Андрий Златарич. Тон вампиров

 

Уложив подругу в постель, панна Левандовская собралась с духом и направилась к двери. Не может ведь она отсиживаться здесь всю оставшуюся жизнь. Но вопреки её опасениям снаружи никого не оказалось. Видимо, нападать при свете дня у вампиров считалось дурным тоном. Тщательно осмотрев дверь, девушка не обнаружила на ней ожидаемых следов от когтей, словно всё, приключившееся ночью, было попросту опиумным наваждением. Однако больше она не намеревалась идти на поводу монстра, пытающегося прельстить окружающих приманчивостью своего облика. Теперь она точно знает, каково истинное лицо пана Станислава Мицкевича. А значит, ей пора надлежащим образом подготовиться к следующей встрече с женихом.

Кивнув самой себе, Божена решительно направилась к сараю, где Миколай хранил инструменты. Топор, молоток, пила, вилы. Отныне кровопийце не удастся застать её врасплох безоружной. Кажется, у пана Левандовского есть кольт, а Миколай держит в сторожке старенькое ружьишко, но без серебряных пуль они бесполезны. У неё слишком мало времени, чтобы возиться с этим. А ещё нужно отыскать поблизости осину. За этими размышлениями она дошла до покосившегося сарайчика, но прежде, чем успела отворить дверь, невольно поморщилась от омерзения. Опять эти стонущие, животные звуки. Куда ни пойди, повсюду она натыкается на этого проклятого упыря с его необузданной любовницей. Девушка уже почти оборотилась вспять, чтобы поскорее покинуть это место, как вдруг до её слуха донёсся отцовский голос. Что может делать пан Ян Левандовский в таком месте? А если она неправильно всё поняла? Возможно, вся эта возня и глухие стоны свидетельствуют о куда более худшем злодеянии, чем ей подумалось. Разве же нельзя ожидать, что мерзавка Катаржина может однажды отважиться на убийство собственного супруга при содействии своего ручного вурдалака?

Трясущимися руками Божена отворила дверь и шагнула в сумрак сарая. Невозможная сырость, дух скотобойни вперемежку с испражнениями и плесенью. Прикрыв лицо ладонью, девушка сделала ещё один шаг вслепую и лишь затем разглядела какое-то шевеление в углу. Словно тот давешний паук, виденный ею на стене дома, только о трёх головах – нечто безобразное конвульсивно извивалось на полу, бесчеловечно рыкая и скуля. Все трое обнажённые, свитые в клубок, потерявшие людское подобие от скотского сладострастия – её отец со своей распутной женой и хищно льнущий к нему красавец-вампир. Любезно улыбнувшись невесте через плечо своими окровавленными губами, Станислав состроил столь милое выражение лица, словно собирается изречь некий галантный комплимент или обронить пространственное замечание о погоде. Впрочем, сей же миг в его сочные уста жадно впился пан Левандовский, которого ныне определённо никто не собирался убивать. Со всей силы захлопнув за собой дверь, барышня покинула сарай и, слегка покачиваясь, свернула к особняку. Порой с её губ срывались нездоровые смешки, незаметно для неё переходящие в удушливые всхлипы. Да, весь мир Божены рушился прямо на её глазах, а их дом превратился в логово вампиров, и она совершенно никак не могла этому воспрепятствовать. Если только ей не хватит духу самолично поквитаться с дьяволом, сведшим их всех с ума.

Поднявшись к себе в комнату, девушка подошла к шкафу, чтобы переодеться, но вновь ей в ноздри ударила отвратительная вонь вскрытой могилы. Резко распахнув дверцы шкафа, она вся затряслась, но уже не от страха перед чудовищем, а от негодования на него. Что он сотворил с её вещами? Каждое её платье было изгажено какой-то липкой слизью и бахромой густой паутины. Разъярённо вышвыривая наряды на пол, Божена с содроганием взглянула на свои перепачканные руки и рыскнула взглядом по комнате, ища, обо что бы их вытереть. Но вместо этого взор её остановился на собственной кровати, покрывало на которой едва приметно шевелилось, пряча ещё один подарочек её адского наречённого. Одолевая страх гневом, девушка вмиг сорвала покров с постели и отшатнулась от настоящего паучьего гнезда, что там таилось. Невиданно жирные, мохноногие – они карабкались через тулова друг друга, бестолково ползая туда-сюда в ожидании добычи. Дробно перестукивая каблучками, Божена буквально скатилась с лестницы на первый этаж, но не остановилась там, а помчалась в погреб. За всю свою жизнь она лишь пару раз пробовала спиртное и никогда не получала от этого всеми обещанного удовольствия. Но сейчас девушка ощутила непреоборимую потребность в помощи этого зелья. Может, хотя бы это взбодрит её или напротив одурманит настолько, что вся окружающая дьявольщина перестанет ужасать и сделается вполне обиходной, как лёгкая весенний дождик. Нашарив на полке первую попавшуюся бутылку, Божена уже хотела уйти, как вдруг перед ней промелькнула чья-то гибкая тень.

