Казаль и «великая буря» в Лионе

 

18 января 1630 года Ришелье прибывает в Лион. Под командованием маршала де Ла Форса армия направилась к Турину, где закрепилась армия герцога Савойского. Ришелье и маршал захватили Риволи. Узнав, что гарнизон цитадели Пиньероло переправлен в Турин, Ришелье решил пренебречь столицей Пьемонта и направиться к Пиньероло, цитадель которого капитулировала 29 марта. Так королевская армия оказалась хозяйкой в городе, стратегическое значение которого было настолько же велико, как и Казаля. Вместе с тем овладение Пиньероло означало, что если король Франции решит сохранить свою добычу, то никакой мир с герцогом Савойским и Габсбургами невозможен.

Как в военном, так и в дипломатическом плане Ришелье оказался на распутье.

 

Единственным реальным решением представляется продолжить наступление в направлении Казаля, но при условии, что Людовик пришлет подкрепления.

Но в Париже Мария Медичи и католическая партия больше, чем когда‑либо, настроены добиться от Людовика XIII отвода войск из Италии и неучастия Франции в Мантуанском деле. По‑прежнему верный делу католицизма, герцог де Гиз пытается составить обширный заговор с участием знати для устранения Ришелье любыми средствами, включая убийство.

 

13 апреля Ришелье представил королю записку, в которой изложил две линии правительственной политики: война за пределами королевства против превосходства Габсбургов в Европе и связанные с этим постоянные угрозы блокады Франции или же восстановление религиозного единства французов путем беспощадной борьбы с гугенотами и претворение в жизнь обширной программы реформ, объявленной Ассамблеей нотаблей в 1627‑м, основные направления которой были определены в Кодексе Мишо.

Кодекс Мишо – это собрание мер, охватывающих все области: правосудие, торговлю, гражданское право, семейную мораль, религию. Название было дано по прозвищу Мишеля де Марильяка, участвовавшего в разработке кодекса. Парламент активно воспротивился принятию этого кодекса, и Марии Медичи, регентше королевства, пришлось употребить всю свою энергию, чтобы заставить его принять. Этот документ был очень важен для католической партии, считавшей, что интересы внутренней политики должны быть выше стремления к активному присутствию Франции в европейских делах.

Ришелье тоже интересовали проблемы внутренней политики королевства. Он принял участие в разработке кодекса. Но будучи реалистом, он не верил, что щедрые реформы сами по себе избавят страну от злоупотреблений. Против мятежных губернаторов, продажных судей, недобросовестных казначеев есть только одно оружие: ежеминутная слежка со стороны безгранично преданных королю и его первому министру людей. Именно поэтому он содержал целую армию шпионов и осведомителей, убежденный, что страх – самое лучшее средство удерживать в пределах обязанностей тех, кто располагает хоть какой‑нибудь властью.

Ришелье считает, что государство может руководствоваться только своими интересами. В международной политике эгоизм является единственным способом выживания. А в том, что касается, в частности, Испании, Ришелье полагал, что двуличие является основополагающей национальной чертой этого народа и что по отношению к Мадриду политика, основанная на доверии, автоматически обречена не провал.

Отправившись в Италию, Людовик XIII показал, к какому выбору он склоняется. Прибыв в Гренобль, он вызвал туда своего первого министра, а Мария Медичи, Анна Австрийская и все министры находились в это время в Лионе. 10 мая в Гренобле послы герцога Савойского и представитель папы, некий Джулио Мазарини, прибыли к Людовику XIII и Ришелье с предложениями о заключении договора, по которому Франция оставила бы Сузу, Пиньероло и Казаль, а Испания и империя в обмен на это согласились бы на перемирие, которое дало бы возможность рассмотреть права герцога де Невэра на Мантую и Монферрато. В общем, от короля требовали, чтобы он отказался от результатов своих побед и бросил герцога де Невэра еще до начала настоящих переговоров. Людовик XIII, Ришелье, маршалы единодушно признали эти предложения неприемлемыми.

Но все‑таки следовало их обсудить на заседании совета, и 11 мая Ришелье отправляется в Лион с отчетом для королевы‑матери и министров. В нем он делает вывод, что сложить оружие можно, только когда будут получены удовлетворительные условия заключения мира. Его поддерживают маршалы, но выступает против хранитель печатей Марильяк. Неожиданно Мария Медичи заявила, что аргументы Ришелье ее убедили. Но сам кардинал в этом не уверен и пытается понять, какие же причины побудили Марию дать согласие на продолжение войны.

