Моей любви, которую я проношу в сердце

Сквозь время уже много лет,

Ричарду Р. посвящается.

Без тебя этой книги просто не существовало бы...

Также посвящается тому, кто никогда не оставлял.

Все герои, события и места действия являются вымышленными и не имеют никакого отношения к реальным лицам. Любые совпадения с людьми и фактами, имеющими место в жизни или истории, случайны и непреднамеренны. Ответственности за возможные найденные в романе соответствия реальной действительности автор не несет. Приятного погружения в жаждущий крови мир. Не оставляйте шеи открытыми. Они уже чувствуют биение Ваших сердец...

Аннотация: Жизнь Лоры Уилсон - шестнадцатилетней выпускницы Кулинарного Института в Хартфорде, ничем не отличалась от жизни рядовой среднестатистической девушки, жительницы Соединенных Штатов, кроме, разве что, излишней интровертности ее характера. Но беспокойные сновидения, внезапно вмешавшиеся в сознание юной особы, постепенно начинают переворачивать ее жизнь с ног на голову. Лора даже не подозревает, что является ключевой фигурой древнего, как мир, пророчества о воцарении Ночи над всеми существующими мирами - проклятии, сулившем гибель всем измерениям. Позволить мирам пасть, обретя свою истинную любовь, или отказаться от нее во имя спасения разума и собственной жизни - тяжелое и ответственное решение, принятие которого вскоре возложится на ее плечи, о чем сама Лора даже и не подозревает... Хаос, кровь и извечная тьма или очищение от греха и свет... Выбор заманчивый, но, на самом деле, как такового его не существует. Ведь окончательное и бесповоротное решение было принято еще за половину тысячелетия до рождения девушки...

 

2015 г.

 

Любовь - психическое заболевание, наркотический психоз параноидального типа на сексуальной почве. В острой фазе (влюбленность) вызывается амфетаминовой наркоманией, в хронической - эндорфиновой. Параноидальные симптомы ярче всего проявляются в острой фазе: бред сверхценной идеи, потеря адекватности восприятия, неспособность критически оценивать объект любви (часто сопряженная с агрессией против попыток дать такую оценку) при сохранении возможности здраво рассуждать на отвлеченные темы, эмоциональная нестабильность и тому подобное. Как и другие параноидальные расстройства, возникает чаще в молодом возрасте и протекает с весенне-осенними обострениями. Хроническую фазу часто называют "настоящей любовью" и противопоставляют острой, хотя на самом деле это две формы одного заболевания. Хотя хроническая фаза обычно внешне протекает спокойнее острой, это - спокойствие наркомана, регулярно получающего свою дозу наркотика: стоит возникнуть проблемам с дозой - и абстинентный синдром пробуждает к жизни не менее, а порой и более бурные страсти, чем в острой фазе. Шифр неподтвержденного в конечном итоге ВОЗ заболевания, предположительно - F63.9 по МКБ-10.

I. БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ

ГЛАВА 1 - ОТГОЛОСКИ ПАМЯТИ

 

Остерегайтесь снов. Те, кто обитают в них, могут украсть Ваши сердце, душу и рассудок. Они могут заразить Вас безумием.

Полумгла обволакивала меня темным пульсирующим кольцом. С величайшим трудом я могла в ней рассмотреть только стены. От них: каменных, покрытых инеем, веяло холодом и сыростью, которые оседали, сдавливали виски, задурманивали сознание. Своды этой каменной тюрьмы, как казалось на первый взгляд, уходили шпилями в небеса и терялись в облаках, что порождало во мне ощущение немого ужаса. Окружающая обстановка навевала атмосферу Средневековья, и, помимо всего прочего, я была прикована цепями к чему-то жесткому и бесконечно холодному. Также вырезанному из камня. К алтарю...

Мои руки и ноги онемели от обездвиженности, - цепи не давали ни малейшей возможности пошевелиться. Розовый полупрозрачный ситец платья холодил кожу, ежеминутно покрывавшуюся крупными мурашками. Я имела возможность наблюдать за собой со стороны, и, к своему удивлению, отметила, что выглядела года на четыре моложе своего истинного возраста. Озноб касался каждого воспаленного нерва в моем теле, зубы стучали в ритм сердца, а шея ощущала себя непривычно. И через несколько мгновений, когда я окончательно поборола сонливость, состояние ступора и кататонии, я поняла, что распятие на серебряной цепочке исчезло с моей груди.

— Мне холодно. Я устала. Я не могу пошевелиться. Я хочу домой к маме и папе!!!

Святая наивность. Неужели это имело хоть какое-то значение для моих похитителей?.. Я не помню абсолютно ничего: я уснула дома, в своей мягкой постели, а пришла в себя здесь, в холоде и пустоте. С каменных высот навязчиво стекала по капле вода... КАП, КАП, КАП... Звук проникал в голову, разъедая мозг...

