Воспоминания о М. Ф. Андреевой

[cdlii] Большинство воспоминаний современников написано специально для данной книги. В отдельных случаях, когда воспоминания ранее публиковались, в комментариях даются ссылки на источники.

Г. М. Кржижановский
МОИ ВСТРЕЧИ с М. Ф. АНДРЕЕВОЙ

[cdliii] Кржижановский Глеб Максимилианович — старейший деятель революционного движения, друг В. И. Ленина, член КПСС с 1893 г., ученый-энергетик, академик.

Ф. И. Драбкина
«ФЕНОМЕН»

[cdliv] Драбкина Федосья Ильинична — член КПСС с 1902 г. В 1905 г. являлась одним из членов боевой технической группы ЦК РСДРП.

{672} Любопытный эпизод, связанный с «Новой жизнью», рассказан Ф. И. Драбкиной на встрече участников революции 1905 года: «Вот какой случай был со мной. Жена Горького, актриса Художественного театра Мария Федоровна Андреева, была издательницей первой легальной большевистской газеты “Новая жизнь”. Она была поэтому юридическим лицом, которое одно только могло распоряжаться имуществом газеты. Но вот “Новую жизнь” правительство запретило. Осталось большое имущество, которое необходимо ликвидировать. Между тем Андреева должна срочно уехать за границу, во избежание ареста. Красин взял у нее паспорт и поручил мне пойти с ним к нотариусу под видом Андреевой, составить доверенность на имя Литвинова, который тоже жил тогда под чужим именем. Я все это проделала, а вернувшись домой, прочитала в газете заметку, что накануне Горький с Андреевой уехали за границу» (стенограмма выступления Драбкиной от 6 апреля 1955 г., хранятся в архиве Музея Революции СССР).

Воспоминания Ф. И. Драбкиной частично печатались в отдельных изданиях.

В. П. Веригина
ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ДАРОВАНИЕ

[cdlv] Веригина Валентина Петровна — драматическая актриса, окончила школу Художественного театра в 1904 г. Была в труппе Студии на Поварской. Работала в театре В. Ф. Комиссаржевской, затем — у Ф. А. Корша и в провинции. С 1913 г. начала заниматься искусством пантомимы и пластики. В 1921 г. оставила сцену и стала преподавательницей сценического движения.

В. Н. Соколов
В 1905 ГОДУ

[cdlvi] Соколов Василий Николаевич — профессиональный революционер, член КПСС с 1898 г. В 1905 и 1906 гг. возглавлял транспортно-техническое бюро ЦК РСДРП. Его жена Елена Демьяновна — член КПСС с 1903 г. Как активные участники революционного движения Соколовы были арестованы в августе 1906 г., три года содержались в тюремном заключении в одиночных камерах. В 1909 г. были приговорены к четырем годам каторги и последующему бессрочному поселению в Енисейской губернии.

Воспоминания В. Н. Соколова написаны заново для данного сборника. Частично опубликованы в его книге: «Партбилет № 0046340 ВКП (б), записки старого большевика», М., изд‑во «Старый большевик», 1932, стр. 452 – 453.

[cdlvii] … был убит Грожан… — Павел Августович Грожан — член РСДРП с 1902 г., активный участник революции 1905 г. Находясь после побега из ссылки на нелегальном положении в Москве, Грожан организовал мастерскую по изготовлению бомб. Убит он был черносотенцами 22 октября 1905 г. В «Новой жизни» (№ 8) был опубликован некролог. Вспоминая об этом героическом человеке во время беседы с экскурсоводами музея А. М. Горького, М. Ф. Андреева рассказывала: «Из нашей квартиры ушел Грожан. Он был у нас, и Алексей Максимович дал ему денег… Был он молодой, красивый. Оглянулся на нас и говорит: “До свидания, — а потом тихо прибавил: — а может быть, совсем”. Алексей Максимович бодро сказал ему: “До свидания надо говорить. Идет человек, и надо знать, что придет назад”. Вы знаете, как его убили. {673} Алексей Максимович очень сокрушался, что не мог пойти на его похороны. Когда Баумана хоронили, много было народа, а Грожана хоронили только трое: я, брат Грожана и один студент» (см. стенограмму в Архиве А. М. Горького).

