Золотое безмолвие (1911–1913)

Идиллии (1912–1913)

Памятник любви (1913–1916)

 

65

(Апрель)

 

Рамону де Бастерре [24]

 

 

Сад поливают. Свеже пахнет ранней

фиалкою. На лавре орошенном

ликует воробей.

Как хорошо нам,

поэтам, в ожиданье

апреля, словно бога молодого!

 

Душа яснеет вместе с небесами!

И сердце, как гнездо, уже готово

под кротким зтим светом

ожить новорожденными птенцами, —

овеянное розою медовой

и ландышевым цветом.

 

Зеленый лавр мой, сердце молодое,

заря души:

— Так здравствуй, час грядущий!

 

…Не умолкает выводок, поющий

из потаенной кущи,

омытой вешней голубой водою!

 

Перевод Б. Дубина

 

66

 

 

(Деревня)

 

Свежеет ночь, светлея.

 

Луной, уже косою,

белен забор.

 

Соцветия шалфея

под крупною росом

закрылись и почти не шевелятся,

но все душистее.

 

Зеленой дрожью

сквозит звезда из гущины акаций,

катясь во тьму слезинкою глухою…

 

Вращается земля…

 

И в час погожий,

в забытый час привета и покоя,

сама неприхотливость

прекрасна навсегда: и эти кони,

что мягким ржаньем на далеком склоне

зовут друг друга;

и сонный бриз; и нищая излука;

и трель сверчка… Петух звонкоголосый

ударил зорю, пробуждая розы

и высекая первый блик рассветный

в долинах неба…

 

Вифлеем[25] нисходит

в любой закут невзрачный…

 

Цвета почти бесцветны

и как стекло прозрачны…

 

Перевод Б. Дубина

 

67

 

 

(Деревня)

 

Блеял ягненок, малыш-непоседа,

осел, вдохновенно и страстно,

рассказывал что-то соседу.

И пес громогласно

со звездами вел беседу.

 

Я пробудился. И вышел. И слепо

пошел по небесному следу,

по волнам цветочного полотна,

по росному слепку

облачного руна.

 

В мареве теплом неясном

опушка ближнего леса;

горизонт, золотой и атласный,

полон лунного блеска,

как сказочная страна.

 

В груди какие-то всплески,

словно плещет струя вина.

 

Дверцу в сказку я приоткрыл с опаской —

и Младенца в яслях осветила луна.

 

Перевод Н. Горской

 

Благовест

 

 

Глубокий час, сиреневый и синий,

в янтарных теплых звездах!

 

— Плеща колоколами,

как темными крылами,

гудит вечерний воздух. —

 

Прозрачно растекается в низине

каленый ветер горный,

клоками рдеет облачное пламя,

и небеса просторны.

Ангел детства,

такой же светозарный, тихо реет.

 

— Плеща колоколами,

как темными крылами,

округа вечереет. —

 

Последних роз вершится чародейство,

и смутной головою

клонюсь я к саду, к теплым самоцветам,

зелено-голубым за полумглою.

И сердце не печалью,

но золотом и светом

исходит…

Лишь теперь я различаю

грядущий день твой, светлое былое!

 

Перевод А. Гелескула

 

69

 

 

Лишь ветер, затихая,

шумит перед закатом

в моей пустой руине.

Вокруг земля сухая

об урожае снятом

печалится доныне.

 

А ветер так знакомо

другому откликается… какому?

И дышит в этой свежести иная…

Не эту ли прозрачность окоема

я смутно вспоминаю?

 

И свежесть, как душа зеленой птицы,

к долинам вечных песен отлетая,

в моих глазах пустынных золотится

и, вечности прозрачная частица,

пронизывает сердце, золотая.

 

Перевод А. Гелескула

 

70

 

 

(Осень)

 

Деревья — ярче костра

в осенние вечера…

На прибранном этом поле,

в этом сквозном раздолье,

где нет ни души, они

так бесконечно одни!

 

Смешны им наши вопросы!

Нас видят эти колоссы

насквозь — прожигает нас

золото вечных глаз.

Душам нашим в укор

солнечный их убор!

 

Перевод П. Грушко

 

Последний луч

 

 

Луч под вечерней кроной, ты покинут?

 

Твой день ушел, луч под вечерней кроной!

 

Взгляни, малыш — ты слишком заигрался

с ее листвой зеленой!

 

Твой день ушел. Что станется с тобою?

