Дневник поэта-молодожена (1916)

Вечные мгновения (1916–1917)

 

90 [27]

 

 

(Мадрид, 20 января)

 

Гвоздь потоньше, гвоздь потолще…

Что с того, какой войдет?

Как ни бейся, мое сердце,

а картина упадет.

 

Перевод А. Гелескула

 

91

 

 

(20 февраля)

 

Тебя, как розу,

я растерзал, отыскивая душу,

и не нашел ее.

Но все вокруг,

весь окоем и все за окоемом —

и море, и земля —

все налилось

живительным и смутным ароматом.

 

Перевод А. Гелескула

 

Молчание

 

 

Ни разу до этой минуты

так тяжко не падало слово

«молчи» —

словно рот забивая

землею…

До этой минуты,

когда так напрасно я ждал,

что ты мне ответишь,

болтунья!

 

Перевод А. Гелескула

 

93. Ну, наконец!

 

 

(20 июня, четыре утра)

 

Луна, еще не снятая с мели,

слепит

ночную половину моря,

темно-лилового, где, полные норд-вестом,

темно-лиловые разбухли паруса,

отсвечивая розою востока…

Посеребревший маленький маяк

выкрикивает трижды:

— Земля! Земля! Земля!

 

Опять земли.

Последняя. И первая. Моя.

Земля!

 

Перевод М. Самаева

 

94

 

 

Камень вчерашнего дня

брось и усни. И опять

он возвратится к тебе

утренним солнцем сиять.

 

Перевод Н. Ванханен

 

95

 

 

Впервые она предстала

в одеждах белее снега, —

я, словно мальчишка, влюбился.

 

Менять принялась наряды:

один роскошней другого,

я стал ее ненавидеть.

 

Затем предстала царицей

в сверканье камней драгоценных, —

я был вне себя от гнева.

 

…Но стала она раздеваться.

И я тогда улыбнулся.

 

Осталась она в тунике —

прекрасна и непорочна.

И вновь я в нее влюбился.

 

Но вот сняла и тунику,

она впервые — нагая…

О страсть моей жизни, поэзия —

нагая, моя — навеки!

 

Перевод В. Андреева

 

96

 

 

Сегодняшняя правда

была настолько ложью,

что так и не смогла осуществиться.

 

Перевод А. Гелескула

 

97

 

 

Я снова у мостá любви,

соединяющего скалы,

свиданье вечно, тени алы —

забудься, сердце, и плыви.

 

— Мне за подругу вода речная:

не изменяясь, не изменяя,

она проходит, и век не минет,

и покидает, и не покинет.

 

Перевод А. Гелескула

 

98

 

 

Твой сон — как мост в ночных просторах,

ты по нему бредешь в тиши.

Внизу — как сновиденье — шорох

не то воды, не то души.

 

Перевод П. Грушко

 

99

 

 

Я узнал его, след на тропинке,

по тому, как заныло сердце,

на которое лег он печатью.

 

И весь день я искал и плакал,

как покинутая собака.

 

Ты исчезла… И в дальнем бегстве

каждый шаг твой ложился на сердце,

словно было оно дорóгой,

уводившей тебя навеки.

 

Перевод А. Гелескула

 

100

 

 

Не торопись, поскольку все дороги

тебя ведут единственно к себе.

 

Не торопись, иначе будет поздно,

иначе твое собственное «я»,

ребенок, что ни миг — новорожденный

и вечный,

не догонит никогда!

 

Перевод А. Гелескула

 

Нищета

 

 

— Хотя бы отзвук птицы,

заглохший на лету!

 

— Забытый запах розы

в заботливых глазах!

 

— И синий отсвет неба,

погасший на слезах!

 

Перевод А. Гелескула

 

102

 

 

Явилась черная дума,

как будто бы птица ночи

в окно среди дня влетела.

 

Как выгнать ее — не знаю!

 

Сидит неподвижно, молча,

цветам и ручьям чуждая.

 

Перевод Н. Ванханен

 

103

 

 

Мимо иду — тополя

песню поют под ветром;

и каждый, и каждый, когда прохожу, —

о любовь! — забвенье

и воскрешенье другого.

 

Один только тополь, один — о любовь! —

поющий!

