Суд и смерть Леоноры Галигаи

 

Леонора Галигаи не особенно взволновалась, узнав о смерти своего мужа. Нам уже известно, как Мария Медичи удовлетворила ее просьбу о защите. Леоноре больше не на кого было рассчитывать. Прежде всего она подумала о своих драгоценностях. Она сознавала, что в падении королевы есть и ее вина: «Бедная женщина, я ее погубила!» – якобы сказала она, когда к ней в комнату ворвались гвардейцы Витри. Они забрали драгоценности, бумаги и арестовали ее. 28 апреля Леонора будет переведена в Бастилию, а 11 мая – в Консьержери, где состоится суд.

Драгоценности Леоноры, захваченные Витри, оказались у короля, который подарил их Анне Австрийской.

Людовик XIII приказал составить опись имущества Леоноры. Состояние Леоноры было огромным: она лично владела маркизатом Анкр, особняком на улице Турнон, поместьем Лезиньи и крупными суммами в разных банках Парижа, Лиона, Рима, Флоренции, Антверпена. Венецианский посол говорил о состоянии 15 миллионов ливров – сумма, равная трем четвертям годового бюджета Франции, не считая драгоценностей и серебряной посуды на миллион ливров. Было условлено, что Людовик XIII отдаст все имущество Кончини Люиню. Маршал был мертв, и Люинь мог располагать его должностями и титулами. Но Леоноре принадлежала основная часть состояния, и она была жива. Поэтому необходима была конфискация имущества. Это означало смертный приговор. Людовик XIII, желавший окончательно разделаться с Кончини, легко согласился на это решение, подсказанное Люинем.

 

Но в результате следствия Люиню стало ясно, что собранных данных недостаточно, чтобы приговорить Леонору к смерти. Тогда он решил обвинить ее в колдовстве.

9 мая Людовик подписал указ о начале следствия.

Сначала судьи рассматривали финансовые махинации. Бумаги, сохраненные Леонорой, доказывали их размах и выявили причастность к ним Марии Медичи, которая, по крайней мере, прикрывала их своим авторитетом.

Второй пункт обвинения касался вмешательства Кончини в государственные дела. Действительно, в 1616 году Леонора способствовала отставке бывших министров Генриха IV и их замене на более послушное правительство. Но из документов ее процесса становится ясно, что она редко вмешивалась в собственно государственные дела – ее больше занимали домашние.

Леонору попытались обвинить в причастности к убийству Генриха IV, но и это обвинение, как и предыдущие, оказалось несостоятельным и не могло стать основанием для смертного приговора.

Тогда Люинь решил через Бельгарда напомнить судьям об их долге и заставить рассмотреть обвинение в колдовстве: Леоноре вменяли в вину то, что при ней находились врачи‑евреи и она прибегала к помощи колдунов.

Врачом Леоноры с сентября 1612 года до его смерти в декабре 1616‑го был португальский еврей Филотей Монтальто. В то время каббалистика, магия и колдовство считались единым целым, поэтому в происхождении Монтальто судьи могли найти основу, на которой будет строиться обвинение в колдовстве.

Подтвердить виновность в колдовстве должно было обвинение в использовании ритуалов заклинания злых духов. Леонору обвиняли в том, что она вызвала из Нанси в Париж монахов‑амвросианцев, устраивающих странные ночные молебствия. Исповедника королевы отца Роже обвинили в принесении в жертву петуха, что было серьезным обвинением – его было достаточно, чтобы отправить на костер десятки людей. Но отец Роже доказал, что история с петухом была чистой выдумкой и уточнил, что амвросианцы из Нанси используют только очистительные ритуалы, должным образом утвержденные и разрешенные церковью.

Все это оказалось не слишком убедительным, и за неимением солидных доказательств оставалось обвинить Леонору в участии в шабаше ведьм. Леонора не смутилась – доказательств и признаний не последовало. Некоторые судьи в таких условиях отказались поддаваться нажиму со стороны Люиня и его друзей. Но судьба Леоноры была решена еще в первый день, поэтому суд обязан был вынести смертный приговор.

