Общество под заклинанием одномерной теории микробов

 

 

«Со второй половины XIX века, несомненно, учение о специфической этиологии было наиболее конструктивной силой в медицинских исследованиях. Однако, в действительности определить причину чаще всего невозможно, поскольку большинство болезненных состояний являются косвенным результатом целого набора обстоятельств.»1

Рене Дубае

Микробиолог и лауреат Пулитцеровской премии «Все данные свидетельствуют о том, что уровень смертности от инфекционных заболеваний стабилизировался с середины XIX века, то есть до того, как медицина стала научной и интервенционистской, и не медицинские действия и исследования вытеснили туберкулёз, дифтерию, пневмонию и послеродовой сепсис. Основными причинами стали программы общественного здравоохранения, санитария и общее улучшение уровня жизни, вызванное индустриализацией.»2

Майкл Трейси

Американский медик «Sapere aude!» 3

Имейте мужество пользоваться собственным умом!

Девиз Канта для эпохи Просвещения

Основание Королевского общества в 1660 году вызвало тектонический сдвиг в западной медицине. Группа британских ученых решила, что имеет значение «экспериментальное доказательство», а не спекулятивная фантазия, суеверие и слепая вера.4 5 Королевское общество назвало этот основополагающий принцип исследования «nullius in verba»b, что означает «Не доверяйте тому, что кто‑то говорит». В ту эпоху всё ещё было распространено обвинять женщин в колдовстве «во имя Бога» и бросать их на костёр или подчинять западной идеологии целые народы, такие как ацтеки или майя. Установление стандарта научного доказательства означало конец тёмных времён и имело огромные долгосрочные последствия.

Сегодня, считая себя просвещёнными и находясь в надёжных руках нашей высокотехнологичной научной культуры, мы с опаской и большим дискомфортом оглядываемся назад, в те драконовские времена средневековья, когда имело место такое сильное злоупотребление властью. Действительно, давняя мечта освободить людей от невежества, суеверия, тирании, а не в последнюю очередь от физических и психологических страданий, которую наука обещает своим принципом научного доказательства, во многих случаях, особенно в развитых странах, сегодня стала реальностью.7 Самолёты, тракторы, компьютеры, бионические конечности ‑ все эти достижения являются продуктом научных исследований. Как и наша современная правовая система, связанная принципом доказательства, наука признаёт только один руководящий принцип: доказуемый факт.

Наш энтузиазм в отношении научных достижений неизмеримо вырос. Изменился и сам статус исследователя (учёного) и врача, которые в Древнем Риме имели статус рабов, и даже до начала XX века были в основном бедными и бессильными. Из‑за этого нового статуса мы сегодня продолжаем воспринимать их как самоотверженных искателей истины.9

Английский биолог Томас Хаксли, мощный сторонник Чарльза Дарвина и дед писателя О.Хаксли (Brave New World, 1932), описал это явление еще в конце XIX века, когда он сравнивал растущий авторитет науки с имеющейся властью церкви. Для этого он придумал термин «церковный учёный», ю и

Сегодняшний просвещённый цивилизованный человек так твёрдо верит во всемогущество учёных, что больше не сомневается в предоставляемых ими доказательствах тех или иных гипотез или даже в том, имеют ли они вообще смысл. Вместо этого граждане полагаются на сенсационные новости в СМИ, в которых ежедневно говорится об угрожающих миру вирусных эпидемиях (птичий грипп, атипичная пневмония, СПИД и т. д.). На протяжении многих десятилетий СМИ (и, прежде всего, научные репортёры) активно культивировали дружеские отношения с исследователями в стремлении обойти своих конкурентов за счёт провокационных заголовков. «Мы, научные журналисты, слишком часто выступаем в качестве живых аплодисментов для объектов наших публикаций», ‑ критически пишет о своей профессии корреспондент газеты «Нью‑Йорк Таймс» Натали Анжер. «Иногда мы пишем рукописи, которые выглядят как неотредактированные пресс‑релизы».12