 

Перевод В. Андреева

 

Песенка

 

 

Душу мне солнце заката

озолотило вчера.

Золото вынул я ночью,

глянул. Одна мишура!

 

Сердцу луна на рассвете

бросила горсть серебра.

Двери я запер наутро,

глянул. Одна мишура!

 

Перевод А. Гелескула

 

Мертвый

 

 

Остановились чаши на весах:

одна в земле,

другая в небесах.

 

Перевод А. Гелескула

 

106

 

 

Я знаю, наверно, —

я вечности древо

и кровью моею

накормлены звезды,

а птицы в листве —

мои сны и мечты.

И если паду я,

подрубленный смертью, —

обрушится небо.

 

Перевод М. Самаева

 

107

 

 

Я не я.

Это кто-то иной,

с кем иду и кого я не вижу

и порой почти различаю,

а порой совсем забываю.

Кто смолкает, когда суесловлю,

кто прощает, когда ненавижу,

кто ступает, когда отступаюсь,

и кто устоит, когда я упаду.

 

Перевод А. Гелескула

 

108

 

 

Я как бедный ребенок,

которого за руку водят

по ярмарке мира.

Глаза разбежались

и столько мне, грустные, дарят…

И горше всего, что уводят ни с чем!

 

Перевод А. Гелескула

 

109

 

 

О да! С усилием густую крону

природы лбом раздвинуть пред собой.

И, дав своим раздумьям больше света,

навеки заключить их в круг иной,

расширенный!..

Чтоб бесконечность эта,

оставшаяся вне, была такой,

как улица пустая в день воскресный:

безмолвной, неживой, неинтересной

и духу озаренному —

чужой.

 

Перевод Н. Ванханен

 

110

 

 

Давно уже созрело мое сердце,

и для него — что петь,

что умирать.

 

Как чистая страница

для дум и сновидений,

раскрыта книга жизни,

раскрыта книга смерти.

 

И в той, и в этой — вечность, мое сердце.

 

Одна и та же. Пой и умирай.

 

Перевод А. Гелескула

 

 

Камень и небо (1917–1918)

Поэзия (1917–1923)

Красота (1917–1923)

 

Рассвет

 

 

(Пять часов)

 

Младенец заплакал…

Мирозданья вершины

на рассвете плача!

И крик петушиный.

 

Младенец заплакал…

Всего мирозданья

детские губы!

И холод ранний.

 

Перевод Н. Горской

 

112

 

 

На целый день

я отдаю мое сердце:

матери — розой,

морю — любовью,

славе — печалью…

 

Ночь на дворе,

а сердце мое, непослушный ребенок,

еще не вернулось.

— Спи, сынок, — шепчет мама.

Я улыбаюсь и уже засыпаю,

а его еще нет.

А утром:

— Сынок, полежал бы еще… —

Каким криком радости ты, мое сердце, во мне

теснишься за миг до того, как уйти!

 

Перевод М. Самаева

 

Смерть

 

 

Завороженно

— на воскресном солнце —

глядели в пустоту калейдоскопа

твои большие черные глаза.

 

И вот они, печальные, закрылись…

 

И ты теперь — пустой калейдоскоп,

душа твоя полна цветных узоров,

и, глядя вглубь, ты с них уже не сводишь

зрачков, завороженных навсегда!

 

Перевод А. Гелескула

 

Моря

 

 

Я чувствую, что в темной глубине

мой парусник на что-то натолкнулся

огромное…

И только. Ничего

не происходит! Волны… Тишина…

 

— А если все уже произошло

и, безмятежных, нас переменило?

 

Перевод А. Гелескула

 

Ночь

 

 

Крик среди моря!

 

Чье сердце, ставши волной, — о волны грусти! —

в море кричало? Голос, откуда голос?

Какие крылья тебя занесли в пучину?

 

…Каждый вал тебя увлекает, и — вал рассекая грудью,

острей, чем плавник дельфина, — ты снова исходишь

криком:

хрипом, хрипом, хрипом…

О, крыльев парус бессильный! На крыльях ласточки

хрупкой

все дальше, все глубже, глубже, глубже…

 

Крииик среди моооря!..

 

Разве поможет звездное эхо?