– Кшисек! – с облегчением вздохнула она, узнав мальчишку. – И чего это ты тут? Вот только не говори, что ты тишком винцо барское таскаешь. Ох, и получишь же ты за это по ушам!

– Да что вы, панна! – горячо возразил тот. – Я таковскими делами не занимаюсь. Чем хотите, поклянусь! Я здесь просто прятался... прятался от пани Катаржины. Она мне вовсе проходу не даёт.

– И чего эта гадина к тебе привязалась! – в сердцах воскликнула его хозяйка. – Не ей же ты служишь, так и не ей к тебе придираться.

– Да она не то, чтоб к службе придирается... Она другое... – потупившись, смущённо пробормотал Кшиштоф.

– Что? – изумилась девушка. – О чём это ты? Не отводи глаза, отвечай! Да неужели... – начала она догадываться, всматриваясь в миловидную мордашку жалобно посапывающего парнишки. – Нет, как же это... Вконец она, что ли, взбесилась, если ребёнка на грех соблазняет! Погоди-ка... А этот – чтоб ему пусто было! – Мицкевич не лез к тебе?

Но мальчик лишь криво улыбнулся и молча юркнул вглубь погреба.

– Кшисек, не молчи! Ты можешь мне доверять. Я тебя этому зверью в обиду не дам! – взволнованно промолвила Божена, последовав за ним.

– Пан Мицкевич весёлый... и шутки всякие знает. – отрешённо обронил паренёк. – А вот пани Катаржина нехорошая. И собой дурна. Вся такая тощая и злющая. Не то, что наша панночка. – подняв на неё взор, вздохнул он и залопотал как в горячке. – Панна, милая, не оставляйте меня тут! Как же я буду без вас? Пожалуйста, добрая панна, возьмите меня с собой! Пан Мицкевич не будет против. Он сказал, что если меня нарядить хорошенько, я вполне сгожусь для службы в столице. Я буду стараться, панна! Вам не будет за меня стыдно. Я грамоте обучен, и всему иному научусь быстро. Пан Мицкевич говорит, я смекалистый и быстро всё схватываю...

– Кшисек, родной, да не еду я ни в какую столицу! – удручённо прервала его барышня. – А о пане Мицкевиче даже речи больше не веди! Будет он ещё тут нами распоряжаться!

– Так панна останется со мной? – возликовал тот. – И вы, правда-правда, не бросите меня? Милая моя панна! Хорошая моя, любимая! – запальчиво шептал он, придвигаясь к девушке всё ближе в неуклюжей попытке обнять её и приложить голову ей на плечо.

– Кшиштоф? – растерявшись от его поведения, изумилась панна Левандовская, а мальчик, совсем забывшись, недопустимо плотно прижался к ней всем телом, да и возложил возбуждённо дрожащую ладонь ей на грудь.

И прежде, чем возмущённая Божена успела его остановить, паренёк с такой знакомой искусностью, которую он явно перенял только намедни от своего нового покровителя, приник к её устам. Бутылка, моментально выскользнув из её руки, со звоном разбилась об пол, и девушка попыталась отпихнуть от себя необычайно распалившегося мальчишку, вот только хватка его сухоньких ручонок сделалась заметно жёстче прежнего. Насилу оторвав от себя Кшиштофа, она наотмашь огрела того хлёсткой оплеухой, однако это мало подействовало, и подросток, как в пьяном угаре снова потянулся к ней влажными губами промеж которых щерились острия вампирских клыков. Роняя слёзы с ресниц, Божена обогнула его и помчалась вверх по лестнице. Ну, уж Кшиштофа она этим тварям ни за что не простит! Едва не снеся с ног идущую по коридору Ядвигу, девушка кинулась ей на шею и сокрушённо зарыдала.

– Что с вами, миленькая панна? – испугалась старуха, прижав её к себе. – Ну, будет-будет! И чего слёзы-то лить, родная? Радоваться, панна, радоваться надобно счастью вашему. Не всем ведь в жизни удача такая выпадает.

Божена хотела было что-то возразить, но слёзы не позволили ей и слова вымолвить. А грузная кухарка всё продолжала пришёптывать свои неутешительные увещевания да навязчиво поглаживала её по плечам и спине, а потом чуть ниже.

– Ядзя, ты чего? – вывернувшись из её рук, вскрикнула хозяйка усадьбы.

– Вот какая панночка у нас выросла – сладенькая да румяная, что пирожочек с повидлом. – гадко причмокнула та губами, принявшись щекотать и пощипывать ошеломлённую девушку. – Молодому барину вы вполне по вкусу. Вот и не дурите, панна, а хватайте свою удачу за хвост, али за какое иное место. Молодость – она-то не навечно. Так что пользуйтесь ею, пока не ускользнула. Барин-то ваш ох, горяч! Любить будет крепко. Ну идите же, идите к нему скорее! Он уж, поди, заждался ягодку свою наливную.