Видение походило на воспоминание, фрагмент из прошлого, но в одном я была уверена на все сто: ничего подобного со мной никогда не происходило. Сами собой открылись двери моей тюрьмы. Сначала раздался скрежещущий пронзительный звук, а потом, ненадолго, в открытый дверной проем хлынули яркие и ослепительные потоки. Я запрокинула голову назад, вглядываясь в источник внезапного света. Перевернутая вверх тормашками реальность сбивала с толку, но все же лучше, чем ничего. Черная тень отделилась от яркого мира и сделала шаг во мрак. В это мгновение источник света исчез. Двери закрылись, и, по моим ощущениям, температура воздуха упала на несколько градусов. Некто уже находился рядом. Его перемещение оказалось столь стремительным, что я даже не успела удивиться. Лик его был скрыт туманом. Как я ни силилась, я не могла запомнить его черты, они ускользали от меня в белесых полосах наваждения. Зато запомнились его глаза - черные, хищные, злые, враждебные, нечеловеческие... Демон Ночи, а может, и самой Смерти склонился надо мной, и его рука легла мне на грудь, сжав ее... Холодная, мертвая рука покойника. Запах зефира, ванили и гниения заставлял мое дыхание прерываться от его омерзительно-сладостной вони. Меня резко затошнило.

— Пожалуйста, мистер, я хочу домой...

Ледяные пальцы легонько пробежались по моей нижней губе, заставляя рот приоткрыться, будто выводя огненные узоры на устах, всколыхнув жар, поднимающийся из груди. Омерзение охватило всю меня, когда холодный язык самой Смерти проник сквозь мои губы. Я попыталась закричать. Тщетно. Из горла вырывался только хрип. Полупрозрачному розовому ситцу не удалось оказать сопротивление не-мертвому...

Его руки проникали под платье. Ласкали и терзали. Боль и волны жара сдавливали мой череп. Оргазмические конвульсии летели по венам, заставляя сжиматься и разжиматься каждый нерв тела поминутно. Липкая и теплая масса застывала, оборачивая мое тело в свой кокон. Красная липкая масса. Кровь.

Сдавленный вой вырвался из груди. Его пальцы внутри меня вновь заставили меня хрипеть от боли и наслаждения. Острые когти причиняли невыразимое мучение, вызывавшее улыбку на лице монстра. Личине, запачканной кровью, каждый раз, как он решал найти еще одну невскрытую вену на моем теле. Еще немного живого места в моем лоне. Боль, ни с чем не сравнимая, прострелила висок, когда он вошел в меня. Противоестественно, порочно, омерзительно, убийственно... Но... Я не могла понять, почему после многочасовых пыток мое тело отвечает. Почему кровь летит по венам, сшибая рассудок и все органы чувств, чтобы отдать себя мертвецу. Он жрал меня, он пил меня, насиловал и резал своими чудовищными зубами... И не было на свете ничего более возбуждающего, прекрасного и эстетичного. Омерзение и благоговение сплелись в одно, и сознание вытащило на поверхность, как из шкатулки, имя его, за которое я продала душу, жизнь и тело - Владислав...

 

***

 

Я резко подскочила на кровати. Тело было напряжено, как натянутая пружина, и болело, будто я бежала несколько дистанций подряд. Я быстро скользнула рукой по шее. Мое распятие на месте. Слава Богу! Убрав пряди волос, назойливо свисавшие на глаза, я опустила голову. Снова этот сон... Которую ночь подряд он меня изводит... Ничего подобного со мной раньше не происходило, я знала это, я точно была в этом уверена, но кошмар был настолько явственным, будто его сюжет являлся воспоминанием из прошлого. Или из прошлой жизни. Я не могла утверждать...

Ах да, я совсем забыла представиться. Меня зовут Лора. Лора Уилсон. Мне шестнадцать лет. Вместе с родителями, Сарой и Томасом Уилсонами, я живу в Коннектикуте - штате на северо-востоке Новой Англии, в городе Хартфорд. Внешность всегда была подарком, данным мне от Бога. Или проклятием... Светлые русые волосы, волнами струящиеся ниже лопаток, выразительные изумрудно-зеленые глаза, слегка заостренный тонкий нос, полные чувственные губы. Ростом я не выделялась на фоне своих слишком высоких однокурсниц - всего сто шестьдесят четыре, зато за глаза говорили, что моя фигура могла свести с ума даже святого, поэтому моя чересчур религиозная мать покупала мне широкие и просторные вещи, и только втайне от нее, под этот слой огромной и просторной одежды, я одевала топ или футболку и узкие джинсы Райдер, чтобы не позориться перед заносчивыми нордическими красавицами, учащимися со мной на одном курсе в Институте Кулинарии.

