Причащаясь, мы участвуем в божественной жизни

— Мы идем причащаться, не зная ответов на многие вопросы, связанные с Евхаристией. А хотелось бы разобраться… Например, все причащающиеся знают, что вино и хлеб в Чаше претворяются в Тело и Кровь Христовы, но не всякий притом с ходу объяснит: почему Тело и Кровь мы принимаем внутрь? Человеку современной культуры трудно это понять; читая в Евангелии о Тайной Вечере, он также не сразу понимает смысл действий Спасителя, смысл Его слов: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф. 26, 27–28). Если Кровь изливается «во оставление грехов», то есть ради того, чтоб грехи были прощены, то почему ее надо пить? Вопрос кажется грубым, однако же от него никуда не деться.

— Вопрос действительно грубый, но главная беда этого вопроса даже не в грубости, а в нехватке доверия к Богу. Если человек имеет тот минимум доверия, без которого вера невозможна, то ему достаточно услышать слова Христа: приимите, ядите: сие есть Тело Мое… (Мф. 26, 26). Нужно ли задаваться вопросом, почему Господь велел нам поступать именно так — есть Его Тело и пить Его Кровь? Некогда первые люди в райском саду задались вопросом: почему нельзя есть плодов с древа познания добра и зла? Не сами по себе задались, а благодаря тому, кто и сегодня нашептывает людям подобные вопросы… Плодов с этого древа нельзя было есть потому, что Господь сказал: нельзя. Потому, что Он запретил это человеку. Самое страшное зло заключалось не в том, что человек вкусил плод с древа познания добра и зла, а в том, что человек не доверился Богу. Не поверил Ему, подумал, что Бог его обманывает.

Есть вещи, в которых нашим разумом невозможно разобраться. Самый тонкий, самый глубокий, самый изощренный человеческий ум непременно в этом запутается. Почему великие богословы превращались в великих еретиков? Потому, что они пытались на человеческом языке объяснить то, что на нем необъяснимо. Преподобный Исаак Сирин сказал, что молчание — это таинство будущего века, а словеса суть орудия века сего. Невозможно, пользуясь орудиями века сего, объяснить то, что относится к веку грядущему. Есть вопросы, ответы на которые нам может дать наше сердце, но не ум, не интеллект. Можем ли мы на человеческом языке сказать, кто такие Серафимы, окружающие Престол Творца? А если нет, то как мы можем сказать, что такое Тело и Кровь Христовы?

Причащение Тела и Крови Его — это глубочайшее единение между Богом и человеком. Высшая форма единения людей на земле — это брак. В браке люди становятся единой плотью. А в таинстве Евхаристии, в таинстве Причащения Тела и Крови Христовых достигается бОльшее единение. Спаситель говорит: Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни… Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин. 6, 53, 56). Причащаясь, мы участвуем в Божественной жизни, и эта жизнь участвует в нас.

— Все равно не до конца понятно. Так и должно быть? Именно поэтому таинство Причащения называют Причащением Святых Таин?

— Да, именно поэтому. И само слово «таинство» — отсюда же. Нам неизвестно, как именно, каким образом человеку дается благодать,— в таинстве Крещения, в таинстве Елеосвящения мы совершаем какие-то очень простые действия. Но эти действия оказываются лесенкой: мы поднимаемся к Богу по ней, и Господь нам преподает благодать. Только Богу известно, почему и как это происходит.

— Почему таинство Причащения называется также таинством Евхаристии, то есть благодарения?

— Опять-таки обратимся к Евангелию: И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все (Мк. 14, 23). Евхаристический канон — это время, когда мы благодарим Бога за все. За то, что Он нас создал и ввел в этот мир. За то, что Он не отвратился от нас, когда мы пали, когда мы сами отошли от Него. И за то, что Он дал нам это непостижимое для нашего ума таинство — ради нашего спасения, ради приобщения к Нему, единения с Ним.