 

Крииииик среди моооооря!..

 

Перевод Н. Горской

 

116

 

 

Светозарная бабочка,

но красота исчезает, едва прикасаюсь

к розе.

 

Слепец, я бегу за ней…

Пытаюсь поймать…

 

И в моей руке остается

очертанье исчезновенья.

 

Перевод В. Андреева

 

Ноктюрн

 

 

Моя слеза и звезда

друг с другом слились, и в мире

стало больше одной слезой,

стало больше одной звездой.

 

Я ослеп, и ослепло

от любви небо,

переполненное до края

жалобой звезд, блеском слез.

 

Перевод В. Михайлова

 

Настоящее

 

 

Необъятное сердце

в ежедневном сиянии солнца

— дерево, шелестящее пламенем листьев, —

апельсин синевы небесной!

 

Да станет истина дня — великой!

 

Перевод В. Андреева

 

119

 

 

Был ее голос отзвуком ручья,

затерянного в отсветах заката,

или последним отсветом закатным

на той воде, которая ушла?

 

Перевод А. Гелескула

 

Любовь

 

 

Мое сердце —

словно свинцовая туча,

сожженная пламенем заката;

сжавшееся, потемневшее от боли,

пронзенное — светом, пламенем, золотом!

 

Перевод В. Андреева

 

Вечер

 

 

Блуждая средь равнин

в закатном золоте, мне говорит душа,

что с миром я — един!

 

Перевод В. Андреева

 

Бессонница

 

 

Ночь проходит, как черный бык, —

глыба мрака и страха с траурной шкурой, —

оглашая округу ревом, подобным буре,

сражая измученных и усталых;

и приходит день — белокурый,

жаждущий ласки ребенок малый,

который за далью где-то,

в обители тайны,

где встречаются все концы и начала,

поиграл мимоходом

на лугах заповедных,

полных тени и света,

с уходящим быком.

 

Перевод Н. Горской

 

123. Могерские [28]  рассветы

 

 

Тополя-изваянья

серебрятся в тумане!

А неприкаянный ветер,

скользя над темным заливом,

колышет в размытой дали

землетрясеньем сонливым

розовую Уэльву[29]!

В сиром жемчужном просторе

над Ла-Рáбидой[30] смутной,

где ночь покидает море, —

в рассветной остуде хмурой,

за соснами над лагуной,

в рассветной остуде белой —

сияющий образ лунный!

 

Перевод П. Грушко

 

124

 

 

Поэзия! россыпь росы,

рожденная на рассвете!

прохлада и чистота

последних на небосводе

звезд — над свежею правдой

утренних первых цветов!

 

Поэзия! зерна росы!

посеянное на земле небо!

 

Перевод Г. Кружкова

 

125

 

 

Пой, голос мой, пой!

Ведь если о чем-то

ты умолчал,

ты ничего не сказал!

 

Перевод Г. Кружкова

 

Бессонный

 

 

Глазам, что бессонны,

быть может, я сон верну

у морей отдаленных.

 

Вдали от морей соленых

я не сомкну

моих глаз бессонных.

 

Плачи и стоны

слились в волну

желаний неутоленных.

 

Печалью бездонной

наполнили глубину

бессонницы перезвоны.

 

Не навеет влюбленным

любви новизну

ветер неугомонный.

 

Ветер неугомонный!

Позволь отойти ко сну

у дальних морей соленых!

 

Перевод Н. Горской

 

127

 

 

К тебе я в сон закрался,

чтобы найти, притихшая вода,

твоих глубин невиданные клады.

 

И я почти нашел, почти нашел —

там, в отраженье звездном

небес, таких высоких и прозрачных, —

нашел… Но захлебнулся твоим сном!

 

Перевод А. Гелескула

 

128

 

 

Что с музыкой,

когда молчит струна,

с лучом,

когда не светится маяк?

 

Признайся, смерть, — и ты лишь тишина

и мрак?

 

Перевод А. Гелескула

 

Одинокий друг

 

 

Ты меня не догонишь, друг.

Как безумец, в слезах примчишься,

а меня — ни здесь, ни вокруг.

 

Ужасающие хребты

позади себя я воздвигну,

чтоб меня не настигнул ты!