Журналисты обычно предполагают, что учёные будут заниматься честными исследованиями и распространять только доказанные факты, а редкие случаи мошенничества будут быстро изгнаны из священных научных лабораторий. Это идеальная картина, но она не имеет ничего общего с

13 14 15 16 17 18 п

реальностью. Бесчисленные миллиарды долларов превращаются в «научные» гипотезы,

которые в конечном итоге упаковываются и продаются фармацевтическими компаниями, исследователями, защитниками здравоохранения и журналистами. На самом деле эти теории часто являются просто спекуляциями, которые через некоторое время (чаще ‑ через годы) оказываются ложными и, наконец, выходят из обихода.

«Чем больше у людей желаний, тем больше им будут обещать», ‑ ещё в 1978 году предупредил Эрвин Чарафф, один из основателей биохимических исследований и генной инженерии, а также неоднократно награждённый профессор биохимического института Колумбийского университета в Нью‑Йорке. ‑ «Быстрый путь к длительной жизни, свобода от всех болезней, лекарство от рака ‑скоро, возможно, вообще победа над смертью ‑ и что дальше?» ‑ спрашивал он. «Но ни один певец никогда не будет обещать сделать меня лучшим человеком, если я просто послушаю его песни». 19

С конца 1970‑х годов эта ситуация резко ухудшилась.20 Как и в политике и экономике, мы в исследованиях также «находимся под постоянным давлением мошенничества», ‑ пишет известный историк науки Гораций Джадсон21, анализ которого подтверждён целым рядом соответствующих исследований.2 2 «С глобальной точки зрения коррупция существует на всех

уровнях здравоохранения, от министерств здравоохранения до пациентов ‑ и почти нет ограничений для криминального воображения», ‑ утверждает Transparency International (неправительственная международная организация по борьбе с коррупцией и исследованию уровня коррупции по всему миру) в своем ежегодном «Докладе о глобальной коррупции за 2006 год» (основное внимание в этом докладе уделяется именно сфере медицинских услуг). 33

Таблица 1 Примеры методов фармацевтических компаний для получения желаемых результатов клинических испытаний.

Испытание своего препарата проводится со сравнением с препаратом с заведомо худшими показателями.

Испытание своего препарата проводится со сравнением с слишком низкой дозой препарата‑конкурента._

Испытание своего препарата проводится со сравнением с слишком высокой дозой препарата‑конкурента (что показывает свой препарат как менее токсичный)._

Испытание своего препарата проводится по нескольким конечным точкам (время выживания, снижение артериального давления и т.д.), затем для публикации выбираются только те, которые показывают благоприятные результаты.

Испытание своего препарата проводится по слишком маленькому количеству параметров и объёму, чтобы показать отличия от конкурентов.

В то же время главному следователю Джонатану Фишбейну было очень затруднено проводить это расследование, в ответ на его заявку на разъяснение ему оказывалось сопротивление, начиная с высших уровней Национального института здоровья. Медицинская система, по словам Фишбейна, больше зависит от политики интересов, партизанства и интриг, чем от здравой науки. Фишбейн назвал правительственное агентство по исследованию проблем СПИДа «проблемной организацией»,

с 42 43

ссылаясь на эту внутреннюю проверку, в которой на него оказывалось враждебное давление.