 

…Останься же на этом

листке бесцветном и мои потемки

позолоти навек последним светом.

 

Перевод А. Гелескула

 

72

 

 

Пришел, как жизнь, короткий,

прощальный, тихий вечер.

Конец всему родному…

А я хочу быть вечным!

 

Листву в саду кровавя

и душу мне увеча,

пылает медь заката…

А я хочу быть вечным!

 

Как этот мир прекрасен!

Не задувайте свечи…

Будь вечным этот вечер,

и я да буду вечен!

 

Перевод С. Гончаренко

 

73

 

 

Подай мне, надежда, руку,

пойдем за незримый гребень,

туда, где сияют звезды

в душе у меня, как в небе.

 

Закрой мне другой рукою

глаза и потусторонней

тропинкой веди, слепого.

от снега твоей ладони.

 

Зато мы такие дали

увидим при свете грусти:

под полной луною сердца

любви голубое устье.

 

Меня схорони во мне же

от жара мирской пустыни

и путь протори в глубины,

где недра, как небо, сини.

 

Перевод С. Гончаренко

 

74

 

 

Безудержной волной

была ты и ушла из-под ладоней!

На чьей груди замедлится твой бег

и где замрет он заводью зеркальной —

и ты уйдешь, затихшая, в себя,

в глубь жаркого и сказочного моря?

 

О свежий ключ, который вечно бьет

в тебе и без конца в тебя уходит,

затягивая все, чем истомился,

в оцепенелый свой водоворот!

 

Перевод А. Гелескула

 

75

 

 

О, как же ты глядела!

Казалось,

моя жестокость откромсала веки.

 

И я рванулся, —

из последней дали! —

как тонущий, к живой твоей душе,

на вечный свет — к радушью маяка

на берегу спасительного тела!

 

Перевод А. Гелескула

 

76

 

 

(Оберон — один) [26]

 

Ты мне принадлежала,

как отраженье дерева реке,

и я, не разлучаясь, убегал,

и ты, не разлучаясь, оставалась…

Но стоило подуть однажды ветру

и небу потемнеть, как ты исчезла.

 

Перевод А. Гелескула

 

77

 

 

(Оберон к Титании)

 

Нá море штиль, серебристая ночь

хочет помочь мне развеять унынье.

Путь до тебя и закатов твоих

выстелен сплошь неподдельной синью.

 

Ах, если бы мне

доплыть до тебя на этой луне!

 

Перевод М. Самаева

 

 

Духовные сонеты (1914–1915)

Лето (1915)

 

Ничто

 

 

Высокой мысли башню крепостную

в твоей глуши я выстрою на взгорье,

и сердце с высоты осветит море,

багряной пеной волны коронуя.

 

Я сам затеплю искру золотую,

в моих потемках сам зажгу я зори,

в себе самом, единственной опоре,

обретший мир… А будь это впустую?

 

Ничем, ничем!.. И сердце, остывая,

пойдет ко дну, и крепостные своды,

холодные, застынут нелюдимо…

 

Ты — это ты, весна! Душа живая,

ты воздух и огонь, земля и воды!

…а я лишь мысль и ничего помимо…

 

Перевод А. Гелескула

 

Мимолетное возвращение

 

 

Как это было, как все было, Боже?

— Ты лживо, сердце. Разум, ты в смятенье.

Все было словно ветра дуновенье?

Или на легкий бег весны похоже?

 

Так зыбко было, словно в летней дрожи

пух одуванчика, одно мгновенье

живущего… И так исчезновенье

улыбки в смехе незаметно тоже…

 

Дыханье ветра, одуванчик, крылья

весны июньской, тонкая улыбка…

— о память горькая, пчела слепая! —

 

все перешло в ничто — и без усилья

малейшего… все так легко, так зыбко…

И знать — что ты была, какой — не зная!

 

Перевод В. Андреева

 

Октябрь

 

 

Я наземь лег — и, ярко догорая,

вечерняя заря передо мною

слилась в одно с осенней желтизною

в кастильском поле без конца и края.

 

За плугом борозда, еще сырая,

ложилась параллельно с бороздою,

и пахарь шел, рукой своей простою

в земное лоно зерна посылая.

 

И думал я: настало мое время —

я вырву сердце, звонкое, живое,

вручу земле, пока не отзвенело,

и поглядим, взойдет ли это семя,

чтоб по весне высокою листвою

нетленная любовь зазеленела.