 

Постараюсь я все пути

позади себя уничтожить, —

ты меня, дружище, прости!..

 

Ты не сможешь остаться, друг…

Я, возможно, вернусь обратно,

а тебя — ни здесь, ни вокруг.

 

Перевод П. Грушко

 

Зеленая птаха

 

 

Я в реку войду,

пойду за водою следом

меж двух берегов зеленых.

 

Взгляну с берегов зеленых,

как все дальше бегу за водою следом,

как сливаюсь я на бегу

с красотой, остающейся на берегу!

Прощайте! Мне уходить не страшно,

оставляя себя в прекрасном!

 

Перевод Н. Горской

 

Родина

 

 

Откуда — лепесток

прозрачный солнца?

Откуда

лоб мыслящий, томящееся сердце?

Откуда — хлынувший неудержимо

поток поющий?

 

Перевод Г. Кружкова

 

132

 

 

Укоренился прочно;

где же они,

твои корни?

В том дне, который наступит,

в завтрашних птицах и травах!

 

Перевод Г. Кружкова

 

133

 

 

Белое облако вдали,

ты мертвое крыло — но чье? —

не долетевшее — куда?

 

Перевод А. Гелескула

 

Юг

 

 

Бескрайняя, жгучая, злая

тоска по всему, что есть.

 

Перевод А. Гелескула

 

Зеленая птаха

 

 

Я — здесь.

Но осталось мое рыданье

у рыдающих горько морей

на побережье дальнем.

 

Я — здесь.

Но бесплодно это свиданье —

у моря осталась душа

рыдающей данью.

 

Я — здесь.

Но вам я другом не стану,

потому что плачет душа

на побережье дальнем.

 

Перевод Н. Горской

 

Утро в саду

 

 

Спит ребенок в коляске…

 

Заливаются птицы.

На дрожащие краски

солнце в листьях дробится.

 

Сколько тянется утро

без конца и без края:

вечность или минуту?

О мгновенном и вечном

и не подозревая,

спит ребенок в коляске.

 

Заливаются птицы…

На дрожащие краски

солнце в листьях дробится.

 

Перевод С. Гончаренко

 

Идеальная эпитафия

 

 

Апрель! Одинокий и голый,

белый мой конь, мой скакун счастливый…

 

Взметнулся, подобно взрыву, и росы

пролил на розы; и камни ворочал

в руслах потоков и напророчил

потопы света и птичьи взлеты.

 

Твой пот, твое задыханье и пена

не по-земному прекрасны…

Скачи же, скачи, о мой конь атласный!

Апрель, апрель, ты вернулся —

белый скакун

растраченной страсти!

 

Взглядом тебя ласкаю, не отрываю

глаз от белой лунности лба,

где сверкает угольно-черный алмаз.

 

Апрель, апрель… Где же твой всадник светлый?

Погибла любовь, погибла, апрель!..

 

Перевод Н. Горской

 

138

 

 

Поймал ли тебя? Не знаю,

тебя ли поймал, пушинка,

или держу твою тень.

 

Перевод А. Гелескула

 

Идеальное море

 

 

Свет маяка —

словно вздох ребенка, который

почти что Бог — до нас едва долетает.

 

…Какие просторы!..

 

И мнится мне,

что зажжен маяк не для

морей зловещих,

а для вечности вéщей.

 

Перевод Н. Горской

 

Музыка

 

 

Внезапно, как взрыв

пронзенной болью души,

страсти струя раздробила

тень — так настежь открыв.

балкон, женщина, в ливне слез,

в наготе, простирает до звезд

порыв умереть ради смерти самой,

безумие жизни преодолев…

 

И — все, не вернется вновь никогда, —

как женщина или вода, —

но останется в нас, взрываясь, дробясь

огнем или отблесками огней, —

до скончания дней.

 

Перевод Н. Горской

 

Песня

 

 

(Серебристый тополь)

 

В выси — птицы пение,

а внизу — ручья.

Ввысь и вниз — стремление,

о душа моя.

 

К звездам — птиц влечение,

а к цветку — ручья.

Ввысь и вниз — смятение,

о душа моя.

 

Перевод Б. Андреева

 

142. Минерва [31]

 

 

Как черная ночь глухая

полнотою мысли моей набухает!