 

8 июля суд вынес смертный приговор, осудив вдову Галигаи за преступление против Бога; ей будет отрублена голова, сожжена вместе с телом, а пепел развеян. Леонора была готова к изгнанию из Франции, но совсем не ожидала смертного приговора. Выслушав приговор и получив отпущение грехов, она села в телегу, которая повезла ее на Гревскую площадь.

Огромная толпа встретила ее враждебными выкриками: «Дьяволица! Ведьма!» Леонора, твердо ступая, поднялась на эшафот и громко сказала, что прощает короля, королеву и весь народ. Теперь все запели Salve Regina. Палач срезал ей воротник рубашки, завязал глаза. Одним ударом отрубил голову и бросил в костер, пылавший около эшафота.

Ришелье в Мемуарах свидетельствует, что она удивила всех своим мужеством, а зеваки из толпы, во всяком случае, многие, стали оплакивать ее судьбу.

Людовик XIII предпочел в этот день уехать из Парижа, но, вернувшись, не мог найти покоя даже ночью: рассказ о казни, повторенный несколько раз придворными, постоянно всплывал в памяти.

 

Люиня угрызения совести не мучили. Он получил все имущество Леоноры, правда, когда общество выразило свое неодобрение, избавился от особняка на улице Турнон. Часть сумм, помещенных за границей, Люинь смог получить только после бесконечных переговоров, а от другой части ему вообще пришлось отказаться.

11 сентября 1617 года Люинь женился на очаровательной Марии де Роан‑Монбазон – триумф «короля Люиня», который сыграет главную роль на французской политической сцене в ближайшие четыре года. Для Марии Медичи это будет тяжелое время.

 

 

Глава XI

ПРАВЛЕНИЕ ЛЮИНЯ

 

Люинь

 

Шарль д’Альбер де Люинь менее всего подходил для выполнения тех функций, которые ожидали его при Людовике XIII. В момент государственного переворота ему было 39 лет. Краснобай, как и все южане, но известный трус. Тем не менее в то время Люинь был единственным, кому доверял Людовик. Кончини пал, и его час пробил.

 

Один фаворит сменил другого. Однако Люинь предан своему повелителю. Когда король болен, он ночь напролет сидит у его постели. Затруднения с речью только усилили природную сдержанность короля – от этого он кажется робким, но, разговаривая с Люинем, изливает тому душу. Это его наперсник, друг, их отношения прямые и очень простые. Злые языки утверждали, что Люинь – «миньон» короля, который ему ближе, чем Анна Австрийская. Посол Венеции заметил, как «необычайное внимание и любовь» король проявляет ко всему, что говорит г‑н де Люинь, поскольку «хорошо только то, что делает он». Мария Медичи, выведенная из себя его влиянием на ее сына, называет фаворита не иначе как «демон, который овладел королем, делая того глухим, слепым и немым».

Люинь красив, даже его враги признают его очарование и обольстительность. Он очень привязан к королю и ревниво относится к любому, кто хотя бы делает попытку заменить его при Людовике.

 

По словам его врагов, Люинь имел шесть недостатков: бездарен, чересчур тщеславен, скуп, нерешителен, никогда не держит слово и отличается полным отсутствием смелости. Все это правда. В 1621 году, когда Люинь управлял страной уже четыре года, нунций Корсини говорил о нем, как о неспособном разобраться в государственных делах, поверхностном, слабом, единственно стремившемся защищать свои личные интересы и увеличивать собственное состояние. Посол Англии говорил о невежестве, посол Венеции – о неразумности, легкомыслии, если не сказать – глупости. Герцога де Роана возмущали «предательство и вероломство его низкой души».

 

Как и Кончини, Люинь быстро разбогател. Его состояние огромно. Друзья Люиня советовали ему быть более сдержанным и не пытаться всюду совать нос. Но человеку безрассудному трудно следовать такому совету: несмотря на доброту короля, он все‑таки выведет его из себя своим невежеством.

 

Несмотря на возвращение бывших министров, правление Люиня стало продолжением семи лет нестабильности, волнений и злоупотреблений, которые переживала Франция во времена Кончини.