До моих семнадцати оставалось всего несколько месяцев, и в этом году я сдавала выпускные экзамены, защищала диплом и шла на свободу - к построению своей собственной жизни и к работе. На своем курсе я была самой юной. Моим коллегам уже исполнилось по двадцать один-двадцать два года. Мне же было лишь шестнадцать, в свое время экстерном я сдала пять классов средней школы.

— Лора, время вставать. В институт опоздаешь!

Это и не удивительно. Часы уже пробили семь тридцать, а я по-прежнему сидела на кровати, одержимая ночным кошмаром, в запутанных мыслях, еще не приступив к сборам.

— Да, мам, поставь, пожалуйста, чайник!

Сегодня физкультура стояла третьей парой, поэтому я надела спортивный костюм-тройку - топ белого цвета с вышитой на нем застывшей в прыжке пантерой, черную спортивную кофту из флиса с рукавом в три четверти и черные узкие леггинсы. Институт не провозглашал дресс-код. Каждый одевался, как ему вздумается.

Чайник жалобно просвистел, оповестив о том, что вода закипела, и, когда я вышла из комнаты, мать уже наливала ароматный земляничный чай в чашки. Следом поднялся отец. В своих пушистых тапочках с зайцами он гордо прошествовал в ванную комнату и закрыл за собой дверь. Сверхострый слух - еще одно качество, за которое я себя любила. Я собрала волосы в высокий аккуратный хвостик и направилась на кухню.

— Лора, опять ты оделась неподобающе!

— Мам, не начинай! — Я поморщилась.

— Истинная христианка не станет выставлять свое тело напоказ!

Она снова завела свою церковную шарманку. Каждый день после занятий я проводила время на службе, а потом исповедовалась за грехи, которых не совершала.

— К тому же. — Мать продолжила тираду. — Если ты хочешь выйти замуж за честного и порядочного юношу, такого, как Дэвид Теннант, тебе нужно бы одеваться чуть поскромней! — Сара Уилсон произнесла слово 'чуть' так, будто в нем было как минимум три буквы 'у'.

— Мама, я не собираюсь замуж за Дэвида Теннанта! У меня нет к нему чувств! — Я окинула мать без пяти минут яростным взглядом. Кроме этого хотелось сокрушить рукой стену, но я удержалась.

— Ах, глупая, глупая доченька моя. — Мать убрала с моего лица прядь волос, выбившихся из идеально ровного хвоста, но я нервно тряхнула головой, и прядь снова вернулась в исходное положение. — Твоя любовь - это не то, что нужно для идеального брака! Он красив, богат, умен, амбициозен... Или ты знаешь иного претендента, идеально подходящего?

В воображении моментально нарисовался образ мужчины, прекрасного чудовища, убийцы и насильника с черными злыми глазами, который красиво издевался надо мной в каждом сне, после чего я просыпалась с ужасающей мигренью, но я вновь тряхнула головой, отправив мысли о нем на задворки сознания, и просто ответила.

— Где-то в мире, наверняка, такой найдется.

— Глупая. — Мать махнула рукой.

Я откусила кусочек от бутерброда с семгой и задумалась. Мать явно перегибала палку, рассуждая об этом ничтожестве, Дэвиде Теннанте. Красив? Едва ли. Рыжий; с омерзительными конопушками, усеивающими все его крысиное лицо; ниже меня ростом, где-то, от силы, сто пятьдесят шесть-сто пятьдесят восемь. Амбициозен? Да. Его эго всегда оказывало определенный эффект на окружающих наравне с количеством нулей после единицы на чеках банковского счета его отца. Умен? Сказки пожилой бабульки. Занудно болтать часами об автомобильных гонках, дабы понравиться такой девушке, как я? Совсем не то. Меня интересовало почти все, кроме соревнований стритрейсеров. Я не понимала, зачем люди сознательно идут на смерть, а потом ропщут на судьбу, что машина, ехавшая со скоростью, превышающей все допустимые нормы, цепляется за бордюр и переворачивается.

Я любила музыку, живопись, поэзию, - весь этот культурный, просветительский и филологический мир; ненавидела точные науки, хотя они мне всегда давались практически даром.

— Мисс Уилсон у нас талант технического ума. — Шутил наш физик по имени мистер Коллтрэйн.

— И гуманитарного. — Добавлял профессор итальянского, мистер Сваровски.

И, возможно, они и были правы. В гранит науки я вгрызалась, подобно Фенриру, поглощающему Солнце. В моей жизни не было места для Дэвида Теннанта, и пределом моих мечтаний не являлось увеличение популяции рыжих конопатых чертей. Я не желала встречать старость, кидая восхищенные взгляды на морщинистого, обрюзгшего Теннанта.