— Все затихает

под сенью тени! —

 

Как проникает темень

в игольное ушко сокровеннейших откровений,

глядя застывшей зеленью звездного взгляда!..

Темень, сова извечных загадок…

 

Перевод Н. Горской

 

Бессонница

 

 

Земля уснула. Я один сейчас —

ее бессонный разум…

 

Когда б она могла,

с несметными богатствами своими,

повиноваться мне! Когда бы вдруг

ум чей-то новоявленный — мой ум —

стал управлять огромным этим телом!

 

О яркий день,

в котором, воплотясь,

томления ночные могут стать

той силою, что движет миром!

Дай мне проснуться завтра на заре

владельцем правды, вечной и свободной!

 

Перевод Г. Кружкова

 

Природа

 

 

Бесконечность моих устремлений —

красота, созиданье, счастье, любовь

сразу становятся мной.

 

И в бесконечность уходят без промедленья.

 

Перевод Н. Горской

 

145

 

 

Немая птаха,

пойманная смертью,

как смотришь на меня ты жалким оком

— чуть розоватым, тусклым угольком —

из-под совиных лап ее незримых,

как смотришь ты… да если бы я мог!

 

Перевод А. Гелескула

 

Розы

 

 

Ты мертва,

почему же печаль, как живая,

из очей твоих смотрит, по-прежнему черных?

 

Неужели на смерть обрекается радость?

И единственно вечное — наша печаль?

 

Перевод А. Гелескула

 

Пристань

 

 

Мы спим, и наше тело —

это якорь,

душой заброшенный

в подводный сумрак жизни.

 

Перевод А. Гелескула

 

Творение

 

 

Изо дня в день —

как тяжек твой заступ, о свет! —

рыть и себя зарывать

в белые недра бумаги…

 

И карабкаться до передышки

в послезакатном…

 

…От белизны бумажного жара,

угольным солнцем сжигаем,

преображенный, взлечу.

 

Перевод М. Самаева

 

 

Все времена года (1923–1936)

 

Цветы в грозу

 

 

Как птицы, цветы взлетают,

сбиваясь по-птичьи в стаи…

Цветы остаются…

(По-птичьи сбиваясь в стаи.)

 

Срываясь во мгле гремучей

под жернов тяжелой тучи,

цветы остаются…

(Под жернов тяжелой тучи.)

 

И, капая белой болью

и красной сочась любовью,

цветы остаются…

(Но капают белой кровью.)

 

Пусть молния блеском алым

их жалит, как алым жалом, —

цветы остаются…

(Их молния жалит жалом.)

 

Пусть гром орудийным залпом

изранит их нежный запах —

цвети остаются…

(Изранен их нежный запах.)

 

А птица грозы боится —

давно улетели птицы.

Цветы остаются…

(Давно улетели птицы.)

 

Как птицы, цветы взлетели,

по-птичьи рассыпав трели.

Цветы остаются…

(По-птичьи рассыпав трели.)

 

Перевод С. Гончаренко

 

Вернусь я

 

 

Вернусь я на землю камнем

и вновь полюблю тебя женщиной.

 

Вернусь я на землю ветром

и вновь полюблю тебя женщиной.

 

Вернусь я на землю волною

и вновь полюблю тебя женщиной.

 

Вернусь я на землю пламенем

и вновь полюблю тебя женщиной.

 

Вернусь я на землю мужчиной

и вновь полюблю тебя женщиной.

 

Перевод М. Самаева

 

Счастье

 

 

Рдеющий мак глядится

в зелень и синеву.

 

С тучкой, кубышкой света,

по небесам плыву.

 

Тополь весело смотрит

в зелень и синеву.

 

Дрозд в ликованье свое

вобрал весь свет и листву.

 

Новая смотрит душа

в зелень и синеву.

 

Перевод М. Самаева

 

Пришедшая звезда

 

 

В апельсине звезда мерцает.

Кто эту звезду достанет?!

 

Приманите ее алмазом,

накройте сетью атласной!

 

На черепице звезда мерцает.

Кто эту звезду достанет?

 

О, как дохнула маем

вечного света мальва!

 

Сквозь ресницы звезда мерцает.