Можно выдвинуть две гипотезы. Вполне вероятно, что Мария Медичи делала ставку на состояние здоровья Людовика: он утомлен и болен. Она не думала, что король в состоянии вести военные действия. Поэтому не стоит сопротивляться принятому им решению, тем более что оно не будет выполнено.

Вторая причина состояла в том, что Мария прекрасно видела влияние Ришелье на Людовика. Достаточно было заговорить о сражениях и славе, чтобы взволновать его и склонить на свою сторону. Но она также знала, что настойчивость не является сильной чертой характера короля: с появлением трудностей смелость сменяется отчаянием. К тому же она была уверена в превосходстве военной организации испанцев и императорских войск, что неизбежно приведет к неудачам, и они докажут Людовику XIII, что воевать с таким противником – дело непростое. Так факты опровергнут правильность политики кардинала, что повлечет за собой его отставку.

 

После 12 мая Людовик начал военные действия, и к концу месяца практически все провинции герцога Савойского были захвачены королевской армией. Затем Людовик намеревался перейти в Италию.

Казалось бы, победа над герцогом Савойским опровергала все расчеты королевы‑матери. Но внезапно они нашли свое подтверждение, когда капитулировала Мантуя. Тем временем умер герцог Савойский, но ни его смерть, ни захват Салюса не компенсировали поражения в Мантуе.

В результате этих событий с особой силой разгорелись политические дебаты между Ришелье и его противниками. Мария упрямо не хочет покидать Лион, хотя кардинал хотел бы, чтобы она переехала в Сен‑Жан‑де‑Морьенн или Гренобль. Но королева‑мать под предлогом нездоровья настаивает даже, чтобы к ней приехал Людовик. Здоровье короля все ухудшается, к тому же в Сен‑Жан‑де‑Морьенн появилась чума. Впрочем, король объявил, что ввиду своей болезни он не поедет в Италию.

Несмотря на все усилия Ришелье ситуация только ухудшается. 22 августа он прибыл в Лион, оставив деморализованную неудачами и чумой армию. Казаль капитулировал. Потребовался весь талант Мазарини и доброе расположение нового герцога Савойского, женатого на сестре Людовика XIII, чтобы перемирие, заключенное 8 сентября, оставалось в силе до 15 октября. Оно позволило Франции перевести дух и начать в Регенсбурге, в Германии, переговоры с императором с целью заключения мира.

 

Конференция в Регенсбурге началась в обстановке, далекой от той, на которую надеялся Ришелье. Испанские генералы Спинола и Коллато захватили Мантую и город Казаль. Франция удерживала только Пиньероло и цитадель Казаля. Страна была истощена, а здоровье короля ухудшилось настолько, что 30 сентября 1630 года Людовика XIII считали покойником. Во всех церквях возносились молитвы за упокой его души. Гастон Орлеанский видел себя уже королем Франции, а Мария Медичи набирала новое правительство. Ришелье был готов бежать, чтобы предупредить неизбежную немилость и преследования его врагов.

Но вдруг, во второй половине дня 30 сентября произошло чудо. Сам по себе вскрылся кишечный нарыв, вызвавший болезнь короля, и вскоре он почувствовал себя лучше. Но Мария Медичи не отступила и начала добиваться, чтобы король, находящийся между жизнью и смертью, пообещал ей и Анне Австрийской, которая к ней присоединяется, расстаться с Ришелье.

Выздоровление короля спасло политику Ришелье в тот момент, когда последний в это верил меньше всего, и в корне изменило ситуацию. 23 сентября умер Спинола, а таланта и авторитета нового генерала дона Гонзальво де Кордова оказалось недостаточно. В Сен‑Жан‑де‑Морьенн с наступлением осени исчезла чума, и восстановленная армия была готова вступить в бой после прекращения перемирия. 13 октября чрезвычайные послы Франции в Регенсбурге заключили мирный договор, по которому император обязался передать инвеституру герцогу де Невэру в двухмесячный срок, французы должны были оставить цитадель Казаля, а испанцы – город Казаль. Герцогу Савойскому возвращались все его территории кроме Пиньероло и Сузы, остававшихся в распоряжении сил Людовика XIII.