Как далеко это может зайти, становится очевидным, когда исследования, проводимые отдельными учёными, помещаются под микроскоп. Например, южнокорейский ветеринар Хван Ву Сук в мае 2005 года опубликовал в Science статью, в которой он описал, как он впервые добыл человеческие стволовые клетки из клонированных эмбрионов. Работа была отмечена как «глобальная сенсация», а Хванг ‑ как «пионер клонирования». Но уже в конце 2005 года было обнаружено, что Хван полностью подделал свои эксперименты. 4

В конечном счёте, медицинская сфера связана с болезнью, умиранием и смертью: естественно, этот опыт включает в себя сложный и индивидуальный диапазон эмоций для пациентов, их близких и врачей. Этот процесс делает нас чрезвычайно восприимчивыми к вере в спасение посредством чудесных методов лечения. При этом исследователи и врачи берут на себя роль священников; белый

46 _

халат просто заменил черные халаты и черные парики, которые раньше носили врачи. Эти рыцари в белых одеяниях провозглашают свои целительные прогнозы и, конечно, требуют от правительств миллиарды долларов на исследования, которые в конечном счёте финансируют налогоплательщики. «Действительно, настолько глубока наша вера в целебную науку, что она стала «новой светской теологией XX века»47 ‑ по словам американского медиа‑учёного Майкла Трейси. «Это убеждение настолько присуще нам, что мы описываем любые проблемы, жалобы, боль или страх в концептуальных терминах, которые не только позволяют нам искать лекарство, но и требуют, чтобы

48

мы это сделали».

В основе этой смеси чувств и желаний ‑ фантазии о всемогуществе, которые ещё больше поддерживают медико‑промышленный комплекс, составляющий уже наиболее значительную часть мировой экономики стоимостью в миллиарды долларов, его лоббистов и врачей‑марионеток, а также огромную армию высокооплачиваемых исследователей и врачей. В этом процессе мы превратили наши тела в машину потребления, впитывая в себя очень сомнительное обещание, присущее этой отрасли: «наука может победить ужасные и загадочные болезни если ей просто дать достаточно денег». 49

Чтобы избежать каких‑либо недоразумений: медицина действительно достигла огромных успехов. Это относится прежде всего к репаративной медицине, т.е. к медицине катастроф, трансплантации органов или лазерной хирургии глаза. Но различные опасности современной медицины слишком очевидны в постоянно расширяющейся области так называемых профилактических и лечебных процедур, особенно в растущем арсенале фармацевтических препаратов ‑ иными словами, в медицине, которая претендует на способность исцелять.50

Возьмём, к примеру, рак. В 1971 году президент США Ричард Никсон по воле чиновников общественного здравоохранения (и, прежде всего, вирусологов) объявил «войну с раком». Медицинский истеблишмент поклялся, что к 1975 году будет найдено лекарство от рака. 51 Но мы всё ещё ждём... По словам Немецкого онкологического исследовательского центра (Deutsches Krebsforschungszentrum), «мы до сих пор не знаем как возникает рак».52 В основных раковых теориях также проявляются вопиющие противоречия. 4 Несмотря на это, сотни миллиардов долларов уже потрачены на односторонние исследования рака, направленные на производство чудо‑лекарств. И прежде всего, это даёт фармацевтическим компаниям, исследователям и врачам гигантскую прибыль.

Напротив, даже правдоподобные альтернативные теории (которые могут быть менее прибыльными, потому что они сосредоточены на стиле жизни человека и факторах окружающей среды, а не только на роковых поломках генов и вирусах в качестве причин) остаются почти

54 55

полностью проигнорированными.

Например, хотя даже официальные теории рака считают, что около трети всех случаев рака может быть предотвращено просто сменой питания (прежде всего увеличением количества употребления фруктов и овощей и уменьшением потребления мяса),56 эксперт по раку Сэмюэл Эпштейн указывает, что Американский национальный онкологический институт потратил «всего лишь 1 миллион долларов ‑ это 0,02% от всего своего бюджета в размере 4,7 миллиарда долларов в 2005 году ‑ на просвещение, работу с прессой и на связи с общественностью по вопросу поощрения употребления в пищу фруктов и овощей для профилактики рака». 57

В то же время, после призыва Никсона к битве число людей, умирающих от «некурящих» видов рака, заметно увеличилось (даже если учесть, что люди в среднем стали жить дольше).58 Сегодня только в Германии 220.000 человек ежегодно умирают от этой страшной болезни; в Соединенных Штатах ежегодно фиксируется около 600.000 случаев смерти от рака. Ситуация не выглядит