Кто эту звезду достанет?

 

Из травы, из тумана манит…

Осторожно — не то обманет!

 

Над любовью звезда мерцает!

Кто эту звезду достанет?..

 

Перевод Н. Горской

 

Ветер любви

 

 

По верхней ветке иду вершиной

к тебе единой.

 

Поверх деревьев я в вышине,

но верхней ветке иди ко мне,

по самой верхней, зеленой ветке,

где все невечно и все навеки.

 

Поверх деревьев дорогу мéчу

тебе навстречу.

 

Поверх деревьев, минуя сад,

находят счастье лишь наугад,

на верхней ветке, на самой верхней,

где чем надежнее, тем неверней.

 

Поверх деревьев, поверив чуду,

тебя добуду.

 

Меняет ветер в листве тона

так и с любовью, когда трудна.

Любовь и листья в ответ порывам

перемежают прилив с отливом.

 

Поверх деревьев тебя оплáчу,

когда утрачу.

 

Перевод А. Гелескула

 

Утрата

 

 

Бесконечна ночь утраты,

и темна стезя.

Умирающий уходит —

и вернуть нельзя.

 

Он все дальше от надежды

на пути своем.

Но несбыточней надежда

умереть вдвоем.

 

И не легче пригвожденным

и одному кресту.

Все равно уходит каждый

на свою звезду.

 

Перевод А. Гелескула

 

Моя бедная тоска

 

 

То, что стелется, — туман,

а не река.

И волна его растает,

как тоска.

 

То, что реет, — это дым,

а не крыло.

Он редеет — и становится

светло.

 

То, что мучит, — не душа,

 

а только сон.

И все темное развеется,

как он.

 

Перевод А. Гелескула

 

Тихая долина

 

 

Над темной правдой

могильного сна,

как серая роза,

растет тишина.

 

Для крови — обитель,

для веры — исход;

вошла она светом

в молчание вод.

 

И вечно живое

притихло в волне

с людским одиночеством

наедине.

 

Перевод А. Гелескула

 

Это моя душа

 

 

Это не ты среди камыша

журчишь, вода золотая

речная, — это моя душа.

 

Это не птица, спеша

к радуге зеленокрылой, крылья

раскрыла, — это моя душа.

 

Это не ты, сладко дыша,

стала под ветром розовоцветной,

ветка, — это моя душа.

 

Это не ты течешь из ковша

заката, песенный ливень

неодолимый, — это моя душа.

 

Перевод Н. Горской

 

Синее бегство

 

 

Стелется небо в синем беге,

сходит на землю наяву.

Жизнь, окунись и кань навеки

в эту земную синеву!

 

Над погруженным небосклоном

так и стоять бы, как стою.

Высь на земле, лазурь в зеленом!

Только движенье — и в раю!

 

Душа и тело за причалом

и жизнь — как отсвет синих вод.

Это конец, а было началом.

Синее русло! Синий исход!

 

Перевод А. Гелескула

 

Полнота

 

 

Коснуться плеча,

коснуться волны,

коснуться луча,

коснуться стены.

 

Поверхность души

под ласкою рук.

Касание струн

и вечность вокруг.

 

Перевод А. Гелескула

 

Молния

 

 

Вижу я в черных грозах

твою золотую россыпь.

 

Из какого металла

небо тебя ковало?

 

Ты пролилась из розы,

эссенция тучи грозной?

 

Ты со звезды упала,

дрожь красоты небывалой?

 

Молния — блеск мгновенный

женственности нетленной…

 

Девятым магнитным валом

тридевять ты просверкала!

 

И, в дрожь меня бросив,

застыла холодной бронзой…

 

Перевод Н. Горской

 

 

На другом берегу (1936–1942)

Полуденный холм (1942–1950)

Реки, что уходят (1951–1953)

 

161. Реквием [32]

 

 

Когда — в ночи — века являют

всей красоты своей сиянье,

земли глубинное единство

объемлет своды мирозданья.

 

И наша жизнь постичь разгадку

существования стремится:

мы все — равны, мы все — царями

земли. Она одна — царица.

 

Ее бескрайний слышим голос,

огромный лоб ее над нами,

и собраны мы воедино

ее могучими руками.

