народы не стали, с течением времени, удовлетворяться в указанном отношении одними неписьменными средствами и начали постепенно изобретать письменные знаки, а потом и звуковое письмо. Общий сложный, спорный и трудный, вопрос о времени изобретения письма среди людей не входит в нашу задачу[14]. Ближе касается нас более частный вопрос: когда, где и как познакомились евреи с искусством письма? Правда, и этот более частный вопрос доселе не может считаться точно решенным, но все-таки к его решению существуют определенные данные, очень полезные и апологету-библеисту. О следах первого знакомства предков еврейского народа с искусством письма существуют следующие гадательные суждения. Патриархи: Авраам, Исаак, Иаков вышли, по мнению современных ученых, из очень просвещенной страны халдейской, в коей в то время могло быть распространено искусство письма. Они странствовали по Палестине, бывали в Египте, входили в сношения с всесветными торговцами тогдашнего мира финикийцами. Через их поля проходили и сухопутные торговые караваны, говорившие языком понятным для них, их детей и слуг (Быт. 37, 23; Втор. 3, 9). Они были знакомы и с денежными знаками, употребительными в торговле (Быт. 20, 16; 37, 3), даже иностранной (Быт. 37, 3). Такое близкое знакомство с очень культурными тогдашними народами, не только знакомыми тогда с искусством письма, но имевшими уже обширную разнообразную ученую даже литературу, невольно заставляет предполагать, что и патриархи еврейского народа умели уже писать. Но, с другой стороны, прямое молчание Библии о грамотности патриархов и пастушеская кочевая жизнь их, не нуждавшаяся в этом искусстве и культурности, сношения их с культурными народами непродолжительные и случайные лишь, отсутствие близкого сходства в древнем еврейском алфавите с алфавитами самых культурных тогдашних народов: вавилонян и египтян и их клинообразных и иероглифических письмен, — все это удерживает положительно признавать знакомство еврейских патриархов с искусством письма. Некоторые ученые ссылаются на существование у Иуды печати (Быт. 38, 18, 25), как на ясный признак знакомства его семейства с граверством и письмом. Но и это доказательство не непоколебимо. Откуда взял Иуда печать? Естественнее думать, что где-либо купил или получил в подарок от какого-либо иностранного торговца. Зачем он употреблял печать? Может быть как обычное ручное украшение, почему у LXX переведено: daktuvlion, в слав. перстень, и таким образом эта мнимая печать могла не иметь на себе никаких особых знаков и не иметь никакого отношения к письменному искусству. Да если бы и действительно это была печать и употреблялась с той же целью, как и ныне она употребляется, то русские старшины и старосты, прикладывающие ее при своем «безграмотстве», достаточно убедят в шаткости выводов этих ученых.

Из всего продолжительнейшего периода времени до Моисея несомненно лишь одно, что евреи в Египте до Моисея умели уже писать и научились этому искусству не у египтян. Древние еврейские памятники с сохранившимся на них так называемым древнееврейским (а не нынешним квадратным) алфавитом свидетельствуют, что этот алфавит совершенно не похож на иероглифический египетский, находимый на египетских памятниках периода исхода евреев. Те же памятники с несомненностью убеждают в сходстве этого алфавита с сиро-финикийским, употреблявшимся тогда в Малой Азии и вообще в международных, особенно торговых, сношениях преимущественно в прибрежных к Средиземному морю странах Европы, Азии и Африки[15]. Отсюда получается законный вывод, что евреи или до переселения в Египет выучились уже писать, или во время пребывания в Египте, но под влиянием отчуждения от языческого Египта и при постоянных сношениях с малоазийскими народами выучились от них сиро-финикийскому письму. — Ныне уже признается несомненным, что в конце пребывания евреев в Египте и позднее искусство письма и книжность были очень распространенными не только в Египте, но и в Малой Азии и даже у племен, населявших Аравийскую пустыню. При Иисусе Навине у хананеев был даже город Кириат-Сефер (Нав. 15, 15-16), т.е. город книг, очевидно названный так по множеству заключавшихся в нем письменных памятников. Телль-Амарнские и другие памятники доказывают, что среди и других народов Азии была развита в это время грамотность и организованы были постоянные международные письменные сношения[16].

Заимствованный в сношении с малоазийскими народами сиро-финикийский алфавит остался у евреев неизменным и в последующее время. Моисей воспользовался им, как общеупотребительным; им пользовались и все другие ветхозаветные писатели, а потому и не говорится в ветхозаветных книгах об изобретении его ни Моисеем, ни предшественниками его.