Н. Е. Буренин
С ГОРЬКИМ и АНДРЕЕВОЙ В АМЕРИКЕ

[cdlviii] Публикуемые воспоминания написаны Н. Е. Бурениным для данной книги. В других своих мемуарах Буренин не раз вспоминает о революционной деятельности, артистическом даре Андреевой, о ее жизни с Горьким в Америке и на Капри (см. «Поездка А. М. Горького в Америку», «Три месяца на острове Капри» в сб. «М. Горький в воспоминаниях современников», М., 1955, и в кн.: Н. Е. Буренин, Памятные годы. Воспоминания, Лениздат, 1961).

[cdlix] Мария Федоровна была очень музыкальна… — В воспоминаниях о жизни в Америке Н. Е. Буренин рассказывает, как Мария Федоровна даже в домашней обстановке покоряла слушателей своим пением:

«Нас, русских, американцы просили что-нибудь исполнить, просили спеть русские песни или протанцевать.

Выручала М. Ф. У нее был совершенно замечательный “номер”: “Песня про комара”. Она ее пела бесподобно.

Рассказывая очень просто про комара, про его встречу с мухой, она незаметно меняла интонацию, когда комар оставался один и садился, свесив ножки, на дубовый листок. Налетал ветер, в голосе слышно было волнение. А когда происходила катастрофа — комарик сваливался с дуба, ломал себе ребра и кости, — голос снова менялся, появлялись трагические нотки, вещавшие о комариной смерти. Самый большой успех имели слова, в которых спрашивалось: “Какой это лежит покойник?” И лукаво-иронический ответ: “То не царь, не генерал, не полковник, то старой мухи полюбовник”.

Американцы аплодировали и заставляли М. Ф. бисировать. Во время пения Престония Ивановна подергивала плечами, и казалось, сейчас пустится в пляс.

У Горького была странная особенность: он вообще не любил женского пения. Я знаю только два исключения: это негритянская певица Коретти Арлэ-Тиц, которая ему нравилась не только, когда она пела негритянские или индейские песни, но и русские романсы, и Д. И. Загорская с ее народными песнями.

Но “Песня про комара” в исполнении М. Ф. ему нравилась. Он ухмылялся себе в усы, и ему даже как будто импонировал успех, которым сопровождалась эта песня. Когда появлялся какой-нибудь новый посетитель и американцы уж очень нас забивали своими трюками, Горький говорил:

— Ну‑ка, Маруся, спой про комара. — И мы не уступали американцам пальмы первенства». (Н. Буренин, Поездка А. М. Горького в Америку. Сб. «М. Горький в воспоминаниях современников», М., 1955, стр. 234 – 235.)

В. И. Лихачев
ВМЕСТЕ В НЕЗЛОБИНСКОМ ТЕАТРЕ

[cdlx] Лихачев Василий Ильич — старейший актер русской сцены. Многие годы был ведущим актером театра К. Н. Незлобина.

[cdlxi] {674} … Ее Раутенделейн была сказочной феей. — Газета «Рижский вестник» 3 января 1905 г. писала: «Вчера, 2 января, шло повторение пьесы “Потонувший колокол” Гауптмана. Г‑жа Андреева (Раутенделейн) провела роль свою в высшей степени своеобразно и интересно. Контраст первого действия, где она является наивной дочерью матери-природы, дочерью, не видавшей горя и слез, и последнего — где она является существом исстрадавшимся и измученным вконец страданием своим, был удивительно тонко и последовательно проведен».

О. В. Гзовская
ПРИМЕР МОЛОДЫМ

[cdlxii] Гзовская Ольга Владимировна — известная драматическая, актриса, в труппе Малого театра с 1905 по 1910; Художественного — в 1910 – 1914 и в 1915 – 1917 гг. Была одним из ближайших помощников Станиславского по проведению его «системы» в жизнь, вела занятия с молодежью МХТ и позднее в Оперной студии Большого театра.

Евг. Кузнецов
КОМИССАР ТЕАТРОВ

[cdlxiii] Кузнецов Евгений Михайлович — заслуженный деятель искусств РСФСР, член Союза советских писателей. В первые годы революции работал с М. Ф. Андреевой в Петрограде. Его перу принадлежат многие статьи и книги о театре, цирке, эстраде. В последние годы жизни — ответственный редактор журнала «Советский цирк».