Но кардинал, против всякого ожидания, решил не соглашаться на мир в формах, определенных в Регенсбурге. Он отдал приказ армии двигаться в направлении Казаля. Резкое столкновение с Марией Медичи во время совета не изменило его мнения. 26 октября французские войска готовились атаковать укрепления испанцев, как вдруг возник Мазарини с последними предложениями противника: армия генерала Кордовы оставит город Казаль, если французы согласятся безотлагательно освободить цитадель; герцог де Невэр немедленно получит инвеституру герцога Мантуанского и вступит во владение Казалем и остальными территориями Монферрато, которые освободят испанцы.

Маршал де Ла Форс согласился заключить договор на этой основе, о чем и сообщил кардиналу, выразив свое восхищение его прозорливостью, когда он отказался от Регенсбургского мира.

 

День одураченных

 

Двор возвратился в Париж. Мария Медичи обосновалась в Люксембургском дворце, Ришелье – в Малом Люксембурге, которым он был обязан щедрости королевы‑матери. Из‑за строительных работ жить в Лувре было нельзя, и Людовик поселился во дворце чрезвычайных послов, бывшем особняке Кончини. Скорее всего, Мария добилась от короля, что он примет решение по поводу вероятной отставки Ришелье в ближайшие же дни.

В монастыре кармелиток проходили таинственные встречи, на которых составлялся перечень претензии к Ришелье: проявления непотизма – в основном это касалось племянницы кардинала мадам де Комбале, ставшей камерфрау королевы. Была составлена опись имущества кардинала и сделаны попытки доказать, что в основе его состояния лежат расхищения государственной казны.

Ришелье прекрасно осознает возбуждение, царящее в окружении королевы‑матери. Он понял, что стал Ставкой в ожесточенной политической битве, и снова просит об отставке. И снова Людовик ему отказывает, впрочем, как и Мария Медичи – ее удовлетворит только отставка со скандалом. В начале ноября он пишет королеве‑матери торжественное письмо, в котором просит изложить ему свои упреки, даже если ему придется уйти в отставку после последнего объяснения.

Это письмо останется без ответа. Ход событий ускоряется, и Мария как можно быстрее пытается добиться отставки своего бывшего фаворита. Ришелье в своих Мемуарах описал кульминационный момент наступления на него со стороны королевы‑матери: «10 ноября (с тех пор этот день называют Днем одураченных), как только она увидела короля, то заявила ему, что больше не желает видеть в своей свите ни кардинала, ни его родственников или друзей, которых она немедля увольняет… Она отказалась присутствовать на Совете короля, когда там будет кардинал, и никакие просьбы короля не помогли изменить ее решение».

 

Существует несколько версий событий знаменитого Дня одураченных. Скорее всего, кризис, известный под таким названием, проходил в три этапа – 10, 11 и 12 ноября 1630 года.

10 ноября шло заседание совета в Люксембургском дворце в спальне королевы‑матери. Ришелье, который всеми силами пытался быть приятным Марии Медичи, предложил назначить Луи де Марильяка главнокомандующим войск в Италии. Его предложение принято, но нисколько не смягчило королеву‑мать, которая ни слова не сказала до конца совета. После заседания она задержала Ришелье и заявила, что лишает его всех должностей в своей свите – суперинтенданта свиты королевы, главы ее совета и высшего духовного лица при своей особе. Она решила также отказаться от услуг всех тех, кто был назначен на должности по рекомендации кардинала.

Вечером 10 ноября при дворе уже обо всем знали, и Людовик XIII решил на следующий день устроить встречу свою, королевы‑матери и Ришелье с целью последнего объяснения. Король все еще надеялся, что его мать передумает. Во всяком случае, он хотел ограничить ссору рамками личных отношений Марии Медичи и Ришелье, не касаясь политической деятельности Ришелье. При дворе все почувствовали, что решается судьба кардинала, и истолковали лишение его должностей как прелюдию к его отстранению от управления. Поздним вечером 10 ноября Ришелье понял, что придворные отворачиваются от него.

 

На следующий день, 11 ноября, утром, должна была состояться организованная королем встреча. Около 11 часов Ришелье явился в переднюю апартаментов королевы, но ему запрещено входить в ее покои, где беседуют королева и Людовик XIII. Ришелье впервые оказался в такой ситуации. Решив не настаивать, он попытался пройти через прилегающую галерею, но столкнулся с таким же запретом. Пройти в комнату королевы можно еще из часовни по потайной лестнице в колонне. Около четверти двенадцатого Ришелье внезапно появляется в спальне Марии Медичи, где она оживленно беседует с Людовиком XIII.