лучше и для других распространённых заболеваний, таких как диабет, сердечные заболевания, высокое кровяное давление или ревматизм. Несмотря на непомерные бюджеты на исследования, развитие лечения непредсказуемо. Кортизон, например, помогает облегчить острый ревматический или аллергический дискомфорт, но только во время терапии кортизоном. Если его приём прекращается, страдание возвращается. В то же время кортизон, который также применяют в борьбе с вирусами, как и большинство известных чудодейственных лекарств («магические пули»), связан с серьёзными побочными эффектами.6 Вера Шарав из Альянса за защиту научных исследований в Нью‑Йорке (Alliance for Human Research Protection ‑ AHRP), организации, которая борется за независимую и этически ответственную медицинскую науку, предупреждает, что «достаточно часто лекарства настолько токсичны, что они сами вызывают именно те болезни, против которых, как убеждают рекламные сообщения фармацевтических производителей, они должны действовать, и нас убеждают, что они и должны быть настолько активными, а затем новый, ещё более агрессивный 62

препарат приходит на смену предыдущему».

Как показывают соответствующие исследования, токсичность лекарств настолько велика, что в Америке повальное увлечение «здоровьем через лекарства» даёт около 800.000 смертей в год, больше, чем любая болезнь (включая рак и сердечный приступ). А в Германии десятки тысяч человек каждый год умирают из‑за неправильного лечения и назначения неправильных лекарств (точных цифр нет, поскольку определённые группы успешно сопротивлялись сбору соответствующей информации).

Тот факт, что общество, называющее себя просвещённым, тем не менее, в основной массе своей находится в заблуждении, что есть исцеляющая пилюля для каждой маленькой боли, но эта маленькая боль или серьёзная жалоба на здоровье в значительной степени обусловлены убедительной хитростью БигФармы. Фармацевтические компании, работающие в США, выделяют примерно треть своих расходов на маркетинг, а это означает, что 50 миллиардов долларов в год просто инвестируются в рекламу своих препаратов как чудодейственных лекарств ‑ для врачей, журналистов, потребителей и политиков.64 При этом они наиболее активно распространяют свою сферу влияния на такие учреждения, как Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ), Управление по контролю за продуктами и лекарствами (FDA), а также Национальные институты здравоохранения США (NIH), независимость и целостность которых особенно важны. 6

Исследование, опубликованное в Журнале Американской медицинской ассоциации (JAMA) в апреле 2006 года, показало, что «конфликты интересов в FDA широко распространены». Было показано, что в 73% собраний, по крайней мере, один из членов консалтинговой группы подвержен конфликтам интересов: имели место вознаграждения от БигФармы, например, за счёт оплаты консультаций, выделения контрактов на исследования или грантов, а также владения акциями или опционами. Например, почти за четверть контрактов и грантов суммы в размере более $100.000 перешли из рук в руки. Исследование показало, что эти конфликты интересов влияют на проведение голосования. Когда члены группы имеют конфликт интересов, голосование о продукте, о котором идет речь, проходит гораздо менее благоприятно. И хотя эти конфликты интересов были настолько обширными, члены группы с соответствующими конфликтами интересов были дисквалифицированы

только в 1% случаев. 69 70

«БигФарма и реклама не только влияют на восприятие болезни, спрос на мед.препараты и медицинскую практику, но также государственные организации, в том числе агентства здравоохранения и надзора, стали зависимыми от денег БигФармы», говорит Вера Шарав из AHRP. «Честный анализ открыл нам глаза на фундаментальный конфликт интересов, который никогда не обсуждался. Политика общественного здравоохранения не просто зависит от БигФармы; она сформулирована так, чтобы увеличить прибыль фарм.промышленности, потому что бюджеты правительства привязаны к прибыли этой отрасли». В этом контексте решающее событие произошло в 1992 году, когда Конгресс США принял «Закон о налоге на реализацию отпускаемых по рецепту лекарств» ("Prescription Users Fees Act" ‑ PDUFA), который установил «процедуру быстрого отпуска лекарств». По словам Шарав, «FDA получила 825 миллионов долларов США в виде сборов с пользователей», и «другие правительственные учреждения также стали финансово зависимыми от БигФармы». 71