[cdlxiv] Я просила их сообщить о поездке Великорусского оркестра на фронт… — 1 ноября 1918 г. в газете «Жизнь искусства» было напечатана сообщение: «От центрального бюро по организации празднеств годовщины Октябрьской революции. Первый народный великорусский оркестр под управлением В. В. Андреева командируется в двухнедельную поездку сроком со 2 по 16 сего ноября по Северному фронту для участия в торжествах празднования Октябрьской революции, почему все лица и учреждения, где состоят на службе артисты названного оркестра, по предъявлении ими удостоверения об участии в упомянутой поездке обязаны предоставить им отпуск на указанное время. Член центрального бюро Мария Андреева».

[cdlxv] Она возглавила редакционную коллегию… — Членом редколлегии газеты «Жизнь искусства» Андреева была в течение длительного времени (1919 – 1920 гг.).

[cdlxvi] … зачитал разработанный им план создания таких инсценировок… — Речь идет о докладе Горького на заседании Большого Художественного совета Отдела театров и зрелищ Петрограда, состоявшемся 3 марта 1919 г. под председательством М. Ф. Андреевой («Жизнь искусства», 6 марта 1919 г.).

[cdlxvii] Он был воздвигнут с поистине сказочной быстротой… — Имеется в виду работа Андреевой по созданию своеобразного театра для массового празднества в честь открытия домов отдыха для трудящихся Петрограда. По этому поводу в газете «Вестник театра» была напечатана статья «Под открытым небом»: «Массовая постановка под открытым небом! Кто говорит, что задача не заманчивая, не острая, не увлекательная и не своевременная как раз сегодня, но в точно такой же мере задача трудная, опасная, скользкая, требующая изобретательности, оригинальности, “неповторности”. […] “Блокада России” — первое {675} представление на амфитеатре, связанное с именами М. Ф. Андреевой как организатора постановки, С. Э. Радлова как автора сценария и режиссера постановки и художницы В. М. Ходасевич как ближайшего участника осуществления постановки. “Блокада России” оказалась такой удачной благодаря правильности подхода к теме, взятого Радловым, благодаря крайне удачному развертыванию действия. […] На амфитеатре было исключительно вдохновенно; казалось, что нет ни участвующих, ни зрителей, все слилось в едином волнении». — «“Самое главное — именно это наш новый театр, где нет личности, а действуют только массы, где нет индивидуума, а только многоликий коллектив” и т. д. до бесконечности. Такова оценка критиков, посвятивших массовым постановкам много статей» («Вестник театра», 22 октября 1920 г.)

И. И. Комаровская
ГОДЫ ДРУЖБЫ

[cdlxviii] Комаровская Надежда Ивановна, окончив школу Московского Художественного театра, начала свой творческий путь драматической актрисы в Киеве. Затем играла в Москве в театре Корша, в Малом и Камерном театрах. В 1919 г. Н. И. Комаровская вступила по приглашению Андреевой в труппу Большого драматического театра. В этом театре она занимала положение ведущей актрисы и являлась членом Художественного совета. Первая роль Комаровской в БДТ — Эмилия в спектакле «Отелло».

В 1929 г. за выдающиеся заслуги в развитии советского искусства Н. И. Комаровской было присвоено звание заслуженной артистки РСФСР.

[cdlxix] … задались целью создать молодежный театр Революции… — В Архиве Наркомпроса сохранилась записка, посланная Комаровской по этому поводу Луначарскому: «Уважаемый Анатолий Васильевич! Будьте добры, назначьте мне время, чтобы поговорить с Вами о нашем уже сложившемся театральном плане; очень нужен Ваш художественный совет. С уважением И. Комаровская. 15 марта 1919 г.» (ЦГАОР, ф. 2306, оп. 2, д. 358).

Лев Никулин
ТОВАРИЩ АНДРЕЕВА

[cdlxx] … я знал замечательный портрет Репина… — Имеется в виду портрет М. Ф., являющийся ныне собственностью семьи И. М. Москвина. И. Е. Репин знал Марию Федоровну с детства и, как вспоминает об этом Т. Л. Щепкина-Куперник, он «писал и рисовал М. Ф., когда ей было восемь лет, десять, двенадцать… Когда ей было пятнадцать лет, он делал с нее донну Анну — для иллюстрации к “Каменному гостю” Пушкина. Последний ее портрет он написал в 1905 году в Финляндии. У М. Ф. с сестрой была дача в Финляндии, там же, где и репинские Пенаты. Там жил и работал Горький. Соседи и старые знакомые часто виделись, и Репин взялся писать портрет М. Ф. маслом» (Т. Л. Щепкина-Куперник, О Репине и его некоторых моделях, в сб. «Художественное наследство. Репин», т. II, М.‑Л., 1949, стр. 276). Тогда же Репин приступил к написанию совместного портрета Горького и М. Ф. Андреевой.