Мать этого не понимала, да и какое ей вообще дело? Я промолчала.

— Ладно, мам, мне пора! — Я чмокнула ее в щеку, тем самым прекращая дискуссию, и отправилась собирать легкий учебный ранец.

 

***

 

Мой Институт провозглашал, что важнее хлеба нет ничего на свете. Мудрые профессора; некоторые из них в прошлом - лучшие повара, элита; учили нас постигать кулинарное мастерство с особым рвением, но помимо профессиональных предметов, у нас был и стандартный курс - физическая культура, психология, языки по выбору - итальянский или испанский, английский и литература, история колонизации земель США.

Весь курс собрался на лекцию по психологии. Я успела забежать в библиотеку, чтобы взять учебник, быстро прошла по коридору до аудитории и села за последний стол, который остался единственным свободным. Лекция повествовала о психических процессах: произвольной и непроизвольной памяти. Я уходила в подсознание, медленно, но верно погружаясь в транс, не переставая рисовать в тетради цифру 'восемь', как знак бесконечности.

— Иногда у людей случаются дежавю. Мы будто бы знаем, что должно произойти в определенный момент, и это действительно происходит. Оказываясь в совершенно незнакомом месте, мы узнаем предметы мебели, обстановку, людей...

Эти слова вырвали меня из состояния погружения.

— Профессор, скажите, верите ли Вы в то, что наша память может отсылать нас к событиям из прошлого, которые никогда не происходили с нами в период нашего существования... То есть к прошлой жизни?..

— Мисс Уилсон, я верю в реинкарнацию! Ведь феномен 'дежавю' попросту не имел бы места быть, если бы мы уже не проживали свои жизни когда-то. Рождаясь, мы обновляемся для того, чтобы вернуть себе свою бессмертную душу, которую теряем с наступлением физической смерти, а когда умираем повторно, ждем своего нового рождения... Итак, продолжим занятие...

Я снова медленно погружалась в недра подсознания. Знак бесконечности в тетради постепенно расплылся, стены раздвинулись, свет погас. Я снова лежала прикованной цепями на алтаре. Он тоже был там.

— Скоро ты присоединишься ко мне в вечной жизни, Лора.

Мужчина вдыхал запах моих волос, словно дикий зверь.

— Отпусти меня, пожалуйста... Освободи мне руки. — Мой голос звучал надрывно и хрипло. Холод сковал тело, обездвижив. — Mea dragostea, Vladislaus. (Любовь моя, Владислав. /рум./ - примечание автора).

Цепи больше не удерживали меня. Но не смотря на то, что мороз пронизывал все тело до костей, я чувствовала согревающее статическое электричество между нами. Против своей воли, я обвила руками его шею и поцеловала в губы. Страсть трещала между нами, как потрескивает обвиненный горящий на костре.

Эта девушка определенно не могла быть мной. Целовать кошмар своих ночей не входило в список моих дел на 'сегодня', но... Как наваждение... Мои пальцы проскользнули в ворот его рубашки, расстегивая пуговицы одну за одной, в то время, как он целовал мои плечи и ключицы.

Внезапно лицо его стало демоническим, и я увидела острые клыки. Шею пронзила нестерпимая боль. Я закричала... И... Все исчезло.

Я снова переместилась в аудиторию. Голову разорвал снаряд адской мигрени, тем временем на меня воззрились тридцать две пары глаз. И тридцать третьи - профессорские. Похоже, я кричала и наяву.

— Мисс Уилсон, с Вами все в порядке?

— Да, да. Извините.

Я покраснела и заправила прядь челки за ухо. Лекция продолжилась.

Что я сказала этому мужчине? На каком языке?..

Я сидела, вжав голову в плечи, когда боковым зрением увидела Его в дверях аудитории. Резко сорвавшись с места и не потрудившись извиниться перед профессором, я выбежала в коридор, но, видимо, слишком поздно. Там никого не оказалось.

— Кто ты, черт возьми? Прекрати преследовать меня! - Выкрикнула я в пустоту.

На физкультуре играя в баскетбол, я пропустила три подачи, и меня обвинили в рассеянности. За пару вместо десяти баллов, что считалось наилучшим результатом, я получила всего пять - удовлетворительно.

Я вышла из центральных дверей Института и направилась в единственное место на Земле, где мне могли помочь. И это была не церковь, в которой, по мнению матери, истинно верующему даруют прощение, избавление от кошмаров, и рай, если не в жизни грядущей, то уж точно на небесах.

Я отправилась к психоаналитику.