 

Государственные мужи

 

Люиня окружали две группы людей: приближенные и министры. Первую составляли те, кто вместе с Люинем входил в малый совет короля и готовил государственный переворот 24 апреля 1617 года: оба брата фаворита – Кадене и Брантес, его кузен барон де Моден, но главное – активный Дежеан. Правда, братья и кузен – люди малозначительные – были больше озабочены увеличением собственного состояния, чем государственными делами.

Единственный, кто имел опыт ведения государственных дел, – это Дежеан. Желая выяснить мнение французского правительства по тому или иному вопросу, просили аудиенции у «Люиня и Дежеана». Великий труженик уходил из Лувра после полуночи. Активный и умный, рассудительный, он становится одним из вдохновителей политики, которая велась от имени короля Франции, достаточно ловким, чтобы сделать из Люиня своего друга. Доверие Люиня ударило ему в голову, и Дежеан пишет не задумываясь королю напрямую. Он так и не вошел в правительство окончательно, но все знают о его всемогуществе. Власть сделала его жестоким, высокомерным и грубым. Он хладнокровно провоцировал Люиня на ошибки.

Слишком самоуверенный, Дежеан принимал решения, даже не позаботившись ставить в известность Люиня. В декабре 1618 года Люинь был вынужден просить его не появляться больше в совете. Но в итоге его отстранение от власти стало просто необходимым в интересах правительства.

 

Главную роль в управлении страной играл Совет короля. Впрочем, Люинь, осознавая свою слабость, в день убийства Кончини призвал, как известно, бывших министров Генриха IV. Самым значительным из всех был Вильруа: человек уважаемый и прекрасно разбиравшийся в людях и делах, сторонник союза с Испанией, склонный, тем не менее, к компромиссу и как говорили, продажный. Увидев его 24 апреля 1617 года, Людовик XIII воскликнул: «Отец мой! Я теперь король, не бросайте меня!» Но Вильруа недолго будет участвовать в правительстве Людовика XIII: он умрет 12 ноября 1617 года.

Место Вильруа займет канцлер Сильери. Как и Вильруа, он благосклонно относится к Испании и предпочитает компромиссы. С конца 1617 года именно он будет отвечать за политику правительства Франции.

Сильери ввел в состав правительства своего сына Пюизье, который контролировал целиком все иностранные и военные дела и имел больше, чем любой другой, полномочий в правительстве. Но он был всего лишь тенью своего отца – старого канцлера.

Хранитель королевских печатей дю Вэр и суперинтендант финансов Жаннен воплощают собой преемственность политики, выступая за наведение порядка в финансах и пытаясь победить порывы и капризы Люиня, скрывающие его врожденную нерешительность. Полезные в повседневном управлении делами, они оказываются ничтожными, когда надо принимать значительные решения.

 

Так кто же на самом деле главный в правительстве? Кто допустил, что Мария Медичи дважды выступила против сына? Кто разжег протестантские войны? Из‑за кого от Франции отвернулись Германия и Италия? Скорее всего, виновата сама система правления. Чрезмерные полномочия вкупе с отсутствием политического опыта превратили Люиня в игрушку Дежеана. Исчезает Дежеан, возникает тандем Сильери – Пюизье. Но при этом появляется новый фактор: личность Людовика XIII, которого интересует только несогласие с протестантами.

 

Людовику XIII требовался наставник. Сначала он думал, что нашел его в лице Вильруа, но тот слишком скоро умер, Люинь в этой роли, к несчастью, бездарен. Отсюда – непоследовательность, поспешные решения, а позже – согласие помирившегося с матерью Людовика XIII править с ней вместе, когда Мария Медичи вернется в Совет короля, и включение Ришелье в состав правительства.

 

Политическая ситуация в королевстве – как внутри, так и за его пределами – ухудшалась день ото дня. Из‑за проблем Германии и Вальтелины Франция лишится результатов многолетних усилий по подрыву могущества Габсбургов и сохранению равновесия в Европе. Внутри страны борьба с протестантами окажется тоже безрезультатной.