[cdlxxi] {676} … Андреева была одним из основателей петроградского Военно-театрального комитета… — Имеется в виду комитет, организованный на основании приказа по Петроградскому военному округу. В задачи его входило: составление репертуара, устройство концертов и спектаклей для Красной Армии, организация показательных театральных студий («Красная газета», 2 марта 1920 г.). См. об этом воспоминания Е. М. Кузнецова.

Н. Ф. Монахов
[ОСНОВАТЕЛЬНИЦА БОЛЬШОГО ДРАМАТИЧЕСКОГО ТЕАТРА]

[cdlxxii] Воспоминания Н. Ф. Монахова даются в извлечениях по его книге «Повесть о жизни», Л.‑М., 1961.

[cdlxxiii] … я поехал в Москву с мандатом от Отдела театров и зрелищ… — Упоминаемый мандат за подписью М. Ф. Андреевой экспонируется в музее БДТ им. М. Горького, текст его воспроизводим: «30 октября 1918 г. Петроград. Удостоверение. Дано сие в том, что главный режиссер “Особой Драматической труппы” Отдела театров и зрелищ Союза коммун Северной области Николай Федорович Монахов уполномочен Отделом театров и зрелищ на ведение в Москве переговоров с артистами на предмет приглашения их на службу в означенную труппу и заключения предварительных условий. Комиссар Мария Андреева».

[cdlxxiv] … с визитом у основательницы Большого драматического театра М. Ф. Андреевой… — Имеется в виду посещение Андреевой в Москве, связанное с 15‑летием Государственного Большого драматического театра имени М. Горького, которое отмечалось 12 марта 1934 г. Почетным председателем юбилейного комитета был А. М. Горький, членами его — К. С. Станиславский, М. Ф. Андреева и представители от театральной и советской общественности.

Приводим краткие воспоминания Е. А. Желябужской о совместной работе и встречах Монахова и Андреевой до революция и об исполнении М. Ф. роли Дездемоны в упоминаемом Монаховым спектакле «Отелло».

«В сезоне 1913/14 года моя мать — М. Ф. Андреева — входила в состав труппы Свободного театра, художественным руководителем которого был К. А. Марджанов. Планы театра были самые широкие, намечалось ставить драму, комедию, трагедию, оперетту, даже пантомиму. Первое ее выступление предполагалось в роли Катарины в “Укрощении строптивой” Шекспира. Роль Петруччо должен был играть Н. Ф. Монахов. Собственно говоря, Николай Федорович только затем и пошел в Свободный театр, в который, если не ошибаюсь, он вложил и свои средства, чтобы осуществить заветную мечту уйти с опереточной сцены. Роль Петруччо, персонажа высокой комедии, он избрал как переходную к ролям драматического репертуара.

Но комедия Шекспира так и не увидела света рампы в Свободном театре. Дело не дошло даже до репетиций, были только считки сцен Петруччо с Катариной у нас на дому. Считки проходили без грима, без мизансцен, но это было так весело, так живо, так молодо, так ново! Мы с Николаем Александровичем Румянцевым (администратором МХТ) подавали реплики за других персонажей. Часто мы забывали подать ту или иную реплику, слушая их. Толкование пьесы было совсем иным, чем общепринятое: не “укрощение”, а веселая “игра” двух молодых, остроумных, нравящихся друг другу людей.

{677} Николай Федорович приходил к нам почти всегда, когда не был занят на репетициях “Сорочинской ярмарки”.

Свободные вечера мама использовала, чтобы бывать в театрах и концертах. Одно посещение оперы осталось особенно памятным благодаря тому, что последовало за ним. Шел дневной спектакль “Севильский цирюльник” с участием Шаляпина, причем во втором действии, перед арией о клевете, в зал вдруг дали полное освещение. Впоследствии выяснилось, что свет дали по просьбе Федора Ивановича, который был в тяжелом настроении. Темный провал зала с неопределенными пятнами лиц нервировал его. При свете его ободряло и поддерживало выражение лиц зрителей, особенно таких друзей, как мама. Мы с ней сидели в одном из первых рядов.