 

Перевод А. Гелескула

 

81

 

 

И сердце в пустоте затрепетало

так залетает с улицы порою

воробышек, гонимый детворою,

в немую тьму покинутого зала.

 

Бездонный мир оконного кристалла

впотьмах морочит ложною игрою,

и птица с одержимостью героя

стремится прочь во что бы то ни стало.

 

Но темный свод отбрасывает с силой

за разом раз, пока мятеж убогий

не обескровит каменная балка.

 

И падает комок, уже бескрылый,

и кровью истекает на пороге,

еще дрожа порывисто и жалко.

 

Перевод А. Гелескула

 

Октябрь

 

 

Сквозь бирюзу речной зеркальной глади

луч золотит замшелые глубины;

по золоту последние жасмины

рассыпались и тонут в листопаде.

 

В зеленом небе, в тихой благодати,

за облаками в отсветах кармина

у края мира высится надмирно

нездешний сад. И дивно на закате.

 

Какой покой! С поблекшего каштана

смеется дрозд. И облако сникает

бескрасочно, и поздняя пчела

сгорает искрой света…

И нежданно

в каком-то вздохе роза возникает,

тоскуя, что еще не умерла.

 

Перевод А. Гелескула

 

Надежда

 

 

Надеяться! И ждать, пока прохлада

туманом наливается дождливым,

сменяет розу колос, и по жнивам

желтеют отголоски листопада,

и с летом соловьиная рулада

прощается печальным переливом,

и бабочка в полете торопливом

теплу недолговременному рада.

 

У деревенской лампы закоптелой

мою мечту качая в колыбели,

осенний ветер шепчет над золою…

 

Становится нездешним мое тело,

и старые надежды поседели,

а я все жду и жду… свое былое…

 

Перевод А. Гелескула

 

84

 

 

Судьба взяла мое сердце

и тебя вложила мне в грудь.

Ты меня не можешь отторгнуть,

я тебя не могу отторгнуть, —

друг без друга нам не вздохнуть!

 

Ты и я, я и ты — это мы с тобою, —

эти звенья не разомкнуть!

Море и небо, связанные судьбою,

небо и море суть.

 

Перевод Н. Горской

 

Июля

 

 

Как мальчик, сытый по горло

учебой, что-то рисует —

без цели и без сюжета,

так и я бездумно тасую

птиц безголосых,

тучу безгрозовую, пустую

комнату без отголосков

и цветы без цвета…

 

…Сколько слов туманных,

произнесенных всуе!..

 

Тоскуют земля и небо,

и я —

тоскую.

 

Перевод Н. Горской

 

86

 

 

Надежду свою, подобно

блестящему украшенью,

из сердца, как из футляра,

я бережно вынимаю;

и с ней гуляю по саду,

и нянчу ее, как дочку,

и, как невесту, ласкаю,

…и вновь одну оставляю.

 

Перевод Н. Ванханен

 

87

 

 

Мое сердце ушло вперед, —

так часы убыстряют ход,

размечтавшись о светлом часе…

 

Но ко мне не явилось счастье:

уломать его не дано

никому из нас — ведь оно

не отметка на циферблате!

 

Хмурой явью заволокло

это суетное число,

обреченное на распятье…

 

Отвожу, объятый тоской,

стрелку сердца на непокой!

 

Перевод П. Грушко

 

88

 

 

Летят золотые стрелы

с осеннего поля брани.

И в воздухе боль сочится,

как яд, растворенный в ране.

 

А свет, и цветы, и крылья

как беженцы на причале.

И сердце выходит в море.

И столько вокруг печали!

 

Все жалобно окликает,

все тянется за ответом —

и слышно: — Куда вы?.. Где вы?.. —

Ответ никому не ведом…

 

Перевод А. Гелескула

 

Выздоровление

 

 

Лишь ты со мною, солнце, друг душевный!

Как пес, ты лижешь кромку одеяла,

и в золотой подшерсток зарываюсь

рукой усталой.

 

И все пережитое

отходит… дальше… дальше!

Я немею

и только улыбаюсь как ребенок,

почти утешен ласкою твоею.

 

Глаз не смыкаешь, солнце,

надежный сторож всех моих падений,

и, заходясь невнятицей и гневом,

бросаешься на тени,

пустые наваждения, безмолвно

грозящие в закатном запустенье.

 

Перевод Б. Дубина