– Ядзя, прекрати! Отпусти меня! – приказала ей Божена, но тщетно – старуха волоком тащила её в гостиную, скаля челюсть упырицы.

Но вот уже распахнулись двери, и её силой затолкнули внутрь – туда, где вовсю грохотал самый настоящий шабаш. Все гости поместья, лишённые разума, беспутно оголившиеся, бесновались посреди гостиной, пытаясь и её затянуть в свой адский хоровод. Вот гогочущая Агнешка скачет на спине повизгивающего ксёндза и лупит того хлыстом по ягодицам. Супруг же её тем временем исступлённо вылизывает ключицу сидящего на его коленях юриста Новакова, а робкая пани Петрашевская, задёрнув юбку, испражняется прямиком на столе. И каждый здесь неистов, одержим развратом и заражён жаждой греха и крови. Вырываясь из объятий, отбиваясь от цепляющихся в неё пальцев, Божена металась по комнате, но ей никак не удавалось разбить круг пляшущих вокруг неё безумцев. И тогда за её спиной прозвучал этот нежно зовущий голос. Обнажённый Станислав, неописуемо прекрасный в своём беспутстве, с улыбкой полной любви и обещанием поцелуем простирал к ней свои руки, а у его ног в забытье сладострастия ползал пан Левандовский со своей женой. Кровь оглушительно застучала в висках, и колени девушки едва не подкосились от низменного желания оказаться в этих удушливых объятьях у груди очаровательного покойника. Это противное её воле влечение вызвало в Божене тошноту, и она, резко отвернувшись, бросилась напролом к дверям. Расталкивая всю эту демонскую свору, барышня выбежала в коридор и, неожиданно столкнувшись с паном Жемайтисом, оказалась в его объятьях. Неужели и он тоже?!

– Панна Левандовская! Панна, что с вами? – услышала она сквозь собственный рёв и вопли его мягкий голос, покуда он пытался ласково удержать в своих руках яростно колотящую ему в грудь кулаками девушку. – Умоляю, успокойтесь. Что произошло, панна?

Этот голос... такой же, как прежде. И его печальные глаза, что смотрят на неё так, как не смотрел ещё ни один мужчина в мире. Но Божена уже никому не могла верить, поэтому ей было необходимо убедиться во всём наверняка. Дрожащими руками она развязала на нём шейный платок и тщательно осмотрела шею на наличие следов от вампирских укусов, а затем, запустив палец меж губ мужчины, ощупала его собственные зубы. Даже не шелохнувшись, он без малейшего возражения стерпел этот страннейший осмотр, и лишь его округлившиеся глаза выражали глубокое изумление. Опомнившись, Божена осознала всю нелепость и бестактность своих действий и, вспыхнув до корней волос, захлебнулась в слезах. И тут же ощутила, как пальцы мужчины с благоговейным трепетом касаются её волос. Пан Тадеуш ввиду своего безукоризненного воспитания не смел позволить себе большего, но в этом сдержанном и по-детски робком прикосновении заключалось больше любви, чем в самом пламенном поцелуе.

– Панна Божена... дорогая панна, что с вами происходит? – пытаясь ненавязчиво заглянуть ей в лицо, осторожно осведомился он. – Похоже, вы больны. Вам нужно прилечь. Пойдёмте, панна, я дам вам успокоительные капли.

– Нет-нет, вы не понимаете... я... они же... Вы должны сами это увидеть. – наконец выговорила она и, решительно взявшись за его руку, направилась обратно в гостиную.

Но когда девушка, преодолев себя, отворила двери, чтобы явить его взору вакханалию порока, их поджидала там сцена самого идиллического спокойствия. Мужчины играли в карты и чинно распивали вино, а их дамы невинно сплетничали о знакомых и обсуждали модные наряды.

– О, пан доктор, как мило, что вы решили к нам присоединиться. – саркастично фыркнул Станислав, бросив на них ревнивый взгляд из-под полога густых ресниц. – Как там погода? Ночь, похоже, будет звёздной. Как раз для романтического променада. И как вижу, вы уже даже успели найти себе спутницу. А у вас, мой друг, хороший вкус.

От его слов пан Жемайтис покраснел, как сельский мальчишка, пойманный на воровстве, и поспешно выпустив её руку из своей. И почему бы ему было не ответить на эту колкость какой-нибудь соответствующей сему фразой, чтобы сбить спесь с высокомерного юнца. Но не слишком ли многого Божена ожидает от человека, чьё по-старомодному рыцарское благородство не позволит ему хамить даже самому последнему ничтожеству. Тем более, что в глазах высшего света притязания её жениха вполне оправданы, и этого не отменит даже тот факт, что он вампир. Нетвёрдой походкой подойдя к столу, панна Левандовская взяла оттуда бутылку коньяка и, прижав её к груди, отправилась восвояси.