Этот вопрос вызвал столько споров, что британский парламент также открыл обширное расследование, в результате которого коррупционная практика фармацевтической промышленности и её массовое влияние на парламенты, власти, университеты, специалистов по здоровью (не только врачей) и средства массовой информации подвергались резкой критике.7

Фактически, «если лекарственные препараты, отпускаемые по рецепту, настолько хороши, почему их нужно так сильно проталкивать для использования?» спрашивает Марсия Ангелл, бывший главный редактор известного издания New England Journal of Medicine (NEJM). «Хорошие препараты не нуждаются рекламе».Её мнение столь же простое, как и разоблачающее, но, к сожалению, оно не регистрируется в сознании современного человека, верующего в науку. Е1аше общество, которое считает себя особенно просвещённым, стало бессмысленно «перелеченным».7

Всё это стало возможным благодаря искажённому пониманию того, что вызывает болезни, ‑пониманию, которое прочно закрепилось в наших умах в течение более чем 100 лет. 75 Чтобы понять это, нужно вернуться к середине XIX века, когда изменилась истинная парадигма того, как мы видим болезнь. Это был поворот от комплексного, целостного взгляда на то, как возникают болезни, к монокаузальному и «одномерному мышлению», используя термин философа Герберта Маркузе. Благодаря этому возникло ложное осознание, «которое невосприимчиво к самой своей ложности», потому что практически исчезла самокритика и способность смотреть в разных альтернативных

76

направлениях.

Этот сдвиг парадигмы во многом связан с тем, что с примерно с XVI века, в период эпохи Просвещения, быстрое развитие естественных наук дало нашей цивилизации описания очень специфических явлений. Вспомним хотя бы о значительных открытиях английского физика Исаака Ньютона, который описал гравитацию; или изобретение паровоза или даже печатного станка. Но в эйфории от стремительного прогресса, особенно с середины XIX века, особая модель мышления, по которой очень специфические химические или физические явления имеют очень специфические причины ‑ просто перешла и на медицинские науки. Многие исследователи и заинтересованные группы даже не рассматривали, действительно ли это имело смысл.7

Догма про одну причину болезни была решительно сформирована микробиологией, которая стала преобладающей в конце XIX века, объявив конкретные микроорганизмы (вирусы, бактерии, грибы) причиной очень определённых заболеваний; в том числе массовых эпидемий, таких как холера и туберкулез.78 Основатели микробиологической теории Луи Пастер и Роберт Кох ещё при жизни поднялись на вершину медицинского Олимпа.

И поэтому благодаря микробной теории «был заложен краеугольный камень для базовой формулы современной биомедицины с ее монокаузально‑микробной исходной точкой и поиском «магических таблеток»: одна болезнь, одна причина, одно излечение» ‑ пишет американский профессор социологии Стивен Эпштейн.79 С конца XIX века «охота за микробами» давала всё больше острых ощущений и вызывала такое же восхищение, что и раньше от открытий физики и химики (как в Париже в 1783 году, когда братья Монгольфье запустили «чудо» ‑ воздушный шар в небо).80

Но эта концепция одной причины, будучи столь увлекательной, очень слабо связана со сложными процессами внутри человеческого тела. Подавляющее большинство заболеваний имеют гораздо больше, чем одну причину, поэтому поиск единственной причины заболевания и попытка создать одну чудо‑таблетку остаются безнадежным делом. Это особенно верно в области микробиологии, «научной земли без людей»82, как верно назвал эту науку американский журнал The New Yorker. Эта область становится все более сложной и непостижимой, поскольку дальнейшие исследования проникают в, казалось бы, бесконечные микрокосмические микромиры клеточных компонентов, молекул и микробов.