Несомненно, если окружавшие евреев народы Азии и Африки имели целые «книжные» города, то и евреи в Египте при Моисее умели уже писать и даже искусство письма было достоянием многих лиц, было довольно распространено. Об этом существует много ясных библейских свидетельств. Так, при описании первых попыток Моисея к освобождению евреев из египетского рабства упоминаются особенные полномочные лица из евреев, называемые книгочиями, по-еврейски!yrif]vo (Исх. 5, 6-19). По частому употреблению слова rifevo в Библии (Числ. 11, 16; Втор. 20, 9; 1 Пар. 23, 4; 2 Пар. 26, 11; Прем. 6, 7...), по переложению его у LXX grammateuvõ, также в таргумах, в Пешито, в Вульгате — magister, по употреблению глагола rf'v; в арабском, сирском и халдейском языках, — современные филологи справедливо заключают, что название!yrif]vo означало грамотных евреев, занимавших по своему образованию места правителей еврейского народа и представителей его пред египтянами (Gesenius. Handw. 1905 г. 750 s.). Ко времени исхода из Египта евреям велись уже списки поименные с точным обозначением каждого семейства и даже лица. По этим спискам определили, что Элдад и Модад были из числа «вписанных» (Числ. 11, 26). Вообще грамотность и письмо для еврейского народа, современного Моисею, были обычным явлением, и упоминание о «книге» и «записи» в ней считалось делом вполне всем понятным (Исх. 20-24 гл.). Из Моисеевых законов видно, что все священники, современные ему, могли свободно писать и обязаны были, например, записывать в книгу слова жены, обвиняемой в прелюбодеянии (Числ. 5, 23). К концу служения Моисея грамотность среди евреев признается общим достоянием, а потому на каждого еврея возлагается обязанность записывать особенно важные слова закона на воротах и косяках дома (Втор. 6, 9; 11, 20) и надписи подобные же привязывать на руке и над глазами (Втор. 6, 8; 11, 18). Каждый муж, отпускавший неугодную ему жену, должен был сам «написать», и отдать ей в руки разводное письмо (Втор. 24, 1-3). Среди современников Моисея в период 40-летнего странствования находились в еврейском народе лица, умевшие не только механически писать и готовое списывать, но и составлять самостоятельно и записывать собственные произведения. Таково, несомненно, происхождение «книги браней Господних» (Числ. 21, 23). — На свидетельствах о грамотности современных Моисею евреев доводится подолее останавливаться, потому что издавна, еще в 30-х годах минувшего столетия, высказывалось (напр. Гартманом) предположение критическое, что Моисей не может считаться писателем Пятикнижия, так как при нем евреи не умели еще даже и писать. Это предположение было на долгое время оставлено, но недавно снова повторено немецким ученым Думом[17]. Приведенные библейские свидетельства, очевидно, опровергают это предположение. — Но с другой стороны, существующие библейские свидетельства не дают положительных оснований утверждать, чтò и кáк и кем было написано до Моисея. Тем более они не дают оснований утверждать, подобно критикам, существование до Моисея разных иеговистических и элогистических первозаписей и дальнейших разнообразных пополнений и дополнений к ним. Библейские свидетельства сводятся лишь к тому, что Моисей был первым священным писателем.