 

И плоть людская — твердь земная,

и кровь людская — океан,

всех нас ее огонь сжигает,

всем нам единый воздух дан.

 

Она — навеки — вместе с нами,

и мы — навеки — вместе с ней;

за кратость жизни позволяет

узнать о вечности своей.

 

И нас высоким озареньем

земная одаряет твердь.

И нам надеждой: остаемся

в ней, что не знает слова «смерть».

 

Перевод В. Андреева

 

Внезапная страна

 

 

Что за яркий обман —

золотом и темнотою!

 

(В этой плоскости света

можно ли существовать?)

 

Что за игры азартные

у солнца со скалою!

 

(В той излучине мглы —

умирать?)

 

Перевод Г. Кружкова

 

163. Я знаю, откуда птицы…

 

 

Все вечера

и с вечера до утра

пели птицы о птичьих красках.

 

(Не о раскраске

утренних крыльев ясных

в брызгах солнечного серебра.

 

Не о раскраске

вечерних грудок атласных

в искрах солнечного костра.

 

Не о раскраске

полдневных клювов алмазных,

которые вместе с цветами гаснут,

лишь придет ночная пора,

и — как мишура —

не зажигаются до утра.)

 

Воспевали иные краски —

рай первозданный,

который люди ищут напрасно,

тот рай,

что знают прекрасно

птицы, цветы и ветра.

 

Птицы, цветы и ветра —

благоухающие соцветья,

радужные веера…

 

Иные краски —

краски немеркнущей сказки,

сновидений цветная игра.

 

Все вечера

и с вечера до утра

пели птицы о птичьих красках.

 

Иные краски —

ночные тайны птичьего царства,

цветные тайны радужного пера.

 

Неземные краски —

наяву я увидел чудо —

никому не известные колера.

 

Я знаю, откуда

птицы приносят сказку

и о чем поют до утра.

 

Я знаю, из этой сказки

мои певучие краски

мне принесут ветра.

 

Перевод Н. Горской

 

Мореплаватель

 

 

И снова — море, лишь море

со мною.

(Там не звезда ли

блестит серебром неверным

из дымно-лиловой дали?)

 

А мне темнота сродни

(души не прельстить звездою),

лицом к необъятной мгле

придвинут я вечной мглою.

 

Там, в волнах, — воля моя,

в пустыне морской — надежда,

таинственно населены

темнеющие побережья.

 

Я — больше моря, но ум

ничтожество мне пророчит,

и в мире я одинок

темнейшим из одиночеств.

 

Лишь мгла, единая мгла

довлеет хляби и тверди,

земля одна и вода одна

для жизни. Или для смерти.

 

Перевод Г. Кружкова

 

165. Неизменно только одно [33]

 

 

Сосне посылает пальма

трепетный свет,

и трепетно пальме сосна

шлет свой ответ.

 

Смугло-зеленая ночь

была голубой и зеленой;

«надейся», — мне говорит

лик луны просветленный.

 

Но вера — всегда одна,

неизменно только одно:

в нашей душе живет

то, что свыше дано.

 

Перевод В. Андреева

 

Эта собака

 

 

Голубизна голубых глубин —

в запредельность душа стремится!

Бог лазурный подголубил

все земное своей десницей.

 

Вышина, сошедшая с вышины,

в ладони мои струится;

собака по улицам тишины

проходит Богом лазурнолицым.

 

Однако не сон ли приснился мне?

И эта собака, быть может, снится…

Или я видел ее в вышине,

с Богом лазурным желая слиться?..

 

Перевод Н. Горской

 

С радугой

 

 

Манит меня игра

на арфе в недвижных тучах,

музыка золота и серебра

над вечным сияньем жгучим.

 

В скрещенье этих лучей двойных

я бы думы свои озвучил:

высокую облачность дней моих

с радугой на небесной круче;

 

тебя, негаснущий окоем, —

виденье ночей летучих,

твое отраженье в сердце моем,

мое устремленье к тучам.

 

Перевод Н. Горской

 

Дальше, чем я

 

 

Последние вспышки заката,

за собой вы что увели? —

все мое, что исчезло в небе,

все мое, что взяла земля,

все мои затонувшие корабли?..