Спектакль был парадный, съехалась “вся Москва”, светская, чиновная, купеческая: дамы в дорогих туалетах сверкали бриллиантами. Мама была в простом платье из белого шифона, падающего свободными складками, как туника. Без всяких бриллиантов и мехов, она выделялась среди этих разряженных дам — так прекрасно и одухотворенно было ее лицо, обаятельна улыбка и взгляд ее ореховых глаз.

Поело спектакля по приглашению Федора Ивановича мы пошли обедать в “Метрополь”, в один из отдельных кабинетов. Нас было шестеро: Федор Иванович и Николай Федорович с женами, мама и я. Говорили, конечно, Шаляпин, Монахов и мама; мы же трое, особенно я, были на ролях немых статистов.

С тех пор прошло сорок пять лет, и я, конечно, не помню точно, как шел разговор, но сущность его, его основной смысл навсегда остался у меня в памяти.

Федор Иванович, гордость русского искусства, гениальный певец, равного которому не было и нет, и Николай Федорович, также достигший высшего положения в своей области искусства, горько жаловались на то, что они не могут работать в полную меру своих творческих сил. Федора Ивановича сковывали тесные рамки императорской сцены, Николая Федоровича — глупость и пошлость оперетты.

Федор Иванович — как и большинство певцов — всегда боялся потерять голос и мечтал попробовать свои силы в драме. Сочувствуя ему всей душой, мама, однако, относилась несколько скептически к возможности такого перехода с оперной сцены на драматическую. Она считала, что Федору Ивановичу всегда будет мешать привычка к медленным и ритмическим движениям, к связанности жеста с музыкой.

Это мнение я слышала от нее неоднократно впоследствии, а в тот вечер она, чуткая и отзывчивая, сочувственно говорила о мечте Федора Ивановича, намечала с ним роли я образы, которые он мог бы создать в драме. Но куда же перейти? Нет такого театра, где бы Шаляпин мог играть те роли, которые ему созвучны, создавать те образы, которые он вынашивал в душе.

Николай Федорович жаловался на то, что вынужден тратить свои силы на пошлость. В Свободном театре он надеялся создать что-либо более высокое, а приходится играть опять в оперетке, опять комическую роль, хотя и в “Сорочинской ярмарке”:

— Нет театра, негде играть!

И вот тогда, мне кажется, впервые зародилась идея театра трагедии, театра высокой романтической драмы, театра, который должен был учить и воспитывать зрителя, нести ему лишь самые высокие образцы драматической литературы.

Николаю Федоровичу удалось осуществить свои планы, когда был создан (в советские годы) Большой драматический театр, ныне носящий {678} имя Алексея Максимовича. Федор Иванович так и умер, не осуществив своей мечты, а мог бы.

К сожалению, я теперь не могу уже восстановить более подробно разговор в “Метрополе”. Помню только впечатление, потрясшее меня, тогда совсем юную девушку, когда эти два “любимца публики”, достигшие вершин, каждый в своей области, по выражению мамы, буквально “выпи волками”, проклиная безвременье русской сцены в предреволюционной России.

 

* * *

Говоря о толковании мамой ролей, мне кажется, в первую очередь следует отметить, что все ее героини — живые, живо чувствующие и глубоко переживающие женщины. Ее толкование ролей классического репертуара более близко к современному, чем других актрис ее времени, так как сама она далеко ушла вперед.

Дездемона, в толковании мамы, была живая, страстная итальянка, чистая, горячо любящая и по-земному влюбленная в Отелло. Этот образ был понятен, ярок, более жизненный, более впечатляющий для живых людей, не эстетов.

Я была на спектакле “Отелло” в Большом драматическом театре, поставленном для какого-то профессионального союза, кажется текстильщиков. Театр был заполнен работницами — не нынешними советскими работницами, которые окончили среднюю школу, много читали и знают, для которых кино, театр, музеи не редкость; нет, это были по большей части неграмотные или в лучшем случае полуграмотные женщины в томных платках, многие уже пожилые или кажущиеся такими. Женщины, которые и слыхом никогда не слыхали ни о Шекспире, ни тем более о Венеции дожей. Но образ любящей и страдающей женщины был для них понятен, родной, свой.

Сидит рядом со мной такая работница, глаз не сводит со сцены, ее натруженная, морщинистая рука уголком головного платка вытирает слезы, чтобы не мешали смотреть, и она тихо причитает:

— Голубушка ты моя, ах, бедная ты моя, ну вот, всегда так нашей сестре бывает…

Дездемона, дочь Брабанцио, в исполнении мамы воспринималась этой пожилой работницей, прошедшей нелегкую, горестную трудовую жизнь, как родная сестра!