Бактерии, грибы и вирусы являются вездесущими ‑ в воздухе, в нашей пище, на наших слизистых оболочках, но мы не болеем постоянно.8 Когда заболевание, обычно считающееся заразным, «вырывается на свободу», заболевают только некоторые люди. Это является явным доказательством того, что микробы, независимо от того, какой потенциал вред они могут причинить вам, не могут быть причиной болезни.

Сам Пастер признался в смертном одре: «Микроб ‑ ничто, среда ‑ это всё».84 И действительно, даже для ортодоксальной медицины становится всё более очевидным, что биологическая среда нашего кишечника ‑ кишечная флора, изобилующая бактериями, играет решающую роль, поскольку она является самой большой и самой важной иммунной системой организма.85 Весь спектр факторов (в частности, питание, стресс, отсутствие активности, употребление лекарств и т.п.) влияет на флору кишечника, поэтому он оказывает решающее влияние на все виды тяжёлых или менее серьёзных заболеваний.86 87 88 89 Но не только это стоит в оппозиции к теории микробов.90 При ближайшем рассмотрении сами фундаментальные предположения о теории микробов также проявляются в виде чистого мифа. Эдвард Касс, профессор медицины в Гарвардском университете, сделал это предметом своего вступительного слова на конференции Американского общества инфекционных заболеваний в 1970 году. Тогда граждане США все чаще критиковали войну во Вьетнаме, и многие люди в США начали бунтовать против политики правительства. Возможно, это «дух времени» вызвал Касса, чтобы именно тогда открыто задать эти вопросы, хотя они, возможно, и были в жёсткой оппозиции к взглядам большинства его слушателей.

Касс утверждал, что медицинские исследователи и охотники за микробами не заслуживают похвалы за то, что они одержали победу над массовых заболеваниями, такими как туберкулёз, дифтерия, корь, коклюш или лёгочные инфекции. Статистические данные чётко показывают, что уровень смертности для этих так называемых «инфекционных заболеваний» заметно уменьшился с середины XIX века; задолго до того, как охотники за микробами и соответствующие медицинские мероприятия стали активными (см. диаграмму 1). Значительное снижение заболеваемости и повышение ожидаемой продолжительности жизни связано в первую очередь с улучшением общего уровня жизни (улучшение питания, строительство установок по очистке воды и т.д.), что стало набирать обороты в промышленно развитых странах именно в середине XIX века. 91

Диаграмма 1 Коклюш: смертность детей младше 15 лет (Англия и Уэльс)

источник: McKeown, Thomas, Die Bedeutung der Medizin, Suhrkamp, 1979, p. 149

Это также объясняет, почему смертельные случаи от так называемых инфекционных заболеваний стали редкостью в богатых обществах (в развитых странах они составляют менее 1% всех смертей). Тем не менее, в бедных регионах третьего мира, таких как Африка, где каждый третий человек страдает от недоедания,93 те же болезни (туберкулёз, проказа и т. д.), с которыми богатые страны сражались во времена рецессии, сегодня только разрастаются.94 Чрезмерный панический страх, который так легко заражает членов богатых обществ, когда СМИ насаждают вирусно‑эпидемическую панику, в этом контексте может быть описан только как абсолютно иррациональный.

В последнее время заголовки новостей о птичьем гриппе и атипичной пневмонии доминируют в мировых новостях, но мир также подвержен сценариям ужасов о гепатите С, СПИДе, эболе и коровьем бешенстве. Эти шокирующие сообщения в СМИ полностью игнорируют тот факт, что существование и патогенные эффекты всех этих предположительно заразных и даже смертельных вирусов ‑ птичий грипп, H5N1 и т. п.) ‑ никогда не были доказаны. Вопиющий парадокс состоит в том, что очень немногие люди фактически умирают от этих предполагаемых крупных новых эпидемий. Строго говоря, эти эпидемии не являются эпидемиями вообще.