 

ГЛАВА 2 - ВЫПУСКНОЙ БАЛ

 

И пестрел на балу маскарад масками притворства и лжи.

 

В коридоре никого не оказалось, приемные часы психоаналитика подходили к концу. Полагаю, он уже собирал свой старый чемоданчик, снимал пальто и шляпу с вешалки и собирался уходить домой, но я нарушила его планы, пробарабанив пальцами по обветшалой деревянной двери с позолоченной табличкой 'Мистер Нолан' на ней.

— Мисс, прошу меня простить, но мой рабочий день окончен.

Но Лора Уилсон не была бы Лорой Уилсон, если бы позволила себе сдаться, развернуться и уйти...

— Доктор, умоляю... Надолго я Вас все равно не задержу, но мне, как никогда ранее в жизни, необходим Ваш совет. Кажется, я схожу с ума.

Пожилой мужчина с минуту оценивал меня внимательным взглядом, пытаясь понять, заслуживаю ли я тех минут общения с ним, за которые ему, вероятно, никто не заплатит, так как он не был частным практиком (на частного практика даже подающей надежды студентке взять денег неоткуда), затем нехотя снял пальто; водрузил его обратно на крючок вешалки, и указал мне рукой на стул возле окна рядом с письменным столом, загруженным кипой бумаг: рецептов на мятой бумаге с закрученными кончиками, рекомендаций, медицинских карт и напоминалок на желтых листочках с клеевой основой, прикрепленных к пластмассовому набору ручек и карандашей.

— Мисс???

В его вопросе прозвучало, как минимум, три знака вопроса, и я тихо добавила.

— Уилсон. Лора Уилсон.

Он вернулся за свой стол, и, опустившись на невысокое сидение, практически исчезнув за своим рабочим местом и нагромождением бумаг, обвел взглядом кабинет; все, что в нем находилось: удобное кожаное кресло для релаксации с высокими подлокотниками в правом углу, цветные фотографии на стенах с жизнерадостными щенками и котятами на руках у детей.

Ближе к нам висела картина, изображавшая синее спокойное и безмятежное море, отражающее блики солнца своей тихой и обездвиженной гладью. В недра кабинета вела еще одна дверь, за которой было настолько темно, что не представлялось возможности что-либо разглядеть. В дверном проеме брезжил, поминутно мерцая, слабый свет. Очевидно, это небольшое помещение было предназначено для введения в транс или гипноз. Над входом с потолка свисал небольшой декоративный маятник, мерно раскачивающийся вправо-влево, а из глубин комнаты доносилось негромкое постукивание настенных часов.

— Что Вас беспокоит, мисс Уилсон? — Доктор окинул меня взглядом из-под очков в черной роговой оправе, и взгляд этот был глубоким, пронзительным, изучающим. Вероятно, за его плечами остались годы опыта погружения людей в состояние гипноза и транса. На мгновение и я почувствовала себя расслабленно, умиротворенно, будто погрузилась в глубины синего безбрежного моря с картины, которая невообразимо притягивала меня, манила. Даже вопреки тому, что еще десять минут назад я вошла в кабинет в абсолютно раздерганном состоянии нервной системы, и мой ночной кошмар влек, преследовал и пожирал меня в мыслях и наяву.

— Я почти не сплю уже много ночей подряд. — Пожаловалась я, отерев холодный пот со лба - характерный признак сосудистой дистонии. — А когда отключаюсь, все эти недолгие крупицы времени, меня преследует один и тот же кошмар. Он изводит меня. Из-за него я перестаю быть собой, начинаю вести себя неадекватно. Мои нервы на пределе, самочувствие ухудшается с каждым днем, даже снизилась успеваемость в Институте из-за невозможности сосредоточиться на обучении. Иногда этот кошмар вбирает мой рассудок в себя и посреди дня, например, во время занятий или по дороге в Институт, а иногда мне кажется... — Я бессознательно крепко зажала в пальцах распятие. — Что он преследует меня по-настоящему. Что все, что в нем происходит, реально. Каждый раз, после того, как пробуждение возвращает меня в реальность из этого мучительного сновидения, я испытываю жуткую головную боль, мигрень, от которой не спасает ни одно обезболивающее. Что мне делать с этим, доктор? Я очень боюсь действительно сойти с ума...

— Какова природа этого кошмара? Что Вам снится? — Очки психоаналитика постепенно сползли с его переносицы, и он поправил их легким движением руки.

— Даже не знаю, с чего и начать...

Мужчина снова взглянул на меня из-под очков и улыбнулся.

— Давайте начнем по старинке, как и все. С начала.

Я колебалась, рассказывать было все же неловко. Даже профессору. Если проигнорировать все ужасы, присущие кошмарным сновидениям, в них присутствовала и некая, быть может, и извращенная, но интимность, о которой я бы точно не поведала ни матери, ни отцу. Но сюда я обратилась в поисках помощи, и, если я действительно хотела таковую получить, я обязана была рассказать все.