Моисей, изведший евреев из Египта и даровавший им законы на все последующее время существования их (1600-1480 гг. до Р.X.), был первым писателем и положил начало Священной ветхозаветной письменности. Священные ветхозаветные и новозаветные книги приписывают Моисею написание не только некоторых отделов, но и всего Пятикнижия. Так, он получал неоднократно повеления Божии записывать в особую «книгу» многие современные события, законы и установления. Таковы: война с амаликитянами (Исх. 17, 14), странствование по пустыне с перечнем станов (Числ. 33, 2), книга завета с содержащимися в ней законами (Исх. 24, 4-7). Без сомнения, все эти повеления он исполнял своевременно. А в конце своей жизни он записал и все другие события, а равно и последние свои речи, изложенные во Второзаконии, и таким образом, все «до конца» записал (Втор. 31, 24). Соответственно этим свидетельствам и общему убеждению, все ветхозаветные писатели, с И. Навина до Малахии, признавали Пятикнижие писанием Моисея и называли его книгой Моисея или законом Моисея (Нав. 8, 31-35; 24, 26; Мал. 4, 4). В Новом Завете также обычно Пятикнижие называется законом Моисея или короче «Моисеем» (Ин. 5, 45-47; Mк. 12, 24; 10, 5; Лк. 24, 44; Деян. 15, 21; 2 Кор. 3, 15...). Согласно приведенным библейским свидетельствам, иудейское и христианское церковное предание всегда признавало Моисея писателем всего Пятикнижия. В Пятикнижии описываются происхождение мира и человека, первоначальная история человеческого рода допотопного периода, расселение народов по лицу земли после потопа, смешение языков, избрание из среды послепотопного человечества патриархов еврейского народа, их жизнь и сохранение среди них веры в истинного Бога и обетованного Спасителя, переселение их в Египет и происхождение от них еврейского народа, жизнь Моисея, избавление евреев от египетского рабства, дарование им синайских законов, учреждение скинии и всего чина ветхозаветного богослужения, сорокалетнее странствование евреев по аравийской пустыне, приведение их к восточным границам обетованной земли с завоеванием соответственных областей к востоку от Иордана, прощальные речи и повторение законов Моисея и смерть великого ветхозаветного законодателя. Таковы главнейшие[18] предметы исторического повествования Пятикнижия. Кроме исторических, самых обширных, отделов, в Пятикнижии существуют необширные отделы поэтического и пророческого характера. К первым относятся: священная песнь по переходе евреев через Чермное море (Исх. 15 гл.) и прощальная песнь Моисея (Втор. 32 гл.), ко вторым: благословение Иакова своим сыновьям (Быт. 48-49 гл.), пророческие речи Моисея (Лев. 26 гл.; Втор. 28-31 глл.), пророчества Валаама (Числ. 22-24 гл.), благословения и клятвы Моисея еврейским коленам (Втор. 33 гл.). — Так, в Моисеевом Пятикнижии заключаются отделы всех родов Священной ветхозаветной письменности. Моисей, таким образом, положил начало не только вообще ветхозаветной письменности, но и в частности всем ее видам и отделам, насколько последние взаимно отличаются формой изложения при сходстве содержания. Но значительное преимущество имеет личность Моисея в истории ветхозаветной письменности еще в другом отношении. Моисей, по Божественному вдохновению, предначертал и внутренний характер всей Священной ветхозаветной письменности, отобразил весь ее дух и направление, отличительные черты ее теократизма. Моисей, проникнутый глубочайшей верой в Бога и Его непрерывное промышление о всем человечестве и преимущественно об избранном народе, наложил печать той же глубокой веры и на все свое Писание. Эта вера проникает всю Моисееву историю, поэзию и пророчества, и дает объяснение всем минувшим и будущим событиям в истории человеческого рода на пути его спасения. Такой взгляд на жизнь мира и людей, по примеру и руководству Моисея (срав. Нав. 8, 31-35), проникает и всех последующих ветхозаветных писателей и взаимно объединяет все ветхозаветные Писания. Так, можно справедливо сказать, Пятикнижие Моисея, заключавшее в себе Господни законы для всего еврейского народа, служившее законом для его жизни и называвшееся у евреев законом — hr;/t — служило законом и нормой и для всех священных писателей и их Писаний[19].

Преемник Моисея в управлении еврейским народом, Иисус Навин (1480-1442 гг.), был преемником его и в священном писательстве. По свидетельству книги его имени: Иисус Навин вписал в книгу закона Божия слова cи u (Нав. 24, 26). Под «словами» его, согласно библейскому словоупотреблению (срав. Неем. 1, 1; 3 Цар. 11, 41; 1 Пар. 27, 24…), иудейское и христианское предание справедливо разумело все события в еврейской истории, современные Иисусу Навину (Нав. 1–21 гл.), и все его речи к еврейскому народу (22–24 гл.), и таким образом всю книгу Иисуса Навина считало писанием самого Иисуса Навина. Эта книга составляет непосредственное продолжение Пятикнижия и излагает вступление, по смерти Моисея, Иисуса Навина в управление еврейским народом, переход евреев через Иордан, завоевание и разделение обетованной земли, прощальные увещательные речи Иисуса Навина к еврейскому народу и смерть Иисуса Навина. — Несомненно, грамотность среди евреев при Иисусе Навине была распространена еще более, чем при Моисее. При нем велись евреями во многом числе экземпляров подробные «описания» обетованной земли, всех ее городов, уделов, границ, участков и проч., и согласно «описаниям» производилось по жребию разделение завоеванной страны между еврейскими коленами, родами, семьями (Нав. 18, 4-10). Кроме того, грамотные и образованные евреи составляли в это время «книгу праведного» (Нав. 10, 13), в коей описана была (вероятно среди других современных событий) чудесная остановка солнца во время битвы при Гаваоне. Но эта книга не считалась богодухновенной и не внесена в канон[20].