– Божена, что это значит? – разъярился её отец. – Вернись немедленно!

Впрочем, ни он, ни кто-либо из присутствующих, включая её жениха, не попытался остановить девушку. Уже в коридоре её нагнал пан Тадеуш и вновь попытался уговорить барышню прилечь и принять лекарство. Но та лишь покачала головой с отстранённой улыбкой и покинула особняк. Она не посмеет втягивать его во всю эту грязную историю. К тому же, какой прок от врача в охоте на вампира? Заманить монстра сможет только девственница. А значит, у Божены не осталось выбора. 

Девушка вернулась в летний домик с пилой, топором и початой по дороге бутылкой коньяка.

– Лиля, мы сделаем это сами! – торжественно объявила она с порога своей растерянной подруге. – Мы убьём его. Да, мы убьём вампира.

 

Смеркалось, и Божена повела озябшими плечами, кутаясь в бабушкину шаль и напряжённо всматриваясь в разливающийся между деревьями мрак. Кшиштоф уже наверняка передал ему послание. В награду за свою услугу мальчик нахально потребовал поцелуй. Ничего, уже завтра все они исцелятся, и тьма, сгустившаяся над поместьем, рассеется навсегда. А вот и его шаги – мягкие и осторожные, как и положено голодному хищнику. Резко обернувшись, девушка увидела перед собой немного запыхавшегося от быстрого шага Станислава.

– Я получил вашу записку, панна. – вымолвил он, подняв на неё вопросительный взор. – Так о чём вы хотели со мной поговорить? И зачем вам стоило назначать мне свидание столь далеко от дома? Я, право, едва не заблудился по дороге. Надеюсь, я не ради того проделал весь этот путь, чтобы вновь выслушивать ваши требования разорвать нашу помолвку...

На этом юноша осёкся, потому что шаль соскользнула с плеч его невесты, и он только теперь заметил, что на ней сейчас надета лишь одна ночная сорочка. В вечернем полумраке тонкое кружево излучало лёгкое мерцание и не скрывало плавных контуров просвечивающего сквозь него тела.

– Так ты решилась, милая моя! – с каким-то совершенно невозможным для чудовища, невинным восторгом прошептал молодой человек и начал лихорадочно расстёгивать пуговицы на своём сюртуке, не замечая, как в горячке отрывает половину из них.

Не успела девушка опомниться, как полунагой Станислав уже аккуратно увлекал её на траву и, обжигая своим дыханием, нашёптывал ей на ухо вызывающие трепет слова. И откуда только взялась эта очаровательная неловкость движений и едва ли не застенчивая мягкость прикосновений, будто перед ней сейчас и вправду без памяти влюблённый подросток, а не похотливый дьявол, сводящий с ума свои жертвы. Разве он не должен разорвать её сорочку, впиться клыками и вновь оскорблять свою наречённую всякими пошлостями, торжествуя победу над ней? Кого он теперь-то пытается обмануть? Но отчего-то вампир упорно не желал обнажать свою бесовскую сущность, и ласка его была нежнее прикосновения ангельских крыльев. Зажмурившись и закусив губу, Божена замерла в мучительном ожидании его клыков и жестокого надругательства, но вместо укусов она по-прежнему ощущала на своём теле лишь невыносимо чуткие поцелуи и осторожное скольжение чуть подрагивающих пальцев. Сносить это и дальше становилось попросту невозможно. Казалось, ещё немного и она провалится куда-то сквозь самоё себя и, совершенно забыв, зачем здесь находится, ответит ему взаимной ласковостью. Не того ли и добивается хитрый вурдалак – одурманить её до помешательства, чтобы она оказалась в его полной власти?

– Так ты собираешься меня кусать или нет? – не выдержав, судорожно воскликнула девушка.

– Кусать? – озадаченно переспросил он, изобразив вполне неподдельное изумление на своём лице, а потом заливисто, прямо-таки по-мальчишечьи рассмеялся. – Любимая, что с тобой? Ты уже передумала? Тебе страшно? Скажи, что не так.

Похоже, он и вправду над ней издевался. Божена лежала обнажённой в объятьях вампира, дожидаясь его насилия, а он ещё столь любезно интересуется, что не так. Но... какой же он красивый с этой трогательной полуулыбкой на устах и такими неисчерпаемо любящими глазами, в которых отражается только она одна. Рука её уже дрогнула в желании дотронуться до его гладкой, как шёлк щеки, до глянцево-чёрных волос, хаотично спадающих на высокий лоб... Однако её подруга, всё это время наблюдающая за ними из укрытия, не могла больше терпеть и решила спасти свою заступницу от неизбежного совращения. Едва не испортив всё своей преждевременной атакой, Лилиана накинулась на молодого человека и попыталась воткнуть остро наточенный кол ему между лопаток. Но девочка оказалась для этого слишком слабенькой, к тому же она не подрассчитала удар, так что ей удалось лишь содрать кожу с его спины. Надсадно взвыв от боли, Станислав отшвырнул от себя Лилю, но та с необычайной прыткостью миниатюрной тигрицы вновь бросилась на него и, подхватив с земли камень, со всей силы ударила его в висок.   