Ни один ученый до сих пор не наблюдал вирус птичьего гриппа H5N1 в «полном комплекте» (с его полным генетическим материалом и оболочкой вируса); мы даже не знаем, может ли он вообще быть опасным для людей или может ли он спровоцировать глобальную пандемию ‑ это имено то, что признают ведущие исследователи.95 И, несмотря на отсутствие доказательств его существования, Рейнхард Курт, директор Института Роберта Коха, который отвечает за «микробные эпидемии», не стесняется в своих предупреждениях о том, что H5N1 «потенциально угрожает всему

96

человечеству».

Существует также расхождение между подобной спекуляцией и существующими фактами в отношении «эпидемии» коровьего бешенства в Германии, при котором не было представлено и описано ни одного клинического случая этого заболевания, а были только «выявлены» животные, которые положительно протестировали на наличие этого вируса.9

Что касается гепатита С, то мы всё ещё ожидаем предсказанной эпидемии цирроза печени.98 С 1980‑х годов в Германии, согласно официальной статистике, ежегодно умирает не более нескольких сотен человек от так называемого СПИДа. А как насчет ужасающих цифр «миллионов инфицированных ВИЧ» в Африке и других развивающихся странах? Эти показатели связаны, прежде всего, с переопределением пациентов, страдающих от обычных заболеваний, таких как туберкулёз или проказа, как больные СПИДом. Угроза атипичной пневмонии (SARS) раздувается аналогично: (первый случай заболевания зарегистрирован в ноябре 2002 года в китайской провинции Гуандун ‑прим.пер.) за первые девять месяцев после обнаружения вируса SARS в конце 2002 года (ноябрь 2002 ‑ июль 2003) ВОЗ обнаружила только 800 «вероятных случаев SARS». 1

«Спустя годы люди, оглядывающиеся на нас, найдут наше признание вирусной природы СПИДа настолько же глупым, насколько мы находим глупыми религиозных лидеров прошлого, отлучивших Галилея только потому, что он настаивал, что земля не является центром вселенной», ‑ прогнозирует Кари Муллис, один из самых значительных лауреатов Нобелевской премии XX века. ‑«Неутешительно, что многие ученые абсолютно отказываются рассматривать нейтральным и беспристрастным образом имеющиеся данные относительно того, является ли ВИЧ причиной СПИДа». 1 Это нарушение фундаментальных принципов в научных исследованиях также относится и к другим новым предполагаемым эпидемиям, таким как гепатит С, атипичная пневмония, птичий грипп, рак шейки матки, эбола и коровье бешенство. Эти слова Муллиса взяты из его статьи под названием «Медицинская система против истины» ('The Medical Establishment vs. the Truth.'), в которой он говорит о том, как вся эта «индустрия разрушительного вируса» использует свои догмы, объявляя их вечными истинами без подтверждения фактическими данными.

Конечно, это помогает обеспечить гигантские исследовательские бюджеты и прибыль фармацевтических групп и ведущих учёных. В период с 1981 по 2006 год только из денег американских налогоплательщиков было выделено 190 млрд, долларов на исследования в области СПИДа, ориентированные почти исключительно на смертельную вирусную гипотезу и разработку

102 ‑г

лекарственных препаратов. Тем не менее, растущий список лекарств не продемонстрировал очевидного увеличения жизни таких пациентов, и «волшебного лекарства» так нигде и не видно.1Та же стратегия была применена с препаратом для лечения гриппа Tamiflu, который имеет серьёзные побочные эффекты, однако благодаря умелой работе с общественностью, поддержке ВОЗ и рекламе борьбы с птичьим гриппом в СМИ, этот препарат мутировал за короткое время от залежалого товара

с 104

до бестселлера.