В театре плакали многие, особенно когда актриса своим чарующим голосом запела про “Ивушку, ивушку, иву”. Такая печаль, нежность, любовь звучали в этом голосе, что, сознаюсь, я, которая подавала реплики маме, когда она учила эту роль, которая десятки раз слышала песню про ивушку, вдруг почувствовала, как спазма сжала горло и слезы невольно покатились из глаз.

К сожалению, мне не пришлось видеть маму в роли леди Макбет — меня в то время не было в Петрограде. Но об ее исполнении пишет в своих воспоминаниях Ю. М. Юрьев, игравший Макбета. Есть отзывы и других компетентных лиц.

Образ леди Макбет занимал маму еще с тех пор, когда, переехав яз Тифлиса в Москву (в 1893 г.), она начала брать уроки сценического искусства у выдающейся актрисы Малого театра, тогда уже ушедшей на покой, Надежды Михайловны Медведевой.

Занятия происходили утром, и однажды, когда у Н. М. Медведевой как. раз собрались ученицы, к ней приехала Мария Николаевна Ермолова, работавшая в то время над ролью леди Макбет. Роль давалась ей с трудом, Ермолова была недовольна собой и приехала просить {679} совета и помощи у старшего товарища. Надежда Михайловна предложила ей прочесть сцену, когда леди Макбет пытается во сне смыть кровь с руки.

Мария Николаевна прочла — Надежда Михайловна молчит, качает головой.

Мария Николаевна прочла опять, иначе. Нет, не то. Прочла еще раз…

Вдруг Надежда Михайловна поднялась с кресла. — Да нет, Машенька, не то. Я объяснять-то не умею, ты смотри!

Взяла что-то в руки вместо подсвечника — и вдруг, на глазах потрясенных учениц, исчезла старая, грузная, накрашенная женщина — леди Макбет, сомнамбула, шла по комнате, тревожно потирая руку.

Прочла сцену — холодная дрожь волнения, говорила мама, пробежала по спине: так просто, так сильно, так страшно было исполнение.

Для мамы Н. М. Медведева на всю жизнь осталась образцом истинно проникновенного реалистического сценического искусства, одним из дорогих воспоминаний ее жизни». (Воспоминания написаны Е. А. Желябужской для настоящего сборника.)

Ю. М. Юрьев
[АНДРЕЕВА В РОЛИ ЛЕДИ МАКБЕТ]

[cdlxxv] В своих мемуарах («Записки», М., 1948) Юрьев несколько раз говорит об Андреевой актрисе, комиссаре театров. Нами взят из этой книги лишь фрагмент об их совместной игре в спектакле «Макбет». Для характеристики отношения Юрьева к Андреевой воспроизводим здесь еще один отрывок из его книги:

«Еще в первый сезон моего пребывания в Александринском театре, а именно в 1893 году, я не раз встречался с Марией Федоровной на интересных “субботниках” в доме ее отца Федора Александровича Федорова-Юрковского, тогда главного режиссера Александринского театра. Мария Федоровна, если не ошибаюсь, еще не была тогда профессиональной артисткой, а только пробовала свои силы в спектаклях Московского Общества искусства и литературы — своего рода alma mater Константина Сергеевича Станиславского. Когда же организовался Московский Художественный театр, она вступила в его труппу и, обладая прекрасными сценическими данными и большой общей культурой, заняла там весьма видное положение. Но, увлеченная Алексеем Максимовичем Горьким, она покинула сцену и вместе с Горьким уехала за границу.

В продолжение всего этого периода мне не приходилось с нею встречаться, и только спустя много лет, весной 1918 года, я случайно повстречался с Марией Федоровной на Невском, близ Публичной библиотеки… В беседе с М. Ф. Андреевой речь зашла и о нашем только что прошедшем в цирке “Царе Эдипе”. И я тут же поведал ей о дальнейших моих планах создания “Театра трагедии”. М. Ф. Андреева в высшей степени заинтересовалась идеей проектировавшегося мною театра, и мы сами того не заметили, как, стоя среди снующей взад и вперед толпы, проговорили с ней на эту тему, пожалуй, никак не менее получаса.