— Мне снится мужчина. Он... Высокий и носит черное. Лица его я не могу разглядеть. Ни разу не смогла за все это время. Иногда, мне кажется, что я знаю его целую вечность; порой, он мне чужд. Он... Насилует меня и пьет мою кровь. Я думаю, что он... Vampir.

Меня резко передернуло от собственного произношения, коим я одарила последнее сказанное слово. Оно было чуждым моему родному английскому, ведь в нем отсутствовала характерная литера [е] на конце, и акцент, с которым я произнесла его, не имел ничего общего ни с одним из языков, которыми я владела...

— Сейчас я задам Вам два вопроса. Попробуйте ответить максимально честно. Вы любите смотреть фильмы ужасов, Мисс Уилсон?

— Нет. — Машинально ответила я. Следом, шаг за шагом, пришло осознание, куда клонил психоаналитик, преподнося мне свой вопрос. — Что Вы хотите утвердить этим вопросом? Я - не какая-нибудь инфантильная, впечатлительная девчонка, психику которой можно изуродовать просмотром фильмов ужасов, профессор. Я далека от подобного вида искусства, оное и искусством назвать - оскорбление для искусства. Я предпочитаю классику: Шекспира, Байрона, Бронте...

— А, на первый взгляд, похоже, что так. — Взгляд доктора внезапно стал холодным, липким и неприветливым. Доброжелательность исчезла с его лица, будто ее стерли. — К Вашему возрасту, милая, Вам бы положено было знать, что вампиров не существует. Exanimus (Мертвые. /лат./ - примечание автора) - существа, придуманные в свое время чересчур мнительным автором, не имеющие отношения к действительности. И, второй вопрос. У Вас есть мальчик, Мисс Уилсон?

— Нет. И никогда не было. Но какое это отношение имеет к делу?

— Видите ли, Мисс. У Вас юный организм, и Вы находитесь в фазе полового созревания. Может, Вам стоит озаботиться и поискать спутника жизни, чтобы не сходить с ума от буйства эротических фантазий?..

Это был удар ниже пояса в дополнение к его ехидной ухмылке, не сходившей с его лица, с момента, как я рассказала ему о так называемой "природе" кошмаров. Зря я вообще позволила ему влезть к себе в душу. Доктора не умеют снимать грязные ботинки перед тем, как входить в стерильное помещение. Не умеют не оставлять грязных следов в человеческих душах.

— Чутко. А самое главное, так профессионально! — Я совершила практически театральный жест, всплеснув руками в воздухе. — И как Вы до сих пор при лицензии с такими советами. При всем уважении, кого и когда мне искать, мне подскажет природа. А буйство эротических фантазий, по Вашим словам, принесло мне только боль и страдания. Поэтому у Вас просто права нет так со мной разговаривать. Я не получаю удовольствия от кошмаров, радости они мне не доставляют.

— А вот тут Вы лжете сами себе, юная леди. Еще как получаете. Девочка, я в три раза старше Вас, я повидал много женщин и экзальтацию чую за милю. Взгляд с поволокой при разговоре о загадочном властном незнакомце. Буря эмоций и страстей, которые Вы гасите лишь при мне, чтобы казаться спокойной. Может, сейчас Вам и кажется, что я смеюсь над Вами, но однажды Вы поймете, что я дал Вам единственно правильный в Вашем случае совет. Искушение можно побороть, только поддавшись ему. И найти молодого человека Вашего возраста - действительно, явилось бы решением многих психологических проблем девы вроде Вас, очень распространенного типа 'nina matada' (Мертвая девушка. - примечание автора), полубольной, полубезумной, полумертвой от любви. Если, конечно, властный доминант из кошмара не стал важнее реальных отношений. Что думаете, м?

Мистер Нолан не сводил с меня глаз, и я искренне и честно пожалела, что пришла. Его пристальный взгляд обезоруживал, лез в душу и вытаскивал мой грязный секрет наружу. Да. Я желала незнакомца из сна. Всем телом, всей кровью и плотью, всем организмом и душой. Но какое кому до этого дело, если он нереален. И я пришла сюда избавиться от него, а не вести о нем беседы, что нервировало меня и забавляло психоаналитика, который читал язык моего тела и видел меня насквозь.

— Хорошо. Я постараюсь внять Вашим советам. — С нажимом произнесла я, давая понять, что не желаю продолжения беседы.