– Божена, беги! – отчаянно прокричал юноша, пытаясь сцепить гибкие пальцы на шее хрупкого ребёнка, что наносил удар за ударом по его утончённому лицу.

«Беги». Почему бежать? Куда бежать?.. Сознание Божены путалось, от вида крови начинало мутить. Тени вокруг неё меж тем обострились, и жемчужная кожа Станислава серебрилась во свете восходящей луны. Нащупав под своей рукой оброненный подругой кол, Божена со всей силы ударила ему в грудь, а Лилиана мигом начала помогать ей, загоняя его камнем всё глубже и глубже. И этот полный изумления и ужаса взгляд так и не отпускал девушку, покуда её умирающий жених извивался под их ударами, суча по земле судорожно содрогающимися руками и ногами. А её прелестная подопечная, не теряя времени даром, уже тащила к телу припрятанные в траве пилу и топор. Нужно было действовать как можно скорее. Отгоняя от себя всякую мысль о том, что сейчас происходит, Божена взялась за инструменты и содрогнулась от брызг тёплой крови на своём лице.

– Нет-нет, подожди! – заплетающимся языком обратилась она к подруге, которая с немыслимым азартом взялась за дело. – Частей должно быть ровно тринадцать. Значит, вот так... Здесь, да. Размахнись сильнее. Давай лучше я...

Перерубить кости с одного удара никак не удавалось, запястья заныли от непривычной работы, проступающий на висках пот смешивался с кровью, оставляя узорчатые разводы на девичьих ланитах. Ломающиеся зубья затупившейся пилы застревали в плоти, не разрезая её, а зажёвывая до состояния изодранной вдрызг тряпицы. А затем отсчитывать тринадцать шагов, раскапывать землю по-звериному голыми руками и погружать туда, прямо в грязь, где в ожидании полночного пиршества копошились черви и жуки, эти влажные, выскальзывающие из рук кусочки.

Всё было кончено. Полная луна ярко освещала погрузившуюся в безмолвие лесную опушку. Лилиана стащила с себя перепачканное землёй и кровью платье, и девушки, упав друг другу в объятья, отчаянно рассмеялись сквозь рыдания. Силы окончательно покинули Божену, и она, сплетя руки и ноги с пригревшейся у её бока девочкой, погрузилась в беспросветный мрак забытья.

Резко пробудившись незадолго до рассвета, панна Левандовская растерянно оглянулась вокруг себя. Она по-прежнему была в лесу, ночной холод пронизывал до костей, чужая кровь запеклась на её обнажённом теле, а неподалёку в траве лежал топор с пилой и одежда Станислава. Всё это не было кошмарным сном. Они сделали это. Они убили вампира. Но где же её Лиля? Тревожно озираясь, Божена с облегчением увидела подругу. Та сидела на корточках спиной к ней, низко склонившись над чем-то в траве.

– Лиля, милая, что ты там делаешь? – ласково обратилась к ней девушка, а когда та обернулась, невольно отступила назад от ужаса.

Держа в руках какую-то палку, девочка откусывала от некого нанизанного на неё предмета и с сонливым удовольствием медленно пережёвывала своё лакомство. Зажав рот рукой, Божена помотала головой, чтобы отогнать от себя отвратительную догадку и, вновь попятившись, оступилась о небольшой земляной холмик, из которого торчала изящная, как обломок мраморной статуи, ступня Станислава. Хрупкое дитя меж тем, поднявшись на ноги, облизнуло окровавленные губы и неожиданно промолвило нежнейшим голоском, звучащим как хрустальный колокольчик:

– Сердца вампиров такие вкусные. Но на них очень трудно охотиться. Я постоянно терпела неудачу, пока не узнала, что их ловят на девственницу. Мне не удавалось его приманить, ведь он сразу почуял, кто я такая. А своей возлюбленной он не смог противиться. Так что это твоя заслуга. Я оставила тебе половину.

С этими словами она стащила с осинового кола своё угощение и протянула его Божене. Закрыв лицо и отвернувшись, ошеломлённая девушка согнулась над травой в мучительном приступе тошноты.

– Лиля, Лиля, умоляю!.. – вымученно прошептала она сквозь слёзы. – Что всё это значит?

Выпрямившись во весь рост – такая маленькая, но в этот миг будто бы задевающая макушкой звёзды – милая её сердцу гостья из ниоткуда улыбнулась и звучно изрекла:

– Меня зовут Мажанна. И мне пора возвратиться к своему народу. А в благодарность за твою ласку я заберу тебя с собой и сделаю своей принцессой. Идём, сестра.