Ошеломленная Мария Медичи прерывает страстную тираду. Воспользовавшись внезапностью своего вторжения, Ришелье спросил ее тоном обвинителя, уж не о нем ли шел разговор. «Нет», – ответила сначала Мария Медичи, но взяв себя в руки, заявила, что именно о нем она говорила «как о самом неблагодарном и злом из людей». Она заявила ему о своем бесповоротном решении исключить его из своей свиты и желании больше никогда его не видеть. Она добавила, что если король собирается оставить его в своем совете, то пусть знает, что ее ноги там больше не будет. Людовик XIII робко вмешался, чтобы сказать Ришелье, что он по‑прежнему ему доверяет, но просит на несколько дней уехать в Понтуаз, чтобы за это время он все уладил.

Пока король говорил с кардиналом, последний, обливаясь слезами, упал к ногам королевы и, целуя край ее платья, умолял ее простить ошибки, которые он мог совершить по отношению к ней, но он все‑таки не понимает, в чем они состоят. Мария Медичи не дрогнула и нисколько не разжалобилась, а обвинила его в том, что он устроил комедию, крича, что все прекрасно знают, что он в состоянии лить слезы, когда захочет.

Кардиналу оставалось только уйти. Он низко кланяется королю, но тот проходит мимо, делая вид, что его не замечает. Это доказывало немилость, и Ришелье думал только о подготовке своего отъезда.

Придворные, присутствовавшие при этой сцене, нисколько не сомневались в том, что кардинал попал в немилость. Людовик XIII ничего не сказал Марии о своих намерениях, поэтому она торжествовала и готовила повое правительство с Марильяком в роли первого министра.

Вернувшись в малый Люксембургский дворец, Ришелье готовится уехать в Понтуаз, а оттуда в Гавр, который может предоставить ему безопасное убежище, а мадам де Комбале – к кармелиткам в пригород Сен‑Жак, где она собирается закончить свои дни. Но кардинал получил приказ от короля этим же вечером прибыть в Версаль, в охотничий павильон, где король любит отдыхать от суеты парижской жизни. Впрочем, такой же приказ был дан канцлеру Марильяку. Ришелье не знал, как поступить: ехать в Гавр или следовать приглашению короля? Один из немногих друзей Ришелье, кто остался ему верен, кардинал де Ла Валет посоветовал ему ехать в Версаль, хотя бы для того, чтобы проститься с королем, и добавил, чтобы его убедить: «Кто выходит из игры, проигрывает ее».

Перед тем как ехать в Версаль, Людовик переодевается в особняке на улице Турнон. Он настолько взволнован, что когда он снимает камзол, от него отлетают все пуговицы.

 

Вечером в Версале Людовик XIII принимает Ришелье. Кардинал предлагает удалиться в свой замок, но король подтверждает, что намерен оставить его первым министром и, несмотря на глубочайшее уважение к матери, «он еще более обязан своему государству».

Далее король вызывает в Версаль министров и государственных секретарей, кроме канцлера де Марильяка, которому предлагает отправиться в деревушку Глатиньи неподалеку от Версаля. Канцлер прекрасно понимает, что это значит, и сжигает все свои бумаги. Глубокой ночью в Версале собирается совет, на котором Людовик XIII заявляет, что решил покончить с интригами, которые вот уже год ведутся против кардинала. Он намерен расстаться с канцлером де Марильяком и арестовать Луи де Марильяка, только что назначенного главнокомандующим войск в Италии. Хранителем печатей стал г‑н де Шатонеф.

Ранним утром 12 ноября в Париже стало известно, что предполагаемое отстранение кардинала вылилось в итоге в утверждение его в должности и закончилось поражением его врагов. Король поручает сообщить королеве‑матери принятые им решения и причины, по которым он намерен оставить Ришелье. Людовик XIII добавил, что просит Марию Медичи забыть то, что в порыве гнева она говорила во время бурной встречи 11 ноября, и согласиться заседать в его совете, ограничиваясь выражением вежливого безразличия по отношению к Ришелье.

Но королева‑мать не собирается менять своей точки зрения и заверяет, что больше не будет принимать участия в управлении, раз ее враг остался в своей должности. Было ли это решение окончательным? 19 ноября Мария Медичи и Людовик XIII встречаются в Сен‑Жермен: королева‑мать твердит, что не собирается больше встречаться с Ришелье. На следующий день, принимая делегацию парламента, король заговорил о поведении королевы‑матери и заявил: «Вы знаете, куда завело озлобление мою матушку, королеву, против господина кардинала. Я чту и уважаю свою мать, но хочу помогать кардиналу и от всех его защищать».