По смерти Иисуса Навина евреи воевали, но не истребили всех хананеев и даже заразились, вопреки заповеди Моисея и Иисуса Навина, языческими мерзостями от них. За это Господь стал предавать их в руки иноплеменных народов. Во время бедствий евреи вспоминали о своих грехах, оставляли свое нечестие, обращались к Богу с молитвой об избавлении. Тогда Господь посылал им судей, через коих даровал избавление. По смерти каждого почти судии евреи забывали снова Господа, порабощались врагами до тех пор, пока снова не обращались к Богу и не воздвигал им Господь нового судию-избавителя. Этот смутный период продолжался со смерти И. Навина до Самуила (1442-1094 гг. до Р.X.) и в таком строго-теократическом духе описан в книге Судей. В первой части ее (1-16 глл.) описываются подвиги судей и политические события, их сопровождавшие, а во второй части (17-21 глл.) описываются события, характеризующие смутное нравственное состояние еврейского народа в период судей, когда «не было царя у Израиля и каждый жил, как хотел»[21]. Иудейское и христианское предание приписывало написание книги Судей последнему судии, пророку Самуилу. Кроме строго-исторических отделов в книге Судей есть высоко-поэтическая песнь пророчицы Девворы о победе над Сисарой (5 гл.).

К тому же периоду судей относится замужество Руфи с Воозом — предков Давида и Христа. Оно описано в книге Руфь, происхождение коей преданием усваивалось тому же пророку Самуилу[22].

Жизнь и деятельность первосвященника Илия и последнего судии, а вместе и пророка, Самуила (1094-1055 гг. до Р.X.) относится также к периоду судей и описание ее в первоначальном автобиографическом виде, вероятно, принадлежало тому же пророку Самуилу. Ему же, согласно свидетельству Св. книг (1 Пар. 29, 29), принадлежало первоначальное повествование о царствовании Саула и Давида. Все эти повествования вошли в 1 книгу Царств (1-24 гл.), почему 1 и 2 книги Царств, в древности составлявшие одну книгу, в иудейском каноне называются книгой Самуила и талмудическим преданием (Baba Batra 14^a) приписывались пророку Самуилу. Но так как c 25 главы 1 книги Царств и во всей второй книге Царств повествуется о смерти Самуила и событиях, бывших после нее, то указанное талмудическое предание ныне не считается точным. В 1 и 2 Царств повествуется об Илии, Самуиле, Сауле и Давиде и писателю известна смерть последнего (2 Цар. 5, 4-5). Ему даже известны владения иудейских и израильских царей (1 Цар. 27, 6). Поэтому можно думать, что 1 и 2 книги Царств написаны пророком, жившим по разделении царств и знавшим записи Самуила, Нафана и Гада (1 Пар. 29, 29)[23].

Если в предыдущих книгах упоминалось о существовании грамотности и грамотных людей в еврейском народе, то во время Самуила и Давида говорится еще с большей и несравненной ясностью о распространенности искусства письма, и не механического только, а авторско-производительного. Так, о пророке Самуиле сообщается, что вокруг него собирались, иногда очень многочисленные, сонмы сынов пророческих (1 Цар. 10, 10). Согласно характеру всей деятельности Самуила, следует думать, что в собраниях сынов пророческих, как и позднее при Илии и Елисее, занимались делом духовного просвещения и укрепления в истинной вере в Иегову. Здесь, несомненно, процветало тщательное денно-нощное поучение в законе Господнем (Пс. 1, 2), дословное заучивание его и руководствование им в собственной жизни и сообщение религиозных познаний и соотечественникам[24]. Естественно предполагать, что близки были к этим сонмам пророки Нафан и Гад, описатели царствования Давида (1 Пар. 29, 29), а также неизвестные по имени составители «книги праведного» (2 Цар. 1, 18), в коей записана была плачевная песнь Давида над Ионафаном. Вероятно, не чужды же были близкого или отдаленного участия в этих собраниях и многочисленные «писцы» из левитов, приставленные Давидом к делу царскому (1 Пар. 26, 29-30). Несомненно, очень близок был к этим собраниям сынов пророческих сам Давид (1 Цар. 19, 18-20) и окружавшие его благочестивые псалмопевцы (1 Цар. 25, 1-7). Кроме того, были многочисленные чиновники при дворе Давида, занимавшиеся «записью распределения» лиц в их службе при скинии и царе (1 Пар. 23 – 27 гл.); был особый, может быть высший над ними, придворный «памятописец» (2 Цар. 8, 16). Было и в войске много грамотных людей, которые в состоянии были, под управлением Иоава, сосчитать и даже «записать в список народной переписи» более миллиона жителей царства Давида (1 Пар. 21, 5). Естественно предполагать, что для производства такой громадной «записи» требовалось очень много грамотных людей, тем более что запись эта составлена была с хождением по всем городам, селам, домам еврейским и произведена была всего лишь в 9 месяцев (2 Цар. 24, 8). При Давиде же было избрано из левитов 6 тысяч «писцов» (1 Цар. 23, 4). — Вообще, несомненно, при Самуиле и Давиде грамотность очень значительно была распространена в еврейском народе.