Нельзя сказать, чтоб место для нашего разговора было очень подходящее, — и мы решили продолжить нашу беседу уже не на ходу, чтоб более подробно ознакомить М. Ф. Андрееву с тем, как я представляю себе в перспективе будущее театра и что я намерен предпринять {680} для реализации его. Для этой цели М. Ф. Андреева пригласила меня к себе — было решено встретиться в ближайшие дни.

… При первой же встрече с М. Ф. Андреевой на Невском по нескольким заданным ею вопросам я понял, что она нащупывает реальную почву для задуманного мною театра, и почувствовал, что ей далеко не чужды организаторские способности, что вскоре же, будучи назначенной заведующей Петроградским театральным отделением Комиссариата просвещения, она блистательно и доказала, имея в своем ведении все театры Петрограда (за исключением трех академических, которыми в то время руководил И. В. Экскузович)».

Н. В. Петров
В ПАМЯТИ СЕРДЦА

[cdlxxvi] В годы гражданской войны Петров был связан с Андреевой по работе в театре. Сохранилось удостоверение, выданное 7 декабря 1918 года Марией Федоровной Петрову в том, что он назначается инструктором «по организации и инспектированию театрального дела на территории Олонецкой губернии». У бывшего секретаря А. В. Луначарского Ю. Н. Гинзбург имеется записка Андреевой: «Родная моя, милая девочка Юна! Посылаю Вам на попечение Николая Васильевича Петрова. Помогите ему чем только можно. Напишите мне, как идут у Вас дела. О наших расскажет Н. В. Целую Вас неясно. Ваша М. А. 16/VIII‑919». У Н. В. Петрова хранится, как память о совместной работе с Андреевой, ее фотография в роли графини де Бюри в пьесе «Дантон» М. Левберг с надписью: «Милому товарищу по сцене Николаю Васильевичу Петрову на добрую память о Марии Андреевой. 23/Х‑919 г.»

[cdlxxvii] … готовилась грандиозная массовая постановка… — Речь идет о постановке, состоявшейся 19 июня 1920 г. В «Петроградской правде» 7 июля 1920 г. было объявлено, что для осуществления постановки в честь Второго конгресса III Интернационала образована комиссия пяти под председательством М. Ф. Андреевой. Из информации петроградских газет известно также, что «для составления проекта сценариума и инсценировки» привлекались: Горький, Блок, Шаляпин, Юрьев, Максимов, Экскузович, Глазунов, Купер, Бенуа, Гинцбург, Щуко и другие.

П. С. Заславский
Я УЗНАЛ О НЕЙ В НАРЫМСКОЙ ССЫЛКЕ

[cdlxxviii] Заславский Петр Савельевич — член КПСС с 1905 г., активный участник первой русской революции; неоднократно арестовывался, сидел в тюрьмах и высылался в Нарымский край и Вологодскую губернию. После Октябрьской революции — на руководящей работе в Петрограде, Москве, Иваново-Вознесенске и других крупных городах. Ныне — персональный пенсионер.

Н. А. Луначарская-Розенель
ЖЕНЩИНА БОЛЬШОЙ СУДЬБЫ

[cdlxxix] Луначарская-Розенель Наталья Александровна — драматическая актриса, жена А. В. Луначарского. С 1921 г. работала в Центральном театре для детей и в студии им. А. М. Горького; с 1923 по 1939 г. — в Малом {681} театре, одновременно снималась в фильмах: «Месс-Менд», «Медвежья свадьба», «Саламандра», в двух фильмах в Германии и др. В ее переводах шли пьесы: «Перед заходом солнца» Гауптмана, «Где зарыта собака» Б. Франка, «Кто убил» Л. Вернейля.

М. Н. Алейников
ЕЩЕ ОДНА ГРАНЬ

[cdlxxx] Алейников Моисей Никифорович — старейший деятель дореволюционного и советского кино.

Воспоминания М. Н. Алейникова посвящены не исследованной до настоящего времени работе М. Ф. Андреевой в области развития советского кино.

[cdlxxxi] … негативы фильмов художественного коллектива «Русь»… — Речь идет о фильмах коллектива, возникшего на базе кинофабрики М. С. Трофимова «Русь». После национализации кинопромышленности Наркомпрос передал фабрику коллективу ее сотрудников, в состав правления входили: М. Н. Алейников, Ю. А. Желябужский, А. А. Санин, Н. Е. Эфрос.