В то время как фармацевтические группы и ведущие исследователи получают огромные деньги, а средства массовой информации сильно повышают рейтинги своих изданий благодаря сенсационным заголовкам, обычные граждане не получают того, что необходимо: освещение истинных причин и действенные решения. «Так что же делать клиницистам?» ‑ спрашивает Джон Абрамсон из Гарвардской медицинской школы. ‑ «Первый шаг заключается в том, чтобы отказаться от иллюзии, что основная цель современных медицинских исследований ‑ максимально эффективно улучшить здоровье американцев. На наш взгляд, основной целью клинических исследований, финансируемых на коммерческой основе, является максимизация финансовой отдачи от инвестиций, а не здоровье

„ 105

людей».

В центре внимания этой книги ‑ перевести этот вопрос в область именно настоящей научной дискуссии, встав на путь анализа фактов без предрассудков. Уточним ещё раз, не следует думать, что таких заболеваний, как рак шейки матки, атипичная пневмония, СПИД или гепатит С не существует. Ни один серьёзный критик господствующих вирусных теорий не сомневается в том, что люди или животные (как в случае «птичьего гриппа») заболевают (хотя многие из них совсем не болеют, но только определяются как больные, а затем действительно становятся больными или умершими). Вместо этого главный вопрос вот в чём: что действительно вызывает заболевания, известные как рак шейки матки, птичий грипп, атипичная пневмония, СПИД и гепатит С? Это вирус? Это вирус в сочетании с другими причинами? Или это вовсе не вирус, а нечто совсем другое?

Далее мы приступим к подробному рассмотрению гипотез, выдвигаемых наукой, политикой и медиа‑элитами, глядя на все имеющиеся данные и доказательства. В то же время будут описаны альтернативные объяснения или причины: различные вещества, такие как наркотики, лекарства, пестициды, тяжёлые металлы или недостаточное питание. Все эти факторы могут серьёзно повредить или даже полностью разрушить иммунную систему, и их разрушительные последствия могут быть обнаружены у жертв, которые были спешно заклеймены диагнозом рака шейки матки, птичьего гриппа, атипичной пневмонии, СПИДа или гепатита С. В конечном счёте эти люди являются жертвами воздействия целого комплекса социально‑экономических и политических сил и ещё более маргинализированной и деградировавшей профессии, которая обязуется «не причинять вреда».

В Главе 1 объясняется, какие в принципе микробы существуют (бактерии, грибы, вирусы) и какую роль они играют в полном жизненном цикле, а также описываются методы, с помощью которых медицинская система и средства массовой информации превратили этих микробов в наших злейших врагов. В Главе 2 мы будем путешествовать от середины XIX века до нашего времени, чтобы отделить мифы от реальности в теории микробов. Луи Пастер и Роберт Кох в своё время зажгли «лекарственный огонь», но мы не можем оставить их вне этого анализа, поскольку они, конечно же, тоже не были защищены от лжи и обмана. Мы также не будем уклоняться от вопроса о том, является ли полиомиелит вирусным заболеванием, или такие яды, как пестициды, по крайней мере, также вносят свой вклад в разрушение спинномозговых нервов, столь характерное для этой болезни. Далее мы окунёмся в последние три десятилетия: во время современных исследований вирусов. Таким образом, Глава 3 начинается с истории ВИЧ‑СПИД, которая началась в начале 1980‑х годов, вызвав почти беспрецедентную массовую панику, которая продолжается и по сей день. И теперь весь мир также, по‑видимому, согласен с тем, что гепатит С, коровье бешенство, атипичная пневмония, птичий грипп и рак шейки матки также вызываются внешним возбудителем (патогеном). В главах с 4 по 8 мы увидим, что эти утверждения не выдерживают никакой критики и что другие объяснения имеют гораздо больше смысла.

 

 

ГЛАВА 1