– К твоему народу? – недоуменно переспросила Божена и заметила странное перемигивание мутных огоньков в траве – там перешёптывались чьи-то злобно хихикающие голоса, и они лишь потому до сих пор не напали на неё, что их королева сделала её своей избранницей.

Не находя в себе силы встать, панна Левандовская попыталась отползти подальше от медленно приближающейся к ней девочки и вдруг ощутила под своей ладонью некий знакомый предмет. Это был её нагрудный крестик, который она обронила, когда Станислав осторожно стаскивал с неё сорочку. Прижав его к груди, она отстранилась от склоняющейся к ней демоницы и зашептала молитвы окоченевшими губами.

– Выброси! – хрипло рявкнуло тоненькое дитя, нависнув над её головой, и с прежней ангельской интонацией плаксиво взмолилось. – Ну, пожалуйста, милая! Выброси скорее эту вещь! С ней к нам никак нельзя. Божена, дорогая моя, любимая! Пойдём же скорее со мной! Тебе у нас понравится. Я выращу розы у тебя в волосах, научу нашим песням и расскажу, как выслеживать самых лакомых на вкус вампиров. Там ты наконец-то станешь счастлива, и уже ни один из этих мерзавцев не посмеет коснуться тебя.

Но девушка лихорадочно мотала головой и продолжала неловко отползать от неё, не позволяя той себя коснуться.

– Значит... ты ещё не готова. – разочарованно вздохнула прелестная девочка с того света. – Что ж, тогда нам придётся ненадолго разлучиться. Но вскоре я вернусь за тобой, и когда ты наконец ответишь мне согласием, мы отправимся вместе в мою страну радости на бал, которому никогда не будет конца.

Крепко зажмурившись, чтобы не видеть больше этих пожирающих её душу глаз, Божена ощутила на своих губах ледяной поцелуй, оставивший ей на память вкус крови убитого ими юноши, а затем она осталась в полном одиночестве. Устало меркли звёзды, и предрассветное небо над деревьями смущённо порозовело, словно изумившись открывшейся ему картине. Блуждающий взор трясущейся в ознобе девушки остановился на сломанном мольберте, что уже потихоньку начал зарастать мхом и травой, так и не дождавшись, что она допишет свою картину. По другую же руку от неё открывалось зрелище, превосходящее своей живописностью самое красочное в мире полотно. В траве у её ног поблёскивала золотая цепочка карманных часов и пара перстней с зарытой поблизости, женственной кисти тринадцатикратно распиленного юноши. А прямо напротив Божены выглядывала из земли не до конца закопанная голова Станислава, красоту которой не могли исказить даже многочисленные раны, кровавыми розами цветущие на его белоснежной коже. И скопившаяся в уголках глаз влага – слёзы или ночная роса – заставляла сиять его зрачки парой алмазов, что безмолвно вопрошали у девушки, за что она убила своего жениха.

 

Полуденное солнце, пронизывая узорчатое кружево занавески, распускало зайчиков на противоположной стене и, задевая болезненно-бледное лицо Божены, оставляло на нём свои тёплые поцелуи. Она лежала в своей постели, ещё не совсем придя в себя после сна, и ощущала невыносимую усталость, а вместе с тем и странное умиротворение, как бывало с ней лишь в глубоком детстве, ещё при жизни её матери. Вот только отчего-то с её ресниц спадали крупные дождинки слёз, сливающиеся в ручейки, не имеющие конца. Постепенно к ней возвращалось сознание, а с ним и память обо всём произошедшем. И чем больше она размышляла над этим, тем сильнее убеждалась, что не было никаких вампиров, фей, сатанинских оргий и вернувшихся с того света мертвецов. Быть может, даже и Лиля не более, чем её сон. И лишь окровавленное тело Станислава и топор в её дрожащих руках казались ей настоящими из всего, что приключилось с ней за последние дни. Почему она это сделала? И что будет с ней теперь? Суд, каторга, острог?

Ощущение бережного прикосновения к её руке заставило девушку повернуть голову. Рядом с её постелью сидел пан Жемайтис и с мягкой улыбкой мерил ей пульс. Как может его взгляд быть столь нежен после того, что она сделала? Значит, он прощает её? Но даже это не могло остановить бегущих по её ланитам слёз.

А затем ход её мыслей был прерван мелодичным стуком в дверь и прежде, чем пан Тадеуш успел ответить, на пороге комнаты возник Станислав с пышным букетом цветов. Это было уже выше её сил, и девушка измученно застонала, срывая голос в надрывном плаче.

– Пан Мицкевич, я же запретил вам сюда входить! – возмущённо воскликнул Тадеуш, тут же преграждая ему дорогу и пытаясь выставить молодого человека в коридор. – Панне Левандовской необходим покой, а ваше присутствие её расстраивает. Пожалуйста, немедленно покиньте комнату!