 

«Пражская дефенестрация»

 

В XVII веке Богемия играла роль первостепенной важности в поддержании политического и религиозного равновесия в Европе. Со своими присоединенными провинциями Силезией и Моравией Богемское королевство входило в состав Священной Римской империи. Ее король был одним из семи курфюрстов императора. Но сама страна не была немецкой: большинство населения составляли чехи, а протестантство было главной религией, хотя корона по традиции передавалась государю из семьи Габсбургов, следовательно, католику, и католическое дворянство оставалось очень влиятельным.

В начале XVII века в Богемии было относительно спокойно. Рудольф II Габсбург, король Богемский и император Германский, подписал нечто вроде Нантского эдикта – «Письмо Его Величества».

Рудольф II умер в 1612 году, не оставив прямого наследника, его преемником стал брат Матвей, тоже не имевший сына. Ожидалось, что ему унаследует один из Габсбургов – эрцгерцог Фердинанд Штирийский, кузен Рудольфа и Матвея, бывший воспитанник иезуитов, умный, деятельный и ревностный католик. На него возлагали большие надежды папа, Мадридский двор, иезуиты.

Еще при жизни король Матвей созвал Богемские штаты и предложил назначить его преемником эрцгерцога Фердинанда Штирийского. Штаты это предложение утвердили. После этого избрание Германским императором явилось простой формальностью и обеспечивало бы само собой еще и корону Венгрии.

Но непредвиденная неприятность все испортила.

В мае 1618 года Матвей запретил созыв ассамблеи Защитников веры, но протестанты на этот запрет внимания не обратили: 21 мая депутаты все‑таки собрались. Им оказал сопротивление регентский совет, правивший Богемией в отсутствие Матвея, находившегося в Вене. Особенной стойкостью отличались два дворянина‑католика – Славата и Мартиник. 22 мая начались демонстрации протестантов на улицах. 23‑го утром сотни протестантов захватили королевский дворец в Праге и потребовали у Славаты и Мартиника разрешения на проведение ассамблеи. Депутаты повторили отказ, и тогда возбужденная толпа схватила их и выбросила из окон дворца в ров. Никто не пострадал, но «пражская дефенестрация» (выбрасывание из окна. – Прим. ред.) стала началом настоящего бунта протестантской Богемии против католического суверена. Регентский совет заменен на Директорию из 30 членов, которая берет власть в свои руки.

Видя, что бунт усиливается, Матвей сначала пытается найти компромисс, а потом решает послать против мятежников армию. Столкнувшись с войсками Директории, армия отступила. Богемские штаты торжествовали. Тем временем внезапно умирает Матвей (март 1619‑го), и штаты, отказавшись признать Фердинанда королем Богемии, объявили престол вакантным. С этого момента дело вышло за пределы Богемии и даже Германии и стало европейским.

 

Соединенные провинции, как и следовало ожидать, приветствовали восстание чехов и выразили готовность оказать чешским протестантам помощь в борьбе против Габсбурга‑католика. В протестантской Англии общественное мнение поддерживало чехов, а королевское правительство проявило сдержанность: Яков I не хотел ссориться с Испанией, а мадридские Габсбурги в случае конфликта немедленно стали бы на сторону Габсбургов венских. Кроме того, у него начались трудности в отношениях с парламентом, которые впоследствии, при Карле I, приведут Англию к революции, гражданской войне и казни короля. В богемском деле Яков I реагирует, прежде всего, как суверен.

Во внешней политике Франции еще со времен Генриха IV королевское правительство поддерживает государей протестантов, стремясь ослабить Габсбургов. Поэтому бунт в Богемии мог бы только радовать. Но политика Генриха IV – это не обязательно политика Людовика XIII, который считает, что интересы католической религии – прежде всего. С другой стороны, он полагает, что бунт богемских протестантов может иметь тревожные последствия во Франции, и в конце концов откровенно враждебно настраивает себя по отношению к чехам.

Даже в Германии мнения разделились. Некоторые князья‑протестанты не проявили особого энтузиазма: чехи, их братья, – прежде всего бунтовщики, за что следует судить. Единственный кто из князей‑протестантов открыто и честно выступил в защиту мятежников, курфюрст Пфальцский Фридрих V, был избран королем Богемии 26 августа 1619 года и несмотря на советы Франции принял этот титул.