— Я выпишу Вам рецепт на 'Диазепам'. Это транквилизатор. Сон должен наладиться и стабилизироваться. Нейролептик же 'Аминазин' снизит возможность появления галлюцинаций и навязчивого бреда. Но задумайтесь о вторичной выгоде, Лора. Ни один кошмар не будет длиться вечно, если Вы не будете желать, чтобы он длился. Отпустите его. Он Вам не нужен. Отпустите свое ощущение триумфа, непобедимости, защищенности, полета, которыми он Вас связал. Он - уродство, вызванное состоянием Вашей расшатанной психики, его не существует в реальности... Не имеет значения, как сильно Вы желаете его - его нет.

Он прошелся по моим нервам. 'Его нет'. Слова эхом звучали внутри меня, бились в сознании раненой птицей. Стиснув зубы, я уже выходила из кабинета с рецептом в руках, подписанным психоаналитиком от чужого имени (видимо, не в его компетенции было назначать препараты); еще один повод для лишения лицензии - пронеслось в голове; когда голос мистера Нолана заставил меня моментально впасть в паническое состояние.

— Если Вы желаете, мы можем поместить Вас в больницу для дальнейших исследований Вашего преневротического состояния и галлюцинаций, с ним связанных, но мне нужно посоветоваться об этом с Вашими родителями, пока Вы еще не являетесь совершеннолетней.

За лекарствами до аптеки я не шла, я летела. Оказавшись дома, я отключила телефонный кабель от сети. Хоть и был еще ранний вечер, родители уже спали.

Если Нолан расскажет матери о моих видениях, Сара положит конец моей счастливой жизни и превратит ее в ад. Оставалось лишь надеяться, что психоаналитик не успел совершить звонок во время моего пребывания в аптеке...

Я приняла нейролептик и тоже прилегла на постель. Но навязчивое кошмарное видение не исчезло, как было обещано. Сегодня пытки моего личного садиста достигли пика. Он практически выворачивал меня наизнанку и выпивал из меня жизнь... Так больше не могло продолжаться. Господи, за что мне это?..

Снова проснувшись от того, что меня приподняло от нервов, я села на кровати, прижала распятие с шеи к губам, подтянула колени к груди и заплакала. Нейролептик, увы, оказался бессилен... От Него меня не спасет ни одно лекарство в мире.

 

***

 

К утру мои худшие опасения подтвердились. Психоаналитик связался с моей матерью и поведал ей всю "природу" нашего разговора, которая ко времени его звонка, к моему проклятию, была дома. Я напала на старого и очень хорошего друга Сары Уилсон, который одно время помогал и ей решать ее психологические проблемы, затем был даже влюблен в нее, и, в конце концов, просто притворялся, что не знает, кто я такая, разыгрывал драму, а потом просто вывалил всех тараканов ее дочери на голову любви своей молодости за десять минут.

День начался обыденно: подъем, завтрак. Мать молчала, что, на удивление, было редкостью. Причины тому я не знала.

— Идем. — После завтрака Сара, не поделившись своими соображениями, взяла меня за руку и вытащила из дома.

— Я хотя бы могу узнать, куда мы направляемся?

Мать лишь подтолкнула меня вперед.

Через пять минут показалось здание католической церкви, которое я посещала каждый день после окончания обучения. Дверь в здание собора была отворена, и мать втолкнула меня, держа за волосы, внутрь.

Внутри стоял сильный запах ладана и елейного масла. Своды церкви уходили высоко в небеса, и на потолках руками художников, чьи имена вряд ли были вписаны в книги по истории, роспись фресок повествовала иллюстрированную картину низвержения Люцифера в ад архангелом Михаилом. Со всех стен на меня взирали лики святых с золотистыми ореолами нимбов над их головами. Посреди церкви на полу стоял алтарь, а над ним, в самом центре, висело распятие. Мать швырнула меня к возвышению, поставив ниц. С моментально ссаженных коленей зазмеилась кровь.

— Гляди! Гляди! Даже Иисус от тебя отвернулся, сатанинская шлюха!

Лик Всевышнего, действительно, был повернут вправо, будто Он был не в состоянии глядеть на меня.

— Проси прощения, кайся, грешница! Иначе ты будешь гореть в пламени ада! Разве не все я ради тебя сделала? Разве не положила я жизнь на твое воспитание, чтобы ты имела право платить мне такой монетой, проклятое отродье? Моя дочь боролась бы ценой жизни и смерти, чтобы сопротивляться искусу. А ты... Ты более не дочь мне.

Краем глаза я увидела рясу спешащего к месту учиненного беспредела священника.

— Что Вы себе позволяете в священном месте, Миссис? Отпустите девушку.

— Я Вас умоляю, святой отец, не вмешиваться! Исчадие ада должно испросить у Бога прощения!

— Я не позволю Вам в обители Божьей издеваться над человеком!