– А позволите ли осведомиться, пан доктор, почему её не расстраивает ваше присутствие, так что вы уже днюете и ночуете в спальне моей невесты? – съязвил юноша и вдруг схватил его за грудки. – Что вы такого ей наговорили, что она стала меня бояться, будто сущего дьявола? Какое у вас есть право не подпускать меня к ней? Я, по-вашему, слепой? До чего вы довели Божену? Да я вас под суд отдам за такое лечение!

– Пан Мицкевич, возьмите себя в руки. Разве вы не видите, что делаете только хуже? – сдержанно ответил мужчина и подтолкнул его к выходу.

– Божена, я завтра же увезу тебя отсюда! – крикнул юноша через его плечо, обжигая свою невесту возбуждённо пламенеющим взором. – Завтра мы вместе уедем! Я не позволю ему свести тебя с ума!

Выпроводив его за дверь, пан Жемайтис вернулся к рыдающей барышне и, взяв её за руку, ласково произнёс:

– Прошу вас, панна, не надо. Сейчас я дам вам лекарство, и вы немного поспите.

Но Божена замотала головой и сбивчиво заговорила сквозь всхлипы. Она рассказала ему всё, бывшее у неё на сердце, и не упустила ни единой детали из всего, что пережила за минувшие дни – будь то въяве или во сне. А главное, исповедовалась в том, как уже дважды убила своего жениха, сначала столкнув его с обрыва, а потом разрубив его тело топором. Пан Тадеуш слушал её очень внимательно, ни разу не перебив, и всё это время продолжал сжимать её руку в своей. Когда же девушка изнеможённо умолкла, мужчина возвёл на неё полный любви и глубочайшего сострадания взгляд, а, чуть помедлив, проговорил с некоторым смущением:

– Панна Божена, милая панна... Мне непросто об этом говорить, но вы тяжело больны. И весь ваш рассказ это не более, чем сон. Точнее галлюцинация. Состояние вашего здоровья заметно пошатнулось в последнее время. Однако это ещё не всё. Даже не знаю, с чего начать... Это столь деликатный вопрос. Но я не вправе скрывать это от вас. Как я могу судить по вашему состоянию, вас пытались отравить. Для этого были использованы некоторые травы, вызывающие галлюцинации и бред. Предполагаю, яд давали вам в очень малых дозах на протяжении нескольких недель. К счастью, я вовремя заметил неладное и смог предотвратить худший исход. Отныне я буду самолично следить за той пищей и лекарствами, что вы принимаете. Теперь вы в безопасности. Я никому не позволю причинить вам зло.

– Отравить? Но... кто?.. – изумилась панна Левандовская и тут же с горьким смехом сама ответила на свой вопрос. – Ну, конечно, Катаржина! А если бы она не успела разделаться со мной до свадьбы, то это завершил бы её любовник. И неужели всё это ради какой-то шкатулки с украшениями?..

Голос её дрогнул, и она изо всех сил сжала пальцами уголок одеяла, чтобы не расплакаться, а пан Жемайтис застенчиво потупился, видимо, не смея обсуждать тонкости отношений в семействе Левандовских.

– Подождите, но здесь что-то не сходится. – потирая переносицу, пробормотала Божена через некоторое время. – Вы говорите, меня травят не первую неделю, но гости прибыли в поместье лишь пару дней назад...

– Мне не хочется вас огорчать, но я подозреваю, что кто-то из ваших слуг был подкуплен. – через силу выговорил мужчина.

– Да бросьте! Кого здесь подкупать? Старую Ядвигу, которую я знаю с рождения? Или курносого Кшисека, робеющего и яблочко в саду сорвать без спросу? – рассмеялась девушка, но под взглядом глубоко удручённого пана Тадеуша невольно умолкла и ощутила зябкую дрожь.

– Панна Божена, вы ещё слишком неопытны в подобных вопросах и слишком благочестивы, чтобы понять, до какой подлости могут опуститься порою даже самые лучшие из людей ради денег. – тихо произнёс он и перевёл тему беседы, вероятно, желая немного отвлечь её от мыслей о пережитом предательстве. – Что же касается девушки из ваших снов, то вы и вправду недавно нашли бедняжку в лесу. Но, к сожалению, она была уже мертва. Боюсь, это событие оказало на вас весьма тяжёлое впечатление, потому-то она и заняла так много места в ваших мыслях. Но пусть даже поведение пана Мицкевича не всегда достойно похвалы, я совершенно точно уверен, что он не имеет к этому преступлению ни малейшего отношения. Если ваш жених и имеет какие-то прегрешения перед Богом и вами, они всё же носят не столь чудовищный характер, как убийство той несчастной. Это уже пятое подобное преступление за последние полгода. Поэтому я так тревожился за вашу безопасность и старался присматривать за вами. А пан Мицкевич после расторжения вашей помолвки ни разу не выезжал из столицы. У следователя есть предположение, что в этих зверствах повинен конюх с соседней фермы. Он исчез, едва лишь его хотели допросить. Но он не сможет долго скрываться, его обязательно найдут. Не тревожьтесь об этом.