[cdlxxxii] … приглашение от фирмы Тиман и К^о сниматься. — Речь идет о первом выступлении Андреевой в качестве киноактрисы. В своих воспоминаниях народный артист СССР В. Р. Гардин, характеризуя тяжелое состояние кинопроизводства (1915 – 1916), пишет: «Не помогла широковещательная реклама о постановке “Евгения Онегина”, не выручал и мистический репертуар: “Цветы неба и земли”, “Сильный человек” Пшибышевского. Лишь выступление на экране в фильме “Ничтожные” по роману Нагродской, артистки Художественного театра Марии Федоровны Андреевой смогло заинтересовать широкие круги московского театрального зрителя.

Знакомство с ней оставило в моей памяти прочный след. Я не встречал в своей жизни более простой, общительной и умной собеседницы. Не говоря уже о театральных делах, М. Ф. Андреева была в курсе всех политических событий. Совместная жизнь с Алексеем Максимовичем дала ей большую эрудицию в литературоведении. Почти не было такого вопроса, который Мария Федоровна Андреева не могла бы всесторонне осветить. Кинематография заинтересовала ее как искусство будущего» (В. Р. Гардин, Воспоминания, т. 1, 1912 – 1921, М., 1949, стр. 123).

[cdlxxxiii] … вместе с ней в ателье Тимана начинает работать ее сын Юрий… — Ю. А. Желябужский участвовал как кинооператор в съемках фильма «Ничтожные» (по роману Е. А. Нагродской «Борьба микробов»), в котором Мария Федоровна исполняла главную роль. По окончании съемок фильма Желябужский писал матери 29 мая 1916 г.: «“Микробов” мы кончили. Видел я все негативы, ты вышла хорошо как с фотографической точки зрения, так и со стороны игры» (Архив А. М. Горького).

Мария Федоровна живо интересовалась творческой деятельностью сына. Вспоминая о том, как Ю. А. Желябужский демонстрировал одну из первых своих работ (фильм о разработке торфа) в присутствии Ленина и давал объяснения по фильму, она писала Н. Е. Буренину: «Владимир Ильич остался очень доволен выступлением Юрия и, проходя мимо меня, весело мне шепнул: “А?! Юрий-то наш — каково?!”» (Архив А. М. Горького).

{682} А. М. Деборин
ЧЕЛОВЕК ДОЛГА

[cdlxxxiv] Деборин Абрам Моисеевич — советский философ и историк, академик, многие годы член Президиума Академии наук СССР. Из сохранившихся у Деборина писем Андреевой видно, что их связывала дружба, сложившаяся в годы работы Марии Федоровны в Доме ученых.

[cdlxxxv] Из ее писем ко мне видно, как тяжело она переживала вынужденный отъезд. — И в письмах к другим лицам, посланных из Казахстана в годы Великой Отечественной войны, М. Ф. также говорила о своем стремлении выбраться из далекого тыла в Москву, где она могла бы отдать свои силы большому делу. В частности, в письме к одному из старейших членов Коммунистической партии М. Л. Сулимовой находим такие строки:

«Дорогая Мария Леонтьевна! Давно уже собираюсь написать Вам это письмо и все откладывала его, так как уж очень тяжело у меня на душе и не с кем мне поговорить, не с кем поделиться думами моими. Поймете ли Вы меня? Дойдет ли до Вас написанное короткими словами, так много передуманное и мучительно пережитое? Хочется верить и надеяться, что дойдет.

… Трудно мне было уехать из Москвы, ох как трудно! Мучительно ехать было, не трудно, ехали эшелоном и люди в пути, не знаю почему, трогательно заботились обо мне, — но мучительно душевно! Жить здесь также мучительно было, есть и будет, пока не вернусь в Москву, какие бы окружающие условия ни были.

Делала и делаю все, что могу, чтобы не прожить и здесь впустую, но все это суррогат. Понимаете? Оттого я и похудела на 24 кило, даже больше, и все худею, стала совсем старухой, мало на себя похожей. Смешно говорить об этом в такие годы, как мои, но Вы поймете, что состарили меня не годы, а то, что я в далекому тылу…

… Будьте здоровы, друг мой и старый товарищ Мария Леонтьевна!» (7 июня 1942 г. Боровое. Письмо хранится у адресата).

Таким же настроением проникнуто письмо М. Ф. работнику Дома ученых К. К. Борелю: «Хотелось бы поскорее быть в Москве на работе! Здесь не сижу, конечно, без дела, но ах как трудно мне сидеть в тылу!» (16 апреля 1942 г. Боровое. Письмо хранится у адресата).