— Последование ко Святому Причащению, которое есть почти в любом молитвослове,— оно ведь содержит ответы на многие наши вопросы…

— К сожалению, в наших нынешних молитвословах помещены подчас очень разные молитвы… но те, которые входят в Последование ко Святому Причащению, составлены великими святыми отцами. В них раскрывается не только смысл этого таинства, но и опыт переживания его теми святыми, которые оставили нам эти молитвы. Вот молитва преподобного Симеона Нового Богослова^[13]: «…нескверных Твоих причащуся и пресвятых Таин, ими же оживляется и обожается всяк ядый же и пияй чистым сердцем». «Обожается» (от слова «Бог»), ибо цель пришествия Христа на землю заключается в том, чтобы вернуть нам эту удивительную возможность — будучи, с одной стороны, ограниченными, тварными существами, стать, с другой стороны, богами по благодати. Помните, Господь Сам в Евангелии от Иоанна цитирует 81-й псалом: не написано ли в законе вашем: Я сказал: вы боги? (Ин. 10, 34). Вот опять-таки, как это человеческим умом понять: мы люди, и мы можем быть богами по благодати? Не маленькими языческими божками, нет, а мы можем пребывать в Боге, и Бог в нас. У преподобного Максима Исповедника^[14] есть такое сравнение, есть оно и у кого-то из более поздних отцов: раскаленное железо, которое, не перестав быть железом, в то же время стало огнем.

— Это несколько наивно, может быть, но мы каждый раз ждем от Причастия неких внутренних изменений — умопостигаемых и непосредственно ощущаемых, таких, в которых мы могли бы дать себе отчет. Насколько это оправданно, каких изменений мы можем ждать?

— Изменений не произойдет, если человек, открывший свои уста для Причащения Тела и Крови Христовых, не откроет при том свое сердце ни на миллиметр. А если он хоть чуть-чуть свое сердце приоткроет, Господь войдет, и изменения будут происходить. Преподобный Серафим Саровский очень ярко и точно говорил: человек, который постоянно с верою и с должным приготовлением причащается Святых Христовых Таин, постепенно просвещается, освящается и изменяется. Каждый раз, когда мы готовимся к Причастию, мы должны сделать некий шаг вперед. Мы делаем этот шаг, и Господь нас за этот шаг ведет еще на много-много шагов дальше. И если мы в последующее время не отступаем назад, а делаем еще один шаг вперед, то Господь вновь берет нас за руку и вновь ведет дальше — к очищению, к освящению и об`ожению. Беда, когда мы руку у Него вырываем и идем назад. Господь нас ведет вперед, а мы постоянно отступаем назад. Поэтому тех плодов, которых ждем от Причащения, не получаем. Или получаем, но теряем.

— Мы читаем: Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день (Ин. 6, 54), и для многих именно это становится главным стимулом — не только к тому, чтобы причащаться, но и к тому, чтобы в Православие прийти. Обещание бессмертия! О чем следует думать в первую очередь, приступая к Таинству,— о воскрешении в последний день или о том, что сейчас, здесь с нами происходит?

— Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно для начала прояснить: что мы понимаем под бессмертием, а точнее: что мы понимаем под смертью? Подлинная смерть, от которой нас Господь спас и избавил,— это пребывание без Бога. Бог есть единственный источник бытия, источник жизни. Мы сами в себе жизни не имеем, мы получаем ее от Него как дар. Поэтому, когда мы говорим о бессмертии, которое получает человек, причащающийся Святых Христовых Таин, то это бессмертие как неотпадение от Бога, как возможность всегда пребывать с Богом. Это как раз то, о чем говорит преподобный Симеон Новый Богослов: «…не убо есть един, но с Тобою, Христе мой, Светом трисолнечным…». Конечно, первоначально человек может руководствоваться какими-то примитивными, даже корыстными представлениями о духовной жизни: «Надо причаститься, чтобы со смертью не умереть». Но Господь в человеке изыскивает мельчайшие возможности, те «уголки» в душе человека, к которым может привиться благодать. Корыстное отношение к таинству неправильно, но желание бессмертия может привести человека в Церковь, и затем Господь будет его к Себе приближать и просвещать,— разумеется, если человек сам будет прилагать к тому усилия. Тогда человек поймет, что причащаемся мы не для того, чтобы не умереть, но для того, чтобы быть со Христом. По мысли святителя Григория Паламы^[15], Божественная благодать, которая преподается в таинствах, не есть нечто внешнее, что Господь берет и дает человеку как бы отдельно от Самого Себя, нет: благодать есть Сам Бог, действующий в человеке. В Святых Таинах Бог дает человеку Самого Себя каждый раз. Не здоровье, или радость, или счастье, не бессмертие даже, а Самого Себя.