Лебедь ли кружится, гусь ли?

Волк это рыщет ли, рысь ли?

Ах, растрезвонились гусли,

Ах, распечалились мысли.

 

В этом обыденном русле

Катишься, черен ли, рус ли.

Девка идет в коромысле -

В радуге ведра повисли.

 

Катишься, мечешься всуе -

То в коромысле, то в сбруе.

Тащишь свой крест или воз ли -

Где-то бессмертия возле.

 

Но обольщаться не смея,

Евы, Адама и змея

Ты не бессмертнее, право, -

Нет на бессмертие права!

 

Ах, расскажите, с чего бы

Кто-то таращится в оба?

Что ему на душу ляжет -

Смертный бессмертному скажет.

 

Звонче играйте вы, гусли!

Чтобы глаза не прокисли,

Кушайте, девочки, мюсли -

Будут прозрачными мысли.

 

 

* * *

​

Мы молча пьем, мы с летом заодно -

Дрожит в руке мускатное вино,

Притихший вечер вышел прогуляться,

 

И обнажившись, тиной пахнет дно,

И тонкий дождик нам твердит одно -

Свое "кап-кап", и лезет целоваться.

 

Сегодня сердцу нужен этот фон,

И музыкант, впиваясь в саксофон,

Выводит нам какой-то блюз прощальный…

 

И пара чаек прокричала в тон,

Что в тяге к горизонту есть резон,

А у любви всегда исход летальный.

 

Мы снова этим ужасом больны,

Когда напева нет, но две струны

Еще звенят, томясь от разнобоя,

 

И режет слух отсутствие вины,

И только шелест маленькой волны

Напоминает музыку прибоя.

 

Еще чуть-чуть, и кто-то скажет "пфе",

Но мы сидим - нам нравится в кафе

Кофейных зерен дух у стойки бара,

 

Где два швейцара в темных галифе,

Где два "люблю" стоят в одной строфе,

И все слова имеют форму шара…

​

 

* * *

 

Сидит ворон на суку,

Говорит: ку-ку, ку-ку!

 

Это что еще за дело?

Каркать птице надоело!

 

Каркать, кликать стаю бед -

Черных ос, собачий бред!

 

И трясет он головой,

Серый ворон вековой:

 

-Не скажу я с этих пор

Ни гу-гу про "nevermore"!

Знаешь, сколько на веку

Жить тебе? Ку-ку! Ку-ку!

 

Прокричал и замолчал,

Может, даже заскучал…

 

Но услышал этот звук

Старый мельник, малый внук,

 

Да невестка, да жена,

Да лешак, да сатана…

 

Стали пальцы загибать:

-Раз, два, три… А где опять?

 

Пусть хоть сколько будет бед,

Но прожить хотим сто лет!

 

Ах ты, ворон-воронок!

Ты глупее всех сорок,

 

Легкомысленней кукушки!

Выдрать перья на подушки!

 

Старый ворон посрамлен,

Улетел за дальний клен,

 

Из дупла глядит в окно -

На душе его темно…

 

Так и чахнет одиноко.

Трудно жить с душой пророка!

​

 

Снег в Иркутске

​

А снег с утра размашисто шел, как по степи - пожар,

И мир трепетал, словно белый шелк падал на тротуар.

 

И долго, крыльями хлопая, хлопьев его мотыльки

Беззвучно кружились в воздухе от города до реки.

 

И люди, слегка растерянно, будто впервые - так,

Запутывались во времени и замедляли шаг.

 

Кто-то смеялся весело: да это же снег, зима!

Подумаешь, эка невидаль - снежная кутерьма!

 

А снег ничего не слышал, он песню свою молчал,

Как будто, расставшись с небом, землю собой привечал,

 

То робко топтался возле, то снова пускался в путь,

Алмазной свежестью воздуха мне разрывая грудь.

* * *

 

На скоротечность времени не сетуй -

Что молодость, мелькнув, уходит в Лету,

Что зрелость перезрела, значит - стар…

 

Ну, разве стар? Звезда твоя - в зените.

Друзья мои, Харона не гневите -

Не принимайте скепсис за угар.

 

Моя душа, твоей душе подруга,

Куда глупей: она не сходит с круга,

Она, как белка, скачет в колесе,

 

Она не хочет золота заката,

Не признает законов сопромата

И все бежит по взлетной полосе…

 

И только в час наедине с собою,

Как глас судьбы или напор прибоя,

Как рок, неотвратима и темна,

 

Она придет – глобальная разлука,

Смертельна, как мелодия дудука,

И ты поймешь: проиграна война!

 

Тогда спиною дрожь тысячелетий

Ты ощутишь, уйдя от междометий,

Теряя голос, ломкий, как стекло,

 

И все яснее понимая это:

Что жить осталось, может, до рассвета -

Водой сквозь пальцы

время

истекло!

​

* * *

 

 

А.М.

​

Ты подарил мне белую тетрадь -

Чтоб я могла стихи не рифмовать,

 

Чтоб я по белым праздничным снегам

Шагала легче, чем по облакам,

 

Чтоб мне в судьбу подмешивать легко

Не черный дым – тумана молоко,

 

И Млечный путь, и лилии долин,

И белым утром журавлиный клин…

 

Чтоб в поле и в заснеженных лесах,

Сердечной болью, сыростью в глазах

 

Напоминали белые листы,

Как были наши помыслы чисты…

 

Чтобы меня избавить от оков

Грехов, ошибок и черновиков,

 

Чтоб я могла сама собою быть -

Земные сроки набело прожить.

 

 

​ * * *

​

Где-то на далекой звезде,

Где-то на планете другой

Сеятель уснул в борозде,

Обхватив планету рукой.

 

Он пахал с утра целый день,

А когда настало темно,

Он в земную влажную тень

Бросил золотое зерно.

 

И заснул – не бог и не бес,

Зерна светляков улеглись…

А над ним в просторе небес

Светляками звезды зажглись.

​

 

* * *