— Пусть прочтет молитву Господню! — Мать отступила на шаг. — Я разговаривала с ее психоаналитиком. Он рассказал мне о ее ночных кошмарах - соитии с сыном Сатаны! Он ввел ее во искушение, и ей нравилось это. Она рассказывала об ужасе, который терзал ее, а глаза! Глаза ее, которые недостойны видеть свет, подергивались поволокой томления! Пусть в храме Божьем теперь вымаливает прощение.

Святой отец крепко сжал мою руку в своей.

— Очистись от греха, девочка. И твой кошмар никогда больше не явится к тебе. Попроси у Бога нашего, Иисуса, защиты, и Он поможет. Изгони из себя демона. Читай 'Отче Наш'.

— Господи, прости меня. — Я распласталась на полу. Слезы безвольно стекали по щекам. — Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Не помню, сколько раз я прочла текст по кругу, в слезах, еле держась, но продолжая стоять на разбитых в кровь коленях. Сколько святой отец с матерью внесли поправок в текст молитвы после фразы 'и не введи нас в искушение': избавь от мечтаний о развратных некрофилических сладостных утехах, о пороках сластолюбия, изгони демона из души моей, избави от власти его надо мной, даруй мне прощение и райские врата, даруй мне очищение от грехов...

После нескольких часов коленопреклонения и чтения молитвы в качестве исповеди в соборе, мать отвела меня домой. Путь пролег в гробовом молчании. Когда я попыталась его нарушить, Сара одарила меня пощечиной наотмашь. Щека горела, горело и в груди от ярости. В церкви, доме Божьем, у меня не было права чувствовать злобу, которая снедала меня сейчас. Да и я была слишком ничтожна и распластана. У меня просто не было сил на агрессию. А теперь... Ярость бушевала, выжигая меня изнутри. Мое внутреннее 'я' восставало против перегиба с религиозными замашками. Я не выбирала эти видения, я не получала от них удовольствия, они искажали и разрушали мою психику, и за это я еще и платила унижением перед святым отцом... И даже перед Богом.

 

***

 

Мая 2004 года.

Оглядываясь на недавние события, могу подметить, что время пролетело слишком быстро. По защите дипломной работы я получила наивысший балл, и сегодня мне предстояло получить сам диплом, который предоставлял уникальную возможность выхода в большой свет и переезда из дома родного в другой, хоть и чуждый мне город.

У меня не осталось более никакого желания продолжать жить здесь. Я уехала бы на край света, чтобы никогда не видеть мать. Чаша терпения лопнула с треском после того, как в марте она подвергла меня унижению перед святым отцом в соборе.

Я перегрызла бы себе вены зубами с огромной радостью, если пришлось бы прожить в этом доме еще хоть месяц. Разрешения я не спрашивала; ни Сара, ни Том Уилсон не знали о моих дальнейших планах, и пусть...

Этой ночью я оставлю записку, прикрепленной на холодильнике, и они оба больше никогда в жизни меня не увидят. Немного жаль было оставлять отца, - в отношении меня он всегда был готов противодействовать жене. На него зла я никогда не держала. Лишь для него я и собиралась оставить послание с названием города, в который переезжаю. Только с названием. Никакого точного адреса. А искать меня в огромном Иллинойсе абсолютно бессмысленная затея, все равно, что иголку в стоге сена.

Я отвлеклась на мгновение от своих мыслей. Весь наш курс уже получил дипломы. Я была последней в списке. Моя фамилия начиналась с буквы 'W'.

— Лора Уилсон!

Я взошла на кафедру, приняла диплом из рук ректора и наклонилась к микрофону.

— Спасибо Вам всем! Все Вы - наши профессора, вложили в нас столько знаний, которые без Вас мы не получили бы и за всю жизнь! Вы помогли нам в восхождении по лестнице жизни наверх! Именно Вы научили нас тому, что хлеб, как часто любят поговаривать в русских традициях, всему голова! Я очень горжусь тем, что мне довелось обучаться здесь. И не только кулинарии, но и жизни...

Раздались громкие аплодисменты, и я спустилась с кафедры.

Перед глазами то и дело мелькали яркие желтые мантии выпускников и островерхие шапочки с желтой кисточкой. Наш Институт в последний день словно подпитался духом какой-нибудь Академии, сочетая вычурные слова, яркие одежды и помпезность поздравлений.

Оставалось четыре часа до выпускного бала, а делать мне укладку должна была моя сокурсница... Подруга. По крайней мере, единственная, кому я могла поведать хоть что-то о себе. Понятие дружбы, естественно, было относительным, а сама дружба - довольно формальной, ведь всецело я никому не доверяла, но Елена Шеффер была единственным человеком, кого я могла считать достаточно надежной.

Из толпы ее выдели