– Но вы сказали «после расторжения помолвки»? – совершенно запутавшись в реальности и вымысле, пролепетала Божена. – Мы ведь с ним едва-едва обручились.

– К сожалению, ваша память подводит вас после минувшей болезни. – мягко заметил пан Жемайтис. – Ваше обручение состоялось позапрошлой весной. А год назад вы резко отказали ему и переехали сюда. Никто не знает, в чём причина вашей размолвки. Но пан Мицкевич, по всей видимости, не теряет надежду вернуть ваше расположение. Хотя, на мой взгляд, его чрезмерная импульсивность порою переходит все нормы приличия... Простите, что лезу не в своё дело. – поспешно добавил он, слегка покраснев. – После переезда ваше здоровье заметно ухудшилось, так что я пытаюсь хоть немного облегчить ваши страдания...

– Так вы живёте здесь, а не в Варшаве? И давно? – удивилась девушка.

– Я гощу у своих родственников в соседнем поместье. Уже скоро семь месяцев, как я перебрался сюда. – сообщил он, не сводя с неё тёплого, как летний дождь взгляда.

Отрешённо кивнув ему, панна Левандовская погрузилась в тягостные раздумья, но воспалённый её разум никак не мог осмыслить всё, что она сейчас услышала.

– Вам нужно немного поспать, панна Божена. – заботливо промолвил мужчина. – Но прежде, чем я покину вас, мне необходимо сказать вам нечто важное. Скорее всего, ваша семья настоит на том, чтобы забрать вас отсюда обратно в столицу. Однако я не могу этого допустить. Я ужасно тревожусь за вашу безопасность, но ни с кем не смею обсудить этот вопрос, потому что не знаю, кому тут можно доверять. Не в моей власти препятствовать вашему отъезду... Поэтому я молю вас! Панна Божена, дорогая панна, уедемте вместе прямо сегодня! Этой ночью! – горячо прошептал он, с трепетом взяв её за руку. – Не подумайте ничего дурного! Я желал бы официально просить вашей руки у пана Левандовского. Но при нынешних обстоятельствах мне не приходится рассчитывать на его согласие. Моя партия не столь выигрышна на фоне пана Мицкевича. Ваши родственники уверены, что вы вскоре передумаете и обвенчаетесь с ним, так что моё предложение они сочтут попросту оскорблением. Да, его семья богаче моей, он моложе и привлекательнее... Но я прошу, подумайте над моими словами. Я хочу защитить вас и обещаю, что обеспечу вам достойную и спокойную жизнь в каком-нибудь тихом месте, где ваше здоровье постепенно улучшится. Так отважитесь ли вы бежать со мной, чтобы обвенчаться без благословения вашего отца?.. Я ненадолго оставлю вас, чтобы вы могли отдохнуть. Но прошу вас дать мне ответ до вечера, иначе завтра мы разлучимся навсегда. И мне страшно даже помыслить о том, что с вами может случиться, когда вы окажетесь во власти этих людей без моей поддержки...

Оставшись одна, Божена обхватила руками гудящую голову и уткнула лбом в колени. Но даже невзирая на головокружение и дурноту, ей сейчас было не до сна. Какое решение она должна принять? Сколько ни думай, она всё равно не может сопоставить факты последних событий, путающиеся с её больными фантазиями. Почему она отвергла Станислава? Каким проступком он вынудил её к этому бегству? Это была измена? Неужели она на самом деле застала его с Катаржиной? Неспроста ведь Станислав предстал в её воображении этим демоническим вампиром. Значит, за ним всё-таки числится какая-то значительная провинность, заставившая Божену отказаться от него. Но как бы то ни было, разве же сама эта помолвка не была изначально их общей ошибкой. На что этому божественному красивому и самоуверенному юноше больная, измождённая жена, которая к тому же старше его на пару лет? Нет, его любовь была бы слишком прекрасной сказкой, в которую так страшно поверить. И нужно перестать плакать. Ей не о чем сожалеть.

Опустив ноги с кровати, девушка превозмогла своё недомогание и поднялась, чтобы привести себя в порядок. Мельком взглянув на себя в зеркало, Божена невольно ахнула. И когда она успела так сильно похудеть? Эти обострившиеся скулы и глубокие тени, очертившие её нездорово горящие глаза, которые кажутся ещё крупнее, чем раньше на истощённом лице... Разве возможно представить себе такую особу рядом с цветущим паном Мицкевичем? Даже если бы он и вправду был вампиром, полумёртвая невеста ничуть не украсит его блистательный образ. А вместе с паном Тадеушем она сможет жить скромно вдали от высшего света