Функциональность» в лингвистике

Лингвистический функционализм многофакторен, в частности, включает [232, с.68] положения об интенциональной основе функций, о соотнесенности функции с формой, об облигаторности функции у каждого непериферийного элемента системы. В.Г.Гак[11, с.180-182] отмечает также такие моменты, как роль в системе и в движении, в отношении части к целому, связь с понятием целевого назначения и диалектику связи системы и функций. В результате анализа функционалистских исследований можно выделить следующие «дифференциальные» признаки теории, совокупность которых как минимум дает основания квалифицировать те или иные концепции как функционализм:

1. Единство действия. Кантовское понятие «функция» берется как единство действия, выраженное в упорядочении различных представлений под одним, общепризнанным углом зрения [208, c.139].

2. Главенство принципов человеческой ментальности. Функциональность – то же, что значимость употребления знака, зависящая от определенного дискурсного мира («области опыта») [79, с.27]. Грамматики человеческих языков основаны на функциональных принципах [329, c.3]. Синтаксические альтернации, специфичные для конкретных языков, используются для указания на конкретные семантические или прагматические функции, проявляющие общие закономерности (по-своему представленные в данном языке) в хранении и поиске информации в памяти.

Ментальные состояния полностью задаются своей «функциональной ролью» в объяснении наблюдаемого поведения [198, c.65] и не выводимы исключительно из «диспозиций к поведению». Одни ментальные состояния объясняются через другие [198, c.65], при этом не обязательно все сводить к «физическим» свойствам как последней инстатции: важны функции, а не физическая субстанция «мозга» [197, c.15].

3. Универсальность функций речевого поведения. Структура языковой системы предопределена своими функциями. А поскольку некоторые потребности человека и общества универсальны, есть и универсальные функции, присущие речевому поведению на любом языке и проявленные в грамматической и лексической структурах [236, c.249].

4. Телеологичность языка как целенаправленной деятельности, механизмы которой предопределены целями. Язык – не готовый статичный продукт, а активное «языковое творчество» [183, c.6]. Большая часть результатов функционального анализа речи может быть сформулирована в телеологических терминах [159, c.351]. Например: фонологические элементы «служат» выделению значений (вычленению значений из континуума); расположение морфем или слов «служит цели» построения предложений, – так чтобы предложения и любые их части служили цели социального взаимодействия.

5. Вмешательство экстралингвистических факторов в язык и речь. Язык рассматривается не только «изнутри», в терминах формальных свойств (таким было бы формалистское объяснение, устанавливающее отношения между элементами исключительно языкового произведения – текста), но и извне, с точки зрения того, что он дает системам, в которые входит в качестве подсистемы, – культурам, социальным системам, системам мнений и т.п. [228, c.76].

6. Соотнесенность формы и функций языка. Форма языка соответствует функциям языкового употребления, отвечает запросам этих функций. Лингвистика, как и язык, имеет различные задачи, различные функции, определяющие форму лингвистической теории [133, c.481]. Следует не просто приписывать функциональные интерпретации уже выявленным единицам формы и компонентам таких единиц, а членить формальные компоненты на свои элементы и перегруппировывать их в функциональные компоненты [177, c.91]. Функциональный компонент чаще не совпадает, чем совпадает с формальным.

Это положение реализуется следующими методическими презумпциями [177, c.88]:

6.1. Грамматическая теория описывает множества функций. Комбинации формальных единиц, выполняющих эти функции и варьирующихся в конкретном окружении, обладают своими функциями, играют фундаментальную роль в организации формальной грамматики языка.

6.2. Анализируется множество формальных противопоставлений в рамках поверхностной структуры на уровне высказывания, а также отношения этих противопоставлений к различиям в семантико-прагматическом значении. Формальная сторона играет меньшую роль.

6.3. Закономерности, выявленные в рамках одного конкретного компонента системы, рассматриваются как результат более общих закономерностей системы в целом. Некоторые закономерности объясняются как результат взаимодействия компонентов.

6.4. То, как формальные единицы взаимодействуют между собой (вне зависимости от принадлежности компонентам системы), является единственным веским основания для обобщений. Универсалии, касающиеся форм языка, логически выводятся из функциональных принципов.

7. Выявление связи между функцией и ее реализацией как задача анализа. Цели речи более важны, чем методы их достижения [44, c.13]. Конкретная деятельность может обладать несколькими функциями и наоборот, одна функция может быть распределена между несколькими видами деятельности. Общие задачи функционального анализа: а) выявить множество функций, важных для общения, б) исследовать, как различные функции кодируются и воплощаются в речевых действиях. Критерии выделения функций бывают как языковыми, так и внеязыковыми [44, c.13].

8. Конвенциональность функций. Системный аспект сочетается с деятельностным[106, c.142] и заключается в описании конвенционализированных функций, присущих средствам выражения, трактуемым в грамматике [106, c.164].

9. Опора исключительно на непосредственно наблюдаемую, поверхностную структуру («сюрфасизм»), на крупные речевые образования [178, c.55]. Элементарные единицы – морфемы и правила – рассматриваются как исполнители ролей в формировании семантически точных и легко воспринимаемых, «декодируемых», высказываний, когда стремятся к максимальной прозрачности в объяснении [178, c.55]. Там, где «формалист» хочет получить максимально простую формулировку правила и/или простую, обобщенную констатацию структуры, функционалист не боится усложнения, подчеркивает множественность функций, к которым сводим синтаксический процесс, ищет закономерности на уровне целой системы [179, c.403], рассматриваемой как функционально целостный механизм общения [179, c.404].

10. Связь между общей и индивидуальной компетенциями. Социопсихологическое исследование коммуникации (социопсихологической структуры, общей для коммуникантов, общности целей и средств при реализации намерений в общении) учитывает существование очень индивидуальных, неповторимых «компетенций», или знаний системы правил у носителя языка [266, c.215].

11. Культурологическое измерение языка. Естественные языки – инструменты культуры, используемые для систематического соединения звуков и значений для эффективной передачи символов в человеческом обществе [295, c.231]. Анализ состоит в исследовании инструментальных функций языка и речи, когда в природе инструментов видят результат присущих им конкретных функций: эти инструменты обладают своими частями и свойствами, функционально взаимодействующими в рамках данного инструмента [295, c.232].

12. «Ономасиологичность»: типы внеязыковых фактов (положений дел, состояний и т.п.) выявляются и единообразно характеризуются через языковые значения [92, c.97]. Составление реестра возможностей языков – «языковых универсалий» (как «возможных» свойств языков) имеет смысл только для «реальных» возможностей языков (speciesciviles у Лейбница, а не specieslogica). Типы обозначения в языках вскрываются и отграничиваются от иных типов в рамках известных языков не прямо, а на основании коррелятов таких типов. Реестр должен содержать только эмпирически зарегистрированные возможности или те, которые прямо или опосредованно вытекают из зарегистрированных.