 

Что за далью, в этой дали —

дальше моря и неба,

дальше предельных пределов земли?

 

Дальше веков, что во мрак ушли,

дальше грядущих эпох,

дальше смертей и рождений,

распыленных в звездной пыли?

 

Дальше меня и моих озарений,

дальше снов, что быльем поросли,

дальше предбытия и небытия

моего — дальше моей неземли?

 

Дальше, чем я и мое ничто,

дальше, чем я в ничто — на мели

всех никуда, никогда и нигде,

дальше дали самой… и — дальше — вдали?

 

Перевод Н. Горской

 

Сосны вечности

 

 

На запоздалом рассвете

скоро и я в синеву,

за корабельную рощу,

к вечной сосне уплыву.

 

Нет, не под парусом белым.

Вынесет тело волной,

той молчаливой, что сменит

мертвую зыбь тишиной.

 

Там, где свидания вечны,

с солнцем сойдется звезда

и не пришедшего встретит

тот, от кого ни следа.

 

Будет нас пятеро равных

в сетке теней на свету.

Равенства голая сущность

все подведет под черту.

 

Из бесконечного вычесть

так же нельзя, как причесть.

Раз несущественна разность,

все остается как есть.

 

И чтоб душа не смолкала

в их отголоске морском,

вечные сосны сомкнутся

над первозданным песком.

 

Перевод А. Гелескула

 

Извечный кармин

 

 

Этот кармин не иссякнет,

кармин вечерних долин,

карминовая кантата

из глубины глубин.

 

В лиловой ночи необъятной

горит заката кармин;

рядом с рассветом красным

горит заката кармин;

рядом с лазурным полднем

горит заката кармин.

 

Заката карминные волны,

стойкой сосны рубин —

беспредельное умиранье

пламени средь руин.

 

В сердце, тоской объятом,

горит заката кармин;

в сердце карминно-красном

горит заката кармин;

в сердце бесстрастном

горит заката кармин.

 

Никогда не погаснет

небесный костер-исполин,

вечности яркая ясность

за пределом земных долин.

 

Перевод Н. Горский

 

Лучшая ночь

 

 

Я успокаивал долго

и убаюкал как мог,

а соловей за стеною

даже к утру не замолк.

 

И над постелью звенели,

тая, как вешние льды,

самые синие звезды,

все переливы воды.

 

«Слышишь?» — я спрашивал. «Слышу, —

голос, как дальний отлет,

сник и приблизился снова:

— Как хорошо он поет!»

 

Можно ли было иначе

слышать разбуженный сад,

если душа отлетала,

силясь вернуться назад,

 

если с последним усильем

стало светлей и больней

видеть последнюю правду

и потерять себя в ней?

 

Можно ли было иначе

там, на исходе своем,

слышать уже ниоткуда

слитно со всем бытием?

 

перевод А. Гелескула

 

Деревья-люди

 

 

С волнами мглы

пройдя сквозь густой шиповник

(были цветы нежны и круглы),

я прокрался под вечер

туда, где застыли стволы.

 

Одиночество было извечным,

был бесконечным немой простор.

Я деревом стал меж деревьев

и услышал их разговор.

 

Улетела последняя птица

из моего тайника,

только я остался в укрытье,

где клубились темные облака.

 

Я собой не хотел становиться —

я боялся вызвать их гнев,

как дерево чуждой породы

средь народа вольных дерев.

 

И они позабыли мой облик —

облик блуждающего ствола,

и, безликий, я долго слушал,

как беседа деревьев текла.

 

Я первой звезды дождался

и вышел на берег реки,

где играли лунные блики,

невесомые, как светляки.

 

Когда я к реке спускался,

деревья смотрели издалека.

Они обо мне догадались,

и меня забрала тоска.

 

Они обо мне говорили —

сквозь опаловый зыбкий туман

я слышал их добрый шепот…

Как же им объяснить обман?

 

Как сказать, что я только путник,

что им совсем не родня?

И не смог я предать деревья,

что поверили вдруг в меня.

 

Знает полночная тишина,

как я с ними беседовал допоздна.

 

Перевод Н. Горской

 

Самый подлинный

 

 

Как голос самой судьбы,

зовут петухи тоскл