Преемник Самуила и Саула в управлении еврейским народом, царь Давид (1055-1015 гг.), был преемником Самуила и в священном писательстве. По свидетельству надписаний псалмов и предания иудейского и христианского, Давид составил большую часть (не менее 73-х псалмов) Псалтири.

Песни во славу Бога, хранителя Израиля, составлялись в народе еврейском и до Давида. Таковы уже выше упомянутые две песни: Мариами — по переходе через Чермное море — и Девворы. Песни при их исполнении сопровождались игрой на музыкальных инструментах. Давид с юных лет выучился музыке и взят был ко двору Саула. С юных же лет, по Божественному вдохновению, до последних дней жизни (2 Цар. 23 гл.; Пс. 151) он выражал свои восторженные религиозные чувства в священных гимнах или псалмах. В своих псалмах Давид излагал свои радостные и горестные чувства под влиянием обильной радостями и скорбями своей жизни, начиная с победы над Голиафом и кончая победой «над всеми своими врагами» (2 Цар. 22, 1). Он высказывал в своих богодухновенных псалмах все надежды и упования своего глубоко верующего сердца, а также надежды и упования, скорби и страдания, духовную радость и веселие и всего подзаконного ветхозаветного человечества, еще не видевшего, но издали только приветствовавшего грядущего Искупителя, и все открытые в Новом Завете спасительные тайны, так мучительные для непостигавшего их естественного разума. Он излагал ветхозаветное глубокое и высоконравственное понимание закона в его воплощении и исполнении лучшими сынами подзаконного Израиля. Вообще Давид, изображая свое душевное состояние, вместе с тем изображал душевное состояние и всех лучших сынов Израиля. Ветхозаветные исторические книги излагали с внешней стороны жизнь, притом всего в совокупности, еврейского народа, псалмы же начертывали внутренний образ каждого члена еврейского общества, «святого сонма»[25].

Своими вдохновенными гимнами Давид привлекал к себе не мало своих современников и возбуждал в них подобное же ему душевное влечение к выражению своих глубоких чувств в священных гимнах-псалмах. Кроме того, священную музыку и псаломские песнопения Давид ввел в богослужение, устроив при скинии правильно организованные многочисленные (до 4 тысяч человек) хоры певцов и музыкантов (1 Пар. 22-24 гл.) «для прославления Бога». Некоторые из этих певцов и начальников также сами составляли по Божественному вдохновению священные гимны. Так, при Давиде были псалмопевцами Асаф, Еман, сыны Кореевы, Идифун и др. Временем Давида жизнь псалмопевцев и составление псалмов не ограничивались. Последние появлялись, несомненно, и после Давида: во время сирийского и ассирийского нашествий, во время вавилонского плена и после плена, при построении второго храма и Иерусалима. Если же принять во внимание, что, по свидетельству надписаний, древнейшим псалмопевцем нужно считать Моисея (Пс. 89, 1), то в Псалтири мы находим писание, обнимающее внутреннюю духовную жизнь Израиля во все время существования у него пророческого вдохновения — с Моисея до Ездры и Неемии. В этом особенность и преимущество Псалтири перед другими ветхозаветными книгами. Другие псалмопевцы, современники и не современники Давида, вдохновляемые его священной лирой, выражали подобно ему же свои религиозные чувства, сомнения и упования, радости и скорби, мессианские надежды свои личные и всего подзаконного человечества. А потому справедливо Псалтирь всегда называлась писанием как бы одного Давида, в новозаветных книгах даже «Давидом», по талмудическому преданию она написана Давидом «рукою десяти мужей» (Baba Batra, 15^а).

Сын и преемник Давида на иудейском престоле, Соломон (1015-980 г. до Р.X.), был преемником его и в священном писательстве. Характер его писаний во внешнем стилистическом отношении был сходен с псалмами Давида. Они были также священной поэзией, хотя и не песнопениями, как поэзия Давида. Соломону, по иудейскому и христианскому преданию, принадлежат книги Песнь Песней, Притчи и Екклезиаст. В Песни Песней, по святоотеческому пониманию этой книги[26], Соломон поэтически-драматическим языком и формами излагает возвышеннейшие для ветхозаветного